Читать книгу Смертельная очередь - Сергей Самаров - Страница 4

Наконец, капитан Ромашкин вынес три страницы распечатки, пристроенные сверху к досье на депутатов, выделенное мне подполковником ФСБ Муравьинским.

– Странное дело. В твоем списке двадцать два депутата. Из них восемнадцать есть в моем списке, есть пара других, а двое – вообще лишние, – заметил капитан Ромашкин.

– Ничего странного. В ФСБ составляли список по своим данным и представлениям, в ИГИЛ – по своим. Списки могут различаться. Ты внес дополнительные фамилии?

– Конечно. И расписал все. – Ромашкин хлопнул ладонью по стопке, словно подтверждая свои слова.

Майору Смурнову его экземпляр я занес сразу и предупредил об изменениях. Майор пожелал оставить у себя и основной список подполковника Муравьинского. Для чего он ему понадобился, я догадаться не смог.

– Доверяешь без росписи в журнале? Или ты доверяешь только Ромашкину?

– Доверяю, товарищ майор! – ответил я добродушно, хотя было странно встретить желание майора уклониться от обычных мер соблюдения режима секретности, за которым он следил почти трепетно.

– Тогда я быстро сделаю себе ксерокопию.

Майор встал и перешел к соседнему столу, где у него стоит небольшой ксерокс. Снятие копии и в самом деле много времени не отняло, хотя вызвало у меня еще большее удивление. Это было еще одно нарушение режима секретности со стороны начальника штаба. Видя, как я отреагировал на первое нарушение, на второе Смурнов моего согласия спрашивать не стал. И я не понял, он меня держит за своего или попросту пренебрегает моим мнением.

Подполковника Репьина в кабинете начальника штаба не было. Мне пришлось подниматься на третий этаж, чтобы застать командира в его кабинете, пока он не ушел. На территории военного городка искать его будет сложно, Репьин может оказаться где угодно, от гаража до склада оборудования или вооружения. Подполковнику я тоже сразу доложил о разночтении в списках, на что Репьин ответил мне примерно то же, что я сам сказал капитану Ромашкину.

Далее я отправился в канцелярию роты, откуда позвонил подполковнику Муравьинскому и сообщил теперь ему о разночтениях в списках. Подполковник моему сообщению не удивился:

– Мне бы, майор, фамилии тех двоих, которые не вошли в мой список, но присутствуют в списке Шуры.

Он даже не поинтересовался, откуда у меня список Шуры шейхов. Понимал скорее всего, что законными методами добыть такие сведения невозможно, а эксклюзивные методы военной разведки его мало интересуют, поскольку он сам частенько пользуется подобными методами своей организации.

– А мне бы, товарищ подполковник, досье на них, – предложил я взаимовыгодный обмен.

– Сделаю в течение часа. Давай фамилии.

– Прямо так вот, по телефону?

– У меня защищенный номер. В случае прослушки трубка сразу даст сигнал, и разговор прекратится.

Я почти по буквам продиктовал Муравьинскому две длинные сложные двойные фамилии, пообещал приехать через час и попросил пропуск заказать заранее.

– Пропуск будет у часового на входе, – пообещал подполковник.

Пока было время, я засел за изучение досье Муравьинского. Признаться, оно меня удивило. Каждого из депутатов можно было бы по несколько раз посадить на вполне законных основаниях. Один был пассивным педерастом, другой любил мальчиков и никогда не был женат, третий взимал деньги с людей просто за встречу со своей драгоценной особой. Добыть доказательства противоправной деятельности депутатов для ФСБ с их возможностями труда не представляло. В досье были даже включены записи телефонных разговоров, проведенные с помощью СОРМ[14], и переписка через интернет-каналы, в основном через мессенджеры. По моему скромному мнению, если бы бандиты уничтожили этих депутатов, то от Народного собрания республики можно было бы ожидать большего. Но майор Смурнов предупредил меня, что «игиловцы» рассчитывают на то, что на смену убитым придут кандидаты еще хуже.

Подготовившись лишь мысленно за неимением времени к разговору с подполковником ФСО, я позвонил ему. Оказалось, Абдурагим Маликович ждал моего звонка с самого утра. Майор Смурнов уже имел с ним дело и предупредил, что я, как лицо, непосредственно проводящее операцию по охране депутатов, буду просить его о встрече.

– Только не удивляйтесь, что я приеду в погонах капитана. Мне звание только-только присвоили, я не успел еще их сменить, – сказал я ему, памятуя вопрос подполковника Муравьинского. – Я сейчас на пару минут заеду в ФСБ, а потом сразу к вам.

– Жду, – коротко резюмировал наш разговор подполковник ФСО Абдурагим Сулейманов.

Видимо, он человек дела и умеет ценить свое время.

* * *

Машина ждала меня там же, где я ее оставил, хотя из окна кабинета начальника штаба я видел, как она направлялась в сторону ворот. У водителя, похоже, пришло время обеда, а для любого солдата, за исключением разве что спецназа ГРУ, обед – это дело святое, которое отменить невозможно. Как и сон, когда спать хочется даже за рулем.

– В Махачкалу, на улицу Дахадаева, – велел я водителю, усаживаясь на переднее пассажирское сиденье.

Главный вход в здание расположен со стороны проспекта Расула Гамзатова, но мне нужен был боковой подъезд. Туда я машину и направил.

– Это там, где вы входили? – уточнил водитель.

– Да, снова туда же, – ответил я.

Водитель не стал включать навигатор. Дорогу он помнил.

Дежурный часовой в ярко-голубых погонах с буквами «ГБ» – уже другой, не тот, который стоял на этом посту утром – стал набирать номер на стоящем на тумбочке аппарате. В ответ на длинные гудки он лишь пожал плечами, но подполковник Муравьинский лично вышел меня встретить.

Пока я расписывался за получение пропуска, он предъявил часовому свое удостоверение. «Да-а, бумажная бюрократия в этом заведении хорошо развита», – отметил я про себя и сам тут же нашел этому оправдание. А как иначе? Любая банда тогда сможет проникнуть в любой кабинет и расправиться с неугодным ей офицером и если не прервать, то по крайней мере замедлить любое расследование и дать возможность кому-нибудь из подследственных скрыться.

– Да, порядки у нас здесь строгие, – словно прочел мои мысли подполковник. – Их пришлось ввести в позапрошлом году после нападения бандитов. Хорошо, что у нас на первом этаже расположена комната спецназа, и командир вовремя оттуда вышел. Банда сразу нарвалась на спецназ. Бандитов всех перебили за такую невиданную наглость, даже допросить было некого. Знать бы, куда они прорывались, можно было бы вычислить, откуда ноги растут… Но этим делом занималась отдельно назначенная бригада, не я. Результатов расследования я не знаю. Слышал только краем уха, что двум офицерам повысили звание и еще троих наградили. Значит, результат был.

Он ничуть не походил на того делового и по самые уши загруженного делами человека, каким показался мне утром. Говорил много и приветливо, многое рассказывал. И я не удержался – задал наболевший вопрос. Начал издалека, со стороны:

– И часто у вас, товарищ подполковник, звания повышают и награды раздают?

– Нечасто, – ответил он и посмотрел на меня внимательно, словно почувствовал, к чему я планирую свести этот разговор. – Но бывает, когда дело особенно резонансное. А на моей памяти подобное нападение свершилось впервые.

– Тогда в чем дело? Следует что-нибудь резонансное создать искусственно!

– О чем вы? Конкретнее, пожалуйста, товарищ майор.

И в голосе его, и во взгляде я почувствовал жесткость и колючесть. Впервые он меня назвал «товарищ майор», до этого говорил просто «майор». Это уже было предупреждением. Однако я ему не внял и продолжил:

– У вас под ногами столько резонансных дел валяется, стоит только наклониться и поднять. Вы предоставили мне список из двадцати двух человек, каждого из которых можно до конца жизни отправлять за колючую проволоку.

– Можно, молодой человек, можно, – согласился подполковник Муравьинский. – И даже по большому счету нужно. Но вы забываете, что мы работаем на Востоке. Здесь одного тронешь – за ним такая цепочка потянется, и такая защита встанет, что бороться сил не хватит. Здесь все повязаны, все друг за друга стоят горой (не зря мы в горной республике работаем). Есть, конечно, откровенные антиконституционные действия, такие как бандитизм. С этим мы боремся и будем бороться. А в остальном – увольте уж. Мы с вами не справимся. Нас попросту уволят из органов, и это будет только мягким началом. Потом последует кровная месть. Даже кровавая, потому что мстить будут не только вам, но и вашим родным, в том числе и детям.

– Но и защищать этих…

– Защищать конституционный строй! – изрек подполковник Муравьинский, как нравоучение, только что указательный палец перед моим носом не поднял восклицательным знаком.

Я мог бы возразить, что Конституция России написана не для них, но предпочел промолчать. Служба приучила меня многое держать внутри себя и не выставлять напоказ собственные мысли и сомнения. Убедившись, что мои доводы напрасны, я больше не поднимал данную тему.

Я забрал у подполковника флешку с данными на двух человек, которых не было в его списке, клятвенно пообещав вернуть ее после того, как распечатаю эти данные.

* * *

Следующий мой визит был нанесен службе охраны Народного собрания.

– На Ленина, дом один, – приказал я водителю.

– В правительство? – спросил он в ответ, тронувшись с места.

Правительство Республики Дагестан и Народное собрание занимают одно и то же здание. Традиционно два флага, два триколора, вместе играют на ветру над этим зданием – российский, с белой, синей и красной полосами, и республиканский, с зеленой, синей и красной. Днем ветер обычно дует со стороны Каспийского моря в сторону гор, а с наступлением темноты меняет направление на противоположное. Поэтому днем ветер направляет флаги в сторону гор, а ночью – в сторону Каспия. Я слышал, что в направленности государственных флагов есть своя символика. Как говорят, например, бандиты, днем российский закон правит в горах, а на ночь он удаляется в сторону моря, где стоит Каспийская флотилия, а хозяевами гор становятся они.

Мне трудно говорить о реальной силе символизма, но на нарукавной эмблеме бойцов военной разведки нарисована летучая мышь, что тоже является символизмом. Летучая мышь, как известно, ночное животное, и это говорит о многом. Особенно если на твоем автомате стоит прицел «Шахин», имеющий тепловизор, который позволяет ночью видеть практически точно так же, как днем, только в ином цветовом оформлении.

В правительство республики можно попасть через отдельный подъезд. У них своя система охраны и свои сотрудники ФСО, работающие, однако, как я слышал, в тесном контакте с коллегами из Народного собрания.

Подполковник Сулейманов, должно быть, обладает зрением горного орла, потому что он сумел издали, с крыльца, рассмотреть номер на нашей машине, который я ему продиктовал во время нашего телефонного разговора, и приветственно (или просто привлекая к себе внимание) поднял руку.

– Тормози, – приказал я водителю. – Нас встречают. Только не понимаю, почему без фанфар и торжественного марша караула. Но я не в обиде, и так сойдет…

«Уазик» остановился. Я взял с собой необходимые бумаги и поспешил подняться по ступенькам к подполковнику Сулейманову.

– И правда, погоны не успели сменить, – констатировал Абдурагим Маликович. – Я уж думал, что это шутка… Пройдемте ко мне в кабинет, там поговорим.

Я двинулся следом за Сулеймановым. Опять пришлось заходить с бокового входа. Это, похоже, начало становиться традицией, которая мне, честно признаюсь, не особенно по душе. Но я был не в силах «переселить» нужных мне людей поближе к главному входу. Ни званием, ни должностью я пока не вышел, хотя и стал уже майором.

Абдурагим Маликович даже пропуск на меня заказывать не стал, просто кивнул часовому из состава солдат Росгвардии:

– Это со мной. Кто будет меня спрашивать – ушел куда-то. Нам не мешать! Разговор серьезный и, возможно, долгий.

Пройдя мимо поста, мы двинулись по узкому подвальному коридору с бетонными стенами, сохранившими следы опалубки из рифленого металла, в самом конце которого зияла чернота какого-то неведомого помещения. Дважды свернули за угол – сначала направо, потом налево. Боковых коридоров было великое множество. Чтобы не потеряться в этом лабиринте коридоров, требовалось как минимум быть офицером спецназа военной разведки. Но подполковник Сулейманов шел вполне уверенно. Только шаг у него был нестандартный – то он шагал так быстро, что даже я за ним с большим трудом мог угнаться, то внезапно переходил на замедленный шаг с непонятными, даже нелепыми подпрыгиваниями. Как я думал, небольшие канавки, которые время от времени попадались нам на пути, не могли быть причиной этих подпрыгиваний. Но оказалось, могли. Причину подполковник объяснил сам, когда через десяток шагов после второго поворота начал открывать ключом со связки дверь в свой кабинет, предварительно в последний раз подпрыгнув:

– У нас трубы в подвале меняют, канавки продолбили. И два дня назад в темноте нашего сотрудника змея укусила. Сейчас в больнице лежит. Он ее подстрелил и даже голову ей каблуком сплющил – короче, простую гюрзу превратил почти в кобру. Она, конечно, ядовитая, но все равно – она из семейства гадюк, которые первыми на человека не нападают, если он ее не беспокоит. Вот я и стараюсь не беспокоить… Вообще я по змеям могу вам целую лекцию прочитать – изучал их в детстве. Мечтал герпетологом стать, но не получилось… Правда, сейчас не время о змеях говорить. Разве что о змеях в человеческом облике. С такими и бороться сложнее, чем с простыми людьми.

Сулейманов распахнул дверь своего кабинета и включил свет, жестом пригласив меня войти. По сравнению с кабинетом подполковника Муравьинского этот кабинет был намного просторнее и выше, хотя располагался в подвале и окна в нем отсутствовали.

Я легко нашел себе свободный стул и сел рядом со старым двухтумбовым письменным столом. Сейчас такую основательную мебель из массива делают разве что на заказ. Но стол Сулейманова явно немолод, он носит на своем теле память о многих поколениях кабинетных сидельцев. Вся остальная мебель – и длинный приставной стол для заседаний, и приставной компьютерный столик, на котором стояли современный компьютер-моноблок и лазерный принтер, и даже стулья – являла собой хлипкие современные изделия, к которым всегда прикасаешься с содроганием – опасаешься, что они вот-вот рассыплются в твоих руках.

Я положил на стол перед подполковником Сулеймановым выделенную мне капитаном Ромашкиным распечатку с фамилиями и должностями. Абдурагим Маликович сел в кресло, пододвинул листок к себе, достал из старомодного пластмассового футляра старомодные круглые очки в роговой оправе, натянул их на кончик солидного мясистого носа (дальше очки, похоже, просто не надеваются) и принялся читать.

– Ну, и что? – спросил он, дочитав до конца. – Я вижу большой перечень членов нашего Народного собрания. В основном это председатели отдельных комиссий, а также заместители председателей. Самые активные люди у нас.

– Это список людей, которые, по мнению Шуры муфтиев ИГИЛ, подлежат уничтожению.

– Они все это прекрасно знают и без Шуры и все равно идут в депутаты. И не просто идут, а лезут напролом, руками и локтями расталкивая конкурентов и шагая по их головам. Угрожают этим людям часто, но за каждым закреплена наша охрана. При этом они чаще всего имеют и охрану собственную, которой больше доверяют. Признаться, на мой взгляд профессионала, не совсем обоснованно доверяют, а порой и полностью без оснований. Вы что, кстати, заканчивали?

– Рязанское высшее командное училище ВДВ.

– Девятую роту?

– Да. Факультет военной разведки. А потом еще и ВДА экстернатом.

– А это что за штука такая?

– Военно-дипломатическая академия. Была раньше такая.

– Понятно. Кажется, это она имела сленговое название «Консерватория»? Так бы и назвали… Это название и нам знакомо.

– Так точно, товарищ подполковник. Сейчас она называется просто Военная академия Министерства обороны. Но не в названии дело…

– Это даже я понимаю. А после училища вы кем по профессии значились, диверсантом?

– Военный диверсант-разведчик.

– Это не важно. Главное, что диверсант. Вас этому долго и упорно учили.

– Так точно.

– А я вот закончил бывшую Высшую школу КГБ имени Феликса Дзержинского. Тогда она называлась Высшей школой Министерства безопасности России. После нашего выпуска она стала называться Академией ФСБ России. Не знаю уж почему, но эпоху ФСК из названия академии исключили. Но это не столь важно. Важно то, что меня, как и моих сотрудников, тоже долго и упорно учили. Учили защищать. Но как можно защищать человека, который этого не хочет? Того, кто этому сопротивляется, доверяя дело другим, дилетантам? Вот вы, майор, профессиональный диверсант. Но сможете ли вы, например, работать телохранителем?

– Не пробовал, но думаю, что смогу…

– Нет, майор, не сможете. Это я вам гарантирую. В профессии телохранителя много своих тонкостей, которых вы попросту не знаете, и потому не сможете им противостоять.

– Эти сложности меня как раз и обучали обходить, поэтому я в выигрышном положении. Умею и нападать, и защищаться, – ответил я, стараясь выглядеть убедительнее.

Но подполковника, кажется, все же не убедил:

– Вы сейчас размышляете, как наши депутаты. Но в реальной жизни никакие частные охранные структуры, сколько им ни плати, не в состоянии спасти кого-либо от опытного киллера. Тем более бывшие высокопоставленные сотрудники КГБ или МВД.

– Это я знаю. Киллер, вооруженный винтовкой с оптическим прицелом, – это стопроцентный результат. И будущей жертве следует заранее заказывать себе памятник на могилу. Или… – У меня в голове был еще один вариант.

– Что «или»? Договаривайте! – не попросил, а потребовал подполковник Сулейманов.

– Или «играть», то есть работать на опережение. На превентивное уничтожение киллера. Скажем, через провокацию.

– Это вариант. Но скажите мне, как определить киллера? Я вижу, что у вас есть в запасе нечто, чем вы желаете меня сразить. Выкладывайте! Есть?

– Есть, товарищ подполковник.

В этот момент в дверь настойчиво постучали. Так постучали, словно стучавший точно знал, что мы здесь, и ему обязательно нужно было нас увидеть, хотя подполковник запретил нас беспокоить.

– Войдите, – раздраженно разрешил Абдурагим Маликович.

Вошел давешний часовой.

– Я же просил меня не беспокоить! У меня серьезный разговор! – сердито проворчал подполковник.

– Извините, товарищ подполковник. Я посчитал, что доложить необходимо. Мне на пост позвонил начальник штаба сводного отряда спецназа ГРУ майор Смурнов. Ему необходимо срочно поговорить с майором Одуванчиковым или с вами. Я сказал, что вы прошли в экранированный кабинет с каким-то капитаном спецназа. Он меня обозвал дураком и приказал срочно найти этого капитана или вас, товарищ подполковник.

Я вытащил из кармана свой телефон. В левом верхнем углу прочитал надпись: «Нет связи». Подполковник Сулейманов этого, видимо, ожидал:

– У меня кабинет под деревянными панелями полностью обит фольгой. Не трудитесь проверять – позвонить не получится. Выйдите из кабинета и позвоните из коридора.