Читать книгу След кроманьонца - Сергей Щепетов - Страница 2

Солнца не было видно за низкой облачностью, но оно, вероятно, пришло в самую низкую точку своего суточного пути, когда Женька добрался до первых скал. Он залез в какой-то закуток между камнями и стал одеваться: напялил меховые штаны и рубаху, потом сжевал, не чувствуя вкуса, последнюю шоколадку.

Настроение было мрачным. Двигаться больше не хотелось, устраиваться на ночлег – тоже. Покрытое солью от высохшего пота тело слегка зудело, и единственное, чего хотелось вполне определенно, – это пить. Женька пристроил за спиной пустой рюкзачок и пошел искать воду. Он довольно быстро нашел ее, напился и стал бродить у подножия сопки, разглядывая склон.

Склон как склон: на пологих участках растет трава и низкорослый кустарник, выше начинаются осыпи и языки снежников по распадкам. Еще выше висит нечто, очень похожее снизу на обычный туман. Пару дней назад где-то здесь он спустился в Мамонтовую степь и специально минут пять стоял, запоминая рельеф.

Похоже, он не ошибся и вышел куда нужно: вот по этой промоине он спускался, за теми кустами перепрыгнул ручей и начал подниматься на пологий водораздел, по которому потом и двинулся в неизведанную даль этого мира. Там, наверное, еще сохранились его следы. Кажется, все правильно, все сходится… Но что-то не так: чуть-чуть, совсем слегка, совсем немного, но иначе. Наверное, это свет: тогда были тени, все было четким, а сейчас – сплошная серость, сплошные полутона.

Смешно, конечно, мучиться сомнениями из-за таких пустяков, но ведь это, на самом деле, никакая не сопка и не гора, а сплошная флюктуация. Даже представить трудно: похоже на многоуровневую транспортную развязку, на которой нет ни разметки, ни дорожных указателей, ни видимости – все погружено в белесое межпространственное марево, которое ползет и клубится как настоящий туман. В общем, перекресток вселенных, да и только!

В конце концов Женька решил начать подъем: раз головой не получается, он будет думать ногами – не факт, что это хуже. Впрочем, далеко идти ему не пришлось: на одной из последних травянистых проплешин шевельнулось что-то живое, и он надолго замер за скальным выступом с камнем в руке. Какой-то грызун, похожий на небольшого сурка, вылез примерно через полчаса – встал столбиком и начал принюхиваться.

Добыча оказалась, прямо скажем, не слишком вкусной. Без шкурки и потрохов в ней было граммов триста-четыреста весу, из которых половину составляло вонючее, терпкое сало. «Ну, ладно: все равно это еда! Может, сало целебное – помогает от чего-нибудь?» – утешил себя охотник.

Когда добытый зверек уютно разместился в пустом желудке, Женька решил больше никуда не идти: день опять получился слишком длинным. И черт с ним, с туманом: пусть себе ползет и клубится. А перед сном можно вспомнить что-нибудь приятное, беззаботное, что-нибудь из жизни в мире Николая. И чего ему, дураку, там все время не хватало?

* * *

Таня была разочарована и почти не скрывала этого. Она-то старалась, она-то готовилась, а тут… Неужели подружки подшутили над ней?! Неужели… Ведь полдня крутилась перед зеркалом, делала прическу, косметику… Нет, ну как же она лоханулась! Студентка элитарнейшего платного ВУЗа, единственная дочь самого Табуретова, пришла на свидание, а тут…

Хваленый Женя оказался невзрачным пареньком почти с нее ростом, в старенькой затертой куртке (не «фирмa»!), каких-то невнятных мешковатых джинсах (с секонд-хенда, что ли?!) и стоптанных кроссовках. «Господи, о чем с ним говорить-то? Ну, ладно: пришла так пришла, будем изображать… А глаза у него ничего – не наглые, ласковые».

Они побрели по пустынной дорожке весеннего парка, пытаясь склеить разговор о всяких пустяках. Таня болтала, закидывая удочки в разные стороны: в современных рок-группах ничего не понимает – ему неинтересно; нет, о шмотках говорить не хочет, в них он совсем дуб дубом; в машинах разбирается, но сразу начал про двигатели-карбюраторы, а она в этом ни-ни; вот про компьютеры, кажется, что-то вякает…

На покрытой травой поляне молодые люди – парни и девушки – рубились на мечах и топорах. Оттягивая момент, когда говорить будет совсем не о чем, Татьяна с Женей остановились посмотреть. Мечи и топоры, конечно, были деревянными, а одеты ребята с претензией то ли на славянских витязей, то ли на европейских рыцарей.

Кто-то из парней постарше заметил Татьяну: он весело подмигнул ей и отсалютовал деревянным мечом (Ишь ты, принц какой!). Потом что-то сказал своим, и еще двое русоволосых красавцев поднялись с травы, а остальные стали располагаться, образуя круг. Парень сделал благородный жест, приглашая прекрасную даму на почетное место зрительницы (Тоже мне, клоун! А он ничего…). Татьяна снисходительно улыбнулась (Зря, что ли, тренировалась перед зеркалом?) и царственно кивнула: давайте, мальчики!

Наверное, эти трое были тренерами или просто очень давно занимались: они дрались серьезно и красиво, только звона стали не было слышно. Двое с топорами против одного с мечом и легким щитом. Если алебардщики и подыгрывали меченосцу, то это было совсем незаметно. Удары сыпались со всех сторон (Как бы не покалечили!), но всюду их встречали то меч, то щит – во, дает!

Парень отразил очередную атаку, сбросил щит на землю, опять отсалютовал Татьяне и начал атаковать сам. Удар, еще удар! Он увернулся от тяжелого деревянного лезвия, упал на колено и поразил противника мечом в грудь; сразу же сделал кувырок, зацепил своей ногой ногу второго алебардщика и, пока тот восстанавливал равновесие, вскочил и тюкнул его мечом по шее – отрубил голову!

Победитель картинно преклонил перед Татьяной колено: на лбу выступил пот, грудь под футболкой вздымалась (Какие у него бицепсы, блин! Что должна делать рыцарская дама в таких случаях?). Она не придумала ничего лучше, чем пихнуть Женю в бок локтем:

– Ты так можешь?

Тот вздрогнул, оторвавшись от своих мыслей:

– Я?! Ну, как-то… Мечи, топоры… Но я попробую, если хочешь, я попробую!

Робко озираясь, он начал стаскивать куртку. Победитель-меченосец встал с колена и, расставив ноги, снисходительно улыбался, блестя на солнце медными заклепками широкого кожаного пояса. Он чуть наклонил голову, глядя сверху вниз:

– Ваше оружие, сударь? Меч, топор, шпага?

Женя наконец освободился от куртки и зябко ежился в одной рубашке:

– Я… Я не знаю. Все равно… Что-нибудь.

Кто-то сунул ему оружие – длинную деревяшку, изображающую то ли узкий меч, то ли широкую шпагу. Спотыкаясь о кочки, путаясь ногами в траве, он прошел на середину круга и, затравленно озираясь, встал напротив меченосца-победителя. Тот уже по-свойски подмигнул Татьяне (нахал!) и встал в боевую стойку.

Поединок начался: зрители засмеялись, загомонили, посыпались шутки. Тане сначала было очень неловко и стыдно, но потом она мысленно махнула рукой: «Сам виноват!»

Женя смущенно топтался на траве, смотрел, в основном, на хохочущую публику и держал свою шпагу так, словно не знал, что с ней делать. Меченосец неторопливо изобразил изящный выпад, его противник отшатнулся, запутался в собственных ногах и чуть не упал. Широко улыбаясь, парень отвел назад левую руку, красиво и медленно сделал новый выпад. Женя отпихнул его меч в сторону своей деревяшкой.

– Ну вот, уже лучше! – засмеялся победитель. – А теперь так!

Он крутанулся вокруг своей оси, и меч просвистел у самого лица Жени. Тот запоздало шарахнулся и опять чуть не упал. Зрители зааплодировали.

– И вот так!

Деревянный меч мелькал то справа, то слева, Женя вздрагивал, моргал и, казалось, готов был заплакать. Народ веселился вовсю. Таня тоже смеялась…

Меченосец остановил вихрь движений и, в который раз, отсалютовал Татьяне:

– Переходим к заключительной части Марлезонского балета!

Кажется, он собрался показать что-то совсем уж крутое: сделал замысловатый пируэт, взмахнул мечом… Пытаясь защищаться, Женя выставил вперед свою палку.

Никто толком не разглядел сквозь смех, что там такое случилось, но меч выскочил из руки победителя и отлетел в сторону. Меченосец непонимающе посмотрел на свою пустую ладонь:

– Ты что?! Ну-ка!

Он подобрал оружие, резко замахнулся…

– Извините, мне звонят!

Меч победителя еще летел, кувыркаясь в воздухе, а Женя уже выковыривал из кармана брошенной на землю куртки старинный телефон-мобильник в потертом чехле. Он нажал на кнопку, и послышался хриплый голос:

– Ты?

– Да!

– Хм-гм-гм, кхе…

– Понял!

Он вдруг чмокнул Таню в щеку:

– Я позвоню! Извини, мне очень надо!

Таня дернулась, моргнула… и увидела белую рубашку Жени уже вдали, в самом конце аллеи. Не снижая скорости, он выскочил из парка, пересек шоссе с непрерывным потоком машин и исчез на краю большого пустыря, где вдали возвышался старый двухэтажный дом с обвалившейся штукатуркой.

Меченосец-победитель, ругаясь вполголоса, массировал правую кисть. Вокруг толпились парни и девушки…

А Женька мчался по знакомой дороге и думал, что зря он, наверное, и Татьяну бросил, и парня этого обидел. Собственно говоря, мычание и гмыкание по телефону означало лишь, что если он не очень занят, если у него есть время – мы, конечно, без тебя обойдемся, но, может быть, тебе и самому будет интересно.

В коридоре он остановился, избавился от куртки и усилием воли стабилизировал дыхание. Потом лег на живот и заглянул в щель под дверью. В комнате, кажется, все было спокойно – никто никого пока не резал, ни порохом, ни тротилом не пахло. Женька хотел приоткрыть дверь и шмыгнуть, как угорь, вперед и вниз (прием «невидимка»), но передумал: встал с пола, отряхнулся, открыл дверь, вошел и сел на ступеньку. Его заметили, и он кивнул:

– Приветствую вас!

Гость – пожилой лысоватый мужик – явно не обрадовался его появлению…

* * *

Впрочем, «не обрадовался» – еще очень мягко сказано. Похоже, Александр Иванович попросту испугался и, кажется, из-за этого скомкал начало беседы. В результате Варов произнес свою реплику, после которой воцарилась тишина, означающая, что и Николай, и Женька с ним согласны.

Пауза закончилась тем, что Турин забросил в рот еще одну конфету, разгрыз и тут же выплюнул ее в переполненную миску, изображающую пепельницу.

– Тьфу, черт! Ну, какие сволочи, а? Закатывают в сахар всякую дрянь, ты доверчиво раскусываешь, а там… Хорошо, если это просто гнилой орех, а не кусок мышиного дерьма. Дурят нашего брата, как хотят! Да-а… Так на чем мы остановились? Значит, нет никакой организации, а есть несколько человек? Хорошо, допустим. Из телефонного разговора я понял, что вы, Александр Иванович, нас знаете и желаете пообщаться со мной и с Варовым. Одно это уже достаточно подозрительно: никаких общих дел мы с Володькой не ведем, у каждого свой бизнес, если, конечно, наши занятия можно так назвать. Согласитесь, что было бы логичным попросить вас рассказать о себе и представить нам тех, кто, как вы выразились, дал вам поручение.

– Конечно, конечно, – гость откинулся в кресле. – Ваше беспокойство вполне понятно. О себе я могу доложить абсолютно все, но вряд ли вам будет это интересно: мне пятьдесят два года, образование высшее, преподаю в медицинском техникуме, женат, имею сына… Дело в том, что много лет назад, впервые получив доступ к Интернету, я имел неосторожность разослать свое «резюме» куда только можно. Некто откликнулись, попросили заполнить несколько анкет довольно странного содержания и сообщили, что моя кандидатура их устраивает. А потом мне предложили связаться с неким журналистом и уговорить его прекратить разрабатывать тему «Лох-Несского чудовища». Причем именно уговорить – убедить без всякого подкупа, шантажа и угроз. Информация для этого мне была предоставлена. К собственному своему удивлению, задание я выполнил и вскоре обнаружил в почтовом ящике конверт со сберкнижкой на свое имя. Сумма и сейчас выглядела бы неплохо, а тогда казалась просто сказочной. С тех пор так и пошло – один-два раза в год. Разумеется, мне было интересно, кто стоит за именем «Максим», взятом в кавычки, которым подписываются сообщения. Однажды я задал этот вопрос своим контрагентам напрямую и получил ответ, который только что вам процитировал.

Гость замолчал, Турин и Варов встретились взглядами:

«Врет?» – шевельнул бровью Николай.

«Не похоже», – чуть прикрыл веки Варов.

«Может, припугнуть?» – покосился на Женьку Турин.

«Пока не стоит», – едва заметно качнул головой Варов.

– Ну, хорошо, – уже вслух сказал Николай, – к этой теме мы еще вернемся. В чем же заключается нынешнее, как вы выразились, поручение?

* * *

Женька открыл глаза и успел поджать ноги, спасая их от набежавшей волны.

Проснулся он в той же позе, в какой и уснул, – полулежа между камней на тонкой подстилке из травы и веток кустарника. Только «вчера» это был склон сопки посреди Мамонтовой степи, а «сегодня»…

Сейчас он сидел на крохотном пятачке галечного пляжа у подножия почти отвесной скалы, а перед ним до самого горизонта расстилалось зеленовато-серое море. Точнее, зеленоватая вода была видна лишь вблизи, а дальше плавающие льдины сливались в сплошной массив, который где-то вдали незаметно смыкался с белесым небом.

«Ч-черт, вот это я поспал! Такого со мной еще не случалось! Правда, никогда и не пробовал ночевать в зоне перехода. Наверное, оказался в какой-то пограничной точке – на краю, так сказать, иной реальности. Что ж, впредь надо быть умнее».

Женька поднялся на ноги и привычно пропустил напряжение по мышцам: кажется, все нормально, все работает, только писать хочется. Он занялся удовлетворением своего желания, но закончить это важное дело не смог: поверхность воды незаметно поднялась и выпустила на пляж новую волну – совсем не страшную, мелкую и прозрачную. Она прошла до самой скалы, приподняла его подстилку и тихо потянула в море, оставляя на гальке ветки и пучки травы, сорванной в другом мире. Женька шарахнулся, спасая от воды свою обувь, и вдруг сообразил, что деваться-то ему некуда!

«Та-а-а-к! Шутки кончились! Получается, что я оказался на берегу всего пару минут назад – прямо перед тем, как проснулся, или… Или я тут уже давно, но идет прилив!»

Женька забегал взглядом по камням: «Те, что рядом, покрыты какой-то бурой слизью, они явно уходят под воду. А скала? Тут тоже водоросли, слизь…» Он не сразу понял, куда нужно смотреть, а когда понял, сердце тяжко ухнуло в груди, а в желудке стало как-то противно: верхняя граница прилива четко угадывалась на высоте метров двух от воды, и никаких трещин или уступов выше этого уровня видно не было.

«Рюкзак за спиной, ножи на месте, одежда в порядке, ноги пока сухие, ветра нет, температура воздуха чуть выше ноля по Цельсию, ел последний раз вчера: что делать-то? Хорошо хоть один, и никого спасать не надо, только себя. Осмотреться бы – отсюда же ничего толком не видно!»

Прежде чем следующая – более глубокая – волна накрыла пляж, Женька успел влезть на осклизлую верхушку ближайшего камня. Рядом торчал еще один, чуть крупнее, а дальше в сторону моря из воды выступала целая плита с довольно ровной поверхностью: «Вот куда надо!» Прыжок, в общем, получился, но, приземляясь, он поскользнулся, плюхнулся задницей в мелкую лужу и вскочил, отряхивая воду с меховых штанов: «Успел. Вроде пока сухой! И что мы имеем?»

Отсюда до скалы было метров пять-шесть, и обзор открывался метров на сто в обе стороны. Выглядело это все совершенно безнадежно, и Женька принялся себя утешать: «Стена как стена, из гранита, кажется. Если правильно выбрать место, то подняться, наверное, можно. Тут, собственно, отвес-то идет метров двадцать-тридцать, а дальше обычный склон, крутой, конечно, но проходимый. Вот только лезть надо с воды, точнее, из воды. В мокрой одежде?! Или голым? Полазишь тут голым, как же… Или зацепиться где-нибудь и дождаться отлива? А когда тут отлив? Через час или через неделю? Вон там, кажется, уступчик почти в ладонь шириной, а чуть выше ямка такая – как раз для пальцев… Но срываться нельзя – обратно уже не вылезти».

Вода, медленно опускаясь и поднимаясь, обтекала плиту, мелкие льдины двигались вдоль берега. «Это приливное течение, – сообразил Женька. – Значит, будет сносить, особенно если плыть в одежде».

За свою короткую жизнь он видел смерть множество раз и боялся ее не сильно. Тем не менее отказаться от борьбы, даже не имея шансов на успех, он считал ниже своего достоинства. Ему хотелось верить, что в данном случае хоть какой-то шанс у него все-таки есть…

Льдина появилась внезапно: только что, кажется, ее не было, и вот уже слева возле скалы целое ледяное поле – метров восемь на десять. Оно тихо двигается вперед и цепляет краем торчащие из воды камни.

Сначала Женька подумал, что плохой берег, пожалуй, все-таки лучше, чем даже хорошее море, а потом представил себя висящим на скале над прозрачной ледяной водой. Представил и… шагнул на зернистую поверхность. Льдина, кажется, даже не заметила его присутствия.

Часа два она плыла вдоль отвесной гранитной стены, не приближаясь к ней и не удаляясь. А потом стена вдруг кончилась. В первый момент Женьке показалось, что он очутился в открытом море, но это было не так, точнее – не совсем так. Справа действительно было море – спокойное, бесконечное, с редкими льдинами, а вот слева… Слева за мысом, из-за которого выплыла льдина, открылась большая бухта или залив. Женька вытянулся, даже приподнялся на цыпочки, и стал всматриваться в далекий берег.

Бухта была шириной километров пять и уходила в глубь материка километра на два. На этой широкой плоской равнине тут и там лежали льдины. Где-то посередине между далеким коренным берегом и его льдиной с трудом угадывалась граница воды.

«Похоже, это такая большая-большая отмель, которую заливает приливом. А вдали, на берегу, что-то… Уж не дым ли? Костер?! Но далеко, как же это далеко! – Женька поежился в предчувствии удовольствия. Кое-какой опыт у него был, и он знал, что именно нужно в первую очередь беречь в холодной воде. – Придется мастерить плавки: трусы купальные, ледовый вариант – ох-хо-хо!»

Он снял пустой рюкзак, прорезал в нижней части две дырки, просунул туда ноги, не снимая штанов, и затянул горловину на поясе, заправив туда подол своей рубахи-балахона. Немного подумал, развязал шнур и выпустил рубаху наружу – так будет лучше. Потом, используя все имеющиеся ремешки и веревочки, он обвязался так, чтобы изувеченный мешок как можно плотнее обтягивал ягодицы и пах.

Долго ждать не пришлось: льдина тихо зацепилась за дно и остановилась. Следующая пологая волна слегка приподняла ее и продвинула вперед, а когда опустила, льдина сидела на дне, кажется, уже всем брюхом.

«Интересно, какой она толщины, сколько тут до дна? Бр-р-р!» – Женька поправил ножи на поясе, пощупал ворот меховой рубахи, где была зашита китайская газовая зажигалка за четыре рубля, сделал несколько полных вдохов-выдохов и, повернувшись лицом к далекому берегу, спрыгнул в воду…

Когда миновал шок от холода, все оказалось не так уж и страшно: вода чуть выше пояса, дно почти твердое.

Время остановилось. Он проваливался в какие-то ямы, путался ногами в водорослях и брел, брел… Сначала он вглядывался в берег и пытался понять, кто двигается быстрее – он или вода прилива, что кончится раньше – глубина или его жизнь? Это было неправильно, и он переключился на свое тело: «Мне совсем не холодно, вода приятная, прохладная, а в сапогах уже нагрелась, ногам тепло, они чувствуют дно, пальцы послушно шевелятся, тепло поднимается от ступней к коленям, приятная, теплая вода, ветра почти нет – с чего мерзнуть? Я иду по мелкой теплой воде… И не надо обращать внимания на берег: известно, что даже чайник будет закипать очень долго, если на него все время смотреть и ждать».

Мастером самовнушения Женька не был: его, конечно, пытались учить, но ему было неинтересно. То ли дело какой-нибудь экзотический прием или удар. И вот, понадобилось: даже не ум, а инстинкт самосохранения подсказывал – это единственный способ выжить, единственная возможность дойти. И он старался: вспоминал все, что когда-то объясняли, и старался.

Его медитацию прервал запах дыма. Очень слабый, но такой родной, знакомый, прямо-таки слезу вышибающий! Кто хоть раз выходил из смертной пустыни к жилью, тот поймет, а другим – и не объяснить, не описать.

Ветер вновь стал слабо дуть в спину, и запах исчез. Женька стоял по щиколотки в воде и смотрел вперед. До границы прибоя оставалось метров пятьсот, на берегу что-то дымилось, а по илистому, не залитому еще водой дну бухты среди обсохших льдин ему навстречу шли люди.

* * *

– Вернись к нам, Поющий! Наступает твое время!

Человек на корме зашевелился: просунул руки в рукава меховой рубахи, откинул с головы капюшон. Он поплевал на палец и протер узкие щели глаз, потом встал на колени и помочился за борт.

Пока он спал, мир изменился не сильно: вдали слева по борту по-прежнему чернела полоска берега, с ними остался Ветер, Дующий На Черную Скалу, правда, Волна, Качающая Байдару, ушла, и ее сменила Волна, Тихо Плещущая в Борт, но Белых Плавучих Полей поблизости не было, хотя повсюду виднелись Маленькие Одинокие Льдины.

Никто, конечно, не сказал, зачем его разбудили, и тем более никому не пришло в голову показать ему цель – он все поймет и увидит сам, ведь он…

Человек гордился своим именем – оно мелодичное и такое длинное, что его редко произносят полностью. Правда, если попытаться передать его смысл и значение на каком-то другом языке, не на языке Настоящих Людей, то получится еще длиннее: «Человек, Поющий На Корме, или Тот, Кем Байдара Говорит Со Стихиями Мира». Кто-нибудь чужой мог бы сказать, что он просто гарпунер, но таких слов в языке Настоящих Людей не было, как не было слов, обозначающих просто море, ветер, лед, волны, снег – и волн, и ветров десятки, все они разные и потому, конечно, имеют свои имена.

Вдали, левее низкого солнца, чуть нарушилась гармония мелкой волны. Баа совсем сузил щели глаз и разглядел то, что готов был увидеть, – это были они – Большие И Сильные, Дающие Много Мяса и Жира.

Море и небо, лодка и люди перестали существовать: Баа закаменел, сосредоточился, ушел в себя. Он пытался угадать, почувствовать, понять, что делают и что будут делать Дающие. Гребцы тоже молчали, застыв в тех позах, в которых их застала Минута Раздумья. Сейчас нельзя мешать: охота может быть удачной или неудачной, но если Баа ошибется, то ее просто не будет.

Наконец Баа вздохнул и улыбнулся: он будет петь Песню! Люди Левого Борта и Люди Правого Борта разбирали весла и улыбались в ответ – к ним пришло Предвкушение Большой Радости.

Баа запел-заговорил глухим хрипловатым голосом – сначала тихо, потом все громче и громче. И началось действо: постепенно вместо людей, плывущих по морю на большой кожаной лодке, возникло и зажило существо по имени Байдара. Оно двигалось и говорило со Стихиями Мира голосом Баа. Это был разговор равных: Байдара хотела, чтобы ей отдали то, что ей очень нужно, и не видела пока причин для отказа.

Никто не командовал, не задавал ритм, как человек не командует своими руками и ногами. Под неторопливый речитатив четыре однолопастных весла одновременно погружались в воду, и каждый гребец безошибочно угадывал, с какой силой вот сейчас нужно напрячь мышцы. Лица людей блестели от пота, когда Баа увидел почти прямо по курсу, как среди волн появился низкий блестящий холмик, и сразу же взметнулся фонтан брызг и пара, рядом еще один, и еще!

– Ми-и-ало-ка-а-а ка-а-фэ-ло, ло-о, ло-о-о, – пел Баа. Он не шевелился, почти не двигался, но пот грязными струйками сбегал по его телу, с подбородка капала слюна, широко раскрытые глаза слезились. И Мир поддавался: вода и воздух, волны, небо, ветер, льдины, киты, вместе и порознь слышали и понимали исступленную молитву-заклинание Байдары. Она очень, очень хотела быть вот там, вон в том месте: вот… вот… вот здесь или нет, чуть дальше… да-да, именно здесь!

И совсем не важно, не интересно, кто куда двигается, что именно меняется в гармонии Мира: Байдара хотела оказаться среди них, и ей было дано.

Глянцевые темные холмы возникают здесь и там. «Пых! Пых! Пых-х!» – взлетают фонтаны, и ветер доносит их запах, означающий Предчувствие Великого Праздника. Каждый из Дающих, кроме вон тех двух, гораздо больше Байдары, но к ней не придет даже Тень Страха – у них гладкие спины, значит, они добры.

Баа больше не смотрел вперед. На дне лодки между ним и ближайшим гребцом аккуратно уложены три мешка из снятых «чулком» шкур молодых нерп. Там внутри свернутый безупречными кольцами длинный линь – тонкий кожаный ремень, очень прочный и мягкий. Сверху, прямо под горловиной, лежит, привязанный к верхнему концу ремня, костяной наконечник, а внизу – круглый камень, обернутый куском шкуры, к которому пришит дальний конец ремня. Если линь уйдет весь, не запутавшись и ни за что не зацепившись, камень заткнет изнутри горловину мешка и вытянет его за борт. Мешок станет поплавком.

Он взял первое древко, лежавшее на дне вдоль киля байдары. К толстому концу Баа присоединил наконечник, а в пазы на другом конце вставил изящный крылатый предмет, покрытый узорами. Это стабилизатор – много дней его делал лучший мастер Настоящих Людей в подарок духам Моря. Теперь металка – и Баа встал с собранным гарпуном в руках.

– Ле! Ле! Ка-а-а ле! Ле! Ка-а-а! – звучало над водой, и Байдара делала широкий плавный поворот: два коротких гребка по левому борту и один мягкий длинный по правому, два по левому – один по правому…

– Ка-ну-ми хо-о-о-о! Уа-ла-ма ну-у-у-у!

Теперь Байдара мчалась вперед, и голос Баа опять звенел, неторопливый монолог вновь превратился в исступленную мольбу-заклинание: нет ни границ, ни различий между делом и словом, между усилием духа и тела – нужно очень хотеть, чтобы все получилось.

У гребцов больше нет лиц, нет рук и ног, они больше не члены множества, понимающего себя как Люди или Настоящие Люди. Они – это существо, это – Байдара, чей лик сейчас оскален в гримасе экстаза.

Она очень просила, она очень хотела, и вновь ей было дано, ей опять не отказали: Дающий всплыл совсем близко. Он двигался встречным, чуть расходящимся курсом.

– О! О! – тай-о-о-ло! Па! – а-а-ми-и-и!

Баа не готовился, не думал, не целился: слова приходили сами собой, и Мир подчинялся, уступал, соглашался с волей Байдары, а она собрала всю силу своего желания на корме – в руке человека.

– Приди к нам, будь с нами!! – исступленно молил Баа. – Ты нужен нам, мы очень хотим тебя!!

Стихии откликнулись: они согласны. Свистнул стабилизатор, и пошел гарпун, рисуя пологую дугу тонким ремнем, и влажно чмокнула плоть, принимая наконечник.

Кит сразу ушел в глубину, оставив за собой бледно-розовое пятно. Зашуршал, убегая из мешка, линь. Гладкие, тщательно разжеванные, много раз промазанные жиром узлы чуть подпрыгивали, минуя борт. А потом линь кончился, мешок вылетел за борт, пару раз качнулся на поверхности и ушел под воду. Баа видел, куда тянул его Дающий. Он не делал никаких расчетов, он просто знал, о чем надо петь дальше.

Зазвучал очередной, родившийся сам собой куплет: Байдара развернулась и пошла новым курсом, а Баа стал собирать второй гарпун.

Изнутри на уровне живота к рубахе был пришит большой карман, в котором лежал кожаный мешочек со льдом. Баа извлек его, пощупал – лед растаял не весь, и воды совсем мало. Подрагивающими от нетерпения пальцами он ослабил ремешок на горловине, сунул ее в рот и запрокинул голову. «Да, воды совсем мало – всего два, нет, почти три глотка», – Баа с сожалением помял мешочек, выдавил в рот несколько льдинок, с хрустом разжевал их. И вода, и льдинки сильно отдавали старым прогорклым жиром, но это было очень, очень вкусно! «Жалко, что так мало… Но это ничего, это – поправимо: может быть, скоро натает еще», – успокоил себя Баа и, туго завязав горловину, водрузил мешочек на место.

Солнце – Приносящий Свет И Тепло – цепляло краем зубчатый горизонт в глубине берега, вокруг были Маленький Ветер, Идущий С Моря, и Медленная Волна, Поднимающая Плавучие Поля. Рядом с лодкой слабо покачивалась огромная спина Дающего – того, кто стал теперь Большой Добычей, или Подарком Всех Стихий. Его сомкнутое дыхало не шевелилось, пятно крови стало совсем бледным и вытянулось параллельно далекому берегу. В ту же сторону отнесло два мешка-поплавка, перепутавшихся своими ремнями. Третий мешок лежал на дне лодки – его линь не давал расстаться Байдаре со своей Добычей.

Гребцы зашевелились на своих местах. Всем хотелось пить, и мешочки с талым льдом быстро пустели. То и дело люди поглядывали на Добычу: они понимали, что это неприлично, но все равно улыбались, ведь на смену Предчувствию пришла Большая Радость.

Нет, Байдара не умерла, не исчезла, просто чуть-чуть распалась. Она долго без устали шла за Дающим и теперь отдыхает. Ее части опять стали немного разными членами единого множества Настоящих Людей. Вон тот, второй слева, совсем молодой. Он только третий раз вышел в море и еще не все понимает:

– Посмотри, Баа, это же Вода, Несущая К Дому! Мы можем успеть, Баа! – и замолк, испуганно переводя взгляд с одного на другого.

Четверо Мужчин молча смотрят на парня. «Нет, пожалуй, он не совершил ничего такого, из-за чего надо сразу уйти Туда, Куда Уходят Все. Нет, это просто… м-м-м… неловкость, бестактность… Пусть он будет пока с нами», – улыбнулся Баа, и парень опустился на сиденье. Еще миг, и он шагнул бы через Границу Стихий – она же рядом – прозрачная, холодная, такая манящая и страшная.

– Ка-ми-ту-у-у оди-ди-ла-а-а… – хрипло затянул Баа, и Байдара медленно двинулась кормой вперед: нужно подобрать два оставшихся поплавка и отрегулировать длину линей так, чтобы тянуть Добычу за все три ремня сразу, ведь пришла Вода, Несущая К Дому, и она может успеть!

Старый Гаако-Лиу-Тэми-Раотан маялся уже второй день. Ничего необычного или печального не происходило в Месте, Где Живут Настоящие Люди, но ему было неспокойно, еда не приносила радости, а руки не хотели ничего делать. Рао бродил между домами, беседовал с людьми или просто выходил на берег и подолгу смотрел вдаль. Никто не задавал ему вопросов, но он понимал, что все думают, будто он знает, как живет Байдара, а он не знал. Когда-то давно он, стоя на берегу, мог петь ее Песню. Теперь он не может, но Людям незачем знать об этом.

«Нет, так нехорошо, так – неправильно! Надо что-то делать: полезное и важное», – не выдержал наконец Рао и решил заняться тем, что давно откладывал, – подарком Большого Шторма. Это был хороший, нужный Людям подарок: недалеко от жилищ поселка на берегу лежали три больших дерева. Без коры и сучьев, с обломанными корнями – они, наверно, долго плавали по Реке и Морю прежде, чем Большой Шторм во время Высокого Прилива оставил их на берегу. Это была Твердая Пища, которую так любит Огонь. Всю мелочь, приносимую Приливами и Штормами, Люди сразу собирали и уносили в поселок, а эти стволы оказались очень тяжелыми. Ни разрубить, ни перепилить бревна нельзя, потому что нечем, но и оставлять на месте жалко, так как следующий Большой Шторм вполне может забрать их обратно, если, конечно, придет вместе с Высоким Приливом. Бревна нужно на месте пережечь на куски, которые можно будет донести или хотя бы докатить до поселка. А там уж молодежь и женщины как-нибудь справятся. Надо сделать Долгий Костер не для еды и тепла, а просто для удовольствия Всех Стихий, которые, в благодарность за это, позволят воспользоваться Людям оставшейся частью подарка.

Собрать свою волю так, чтобы Люди делали то, что он хочет, Рао не смог: он просто ходил от дома к дому и говорил, что нужно пойти и сделать Долгий Костер. Никто не отказывался, но у всех находились более срочные и важные дела. К нему присоединились только несколько подростков, еще не имеющих Настоящих Мужских Имен, и, конечно, целая куча детей – Рао даже не очень-то различал в этих меховых колобках девочек и мальчиков.

Они пришли на берег, и молодежь с визгом и смехом стала накатывать бревна друг на друга. Рао не командовал, не мешал им – у них свои лидеры, своя жизнь, а у него…

В конце концов стволы легли друг на друга, и Рао долго раздувал принесенные головешки, подкладывал сухие водоросли и древесную мелочь, собранную на кромке прибоя. Когда Костер все-таки разгорелся, Рао уселся на корточки и поверх дымного Огня стал смотреть в Море. Молодежь играла на Песке Отлива в свои извечные игрушки: палки, изображающие гарпуны, костяные грузила с колючками, привязанные к ремешкам, – кто дальше, кто точнее. Они играют так всегда: после Сытных Зим их бывает много в поселке, а после Голодных – совсем мало, но игры остаются те же. И он когда-то вставлял длинную палку в неуклюжую самодельную металку… Да… А потом старый шаман почему-то выделил его из толпы сверстников и стал именно ему рассказывать свои Непонятные Сказки. И неинтересны стали юному Рао ни гарпуны, ни металки, ни колючие цеплялки-кидалки.

Рао сидел у Огня, смотрел на Море, Небо и привычно поглаживал под рубахой маленький, почти незаметный шрам на плече. Если бы он выдержал, если бы смог привыкнуть… Он бы, наверное, знал сейчас, как обстоят дела у Байдары, когда и с чем она вернется, и про тех, кто ушел в Весеннюю Тундру, он тоже, наверное, знал бы все или почти все… А он не знает, не чувствует.

Он хорошо помнил тот день, когда шаман сказал, что время настало, и уложил Рао на подстилку из шкур у очага. Потом он оросил своей мочой кремневый нож и сделал надрез на его плече. Рао не смотрел на его руки, он смотрел на клочок неба в дыре дымохода, и ему было совсем не больно. Потом Шаман замотал ему руку полосками шкуры и дал выпить Настой Красных Грибов. Рао уснул, а когда проснулся, Мир был другим – невероятно, ослепительно ярким, ароматным и вкусным. Первое время, пока не привык, он просто захлебывался от избытка ощущений. Казалось, он видит, чувствует и слышит все: радость ребенка, сосущего грудь в соседнем жилище, голодное урчание в животе чайки, парящей в Небе, усталость охотников, ушедших вчера в Ледяные Поля. Потом он освоился, научился отсекать, заглушать лишнее, но все равно это было прекрасно! А потом была расплата, и еще, еще… Медведь поломал одного из охотников, и Рао умирал вместе с ним; тяжело рожала женщина, и он кричал вместе с ней… Он не выдержал: однажды, очнувшись после чужой смерти, он дрожащей рукой разрезал кожу и выдавил маленький, плоский, скользкий от крови камешек. И опять стал как все, стал одним из единого множества Настоящих Людей.

Когда умер, ушел в Другую Жизнь старый шаман, как-то само собой получилось, что Рао взял его Бубен и стал Человеком, Говорящим Со Стихиями Мира, только какой он на самом деле, Говорящий? Что-то сломалось в нем тогда, чего-то он лишился… А тот полосатый камешек болтается теперь среди зубов белого волка в ожерелье молодого Баа.

Рао очнулся от горестных мыслей: что-то странное было в Море. Какой-то темный предмет двигался вдали немного быстрее, чем вода Прилива. Рао долго следил за ним и наконец понял, что по мелкой воде к берегу идет человек, точнее нечто, очень похожее на Человека: даже ребенок знает, что вода – это Мир Мертвых и живые оттуда не приходят. Значит, это возвращается мертвый. Это нехорошо – ему не место среди живых.

Рао встал, подправил верхнее бревно в костре, погрел над Огнем кожу Бубна и побрел навстречу мертвецу. Молодежь оставила свои игры и потянулась за ним: старшие впереди, малыши сзади – интересно и страшно!

Он остановился метрах в десяти от пришельца, но вода прибывала и оставаться на месте было нельзя – приходилось пятиться, а мертвый медленно шел вперед, ему явно хотелось на сухое. Вблизи он был не очень похож на Настоящего Человека: густые светлые волосы не заплетены в косы, немного волос растет даже вокруг рта и на щеках, одежда сделана из шкур Рогатых Зверей, Живущих в Тундре, да и вообще он слишком худой и высокий, с длинными руками и ногами.

Подростки испуганно шептались за спиной, вода прибывала, и надо было на что-то решаться. Протяжно и глухо зазвучал Бубен, Рао заговорил:

– Зачем ты пришел к нам, житель Мира Мертвых? Мы не сделали ничего плохого, почему же ты нарушаешь Гармонию Стихий? Уходи, уходи обратно, ведь оттуда не возвращаются!

Мертвец остановился и слушал голоса Рао и Бубна. Когда они замолчали, мертвый сам начал издавать какие-то звуки. Они не были похожи на человеческий язык, но Рао почему-то понял, что пришельцу плохо и он хочет на берег.

Рао сомневался в том, что поступает правильно, но знал, что Люди считают его Говорящим Со Стихиями, и поэтому он должен…

– Уходи! Все знают, что в твоем мире никогда не бывает Злого Мороза, туда не приходит Большой Шторм, там всегда много еды – уходи обратно! У нас здесь Маленькие Радости часто сменяются Большой Бедой – уходи, уходи обратно!!

Вода поднялась пришельцу до колен, и он опять побрел вперед, медленно переставляя свои длинные ноги.

– Уходи!! Уходи обратно!!! – заклинал Рао и размахивал Бубном.

Наконец мертвец остановился, протянул вперед руки, показывая пустые ладони, и вновь заговорил. Рао вслушивался изо всех сил в надежде понять, что же он должен сделать, чтобы мертвый наконец ушел. Но нет, совсем не то: пришелец хочет на берег!

Кто-то подергал Рао за одежду сзади – один из подростков:

– Я! Я прогоню его! Я не боюсь!

Мальчишка, конечно, боится, но пусть попробует.

Парень шагнул вперед к самой воде, поднял для броска руку с палкой, изображающей гарпун, и грозно закричал неокрепшим, срывающимся от волнения голосом:

– Уходи!! Уходи обратно!!!

Нет, пришелец не испугался: конечно, разве можно убить мертвого? Он опять что-то сказал: кажется, он недоволен и немного – совсем чуть-чуть – угрожает…

Радостно завизжали дети, и Рао оглянулся. Они верещали и показывали пальцами в сторону поселка. Рао тоже посмотрел и увидел, что с уступа Черной Скалы над Местом, Где Живут Люди, поднимается дым, и ветер сносит его в глубь берега. Это Большой Дым – кто-то отдал Огню сразу весь запас сухих водорослей. Разом исчезла тяжесть, так долго давившая на грудь, и Рао облегченно вздохнул: идет, возвращается Байдара!

Он сразу остался один – молодежь наперегонки неслась к поселку. Какой-то малыш споткнулся, шлепнулся в лужу, но тут же вскочил и, весь перемазанный илом, с ревом побежал дальше, стараясь ни за что не отстать.

А мертвец? Он почти вышел из воды, он не смотрит больше на Рао, он стремится туда, где за линией Прибоя дымит, затухая, Долгий Костер.

«Ладно, я все равно не могу ничего поделать, ведь он не слушается меня… Может быть, он уйдет сам вместе с Водой Прилива? Что я могу?..» – Рао вздохнул, сунул Бубен под мышку и побрел к поселку вслед за всеми.

Он шел и думал о том, что Байдара возвращается и Большой Дым означает, что она идет не одна. Баа будет исполнять Танец Охоты, а потом, когда уйдет Вода Прилива, все Люди от мала до велика будут резать и носить в Ямы Для Еды жир и мясо; Прилив вернется и заберет только то, что оставят ему в подарок. А потом будет Праздник…

Женька ухватился за сучок и, навалившись всем телом, повернул бревно необгоревшей стороной к углям. Через минуту костер ожил, появилось пламя. Он подставлял теплу то один бок, то другой и тихо млел, размышляя о том, что больше никогда, ни за что не полезет в море, не полезет… по своей воле!

Шел отлив, и туша кита уже прочно сидела на мели. Вынесенная дружными усилиями далеко на берег, сохла большая кожаная лодка. Когда она подошла к берегу, люди кинулись в воду, подняли ее на руки вместе с гребцами и отнесли за границу самого большого наката. Байдара принесла Большую Добычу, почти все Мужчины были на месте, и они смогли оказать честь, достойную ее Великой Удачи. Лодку аккуратно поставили килем в гнезда из плавника и камней, дети радостно прыгали вокруг, а взрослые любовно оглаживали борта, вытирали их рукавами своих облезлых меховых рубах – они любили Байдару, они хотели, чтобы ей было хорошо.

А потом все столпились на берегу. Их было много – больших и маленьких, молодых и старых. Там у воды гремел бубен, и что-то происходило, но что?

Женька мотался туда-сюда за спинами людей и чувствовал себя… гм… ну, полным идиотом. Сначала его, полуживого, не хотели выпускать на берег, а теперь никому нет до него дела! Наряд у него, кажется, вполне подходящий: тоже из шкур мехом наружу и не первой свежести, кстати. Правда, это шкуры других зверей, и на ногах у мужчин здесь какие-то хитрые сапоги-бахилы выше колен, подвязанные к поясу, а у него – сухопутные сапожки. Как защищаться, если нападут, он знает, да и сам нападать, пожалуй, умеет, но вот что делать, если на тебя не обращают внимания?

Он вздохнул, почесал затылок, поправил ножи под рубахой и решительно полез в толпу: «Вы что тут, в конце концов?!»

Настоящим Людям – морским зверобоям – нечего было противопоставить человеку, имеющему опыт поездок в общественном транспорте большого города. Женька шел сквозь них, как горячий нож сквозь масло. В задних рядах стояли люди взрослые и солидные, а впереди – молодежь, главным образом девицы. Они тихо курлыкали между собой. Конкретных слов Женька, конечно, не понимал, но общий смысл улавливал, кажется, четко: «Какой красавец! Как он хорош! Я так хочу его! И я тоже… Он такой сильный, такой красивый!… Ой, не могу, он такой!..»

Чумазые, от роду не умывавшиеся девушки привставали на цыпочки, пытались заглянуть вперед. Женька был на голову выше любой из них, но тоже пока ничего не видел. Он пробирался сквозь толпу женщин, вдыхал смесь их феромонов с… гм… родным первобытным ароматом и изнывал от любопытства. Наконец он оказался в первых рядах и присел на корточки, чтобы не мешать смотреть тем, кто сзади.

На плотно укатанном волнами песке у самой кромки воды под неритмичное бряканье бубна танцевал толстый голый человечек. Он перебирал кривыми ногами, поднимал и опускал короткие руки, пытался изгибать свое слишком длинное тело без намека на талию. Его темные жидкие волосы были заплетены в две короткие косички, болтающиеся возле ушей, бурое безбородое лицо с узкими прорезями глаз напоминало печеное яблоко, а бледная кожа на теле покрыта грязными потеками высохшего пота.

Женька чуть не рассмеялся в голос, увидев этого красавца, но удержался, устроился поудобнее и стал смотреть. Слабо вскипал близкий накат, брякал бубен, топтался на песке человечек, томно вздыхали женщины…

Он сидел, смотрел, слушал бубен и в какой-то момент вдруг понял, понял отчетливо и ясно – до мурашек по коже – как могуч и прекрасен этот человек! А потом увидел (да-да, именно увидел!), как набегает Волна, Тихо Плещущая В Борт, как среди Маленьких Одиноких Льдин под Ветром, Дующим На Черную Скалу, идет Байдара…

Когда свистнул стабилизатор первого гарпуна, когда зашуршал, убегая, линь, Женька чуть не свалился под ноги женщин и затряс головой: «Что за наваждение?!» А рядом все так же брякал бубен, топтался на песке голый человечек, на его короткой грязной шее моталось нехитрое ожерелье из чьих-то зубов с маленьким, темным, полосатым камешком посередине. И мчалась вперед Байдара, и был собран второй гарпун: сейчас Дающий появится из воды вон там – она должна успеть!

* * *

– Вам ведь не нужно доказывать существование иных реальностей или параллельных миров, правда? – Гость закинул ногу на ногу и переплел пальцы на колене. – Для большинства людей это фантастика, о которой смешно говорить всерьез. Думаю, для вас не будет новостью и сообщение о том, что в доступном пространстве есть несколько точек, где разные миры или реальности сближены, пересекаются, открываются друг в друга, что ли… Собственно, в художественной литературе таких феноменов описано множество, и ни одного – в научной! Интересно, что вокруг одних «точек сближения» жизнь бьет ключом на протяжении чуть ли не всей истории человечества, а другие пребывают в тиши и забвении. События, происходящие близ такой границы миров, в большинстве своем остаются незамеченными, или, в редких случаях, им придается мистическое, религиозное значение. Нужно это пояснять, или вы понимаете, о чем речь?

– Пожалуй, понимаем, – Николай извлек из пачки сигарету, закурил и выпустил дым в потолок. – Только, может быть, поясните сначала, что вам известно о нас? За кого нас, так сказать, держат? Тогда мы будем знать, как реагировать: кровожадно рычать или светски улыбаться?

Гость несколько смутился:

– Да, да, вы правы, но… Впрочем, если хотите… Вы ведь имеете в виду не анкетные данные?

– Анкетные тоже! – усмехнулся Варов, и стало заметно, что гость старается не смотреть на него, а обращается главным образом к Николаю.

– Ваша… гм… группа попала в поле зрения заинтересованных лиц в связи с камнями – черными агатами, о которых чуть позже. О вас же мне сообщили…

– Давайте-давайте! Не стесняйтесь!

– Ну, хорошо! – гость откашлялся и начал цитировать по памяти: – »Турин Николай Васильевич: 43 года, русский, место рождения – Москва, образование высшее геологическое, бывший сотрудник РАН, имеет научные труды. С 199… года проживает в Санкт-Петербурге, формально безработный, источник доходов – случайные заработки (строитель-отделочник высокой квалификации). За последние годы дважды выезжал за границу в качестве рабочего-нелегала; женат, имеет двоих детей, в настоящее время семья проживает в США (у супруги «зеленая карта»). Курит, употребляет алкоголь (умеренно), правонарушений не зафиксировано».

– Обо мне – все? – поинтересовался Николай. – Ну, что ж: авантюрист немножко, но личность вполне заурядная.

– Там было еще примечание – такое, знаете ли, со звездочкой: «паспортные данные соответствуют».

– Надо же, как интересно! Вы хотите сказать, что у кого-то из нас они не соответствуют, да?

– Вы правы, Николай Васильевич! Увы…

– Александр Иванович! Вы это бросьте – документы у всех настоящие!

– О, конечно! Конечно, настоящие! Вы, наверное, сами помогали их оформлять? Намучились?

– Не без этого, но все законно!

– Поверьте, Николай Васильевич, к органам внутренних дел я не имею ни малейшего отношения! Вы же сами подняли эту тему…

– Допустим, верю. И что дальше? О тех, кто «не соответствует»?

Гость вздохнул, извлек из кармана платочек, протер повлажневший лоб и продолжил цитирование:

– »Варов Владимир Николаевич (настоящее имя не установлено): физиологический возраст – около 40 лет, год и место рождения, национальная принадлежность не установлены…» В общем, все остальное тоже не установлено.

– Так уж и все? – Варов омерзительно скрипнул пенопластом, на котором сидел, и гость наконец посмотрел в его сторону, но тут же отвел глаза.

– Не все, конечно. Известно, что вы закончили здесь курсы белых магов, оформили документы для занятий «индивидуальной трудовой деятельностью».

– И, между прочим, даже налоги честно плачу! Но вы продолжайте, Александр Иванович.

– Кхе… Гм… Значит, так: «…установлено, что Варов В. Н. действительно способен осуществлять:

а) безмедикаментозное исцеление физических травм, резкое ускорение послеоперационной реабилитации, снятие гипертонических кризов, купирование ревматических болей, приступов радикулита и т. д.; охотно помогает больным и знакомым медикам, от официальных контактов с представителями лечебных и научных учреждений уклоняется;

б) внушение – дистанционное психическое воздействие гипнотического (?) типа; официально практикует снятие стрессов, избавление от бессонницы, улаживание внутрисемейных конфликтов…»

– Что же вы замолчали, Александр Иванович? У вас такая прекрасная память! – Варов смотрел на гостя и как-то обреченно улыбался. – Вы уж договаривайте, пожалуйста. Или мне самому продолжить? Да не бойтесь вы: не стану я на вас… воздействовать. Пока.

Гость поежился, как будто ему вдруг стало холодно:

– Да ничего такого, Владимир Николаевич! Просто… гм… В общем, эксперты полагают, что это ваше «дистанционное воздействие» может быть… скажем так: очень сильным.

– Вплоть до летального?

– Гм… Насколько я понимаю, поводов для таких предположений не имеется.

– Замечательно! – Варов рассмеялся и похлопал в ладоши. – Просто блеск! Вы ничего не забыли? Точно – ничего? Тогда, может быть, перейдем к третьему и последнему члену нашей, как вы выразились, группы?

– Извольте! – гость коротко глянул на Женю. – Васильев Евгений Иванович: физиологический возраст – 17 – 19 лет. Все остальное – сами понимаете…

– Понимаем-понимаем! – Николай сунул окурок в переполненную пепельницу. – А почему вы его так испугались? Он что, по вашим данным, страшнее Володьки?

– Нет, пожалуй. Это что-то рефлекторное. Я, знаете ли, больше привык иметь дело с людьми… м-м-м… другого плана. А тут – драки, приводы в милицию…

– Это все из-за Коли, – поделился застарелой обидой Женька. – Он ментам сопротивляться не разрешает.

– Молчи уж! – рыкнул на него Турин. – Если бы не Вар, давно сидел бы на зоне за… регулярное превышение пределов самообороны.

– Так что, – вновь обратился Николай к гостю, – мальчик у нас тоже «паранормал»?

– Я, Николай Васильевич, не люблю этот термин. А в данном случае он, пожалуй, и неуместен. Просто Евгений Иванович увлекается спортом и уже добился немалых успехов.

– Он у нас талант!

– Конечно… гм… талант. Нужно быть очень способным юношей, чтобы после нескольких месяцев занятий выполнять нормативы мастера спорта или перворазрядника по пулевой стрельбе и боксу, каратэ-до и биатлону, по дзюдо и стрельбе из лука, а еще фехтование, вольная борьба, бег на короткие и длинные дистанции… Я ничего не забыл?

– Ну, если только по мелочам. А что в этом такого? Мальчик постоянно проходит всякие медкомиссии, обследования, и никто его ни роботом, ни инопланетянином не считает – все показатели в пределах человеческой нормы.

– Видите ли, я имею некоторое отношение к медицине и могу вас заверить, что это действительно так: КАЖДЫЙ из показателей в пределах нормы, точнее близок к тому, что называют «верхним пределом нормы». А вот все вместе – извините, но так не бывает!

– Что-то это как-то…

– Все очень просто: рожденный ползать летать не может. Понимаете, из хороших боксеров не получаются прекрасные стрелки-снайперы, бегуну-марафонцу жизни не хватит переквалифицироваться в спринтера, и так далее. Это связано с работой мышц, особенностями психики, балансом адреналина… А сейчас, тем более, в моде всякие тесты…

– Женька! – возмутился Турин. – Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты избегал этой дряни?!

Парень пожал плечами:

– Я же не добровольно, Коля! Иначе к соревнованиям не допускают.

– Вы, конечно, понимаете, что большой спорт давно стал крутым бизнесом. Неужели вас не удивляет, что никто из воротил этого бизнеса до сих пор не заинтересовался всерьез таким перспективным юношей? Ведь не заинтересовался, правда?

– Пожалуй… И вы знаете, почему?

– Конечно! Несмотря на феноменальные физические данные, по психическому складу, жизненной мотивации, уровню интеллекта наш Евгений Иванович… не спортсмен. В этом смысле он безнадежен!

– Вот даже как! И кто же он, так сказать, по жизни? Ему поставили диагноз? Потенциальный ученый, бомж, дворовый хулиган, киллер, телохранитель, идеальный солдат?

– Почти угадали, Николай Васильевич. Только ни в коем случае не солдат! Это – совсем другое.

– Та-ак! – Николай азартно потер руки. – Становится все интересней! Значит, ваши работодатели «дешифрировали» меня как личность вполне заурядную, Варова – как настоящего и опасного колдуна, а Женька у нас кто?

– Могу объяснить подробно, но если одним словом, то Евгений Иванович… ВОИН.

– Ну, разумеется, – разочарованно вздохнул Николай. – То-то девки к нему так и липнут: чуют своим женским нутром. Не отметить ли нам это дело чашечкой кофе, а? Вы как, Александр Иванович?

– Мне без сахара, если можно.

Гость отставил опустевшую чашку:

– Будем продолжать? Или перейдем сразу к выводам?

– Давайте выводы! – улыбнулся Варов.

– Извольте: наиболее вероятным представляется, что господа Варов В. Н. и Васильев Е. И. – пришельцы. Да, да, пришельцы или гости из другой реальности!

– Это МОИ гости! – стукнул себя в грудь Николай. – Кому какое дело?!

– Да ради бога, Николай Васильевич! Никто вам претензий не предъявляет. Наоборот: вас просят проникнуться важностью задачи! Согласитесь вы участвовать или нет, проблему все равно будут решать. И платить за это своими жизнями.

– А вы, значит, хотите заплатить нашими?

– Видите ли, в чем дело: тут, похоже, не обойтись без посещения других реальностей. Проникать в них и возвращаться без… гм… ущерба для себя могут очень немногие. Почти никто. Проверить это можно только на опыте. Для большинства людей это фактически самоубийство. А вы МОЖЕТЕ. Вы не будете этого отрицать?

– Нет, не будем, – вздохнул Николай.

– Можно мне задать один вопрос?

– Валяйте!

– В скольких… мм… реальностях вы уже побывали, помимо нашей, конечно? И вы, Владимир Николаевич?

– Ну, сейчас посчитаем…

– Не стоит. Вы уже ответили.

Варов опять заскрипел своим пенопластовым сиденьем:

– Что ж, наверное, пора представиться: Вар-ка – колдун-недоучка из племени Речных Людей – к вашим услугам! А это – не Женька, это – Зик-ка! Он тоже из Речного племени, только из дальней деревни.

Николай всполошился:

– Ты чего, Вар? Зачем?!

– А что такого? Думаешь, в милицию загребут? Александр Иванович, а в чем, собственно, суть проблемы?

Гость кивнул и извлек из кармана бумажный конверт, вытряхнул на ладонь запаянный полиэтиленовый пакетик и протянул его Николаю:

– Взгляните!

Тот покрутил пакетик перед глазами: в нем лежал плоский черный камешек размером с ноготь большого пальца руки. Передал пакет Варову.

– Похож на наши агаты – такие же тонкие яркие полоски.

Гость забрал пакетик, аккуратно положил его в конверт и спрятал в карман:

– Извините, меня очень просили его вернуть. Так вот: самое удивительное, что это действительно ВАШ агат! Результаты экспертизы показали, что он по всем параметрам соответствует камням из месторождения на реке Намрань. Только он не оттуда, точнее – не совсем оттуда. Данный конкретный экземпляр приобретен за… Впрочем, не важно. О нем известно, что он путешествовал по странам Европы около восьмисот лет – черные и белые маги, колдуны, алхимики, потом коллекционеры, собиратели древних реликвий. В глубине веков его след теряется. Известны еще четыре сходных экземпляра с похожей судьбой. На современном этапе исследований наиболее вероятной считается гипотеза о том, что первоначально они были обнаружены среди остатков поселений человека каменного века. В древности такие остатки иногда случайно вскрывали при рытье каналов или строительных работах.

– Это – наиболее вероятная гипотеза. А какая считается менее вероятной?

– Их несколько. Например, некоторые полагают, что камень не попадал в захоронения, а был… гм… на руках, в ходу всегда, то есть с момента изготовления.

Николай вспомнил, что он все-таки геолог, хоть и бывший:

– Ну, хорошо: я понимаю, что это лишь кусочек кварца с примесями, из которого много не вытянешь, особенно если объект нельзя разрушать. Но ведь он был когда-то пришлифован, там по краям следы то ли дырок, то ли ушек. С этого, наверное, тоже можно снять какую-то информацию?

– Смилуйтесь, Николай Васильевич! Я не специалист в этих вопросах! Мне рассказывали, но – увы… Это не моя область. Конечно, все изучалось с максимально возможной тщательностью. Но результаты, как я понял, противоречивы и даже парадоксальны.

– Александр Иванович, будьте добры, напрягитесь и припомните нам какой-нибудь парадокс! Интересно же!

– Ну… я боюсь ошибиться…

– Мы простим вас, простим!

– Хорошо. Кажется, это звучало примерно так: длительность… э-э-э… продолжительность износа с момента изготовления… э-э… несколько превышает возраст… нет, продолжительность существования человека разумного как биологического вида. Да, примерно так!

– Однако!

– Вот-вот. Всего в мире… или скажем так: в нашей реальности известно пять таких камней и еще один из Австралии, подлинность которого оспаривается. Практически с каждым из них связан свой миф, легенда.

– И эти легенды, конечно, были тщательно собраны и проанализированы?

– Безусловно! Если отбросить местный… м-м… колорит, особенности культуры, религии, то суть одна и та же: при правильном обращении или каком-то магическом воздействии камень приобретает свойства… начинает воздействовать… на человека-носителя и его окружение.

– Дает власть над миром? Бессмертие?

– Ну, не то чтобы бессмертие, а некую способность… гм… не умирать очень долго. Но, конечно, требует за это немалую плату, как это обычно бывает в мифах.

– Да? А зачем камню плата?

– Это не совсем плата. Человек как бы начинает чувствовать чужую боль сильнее своей собственной.

– М-да-а, – вздохнул Варов. – Кажется, я знаю продолжение: мы приволокли с горы мешок похожих камней и начали раздавать их друзьям-приятелям. Они попались на глаза соответствующим специалистам, и те наконец выяснили природный источник материала для древних амулетов. Правильно?

– Не совсем. Через эти камни мои работодатели вышли, так сказать, на вас, а источник был установлен лет тридцать назад. Тогда же стали известны и странные… м-м… свойства этого места. И разумеется, дело взяли в свои руки советские спецслужбы.

– Ага! Значит, горные работы на месторождении, эта разведка по категории «С» – только прикрытие? С виду все как обычно: на вершине расчищена площадка, кругом шурфы, канавы, бочки из-под солярки валяются. Даже жилой вагончик остался – его, наверное, туда на МИ-6 затащили. И отчет в геологических фондах хранится – совершенно обычный, даже не очень секретный. Я его смотрел: данный объект признан не представляющим промышленного интереса. А что там гэбэшники накопали?

– К их документам доступа нет. И, как мне сказали, уже не будет. По косвенным данным, операция привела к многочисленным жертвам и закончилась полным провалом. Разразился скандал, полетели погоны и головы. И все было свернуто: ни людей, ни документов – тишь да гладь.

Николай в задумчивости прикурил новую сигарету и стряхнул пепел прямо в тазик с орехами:

– Значит, была какая-то операция? Надо полагать, когда-то оттуда – с горы – толпа агентов ринулась в параллельные миры, и никто не вернулся. А вот мы… Это смешное место – сопка на левом берегу Намрани с отметкой 1242 м и с месторождением агатов на вершине. Я полез туда, чтобы набрать красивых камешков для жены. Только оказалось, что туман близ вершины не туман вовсе, а какой-то межпространственный морок. Если сквозь него спускаться или подниматься по склону, то можно оказаться черт знает где!

– Ну, судя по всему, вы ни разу не угодили в мир с аммиачной атмосферой или без таковой вообще. Можно, конечно, считать это случайностью или везением, но к иным реальностям данные термины неприменимы.

– Это почему же?

– Просто потому, что вы, вероятно, способны попадать только в «параллельные» миры – те, которые с вами совместимы, в которых у вас есть шанс выжить. Между прочим, для многих людей этой зоны перехода вообще не существует. Они даже не видят того, что вы воспринимаете как «туман». Тем не менее, если бы эта сопка не находилась так далеко от жилья, она обязательно считалась бы в народе «проклятым местом». Полагаю, именно там вы и встретили ваших друзей?

– Конечно! Присмотрел себе место для чаевки, подхожу, а оно уже занято: сидят голубчики и ногу оленью наворачивают. Но давайте вернемся к нашему камушку. Чего от нас хотят ваши работодатели? Добыть и притащить действующий амулет? Узнать, как «активировать» те, что имеются здесь? А может быть, он в нашей реальности в принципе не может работать?

– Может. По косвенным данным, эти артефакты в нашем мире были «активными» в интервалах времени тридцать-сорок тысяч лет назад, десять-двенадцать тысяч лет назад и, наконец, совсем недавно – примерно на протяжении последнего тысячелетия до новой эры. Но в прошлое собственного мира вернуться нельзя – это вы, конечно, понимаете.

Варов поднялся и начал ходить по комнате, заложив руки за спину:

– Хорошо, Александр Иванович. Сформулируйте, пожалуйста, нашу задачу. Добыть?

– Да, только не сам амулет, а информацию о нем: действие на носителя и окружающих, влияние на социум, а может быть, даже на исторический процесс, если таковое имеется. Вступать в непосредственный контакт с данным артефактом, когда он «активен»… м-м-м… не рекомендуется.

– А собственно, почему вы решили, что мы не разминемся с этими камушками в пространстве и времени иных миров? Это получается даже не иголка в стоге сена, а молекула…

– Владимир Николаевич, так решил не я. Но вы не разминетесь.

– Почему?

– Не знаю. Честное слово: не знаю! Вы же давно поняли, что имеете дело с посредником. Моя миссия в том и заключается, чтобы передать ровно столько информации, сколько хочет заказчик, а не клиент, даже если он умеет…

– …Считывать мысли? – Варов вздохнул и уселся на свое место. – Нет, к сожалению, не умею. Но ложь чувствую безошибочно. Опасная у вас работа, да?

– Всякое бывает: как-то раз пришлось объяснять «бигфутам», почему нужно бояться вертолетов и избегать теле– и фотоаппаратуры.

Николай чуть не поперхнулся дымом:

– Так снежные люди тоже оттуда?!

– Николай Васильевич, вы же бывший ученый, причем «естественник»! Сами подумайте: откуда в нашей реальности могут взяться реликтовые гоминиды, ящеры, морские змеи и прочие прототипы фольклора и мифов? Согласитесь, что продуктом людской фантазии они быть не могут, но и жизненного пространства на нашей планете для них давно уже нет!

– Пожалуй, соглашусь! Но скажите, с какого перепугу мы-то должны опять лезть в другие реальности?! Там опасно и страшно! Здесь лучше: пиво в ларьках круглосуточно, и за колбасой очередей не бывает! Нам что, за это дадут много денег? Желаю виллу на Кипре! Или нет, лучше во Флориде!

– Боюсь, что там уже все раскуплено нашими… э-э… депутатами. Но, если вы будете настаивать, я передам ваше пожелание. Как мне объяснили, с материальным обеспечением мероприятия и… гм… вознаграждением участников проблем не возникнет. Конечно, ваш риск очень велик, и его трудно полностью компенсировать, но… Специалисты, эксперты дали заключение, что вы, скорее всего, согласитесь.

– Ага! За нами следили, нас изучали и пришли к выводу!

– Вы же понимаете, Николай Васильевич, что каждый человек живет в социуме, производит какие-то действия, совершает поступки – это, знаете ли, как круги на воде… Множество специалистов зарабатывает на жизнь тем, что такую информацию о людях собирает и анализирует. Это давно стало целой наукой.

– И что же данная наука говорит о нас?

– О каждом?

– Давайте сначала в целом. Мы ведь, как вы сказали, некая группа, общность?

– Если в целом: деньги, материальные, скажем так, блага не являются для вас основным стимулом. Не они детерминируют социальную активность…

– Короче говоря, не за деньги нас надо покупать? Конечно: мы готовы действовать лишь ради спасения человечества – никак не меньше!

– Или избавления его от возможных неприятностей. Кроме того, обретение своего места под солнцем…

– Место есть у каждого!

– Я говорю о СВОЕМ месте. Вы же не считаете таковым то, которое занимаете?

Вместо ответа Николай молча уставился на гостя. Про сигарету в своих пальцах он забыл, фильтр начал гореть и противно вонять. Наконец он спохватился, затушил окурок и заявил:

– Александр Иванович, кажется, нам пора вернуться к вопросу о ваших работодателях. Не берут ли они на себя лишнего? И знают они о нас как-то ненормально много, вам не кажется? А как часто я хожу в туалет, в какой позе предпочитаю заниматься сексом, им известно?

– Этого мне не сообщили, но, по сложившимся правилам игры, я могу запросить и такие данные. Думаю, что получу их.

– А если я предложу другие правила: мы запираем дверь и не выпускаем вас отсюда, пока не расскажете решительно все, что знаете об этих людях? В крайнем случае, просто перескажете нам содержание всех ваших заочных контактов, всех поручений, которые они вам давали, а мы будем делать выводы. А уж в совсем крайнем случае… – Николай многозначительно показал глазами на Женьку.

На угрозу гость отреагировал странно: он как-то кисло улыбнулся и посмотрел на Варова. Тот понимающе кивнул:

– Не получится, Коля. Похоже, наш гость неплохо защищен от «крайних случаев».

– Это как же?!

– А вот так – сердце. Чуть что, мне придется заниматься его реанимацией, а с сердечниками работать трудно – я уже пробовал.

– Да-а… И это предусмотрели! Ну, ладно, вы же понимаете, что я пошутил. В конце концов, эта встреча произошла не по нашей инициативе. Чтобы она не оказалась бесплодной, нам нужно хоть что-то понять о потенциальных «заказчиках». Так что, Александр Иванович, мы готовы слушать.

– И очень внимательно, – поддакнул Варов и уселся поудобнее.

* * *

Женька распрямился, разминая затекшую поясницу. Он стоял на небольшой наклонной площадке, окруженной со всех сторон камнями и туманом. До сих пор все шло нормально: он благополучно простился с морскими зверобоями, добрался до сопки и даже нашел конец последней веревки. Обвязка, спусковик и жумар тихо лежали себе под камнем. Склон, собственно говоря, был не очень крутой, но Николай настоял на использовании некоторых скалолазных приспособлений. Он утверждал, что если идти вверх по тем же веревкам, по которым спускался, то очень вероятно, что в конце концов окажешься там, откуда начал спускаться. Должна же быть хоть какая-то логика в этом винегрете параллельных миров?! Должна, конечно, но не обязана: вот и проверим!

Сейчас «туман» был хороший – ровный, плотный и без разрывов. Кое-какой опыт у Женьки уже был: «Пока это марево не начнет клубиться и просвечивать, ситуацию вполне можно контролировать. Как выразился Коля: „видимая часть окружающего пространства на действия посетителя реагирует адекватно“. Это гораздо лучше, чем „неадекватно“: лезешь в гору и вдруг оказываешься на берегу моря-океана. Только чует, чует сердце (или что-то там внутри), что не к добру это благолепие, ох, не к добру!»

К следующей веревке Женька пристегиваться не стал, а просто полез вверх, держась за нее рукой. Однако пологий участок склона быстро закончился, пришлось зацепиться жумаром и толкать его перед собой, держа веревку внатяг: «Странно: ведь не было, кажется, здесь крутизны? Или была? Неужели?.. А вот именно!»

Маячивший впереди уступчик, на котором он рассчитывал передохнуть, оказался совсем и не уступчиком. То есть отдохнуть-то здесь можно, но…

Ветра как не было, так и нет, белесое это марево – туман пресловутый – и не собирается клубиться или кончаться, наоборот: видимый мир сузился до нескольких метров. Но то, что просматривается на этих метрах, однозначно свидетельствует о том, что в милый уютный вагончик на вершине Женька в ближайшее время не попадет. И значит, не будет ему сегодня ни тушенки, ни сгущенки, ни других радостей цивилизации.

Под ногами была тропа, а по ее обочинам росла трава. Густая и сочная, с цветочками – вот так! А веревка тянулась дальше в туман. Правда, склон там совсем пологий, и не нужна на нем никакая веревка, если только для ориентира. Собственно, можно просто пойти по ней дальше, но ведь был уговор, что он в первую очередь «топчет лыжню», «торит тропу» и разведывает путь сквозь миры…

Женька решил смириться с неизбежным и стал подводить итоги своих свершений: «Значит, так: сначала было ущелье. Я лихо спустился на дно и оказался в Мамонтовой степи. Назовем это „мир № 1“. Потом вернулся в исходную точку, стал подниматься по склону и оказался в „мире № 2“ – поплавал там на льдине. Теперь вот „мир № 3“… А может, оно само рассосется? Посижу, покурю (эх, не курю!), и глядь: нет уже ни тропы, ни травки, а тянется вверх обычный склон – ползи себе да ползи!»

Он уселся на тропу, поерзал по ней, потрогал руками: земля теплая, и это понятно – травка-то здесь совсем не северная, и запах… Он вдруг понял, что ощущает даже не один какой-то запах, а целый букет, и очень, надо сказать, знакомый букет! Он, конечно, подпортил свой охотничий нюх в мире Николая, но кое-что различить еще может: «Ведь так уже было: сейчас, сейчас вспомню!»

Но вспоминать не понадобилось. Только что он сидел спиной к склону и смотрел в непроницаемое белесое марево. И вдруг оно стало просвечивать: неспешно так, но быстро, вроде как солнца лучик блеснул, что-то там замаячило…

Женька зажмурился, потряс головой, глубоко вздохнул и открыл глаза: «Ну, здравствуй, Хаатика!»