Читать книгу Бегство. Сборник коротких рассказов - Сергей Родин - Страница 5

Когда я смотрю на людей, я вижу их внешние оболочки, которые шагают по мостовым, улыбаются, радуются и корчат рожи. Люди стали своими собственными оболочками – испарения их мыслей вертятся вокруг инертной груды материи.

Я стою посреди людского потока. На мне черный сюртук, в моих руках фамильная трость, мои волосы напомажены и приведены в порядок, мое лицо гладко выбрито и глаза глядят из глубины глазных впадин. Кроме сюртука, на мне мое тело. Мое тело дышит; я чувствую прикосновение белой накрахмаленной рубашки, чувствую, как пальцы едва заметно дрожат, сжимая трость. Мой ум мечется от одного чувства к другому: от обоняния к осязанию, от осязания к вкусу дыма во рту, от вкуса к созерцанию длинной, заполненной народом улице, которая освещена заходящим солнцем, чьи лучи пробиваются сквозь мягкий шелк городских туманов – прозрачных, невесомых, едких, трепещущее-сладких, ослепительных. Солнце садиться, высокие башни домов, дворцов и соборов похожи на темно-синие силуэты, парящие в его бархатном свете. Улица полна людей. Они идут прочь от дневного светила, навстречу надвигающейся ночи, которая уже смотрит, шириться изо всех углов, подворотен и маленьких боковых улочек. Ночь уже набирает силу под мостами.

Я стою неподвижно и смотрю на людей. Совсем как животные они думают только об одном – об удовольствии. Они, закованные в темницы своих собственных тел, спешат удовлетворить любые потребности сковывающих их коконов. Господи! Милосердный!

Я вспоминаю, как вчера видел смерть. Человек сбросил свое высохшее старое одеяние и оставил его на пороге трактира. Он был испуган, он получил свободу. Я с ужасом наблюдал за ним: за узником, слишком долго прожившим в тюрьме, и теперь в отчаянии, протягивающем к ней руки, не зная, что делать. Я увидел всю его жизнь, половину из которой он провел в трактире, а половину на полях, зарабатывая на трактир. Светлые линии перемешивались с темными и тянулись к нему, тянулись. Жизнь его была как сон, полный опьянения, полный кровавого вина, полный жизненной требухи, которой требовал ненасытный аппетит его чувств. Я усмехнулся. Я знал, что испуганный человек, обретший свободу, скоро потеряет ее по своей воле – часовой механизм мироздания повернется неслышно, невидимо, мгновенно перемалывая миллионы живых существ, и человека засосет в новое тело, которое начнется вместе со спермой неведомого отца через сотни или тысячи лет, в странах, которых еще нет на картах. Человек попадет во влажное лоно и начнет развиваться – на него будет наслаиваться одна оболочка за другой, пока вместе с кровью и слизью он не будет выброшен в холодный воздух внешнего мира. В этом внешнем мире им будут управлять либо его рецепторы, либо его ум, либо его неверное представление о себе, либо все это вместе. Я покрылся холодным потом, когда представил себе все это, и мне захотелось закричать, глядя на беспомощного человека, чье вторичное тело, сотканное из тонких и неведомых тканей, медленно исчезало и таяло. Мне захотелось закричать, но звуки застыли у меня в горле, превратившись в чугун.

Передо мной бурлит людской поток. Солнце уже село. Очнувшись от воспоминаний, я начинаю медленно двигаться к далеким полям, через улицы и площади города животных.