Читать книгу Тот самый калибр - Сергей Самаров - Страница 4

С Наилем мы дошли до угла, где я пожал ему руку и еще раз поблагодарил за предупреждение. Он сурово и без слов кивнул – похоже, слегка обиделся – и пошел прямо, в сторону магазина мимо строящегося другого такого же длиннющего дома. А я, проводив его взглядом до забора, обогнул девятиэтажный дом и двинулся через полукруглый двор в сторону своей пятиэтажки.

Моя квартира – угловая, номер один. Окна выходят во двор и в дальний торец дома с шикарным видом на помойку. К своему дому я подошел с другого торца, причем трижды оглянулся, но Наиля, к счастью, не увидел. Видимо, неугомонный сосед внял моим аргументам и пошел-таки в магазин, куда его отправила жена.

В сторону подъезда я сначала двинулся по тротуару, потом свернул ближе к дому, пошел вплотную к нему, даже задевая местами плечом стену из силикатного кирпича. Увидеть меня могли только из окон первого этажа, под которыми я проходил. Но под своими окнами я проходить не намеревался.

На ходу обдумывал возможную линию поведения. Если это в самом деле собровцы, хотя я и не понимаю, что им от меня нужно, то стрелять они в доме, скорее всего, не будут. Останутся уверенными, что смогут со мной справиться и без стрельбы. Они по безысходной наивности думают, что чего-то могут, как, впрочем, и большинство ментов. Чего они могут, я знаю, если они тренируются в «рукопашке» два раза в неделю по часу. Сам их расписание видел. У нас в роте солдаты по три часа в день тренируются, но достичь офицерского уровня не могут, поскольку солдаты служат год, а офицеры так тренируются из года в год.

Но пространство комнаты и предельно малое количество мебели позволит парням из СОБРа нападать на меня, травмированного, с разных сторон одновременно, что мне, признаюсь, не совсем по душе. А это значит, что моя задача – выманить их всех в тесную прихожую. Там они потеряют численное преимущество. Не потому, что их станет меньше, а потому, что там я смогу применить специальные приемы.

Качество моей подготовки, конечно, и в комнате должно было бы сказаться, но я опасался за свои сломанные ребра. Попадут кулаком в больное место, я вспылю и возведу штабель из трупов. Ведь, если судить по большому счету, значительную часть моей предыдущей жизни меня учили отнюдь не драться, а хладнокровно убивать, в том числе и голыми руками, в том числе и вооруженных противников.

А в тесноте прихожей я, имея дополнительную подготовку по подсистеме рукопашного боя «бокс в телефонной будке», вполне могу не просто составить конкуренцию троим парням из СОБРа и четвертому, уголовнику, если пожелает к ним присоединиться и получить свое законное в виде нескольких прицельных ударов. Но я сумею сделать это, не пострадав сам. Их беда в том, что меня обучали не просто бить, а бить точно в места наиболее сильного поражения.

С этими мыслями я вошел в подъезд. Хотел было позвонить в дверь, но передумал, чтобы не подставлять Наиля, на которого могут подумать, если встанет вопрос, кто меня предупредил. Я достал связку ключей и громко загремел ими. У меня на одной связке были ключи и от квартиры, и от кабинета, и от оружейного сейфа, и от служебного сейфа – греметь было чем. Кроме того, такая увесистая связка была и неплохим оружием. Применять пистолет я не спешил. Я вообще предпочитаю обходиться без стрельбы, если можно добиться победы руками. А оружием может стать все, даже огрызок яблока, что валялся перед подъездной дверью.

Подумав, я вернулся к двери подъезда и подобрал этот огрызок. И только после этого подошел к своей двери, снова потряс связкой, освобождая нужный мне ключ, и смело открыл дверь.

Сразу за дверью, широко улыбаясь, стоял крепкий мужик примерно моего возраста или чуть постарше в черной униформе, которую носят бойцы СОБРа, в бронежилете и держал в руке опущенным вниз пистолет-пулемет «ПП-2000» с глушителем. Хотя этот пистолет-пулемет и проходил испытания в спецназе ГРУ, создавался он изначально для полиции и спецслужб по заказу МВД, считался почти идеальным оружием для боя в городских условиях. Правда, и в полевых условиях, и в горных, и в лесных это оружие зарекомендовало себя неплохо. Я сам, признаюсь, с ним не воевал, мне только доверяли его пару раз, чтобы пострелять в свое удовольствие, дабы получить понятие об этом оружии.

– Заходи, гостем будешь… – сказал мужчина, чьи погоны скрывал бронежилет и «разгрузка» с большими чем-то набитыми карманами.

– Я вообще-то предпочитаю в своей квартире быть хозяином, а не гостем, – ответил я намеренно неуверенно. – Но если уж приглашают, почему бы не войти…

Мужчина попятился, наступив при этом на ногу одному из двух своих напарников, которые тоже пожелали меня встретить в прихожей.

Выманивать их не пришлось. Сами по глупости двинулись мне навстречу.

– А нас пугали, говорили, что он буйный, людей уродует… – из-за плеча первого молодым голосом сказал другой.

Они сразу допустили непростительную ошибку – не включили свет. Так они даже не поймут, почему они вдруг теряют сознание. Впрочем, при свете они тоже не успели бы понять. Но в полумраке мне было легче работать. Я с этой обстановкой прекрасно знаком, знаю расстояние от стены до стены и от двери до стены.

– Так какого хрена вам, господа неуважаемые, надо в моей квартире? – спросил я строго, но с улыбкой, которой разбавил концентрацию их внимания и в дополнение небрежно сунул руку в карман. Это всегда противника расслабляет.

Вытащить оттуда, скажем, пистолет я не должен был. Они понимают прекрасно, что отставной офицер спецназа не будет носить пистолет в мелком кармане куртки, откуда оружие просто-напросто может вывалиться. Мое движение выглядело интуитивным, несуетливым и опасения не внушало. Даже, наоборот, показывало мое нежелание обострять ситуацию.

– Нас попросили тебя, капитан, задержать и доставить в СИЗО[3]. А утром с тобой следак говорить будет. Если доживешь до утра. А то тебя в общей камере ждут не дождутся. Многие интерес к твоей особе имеют.

Это была уже угроза, и угроза нехорошая. Если какой-то следователь интересуется моей персоной, он вполне может поговорить со мной в любое время, без запирания меня в камеру, тем более в общую.

– Попросили или приказали? – поинтересовался я невнятно, словно бы в растерянности и с откровенным огорчением в голосе, чем расслаблял их еще сильнее. Мне, конечно, хотелось разобраться, за что меня намереваются задержать, что за следователь отдал такое распоряжение и почему меня хотят упрятать в общую камеру. Хотя я и не мент, но частных детективов тоже берегут от мести уголовной братии. А если хотят запереть в общую камеру, значит, это какая-то месть одновременно с двух сторон – и уголовного мира, где были люди, желающие мне отомстить, и подчиненных этим людям правоохранителей, что само по себе в наше время совсем не нонсенс.

– А тебе какая разница! Приказали… Попросили…

– Если попросили, а вы не сможете этого сделать, это вам может сойти с рук. А если приказали, а вы не сможете – дело хуже. Кроме того, приказ должен иметь обеспеченное законом основание, а просьба может носить частный характер.

– А кто тебе сказал, что мы не сможем? – радостно поинтересовался молодой голос. Над плечом первого из темноты прихожей высунулась прыщавая худая физиономия высоченного бойца СОБРа. На таких длинных форму следует по спецзаказу шить. И бронежилет для них надо заказывать. А то «юбка» стандартного ментовского бронежилета будет показывать миру брючный ремень такого бойца.

– Никак, капитан частного сыска желает сопротивляться… – удивился третий из-за другого плеча первого «гостя». – И побить нас попытается…

– Ты знаешь, мне с детства воспитание не позволяет человека сразу в харю бить… – ответил я в темноту прихожей. Своей, кстати, прихожей, ставшей вдруг такой негостеприимной. – Иначе я тебя уже уронил бы здесь же, и надолго. Правда, потом пришлось бы повозиться, в подъезд выбрасывая…

Этот третий оказался по характеру самым задиристым. Он рукой отодвинул первого, чтобы оказаться прямо против меня. Крупный мужичок, крепкий и, видимо, сильный. Но слишком уж самоуверенный.

– И что же ты делаешь в конфликтных ситуациях? Тебе, предположим, в морду, вот та-ак…

Он попытался ударить меня в лицо. Ох, не следовало ему этого делать. Я ведь и обидеться могу. И продемонстрировать разницу между СОБРом и спецназом ГРУ. Можно было бы попробовать повторить тот вариант, что я сегодня уже демонстрировал с еще более крупным патрульным, но прихожая была слишком тесной. Его руку я легко отбил, направив кулак в дверной косяк, что, судя по паре сорвавшихся с языка слов ненормативной лексики, не доставило ему большого удовольствия. Сам я ответил по-другому, более сдержанно, и сразу сопроводил слова действием:

– Если бить в харю мне воспитание не позволяет, я обычно даю пинка между ног…

Нога выпрямилась резко, с полушагом назад другой ногой. Если бы я играл в футбол и бил по мячу, он наверняка улетел бы за пределы стадиона. Мой противник не улетел на ближайшую помойку только потому, что ему помешал потолок. Отпрыгнув, он упал спиной на висящий у стены боксерский мешок и с жутким скрипом зубов сел на пол, двумя руками ухватившись за то место, куда пришелся удар. Это все я видел в слабом свете, идущем из подъезда, дверь в который я так и не закрыл.

– Дурак, у него через неделю свадьба… – сказал первый в растерянности и хотел было поднять ствол своего пистолета-пулемета.

Но было уже поздно. Я уже начал работать, и мне трудно было остановиться, чтобы посочувствовать жениху. Пока они не опомнились, следовало дело завершить. Останавливаться было нельзя, хотя пришли они почти с мирными намерениями, как мне показалось сначала. По крайней мере, не били сразу стволами в ребра, что, вообще-то, очень больно, если на тебе нет тяжелого бронежилета. А у меня побаливали сломанные ребра, значит, мне и в бронежилете было бы больно. Но сами они были в бронежилетах, причем именно в тяжелых, значит, наносить им удары в корпус – это свои руки уродовать. Если даже пуля при поцелуе с бронежилетом сплющивается, то уж кулак сломается обязательно.

Я не дал возможности первому поднять пистолет-пулемет. Коротким и резким, наполовину боковым, наполовину ударом снизу основанием ладони в самый край подбородка я отправил противника в глубокий аут. Но упасть ему не позволил, ухватив за карманы «разгрузки», поскольку за его спиной стоял еще и длинный с прыщавой физиономией.

Длинный отступал. Судя по истеричному воплю, он наступил на пораженные моей ногой атрибуты половой принадлежности агрессивного жениха. Обычно у высоких людей и обувь бывает большого размера. Видимо, подошва башмака прыщавого имела большую поражающую площадь, а каблук слегка отличался по тактильности от подушки.

Сам он, кстати, испугался этого крика больше, чем меня. Это позволило мне сблизиться, отвести в сторону ствол пистолета-пулемета третьего, а самого его поприветствовать ударом лбом в челюсть. Для этого мне даже наклоняться не потребовалось. Разница в росте как раз была удобной для нанесения удара. Парень упал, громко загремев костями в мешке из собственной кожи.

Вопрос был решен кардинально. Но решился он потому, что меня попытались ударить первого, здесь сработала моя реакция. Я ведь не только нападать обучен, я еще и защищаться умею. Правда, нас именно так и учили, что лучшая защита – это нападение. Но это уже издержки подготовки. СОБР тоже специалисты готовят. Хотя готовят, как я давно уже понял, недостаточно качественно.

Я включил в прихожей свет, закрыл дверь, чтобы в очередной раз не пугать соседей. У каждого бойца СОБРа должен быть на поясе за спиной чехол с наручниками – штатное расписание обязывает носить. Наручники нашлись. И руки для них нашлись. Как раз три пары. В сознании находился только один из троих, но оказать сопротивление он был не в силах. Только слишком громко ругался, вращая глазами от непроходящей боли. Пришлось приложиться протезным металлическим коленом и к его подбородку, чтобы затих.

Ключи от наручников я сразу погнул и сунул себе в карман. После этого, помня, что в квартире находится еще и какой-то уголовник Касан, собрал оружие, повесил его себе на одно плечо, которое даже не опустилось под тяжестью – магазины в пистолетах-пулеметах были пустые, следовательно, задание собровцы получили неофициальное, – и открыл дверь в комнату.

– Уделал их? – без удивления, как о нормальном факте, спросил хриплый голос с кухни. – Мне так и говорили, что ты их, скорее всего, уделаешь…

Я шагнул в кухню. Касан сидел рядом с газовой плитой со стаканом в руке. Пил чифирь, держа стакан двумя татуированными руками, словно кисти грел. Мне, вообще-то, принципиально не нравится, когда на моей кухне хозяйничают посторонние люди, но сейчас мне кое-что нужно было узнать у этого «расписного» чуда, и потому я спокойно сел рядом. Пистолеты-пулеметы я устроил у себя на коленях, прижав их руками. Касан молча, как само собой разумеющееся, протянул мне стакан с чифирем. Какой щедрый мужик попался! Угощает… Меня, моим же чаем… Щедрый до безобразия…

– Чифирь не потребляю.

– А водку?

– Даже когда тост за здоровье поднимают…

– Что так?

– Считаю такой тост издевательством над печенью.

– Ладно. Но мне одному целый стакан – это тоже перебор… Мотор не выдерживает. Я уже не молод, – усмехнулся он.

– Вылей. Раковина под боком. Только раковину вымыть не забудь. И побыстрее, пока твои друзья не очухались.

– Видно, что командир. Приказывать любишь…

– А ты думаешь, я тебе серенады петь собрался? Благодарен будь Наилю. Он попросил тебя сильно не бить. Не то лежал бы сейчас вместе с теми, с кем пришел.

– Не-а, мне их компания не нравится.

– Тогда какого хрена ты сюда пришел?

– Попросили дверь вскрыть… А у нас как… У нас попробуй откажись… Из карцера выбираться не будешь… Система такая…

– Тебя откуда выцепили-то?

– Из СИЗО, понятно.

– А Наиль говорит, ты «завязал».

– Вообще-то я «завязал», бабу себе нашел. Хорошая баба. У нее и жил. Да участковый стал к нам похаживать. За моей бабой увязался. Я ему раз сказал, два сказал. А третий раз я говорить не люблю. Вот в СИЗО и попал. А через пару дней вот вытащили, так и так, говорят, квартиру вскроешь – домой пойдешь. И дело, говорят, на тебя закроем… Кто ж в своем уме откажется! Есть люди, которым на зоне привычнее, чем дома. Я не из таковских…

– И не спросил, чью квартиру?

Мне нравились его самообладание и спокойная, несуетливая манера разговора.

– Как без этого? Спросил. Объяснили. А про тебя много разговоров ходит. Тебя уже в другой камере давно ждут. В СИЗО специально в одну камеру беспредельщиков собрали, чтобы тебя к ним сунуть. Проинструктировали. Будь готов к этому. Сегодня выкрутился, завтра «закроют». Против системы не попрешь…

– Приятно такое внимание, – я сделал вид, что воспринимаю сказанное почти равнодушно. – А кто распорядился?

– Следак из Следственного комитета. Подполковник Пашунин. Он и парней в камере предупредил, что ты половину там перебьешь. Они не поверили. Посмеялись только. Парни крутые – «качки». Он и ментов предупредил, что можешь их «завалить». При мне предупредил. Они тоже только посмеялись. А я теперь вижу, что зря смеялись.

– А что этот Пашунин против меня имеет?

– По слухам, попросили его. Из зоны привет с просьбой передали. Маляву[4] нарисовали… Из рук в руки, как полагается…

– Расинский? – спросил я.

– А я знаю? – Касан упорно смотрел в темный вечерний потолок, чем-то там откровенно и сосредоточенно любуясь.

Я понял, что попал в точку. Расинский, бывший заместитель председателя областного законодательного собрания и одновременно местный уголовный авторитет, даже находясь в зоне, оставался в городе влиятельным человеком. И даже действиями следователей Следственного комитета, как оказывается, руководил. Мне осталось только поблагодарить Касана за предупреждение. Что я и сделал.

– Спасибо за предупреждение. В СИЗО снова попадешь, передай там, что, если со мной что-то случится, моя рота спецназа СИЗО штурмом возьмет. И тех беспредельщиков, к которым меня подсадить хотят, на недельку к себе в казарму заберет. На кардинальное исправление. Вместо боксерских мешков будут на занятиях по «рукопашке» использовать. Примерно это же ожидает и подполковника Пашунина. И начальника СИЗО тоже. Так и передай им всем при встрече. Обязательно передай, не забудь. А пока… Ты посиди здесь смирно полчасика. Я тебе твои отмычки оставлю. Через полчаса выйдешь в коридор. Сможешь с ментов наручники снять?

Он ухмыльнулся самодовольно. Как специалист высокого класса.

– Там разве есть замок? Не слышал, чтобы на наручниках замки были…

– Но ты сильно не спеши. Ментам тоже пора к наручникам привыкать. В конце концов, на них их обязательно наденут. Или у тебя другое мнение?

– Мент, в моем понимании, он и в Африке мент. В Африке ему и место. Среди крокодилов.

– Вот и не спеши. Полчасика здесь посиди, даже если звать будут. Иначе у себя в СИЗО прослывешь ментовским помощником. Посидишь?

– А что я скажу? Почему сразу не вышел, когда звать начали?

– Дай руку… – попросил я.

Он руку подставил. Я взял его за пальцы и постучал по своей протезной коленной чашечке.

– Высоколегированная нержавеющая сталь… Как думаешь, что бывает с челюстью человека, которому я коленкой ткну?

– Куча осколков.

– Смотря куда бить. Можно и без осколков обойтись. Я умею.

– Бить будешь? – вяло поинтересовался Касан, тем не менее я почувствовал, как он слегка напрягся.

– Наиль просил за тебя. Бить не буду, но попрошу сказать, что я коленкой твоей челюсти коснулся. За это в карцер не отправят. Разве что в лазарет. Отдохнешь, жирка подкопишь…

– Только не в СИЗО. Там лазарет хуже, чем в «психушке».

– Тогда можешь в лазарет не проситься. А дело твое – твои проблемы с участковым… Почему оно через Следственный комитет проходит? Степень тяжести не та… Участковый жив?

– Жив. Побои в поликлинике «снял». Сначала в райотделе расследовали, потом следак сменился, и этот появился, подполковник…

– Я попрошу начальника городского угрозыска, чтобы дело в горотдел передали и участкового с должности сняли. Это возможно, если твоя подруга подтвердит факт его домогательств. Подтвердит?

– Без уговоров. Он ей поперек горла, как кость…

– И отлично. Услугу за услугу. Договорились?

– Нет проблем.

Я встал и пожал Касану руку.

– А оружие? Эти козлы про оружие спросят.

– Скажешь, как есть. Я забрал… И дверь закрыть не забудь. Замок просто защелкивается.

Касан угрюмо кивнул. То ли он от природы был таким угрюмым, то ли ожидал для себя последствий от сегодняшнего провального дела, я так толком и не понял. Но меня это, вообще-то, и не касалось.

Я зашел в комнату, достал из бельевого шкафа рюкзак, загрузил туда компактные пистолеты-пулеметы, убрав предварительно в корпус телескопические приклады[5], потратил еще несколько минут на сборы, предполагающие мое долговременное отсутствие дома, и направился к выходу. В сторону кухни даже не посмотрел.

Тот из ментов, что не умеет в футбол играть, жених, был уже в сознании и смотрел на меня расширенными зрачками. Когда у человека до такой степени зрачки расширяются, он ничего вокруг не слышит и не соображает от боли. Значит, если и слышал мой разговор с Касаном, то понять ничего не мог. По сути, боец СОБРа находился в состоянии болевого шока. Чтобы он не сильно мучился от боли, я, как человек сердобольный, еще раз показал ему, как надо в футбол играть. Только теперь уже задел краем подошвы самый кончик его подбородка. Такое аккуратное движение обеспечит ему медленный и плавный выход из шокового состояния. Это всегда благотворно сказывается на состоянии здоровья в последующем…

* * *

Конечно, я непростительно избаловался за последние пару с половиной месяцев, с тех пор, как перешел из разряда командира роты спецназа ГРУ в разряд капитана частного сыска. И сказалось это в машинальном движении, совершенном у дверей подъезда. Еще не открыв дверь, я уже попытался нашарить рукой ключи от машины в кармане штанов. И только потом, когда дверь открыл, сообразил, что я остался без машины и сейчас не могу сесть за руль своего «Джимни» и уехать.

В кармане нащупывался только огрызок яблока, который я думал использовать как оружие, но забыл про него. Я даже забыл, как именно хотел его использовать, хотя обычно такие вещи просто перед ударом бросают противнику в лицо, заставляя среагировать не на то, на что реагировать следует. И потому, выбросив огрызок, я быстрым шагом двинулся вперед, к соседнему дому. Домофон на двери первого подъезда спросил меня голосом капитана Сани:

– Что это ты с рюкзаком? Сегодня тренировка на лоне природы? Я выхожу…

– Не торопись. Тренировка отменяется. У меня ЧП.

На языке уголовного розыска, так же, как и на языке спецназа ГРУ, понятие «ЧП» далеко не обязательно обозначает «частный предприниматель». Гораздо чаще это – «чрезвычайное происшествие». Радимова поняла меня сразу. И тут же приглашающе щелкнул замок на подъездной двери. Реакция у капитана Сани хорошая, соображает она быстро и действует, в основном, правильно.

В этом я убедился, пытаясь обучать ее рукопашному бою. Хотя сами эти занятия Радимова считала необходимыми для капитана уголовного розыска, тем не менее радости они у нее не вызывали. Как женщине жалостливой, ей было сложно заставить себя причинить физическую боль другому человеку. Тем не менее от занятий она не отказывалась, понимая, что человеку, каждый день имеющему дело с преступниками, это при случае может оказаться необходимым.

Да и к тренеру, как мне казалось, она испытывала самые теплые чувства и не желала его расстраивать отказом от тренировок. А сам тренер, я то бишь, чувствуя ее внутреннее сопротивление при обучении отдельным элементам «рукопашки», надеялся со временем «сломать» характер ученицы и внушить ей необходимость применения самых жестких, иногда даже жестоких методов.

До второго этажа даже с относительно тяжелым рюкзаком подняться без помощи лифта мне в мои годы несложно. И даже протезы на правой ноге не становятся помехой. Я поднялся, привычно шагая через две ступени. Капитан Саня уже открыла дверь, поджидая меня. В квартиру запустила, не спрашивая ничего. Сразу за порогом меня встретил ее пушистый кот Шлягер, вместо приветствия потерся о мои ноги, считая меня своим, может быть, даже родственным существом. Погладив кота, я положил рюкзак на пол в углу, разулся и прошел в комнату, размерами ненамного превышающую мою. Сел, как упал, в кресло. И сразу попросил:

– Чайком угостишь? А то от чифиря я отказался, а пить хоцца…

Она торопить меня не стала. Молча прошла в кухню, налила воду в электрический чайник и щелкнула выключателем. Пока чайник закипит, можно трижды пересказать все, что случилось. Судя по внимательному взгляду, Радимова этого и ждала.

И я начал рассказывать. С самого начала, со встречи неподалеку от ее подъезда с Наилем. Не забыл выложить и историю Касана вместе с просьбой защитить того от участкового.

Капитан Саня – сообразительная, ей дважды говорить одно и то же не потребовалось. Она все поняла сразу. Взяла трубку и, набирая номер, вышла в кухню.

Из-за шумного чайника мне были слышны только отдельные слова. Но я догадался, что она звонит своему дежурному. Скорее всего, даже не по городу, а дежурному по уголовному розыску. Как я понял, ей обещали что-то узнать, а потом перезвонить.

Закончив разговор, она оставила трубку на кухне, а в комнату вошла с подносом в руках – чай уже разлила. Знала, что я люблю пить чай или совсем без сахара, или с минимумом сахара, в зависимости от настроения, и потому предоставила мне возможность самому его в чашку положить. Я положил две ложки, что уже само по себе означало наличие у меня дурного настроения. В хорошие времена я больше одной ложки не потребляю.

– Сейчас дежурный все выяснит и позвонит мне. Пока могу сообщить немного. Наш СОБР никуда не выезжал. И вообще выезд трех бойцов – это нонсенс. Группа обычно состоит из шести человек.

– Да, я на это тоже внимание обратил. Но предположил, что одновременно совершалось два выезда и потому группу разделили пополам. Правда, меня смутило то, что бригада выехала с незаряженным оружием. Впрочем, карманы их «разгрузок» я не проверял. Там были магазины, и вполне допускаю, что с патронами.

– Вот оружие ты напрасно забрал.

– Чтобы не получить очередь в спину, если у них патроны все же есть. Я же не врач, я не имел возможности проверить, кто из этих парней без сознания, а кто прикидывается. Я выйду, они схватят ствол и сквозь оконное стекло – очередь мне в спину. В общем, обезопасил себя таким образом.

– Все равно, это неприятность. Могут статью открыть. Своевременный возврат, конечно, дело притормозит, тем не менее скандал обеспечен.

Хотя скандалом это больше грозит самим офицерам СОБРа[6]. Может потянуть на служебное несоответствие.

– А следователю следственного управления?

– Там еще разбираться нужно. На каком основании тебя могли в СИЗО «закрыть»?

– Я это знать должен?

– За собой грехов не помнишь?

– Не помню.

– Я с подполковником Пашуниным не знакома. Не пересекались пути. Ничего о нем сказать не могу. Дежурный узнает…