Читать книгу Озеро. У источника власти - Сергей Саканский - Страница 2

Арсеньев не сразу понял, что эта деревня выглядит как-то неправильно, а если бы понял, то взял бы свою девушку за руку и бросился бежать с ней – хоть до ближайшей станции, хоть домой, в Брянск, да хоть на край света – от всего этого ужаса, который им предстояло здесь пережить.

А пока настроение у них было самое радостное. Они вырвались из города, полные желания любить друг друга вдали от людской суеты, и бодро шли рядом, деловито подтягивая ремни своих рюкзаков и переглядываясь с хитрыми улыбками.

День был солнечный, деревня, куда они вошли по асфальтированной дороге со станции Лаховка, таяла в голубом мареве, уходя вдаль двумя линиями дворов. На въезде в деревню асфальт кончался, переходя в неширокую травянистую улицу. Ступив на упругую зелень, Арсеньев ощутил легкий удар, будто разорвал грудью невидимую паутину. Казалось, сам воздух в деревне был прохладнее, чем на раскаленной дороге…

– Что-то здесь не так, – сказала Юля, внезапно нахмурившись.

– О чем ты? – удивился Арсеньев, оглянувшись по сторонам.

– Типа… – Юля тоже осмотрелась. – Не нравится мне это место.

У колодца она остановилась и сбросила свой рюкзак на траву. Арсеньев сделал то же самое.

– Вот, например, ведро…

– Ну, и что же с ведром?

Предмет, на который указала девушка, не вызывал у Арсеньева никаких подозрений.

– И лопата…

– А что с лопатой?

– Не бывает таких ведер и таких лопат, – твердо сказала Юля. – Какие-то они… Огромные!

Теперь Арсеньев и сам это заметил. Ведро выглядело действительно больше обыкновенного: бельевой бак, а не ведро. И лопата, стоявшая у колодезного сруба, была явно не заводского производства – пятимиллиметровая сталь, скрученная и свинченная болтами, а черенок лопаты… Да он был просто хорошей жердью в руку толщиной!

– Гм! – сказал Арсеньев. – Похоже на какую-то декорацию. Для великана.

– А тут и живут великаны. Вон, какие большие у них хазы. Двери большие и окна. И потолки внутри, я мыслю, высокие – метров пять.

– Ну, скажешь! Три с половиной где-то… Но и такое для обычной деревни странновато.

– Хорошо. Если бы, например, здесь были маленькие дома, и все было маленькое – ведра, лопаты… Тогда бы мы подумали, что в деревне живут карлики. И в этом не было бы ничего удивительного. И ничего страшного…

– И так нет ничего страшного, – резюмировал Арсеньев. – Наверное, здесь все жители – родственники, и у них такая порода. Все они высокого роста, крупные…

Но Арсеньеву вовсе не казалось убедительным собственное объяснение. Чего-чего, а встречаться с каким-то великаном в этой глуши он не собирался.

И тут они увидели его…

Человек вышел из дома, стоящего в отдалении на невысоком пригорке, тут же поставил на колоду березовую чурку и поднял с земли топор. Взмах, и чурка раскололась на две дольки. Человек поставил дольку на колоду и снова махнул топором. Обычно, буднично… Ничего особенного, казалось, не было в этом зрелище…

Юля схватила свой рюкзак, молча накинула на плечо.

– Идем отсюда!

Арсеньев накинул свой, пошел рядом с Юлей, которая быстро сорвалась с места.

– Да не бойся ты! – сказал он. – Просто большой человек и все.

– А я и не боюсь. К тому же, мы ведь не этой в гребаной деревне собрались жить…

В ее голосе прозвучала нежность. Слово жить неожиданно блеснуло своим вторым смыслом. И опять он увидел этот хитрый взгляд…

Арсеньев оглянулся через плечо на пригорок, где работал дровокол. Издали трудно было оценить его размеры, но, если соотнести все присутствующие предметы с домом, затем предположить, что дальний дом такой же большой, что и ближние… Получалось, будто и топор, и колода, и сами дрова были, по меньше мере, в полтора раза больше нормального. Казалось, что этот человек метра три ростом! И лицо у него какое-то странное – слишком белое, что ли…

Но к чему думать об этом? Чушь какая-то: в деревне живет клан великанов. Почему-то никакой информации об этом нигде не было, хотя, падкие на такие диковинки журналисты вряд ли прошли бы мимо подобного феномена.

– И по телеку о них ничего, – Юля будто услышала мысли Арсеньева, что его так порадовало…

Прекрасная девушка! Немного своенравная, не очень образованная, но… В конце концов, он ведь не всю жизнь собрался с нею провести!

– А ну их в… – выругалась она, что иногда ей очень даже шло.

– Точно! Ну их еще и на… – подыграл Арсеньев.

– А если, например, – озабоченно проговорила Юля, – все совсем наоборот? Не они выросли, а мы почему-то уменьшились?

– Ага! – рассмеялся Арсеньев. – И вся наша одежда уменьшилась. И рюкзаки, и палатка. Просто мы прошли сквозь какую-то аномальную зону. И вот эти сигареты…

Он достал пачку «Мальборо», прикурил на ходу две штуки, одну протянул Юле. Та приняла изящную отраву с легким поклоном.

Наконец, они вышли из деревни и оказались на лесной опушке. Здесь царил зной, жужжанье, стрекот…

– И куда дальше? – спросила Юля.

– В лес, – лаконично ответил Арсеньев.

Ее родители наивно полагали, что она будет жить на турбазе, питаться в столовой, один раз предпримет короткий поход с однокурсницами и так далее. Пусть это и было в какой-то степени опасно, например, гипотетическая столовая, но они отпустили Юлю без особых возражений.

Если бы они узнали, что их дочь собирается провести пять дней в одном из самых медвежьих углов России, варить еду на костре и примусе, то сочли бы план просто неприемлемым – ни о какой поездке и заикаться не стоило.

Но реальность оказалась настолько страшной, что маму и папу уж точно бы хватил кондратий, – только от самой мысли, что их семнадцатилетняя дочь собиралась прожить все эти дни и ночи в одной палатке с человеком, возраст которого приходился как раз на промежуток между ее матерью и отцом.

* * *

Арсеньева звали просто – Иван Васильевич. Вряд ли его покойные родители имели намерение прославить знаменитого Рюриковича, но сам Арсеньев порой глубоко задумывался о судьбе первого русского царя.

А вот фамилия Юли была Каменская, а это ужасно!

Ивана Арсеньева и Юлю Каменскую связывали отношения учителя и ученика. Иван Васильевич (в просторечии – Иванвас) служил преподавателем словесности в одном из медицинских училищ города Брянска, а Юля в этом училище, можно сказать, «училась».

Честно говоря, она туда просто ходила и валяла там дурочку, чтобы в конце этого процесса получить корочку.

И вот однажды утром она заметила, что все медулище на нее как-то странно смотрит. Юля шла через вестибюль, а девчонки поворачивали за ней головы, будто она была каким-то магнитом любопытства.

На лестнице продолжалось то же самое. Юля забежала в туалет второго этажа и с удивлением изогнулась перед зеркалом, словно исполняя какой-то танец. Она подняла руки и заглянула себе под мышки, перекинула тяжелую косу с левой груди на правую, рассматривая шею, повернулась на мысках, изучая ноги со всех сторон. Ростом Юля была гораздо выше этого жалкого зеркала, поэтому ей пришлось и вприсядку пойти…

Никаких засосов на шее не было. Впрочем, их и не могло быть. С одеждой также все тип-топ: из-под короткой юбки ничего не торчит, белые гетры настолько чисты, что кажется, будто они сотканы из стирального порошка, который белее самого белого…

Хороша, спортивна, быстра! Неужели и сегодня он (Иванвас) не удостоит ее ни единым взглядом?

В коридоре к Юле подошел Петя Романов и, ткнув огромным пальцем ей в грудь, строго сказал:

– Каменская!

– Ну и что?

– Как что? – удивился Петя. – Каменская же!

Этот Петя хотел стать великим хирургом, резать и сшивать, ковырять и давить. Пока же он выполнял в училище одну важную, тайную и довольно скользкую миссию…

А на уроке продолжился этот странный кошмар внимания: все шушукались, постоянно поглядывая на нее. Урок вел, между прочим, сам Иванвас. На сей раз, он нес будущим медсестрам «Слово о полку Игореве», раскидывал руки в стороны, словно огородное пугало, помахивал ладонями, изображая плавное течение древнерусского языка.

И совершенно не обращал внимания на Юлю Каменскую.

– Если вы будете читать правильно, то получатся настоящие стихи. Дело в том, то в те далекие времена мягкий знак произносился примерно как «е», а твердый – как «о». Вот послушайте: «А Игоре князе поскочи горнастаемо ко тростию…»

В конце концов, Юле пришла записка:

«Браво, Каменская!!!»

Да что она такого сделала сегодня?

Оказалось, что она все сделала вчера. Потому что по телеку пошел какой-то дурацкий сериал, где главной героиней была именно Каменская, суровая, роковая женщина-вамп.

И началась для Юли новая жизнь. Каждый вечер Каменская совершала в прямом эфире очередной постельный подвиг, а утром в училище за нее расплачивалась Юля.

Каменская была любовницей какого-то вельможи, но крутила роман с самим императором. Днем она гарцевала на лошади, а ночью, в будуаре и пеньюаре, могла взнуздать то вельможу, то императора, то кого-то еще. Плюс за ней охотились секретные службы, да и сама она, похоже, была каким-то тайным агентом, постоянно спасающим мир, хотя речь шла о веке восемнадцатом, и мир, как всем известно, был давно спасен.

Юле уже совершенно не хотелось валять дурочку за корочку. Каждый день превратился для нее в ад.

Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не Иван Васильевич Арсеньев. По училищу пошли слухи, что между преподавателем и студенткой разразился бурный роман. И теперь уже никому не было интересно, что там, в образе Юли, творит Каменская с императором. Куда более важным для команды медиков стало то, что сама Юля творит с Иван Василичем.

Так могучая фрейлина канула в вечность… Если бы знала Юля тогда, весной, при каких странных обстоятельствах она снова увидит ее!

А вот с Иваном Василичем Арсеньевым Юля ничего не творила. Причиной всех этих сплетен был случай, когда в аудитории сломалась железная дверь, они с Иванвасом оказались запертыми, их выковыривали с привлечением МЧС… А потом в этой аудитории нашли какую-то окровавленную тряпочку. Только и всего. Тряпочка могла остаться от очередной операции будущего хирурга Пети Романова, который пока практиковал с детородными органами сестер милосердия. Или у какой-нибудь девчонки пошла носом кровь от передозняка…

И вот теперь, на летних каникулах, благодаря цепочке неожиданных и диких происшествий, они оказались здесь, чтобы поставить палатку на берегу озера и заняться в ней любовью. Все это как-то не укладывалось в Юлиной голове…

* * *

Арсеньеву казалось, что он просто спит: девушка, о которой он думал целый год и думать себе запрещал, девушка, на которую было больно смотреть (он и не смотрел поэтому), теперь идет, покачивая бедрами, рядом с ним в лесной глуши, а за плечами у него была палатка, и карманы были набиты презервативами…

Нет, он не был в нее влюблен – конечно! Любовь, которую ему предсказала одна знакомая фея, представлялась ему совершенно другой. Более того: требования Арсеньева к этой эфемерной возлюбленной были настолько высоки, что он так до сих пор и не нашел ее. Правда, женщин у него было порядочно, и семнадцатилетние тоже встречались, хоть и давно: когда самому Арсеньеву было восемнадцать-двадцать… Важнейшие условия этой любви – тончайшее понимание его, Арсеньева, внутреннего мира, а также – пусть это и несколько странно звучит – глубокое знание древнерусской поэзии. Кроме того, она должна была быть ослепительно красивой…

Юля Каменская отвечала только последнему требованию. По литературе у нее была тройка, да и то – не очень уж твердая, а что касается понимания, то здесь Арсеньев пытался, используя всю свою наблюдательность, уловить хотя бы мельчайшие искорки. Иногда ему это удавалось, за последние сутки – уже несколько раз. Или он просто обманывал себя, и понимание между поколениями в современном мире – вообще идея-фикс? Одно Арсеньев знал наверняка: он безумно хотел Юлю, думал о ней уже целый год и страдал от невозможности осуществить свои мечтания. Каково же было его изумление, когда – по стечению нелепых случайностей и чудесных совпадений – в их отношениях произошел самый крутой поворот!

Арсеньев встретил Юлю на улице. Все, что они должны были сделать, внезапно увидев друг друга на углу Мичуринского проспекта и Заречной – это скромно поздороваться, как подобает учителю с ученицей, и спокойно разойтись по своим делам. Арсеньев так бы и остался в смутных страданиях по недоступной красавице, через год она бы окончила училище и исчезла из его жизни навсегда. Если бы не…

Ливень. Он внезапно ударился об асфальт, покрыв весь мир крупными пузырями. И сверкала молния, и гремел гром… Город стал диким и черным, будто дремучий лес. Им ничего не оставалось делать, как укрыться в ближайшем магазине.

Будь это какой-нибудь продуктовый магазин, ничего бы не произошло: они бы просто переждали ливень и все. Но, выжимая в вестибюле волосы (а вода текла с них на пол в два широких ручья), Юля глянула из-под локтя на витрины и раскрыла рот от удивления.

Здесь продавалось снаряжение для туризма, а ей вскоре как раз и предстоял турпоход… И Юля предалась воображаемому шопингу. Арсеньев ходил за ней по пятам и молча смотрел, как длинные смуглые руки девушки вытягивают из пачек рукава разноцветных ветровок, как ее музыкальные пальцы разминают ткань…

Арсеньеву казалось, что она и вовсе забыла о его существовании, но вскоре выяснилось, что это далеко не так. Они оказались перед плакатом, где упругие туристы-экстремалы рубили и кашеварили на берегу живописного лесного озера.

– Все бы отдал, чтобы пожить в каком-нибудь таком месте… – вздохнул Арсеньев в пространство.

Юля быстро обернулась к нему, ее глаза сверкнули.

– И я тоже! – с жаром воскликнула она.

– Поехали, нет проблем, – в шутку предложил Арсеньев, и в то же время сердце его отчаянно забилось, потому что Юля вдруг посерьезнела и сказала:

– Поехали.

Арсеньев опешил. Она стояла перед ним – медноволосая, мокрая, с крупными сосками, натягивающими ткань, и прямо смотрела ему в глаза.

– Шутишь, Каменская?

– Не называйте меня так! – сказал Юля и тихо, твердо добавила:

– Я люблю вас.