Читать книгу 122,0 (монологи с того света). Рассказы - Сергей Сергеевич Перминов - Страница 4

Я не понимаю зачем меня выдернули из небытия? Война была давно. Сейчас уже двадцать первый век. Мои соотечественники в Германии, те, кто ещё умеют думать, стыдятся вспоминать тот период нашей истории. Я правда не разделяю их мнения. Мы с Адольфом, Гессом и другими соратниками, сознательно шли на «Мюнхенский пивной путч». Пусть даже вначале он и провалился. Но потом мы всё же подняли страну из всемирного унижения. Идеи национал-социализма, как мне кажется, были правильными. Да, в России мы проиграли. Но ведь после стольких побед в Европе у кого не закружится голова? Зачем я здесь? Что вас интересует? Кто я и что?

Я – генерал-лейтенант Эдуард Вольрат Христиан Дитль, командир корпуса «Норвегия» воевавшего в Заполярье. Родился в Бад-Айблинге в 1-го июля 1890 года в семье скромного баварского финансиста. И вся жизнь связана с армией. Вспоминать о том, что был фанен-юнкером в рейхсвере? Это не очень интересно. Лейтенантскую страницу тоже можно перевернуть. Всё было как у всех. В чине майора, был командиром 3-го горно-стрелкового батальона 19-го стрелкового полка. Интересное начинается с 1935 года. Тогда, получив погоны полковника, назначен командиром вновь сформированного 99-го горно-стрелкового полка. В апреле 38-го я уже генерал-майор и командую 3-й горно-стрелковой дивизией. Осенью 1939-го года мои мальчики получают боевое крещение в Польше. В 1940 – в Нарвике, Норвегия.

Не удивляйтесь тому, что я их мальчиками зову. А как по-другому? Во-первых, для меня – да. Во-вторых, не скрою, я у них пользовался огромным авторитетом и любовью. Да-да! Именно так! Посудите сами – столько лет служить в горных частях и не уметь ходить на лыжах? Не быть скалолазом? А по какому моральному праву я бы мог требовать это от своих подчинённых, если бы сам не умел! Кстати, очень горжусь тем, что Адольф, интерпретировав мою мысль, однажды сказал перед войсками: «Я не требую ни от одного германского мужчины больше того, что умею сам!»

Для своих мальчиков я старался быть не только командиром, но и отцом. Хотя по службе требовал от них полной отдачи. Всё, что они могут. В полном объёме. И более чем убеждён, что горные егеря были самыми элитными боевыми частями рейха. Напрашивается другой вопрос: почему эти «сверхэлитные части», да ещё с такой подготовкой, завязли в Заполярье на все четыре года войны? И проиграли там свою кампанию. Всё-таки герои Крита и Нарвика! До сих пор мне не понятно.

Наверное, и тоже этим горжусь, я был одним из полководцев, который первым получил чуть ли не под меня изготовленную новую награду! 19 июня 1940 года стал кавалером «Дубовые листья к Рыцарскому кресту». Убеждённый адепт национал-социализма, старейший член НСДАП, долго бывший в фаворе у Гитлера, я не спрашивал себя почему наши убеждения не всегда помогают на поле брани. Но почему, когда фронт в Лапландии застыл до конца войны там, где его остановили, мой друг Адольф не помог нам? Хотя… как он мог помочь? Как? Там, в центре России, шло гигантское взаимное уничтожение! Каждый солдат был на вес золота! Да и кто ожидал, что не подготовленные к войне в горах солдаты и матросы окажут такое яростное сопротивление? Это же нонсенс – их окружают, у них кончаются патроны, а они даже идут в атаку с винтовкой, как с дубинкой! Даже не единожды раненые… В цивилизованных странах солдаты в таких случаях сдаются. Но вы же по правилам воевать не умеете! Либо себе последняя пуля, либо себя и всех вокруг гранатой, либо один – один! – врукопашную на целый взвод. Бред! Так поступают только сумасшедшие.

У любого из наших тирольцев впереди светили награды, льготы… да мало ли, что можно наобещать солдату после победы? Вот поэтому многие из них и скрывали от камрадов мысль: «Если убьют, то ведь ничего не получу. Может зря не лезть на рожон? Поберечь себя?» Пожалуй, да! Только все в германской армии, имея за спиной кучу, как всем казалось, блестящих побед надеялись, что скорость, с которой мы везде наступали и здесь сыграет свою роль. Прогнозы казались более чем реальными.

Если посмотреть на карту полуостровов, то Малый Рыбачий и Средний, как огромный кулак висел над нашими наступающими войсками слева. Нельзя было просто оставить его в тылу. Мы прекрасно сознавали, что это единственная естественная позиция для защитников Мурманска. Важный естественный форпост. Можно ли было не обращать внимания на такую угрозу? Нет! Удар оттуда можно было ждать как с моря, так и с суши. Все передвижения кораблей проходили вдоль побережья. Где, кстати, тоже была мало-мальски приличная дорога. И тоже вдоль побережья. Для наших частей наступавших по другой, более проходимой дороге, это была явная фланговая угроза. Недооценивать её было нельзя. В любой оборудованной бухте можно ждать высадки десанта. Даже не глядя на то, что дорожки, дорожечки, тропинки на Рыбачьем нельзя было считать серьёзными коммуникациями. Но ведь они были! И это опасно. Стоял вопрос: либо по дороге на Мурманск одним рывком добиться победы более основательными силами, либо бросить войска на захват полуостровов Большой и Малый Рыбачий, которые соединяются ещё более узким перешейком, чем от Муста-Тунтури до Кутовой.

Как я просил у фюрера ещё одну дивизию! Тогда, взяв у неё полноценный полк, можно было конкретно блокировать угрозу с фланга, а другую её часть добавить к наступающим. И тогда, после взятия Мурманска, эти полуострова сами бы свалились нам в руки. Как приз. Но Адольф посчитал, что в корпусе «Норвегия» и так достаточно сил для выполнения задачи. Пришлось выкручиваться и экономить. Было принято решение блокировать угрозу с полуостровов небольшим количеством войск. Да и у вас их было не густо. Единственным плюсом русских была хоть какая-то дорога по побережью бухты Маатиувоно. И хребет её закрывал. Вот нам и пришлось часть войск использовать, как пеший транспорт. Волей-неволей надо блокировать хребет Муста-Тунтури на всём протяжении от бухты до русского лагеря в Кутовой.

Конечно же были попытки и с нашей, и с вашей стороны изменить положение к лучшему, но – увы! Ни у кого не было для этого достаточно сил. Поэтому мы решили, что взятие Мурманска имеет больший приоритет. И единственная дорога по которой можно было достичь цели та, которая не за хребтом. А воевать на Рыбачьем – значит вести бои в почти непроходимой скальной тундре с множеством мелких озёр и болот.

Теперь об этой фотографии. Что в ней особенного? Наш офицер и его егеря беседуют с пленными. На войне такое сплошь и рядом. И что? Утверждаете, что их расстреляли? Не возводите напраслину! Солдат рейха прежде всего рыцарь! И он никогда не позволит себе… а на других… Кажется, что это подготовка к расстрелу? Не может быть! А что там, под большим камнем? Неужели лежат те, с кем несколько минут назад мирно беседовали наши камрады? Откуда у Вас эти фото? Неужели они хранились у кого-то из горных стрелков? И почему сейчас их потомки разместили фотографии в сетях? Вы говорите было установлено, что командир отделения, выполнявшего приказ этого офицера, некто Колер? Откуда вам это известно? И утверждаете, что фотографии вначале передали в штаб 1-го батальона 136 полка, где командиром был майор Франц Хаук? Что только после они попали к полковнику Альбину Наке, командиру полка? Что это был своеобразный отчёт обер-лейтенанта Ганса-Вольфа Роде о военно-полевом суде? Выходит, они всё же расстреляли пленных? И это описано в мемуарах Ганса Рюфа «Горные стрелки под Мурманском»? Спорить не буду. Но мне об этом ничего не было известно!

Я никого не хочу оправдывать. Но, если мои егеря решили их расстрелять организовав полевой суд, то, для этого были веские причины. Значит ваши солдаты применяли какие-то, явно нерыцарские приёмы ведения боя. Осуждать своих мальчиков не могу. Мне ли вам говорить, что на войне бывают такие веские обстоятельства, которые иногда эти действия оправдывают. Повторяю – мне об этом никто не сообщал. До самой своей кончины я ничего не знал.

А погиб я не там, где воевал, а в Штирии. В горах. Авиакатастрофа. Был в ставке Адольфа на совещании в 1944 году. Он высказал мне недовольство ходом нашей кампании в Заполярье. Мне пришлось с тяжёлым сердцем после совещания лететь в войска. Но через Вену, так как со мной в попутчиках были несколько высших офицеров. Да и самому было бы неплохо день-два позволить себе пожить в цивилизации, прежде чем снова окажусь среди холодной тундры. Моему пилоту предложили обогнуть Альпы и лететь над равниной. Но я хорошо знал эту местность. Да и пилот был опытный. Пусть у него была небольшая практика полётов в горах, но «Юнкерс-52» был тихоходной и надёжной машиной. Все надеялись, что моё знание местности поможет. Да и я сам был уверен в этом. И пилот выполнил мой приказ. Мы полетели кратчайшим маршрутом.

Оставив позади Юденбург, легли курсом вдоль железной дороги Земмеринг-Мюрцушлаг. Там рельеф местности повышается. Но никто не знал, что понизится облачность. Безопасно пролетев над одной грядой мы и попали в низкое облако. Пилот слишком поздно отвернул от вынырнувшего перед нами пика. И самолёт, зацепив несколько деревьев, рухнул. Так все и погибли: я, пилот, и офицеры летевшие со мной в Вену. Моя любовь к горам на сей раз подвела. Вот, пожалуй, и всё. Так что про тот расстрел ясности внести я не могу.