Читать книгу Endless Coven До раскола луны: Липирия - Сергей Сергеевич Поздняков - Страница 4

Аритория покинула рабочее место и направилась к своему дому. Её голову долго не покидали истории Акефамия, а вместе с ними её сопровождал пейзаж ночного города.

Прожив в Лагриме восемь лет и привыкнув ко всему, она обратила внимание на то, что больше всего удивило Акефамия. Высокие дома, из окон которых виднелся свет от ламп, формировали коридор в жилом районе. Казалось, будто ты идёшь не по городу, а по ущелью и единственным источником света, которым освящается это ущелье, выступает луна. Её изумрудный свет окрашивает город в зелёные оттенки. Единственное, что не позволяет всему городу утонуть в безумной красоте – это тёплый свет от свечей.

Звёзды, выстроившись вокруг луны, были её неотъемлемой частью. Если долго всматриваться в неё, то может показаться, что это единая система. А если включить воображение, то были видно и жителей луны, о которых рассказывал Акефамий.

Привыкшие к постоянной работе и заработку денег, жители Лагрима давно не обращали внимания на красоту города. Их темп жизни был ещё быстрее, чем жителей провинций. Новый? впечатлительный взгляд Акефамия позволил Аритории ещё больше отдалиться от жизни, к которой она привыкла.

С самого детства каждый ребёнок Лагрима предоставлен был сам себе. Так как все жители, достигшие восьми лет, отправляются работать, чтобы обеспечить себя и свою семью. К восьми годам житель Липирии уже сформирован как личность. Он умеет читать, писать и считать, а вместе с этим имеет право участвовать в лирре. Единственное, что делает родитель – это даёт базовые знания липры и чисел. Из-за этого горожане не обращают внимания на окружающих их мир и не видят ничего, кроме работы. Единственный выход – это стать леторием и надеяться, что тебя отправят куда-нибудь, но не в Лагрим.

Всё могло быть менее трагично, если бы все здания не облагались налогом. После великой войны, для того чтобы обеспечить экономику, все здания, в крупных городах, стали облагаться налогом. Кроме линирской академии, так как она находится на обеспечении лабелем.

А совершенно чужой, для этого города, Акефамий помог забыть о всех сложностях жизни. Аритория с самого детства понимала, что её ожидает в будущем, и тяжёлые мысли не покидали её. А нудная работа лишь усугубляла ситуацию. «Слишком много свободного времени и слишком мало позитивных мыслей» – вот как можно было описать её работу.

Но долго разглядывать город она не могла. Её так же клонило в сон, как и спящего на этот момент Акефамия. Самым благоприятным стечением обстоятельств было близкое расположение её работы от дома. Так как всем остальным жителям требуется идти на рынок или в кузни с мастерскими. А дом, в котором можно было снять комнату, был единственным на жилой район, и работали там в ночную и дневную смену.

Добравшись по ночным улицам домой, она поднялась к комнатам, хозяевами которых были её родители. Они уже спали крепким сном, и никакой шум не мог их разбудить. Аритория, войдя в свою комнату, перед сном решила ещё раз посмотреть на город и подошла к окну. Её комната, вместе с комнатами родителей, располагалась на втором этаже. Но это не меняло картины. Город также был покрыт изумрудным свечением луны, а свет комнатных фонарей пропадал с каждой минутой. Единственным, вечно освящённым местом был центр перед лабелем. Именно на него и выходило окно Аритории. Дальше центральной площади можно было рассмотреть ворота и леториев, которые ждали окончания своего дежурства.

«И это ждёт Акефамия?» – произнесла Аритория. Она не желала, чтобы Акефамий так же начал ненавидеть свою работу, как и она. Самое ужасное в мечте – это разочароваться в ней, после её достижения. А Акефамий жил своей мечтой, не видя и не обращая внимания на всё остальное. Но все подобные мысли сменились привычными для жителей столицы. После чего, Аритория легла спать.

И пока Аритория спала крепким сном, Акефамий страдал от кошмаров. Ему виделась картина, как он, будучи пятилетним мальчиком, покидает Кибил. С каждым шагом от родного города, его мать рассыпается словно песок, а отец становится ближе. Но остановиться он не может и ему приходится наблюдать, как приближаясь к отцу, его мать поэтапно развевается по ветру. Он желает всё это прекратить и остановиться, но, при малейшей попытке прервать свой марш, он делает лишь более уверенный шаг от матери.

Когда её руки и часть лица обратились песком, под потрескавшейся кожей начал виднеться скелет. На этом моменте Акефамия охватывает ужас и с криком он старается остановить самого себя. От чего начинает шагать ещё быстрее, а его рот непроизвольно закрывается. Он хочет кричать, пытается, но не может, а подойдя к отцу и обернувшись, вместо родной матери он видел лишь оголённый скелет.

Страх и паника охватили его, но тяжёлая рука отца развернула его голову к себе. Стоя прямо перед отцом, Акефамий не мог пошевелиться. Отец смотрел в глаза Акефамию, не моргая и не отводя взгляд. Это продолжалось на протяжении минуты, после чего отец выполнил воинское приветствие, положив правую руку на своё левое плечо. В этот момент Акефамий непроизвольно повторил за отцом. Попытка противостоять и взять контроль над самим собой не увенчались успехом.

Отец Акефамия, после окончания приветствия, опустил правую руку и пошёл навстречу сыну. Акефамий так же выполнял действия за отцом, не имея возможности взять контроль над своим телом. Они шли навстречу друг к другу и в момент, когда должны были столкнуться, Акефамий получил контроль над своим телом, но не отца, не матери уже не было. А в место абстрактной дороги от Кибила к отцу, Акефамий попал в Логем-Ирсум, где ему приказали публично убить Кавелия. Любая попытка уйти от него или бросить короткий меч, приводила к повторению сцены с приказом.

Крики о нежелании убивать и бездействие привели к повторной потере контроля над собой. Акефамий, не по своей воле, поднял меч и нанёс удар по загривку, но удар был слишком слабым, от чего на весь Логем-Ирсум раздался крик Кавелия. Его крики быстро прекратились повторным ударом, после которого голова упала на землю.

Акефамий вновь получил возможность распоряжаться своим телом. На его руках была кровь, а голова перевозчика, лежала отдельно от тела, перед его ногами. После чего крик продолжился и его источником являлась отрубленная голова, а обезглавленное тело накинулось на Акефамия. Оно принялось душить его, пока крик становился всё громче и громче. Любые попытки вырваться из рук обезглавленного тела были обречены на провал, пока его взор не накрыла беспросветная чёрная пелена.

Проснувшись от кошмара и резко открыв глаза, он увидел, как Аритория будит его со словами: «Вставай, они уже собираются, а ты всё спишь!». Акефамий вскочил с кровати и несколько секунд стоял в непонимании.

– Они уже собрались, а ты всё спишь! – повторила Аритория.

– Кто?

– Летории с новобранцами, перед лабелем.

– Я проспал! – воскликнул Акефамий и направился к выходу из заведения, в котором купил комнату.

Аритория уже поняла, что Акефамий не блещет воспитанностью и пунктуальностью, посему приняла его молчаливый побег как благодарность. В это время, бегущий по ступенькам и коридорам, будущий леторий пытался осознать, что за кошмар ему снился, но не смотря на все суеверия, он больше торопился к лабелу, нежели к разгадке кошмара.

Выбежав из заведения, Акефамий, пробираясь сквозь поток жителей, торопящихся на работы, искал короткий путь до места сбора новобранцев, но, так как жилой район формировал коридор, ему ничего не осталось как двигаться вместе с остальными.

В этот момент Акефамий начал ненавидеть себя за свою непредусмотрительность и его не волновало, что в этой ситуации он не был виноват. Зато он нашёл лишний повод оправдать Кавелия, который был груб по отношению к нему. Также, двигаясь с жителями, он нашёл время интерпретировать свой сон, как вину перед матерью. Пока Акефамий плыл по течению улиц Лагрима, он стал искать поводы, чтобы самого себя упрекнуть и его не волновало, что так он вредит только себе. В результате, когда он добрался до места сбора, на нём не было лица и больше он походил не на летория, а на обиженного ребёнка.

– Я думал, что ты уже не придёшь, – сказал люрр, сидевший за столом в момент первой встречи. – Где тебя носило, – произнёс он, встав из-за стола, – почему все должны были тебя ждать?

Акефамий молча смотрел в пол. Он не знал, что ответить руководителю армии и не хотел ничего говорить, но ситуацию спасла Аритория, которая бежала за Акефамием. Добравшись до новобранцев и махая рукой, она повторяла одну и ту же фразу: «Акефамий, ключ!».

Приблизившись к нему, она остановилась и, схватившись за его плечо, произнесла:

– Ты ключ… отдать забыл…, – сказала она на выдохе с большой паузой, стараясь отдышаться.

– Вопросов больше нет, – произнёс люрр. Отдай ключ и возьми снаряжение.

Акефамий поднял взгляд и, обернувшись, увидел Ариторию. На протяжении всего времени он просто не обращал внимания на то, что происходит вокруг. Аритория, увидев его лицо и поняв, что происходит, попыталась привести его в чувства:

– Акефамий, ты близок к своей цели, к своей мечте, возьми себя в руки. Я не видела своей мечты и не шла к ней. Теперь я провожу дни на работе, которую ненавижу. У тебя есть шанс, которого нет у большинства других липирийцев.

Акефамию была непонятна мотивация Аритории. Она знала его всего один день, и их ничего не связывало, и личный опыт Акефания, в вопросе внезапной доброты, не позволял принимать её слова всерьёз, но они смогли развеять гнетущие мысли.

– Спасибо, – произнёс Акефамий и передал ей ключ.

Она стояла и провожала Акефамия взглядом до места, где стоял люрр и выдавалось снаряжение. Такие резкие и контрастные переходы от одного состояния в другое, вызывали у Аритории вопросы. «А он точно понимает, на что идёт?» – прозвучало у неё в голове, после чего Аритория отправилась обратно.

Акефамий продолжал молчать, но, подходя к люрру, он всё больше понимал, что если отгораживаться и отводить взгляд, когда тебе задаёт вопрос один из руководителей армии, то это не приведёт ни к чему хорошему. Акефамий решил повлиять на сложившуюся ситуацию и после того, как получил снаряжение, обратился к руководителю армии со следующими словами:

– Простите меня, – произнёс Акефамий, чем вызвал недоумение люрра и всех остальных новобранцев с леториями.

– Прекратить! – воскликнул люрр. Подобная ошибка наказуема, и в следующий раз ты точно не опоздаешь. К тому же ты не имеют права обращаться ко мне напрямую. Ты – новобранец и теперь ты переходишь под руководство летория, которому тебя и передадут. Он, в свою очередь, и будет передо мной отчитываться, а теперь встал в строй.

Держа выданное снаряжение, Акефамий встал в строй к рекрутам. Они все, как один, смотрели на него. В их лицах читался один и тот же вопрос: «Кто он и что он здесь забыл?». Прожигающие взгляды оторвались от Акефамия после громкой команды люрра: «Внимание!»

– Сейчас каждого из вас выберут летории, которых назначили для обучения новобранцев. Ваша обязанность выполнять их указания и добраться до крепости Арпил, где и будет проходить основное обучение. Вы будете находиться в постоянном пути, маршируя и демонстрируя свою выносливость и силу, – произнёс люрр монотонно. – Если вы не дойдёте до крепости, – его манера речи резко изменилась, – то выданное снаряжение заберут другие новобранцы. На вас никто не обратит внимания, если вы сдадитесь. Леторий – это тот, кто должен следить за порядком на улицах и быть готовым ринуться в бой, чтобы защитить королевство, – сказал он, вкладывая в свои слова всё то, что воспитывалось в нём с самого начала службы. – Если вы слабы, но сами этого не знает, Липир всё расставит по местам и одарит милостью лишь тех, кто готов.

После короткой речи, руководитель леториев выполнил боевое приветствие. Это же приветствие Акефамий видел в своём кошмаре.

– Теперь они ваши, – произнёс люрр и направился в лабел.

Летории, выдающие снаряжение, встали перед новобранцами. На них были простые кожаные доспехи, а из ножен, весящих на поясе, виднелись навершия и гарды коротких мечей. Каждый стоял ровно, держа руки за спиной, на уровне пояса.

– Каждый первый – один шаг вперёд, второй – два, а третий – три. Выполнять! – скомандовал один из леториев.

Каждый стоящий в строю – выполнил приказ, сделав соответствующее количество шагов. Только Акефамий растерялся, чем вызвал возмущение одного из бойцов.

– А у тебя какие проблемы!? – рявкнул леторий на Акефамия.

– Что?

– Ты какой по счёту, почему стоишь, как дерево в лесу, не двигаясь!?

– Я не понял, что делать, – ответил ему Акефамий с детской наивностью в голосе.

Все присутствующие прибывали в шоке. Акефамий впервые в жизни должен был выполнять команды, которые требовали быстрого выполнения без объяснений. Когда он работал в Логем-Ирсуме, ему всегда объясняли, что и куда нести, как делать. Именно такое объяснение он и ждал от летория.

– Шаг вперёд! – крикнул леторий. – Дурачком прикидываешься?

– Нет… – Акефамий сделал аккуратный шаг.

– А что за представление ты устроил, не понимаешь приказ!?

– Да…

– Что да!?

– Да, не понял… – отвечал Акефамий, надеясь, что ему объяснят, что делать.

– Ничего, сейчас быстро поймёшь, – сказал леторий, сделав паузу и посмотрев на всех, кто сделал шаг вперёд. – Первые номера, отдали умнику своё снаряжение!

После чего двое новобранцев передали Акефамию своё снаряжение. Они и двое опытных бойцов понимали, к чему всё движется.

– Ты не слишком жесток с ним? – Спросил другой леторий того, кто приказал передать снаряжение Акефамию.

– Раз в голове мозгов нет, пусть в теле сила будет, – ответил он. – Теперь ты будешь нести их снаряжение в течение всего марша. Никто не может тебе помогать, а если сдашься, то останешься там, где тебя оставят силы. Если умом и силой не наделён, то нечего мешать другим.

Акефамий отказывался верить в услышанное. Ему говорили, что на службе всё сложнее и строже, но он не думал, что на столько. «Я ещё не стал леторием, а со мной уже обращаются хуже, чем с фокиллой» – подумал он. Но права отступить он уже не имел. Мечта становилась ещё ближе, несмотря на то что путь становился всё сложнее и сложнее. Но сложность заключалась не в тяжести снаряжения, а в том, как относились к Акефамию.

– А теперь маршем, за нами, – скомандовали летории, и все отправились в сторону ворот.

Все новобранцы, нога в ногу, шли за ними, и только Акефамий выделялся неумением маршировать. На это сразу обратили внимание рекруты. Они пытались привлечь его внимание на себя, чтобы тот просто повторял за ними. Но как только один из них добился внимания Акефамия, летории прекратил марш, даже не покинув стены города.

– Стоп! – скомандовали они хором.

Рекруты прекратили марш. Акефамий наткнулся на одного из марширующих. Он не услышал команду леториев, не смотря на их поставленный голос. Шум утреннего города был слишком непривычен для него, и все голоса сливались.

– Прости, – извинился Акефамий.

В этот момент всем стало понятно, что путь до крепости не будет простым. Один из леториев подошёл к Акефамию и спросил:

– По тебе видно, что ты пришлый, но неужели ты не знаешь основ маршировки и построения?

– Нет, не знаю.

Его ответ был услышан остальными новобранцами и леториями. Подошедший к Акефамию боец, не имел представления, что делать дальше. Каждый, кто собирался в ряды армии, имел базовые знания о марше и построении. Это было вызвано тем, что в ряды леториев шли дети самих бойцов Липирии, либо несчастные и отчаявшиеся. Те, кто понимал, что у него не осталось иных способов обеспечить себя и свою семью. Все они знали, насколько строгий порядок в армии.

Базовая подготовка также входила в традиции липинцев, не говоря о детских играх, в которых они повторяли за бойцами. Таким образов, в военном ремесле Липирии имелись все известные основы.

Когда всеобщее затишье закончилось, леторий долго размышлял о дальнейшей судьбе Акефамия. Шагая к двум леториям, стоявшим во главе строя, и обратно, к неудачному рекруту. Пройдя так три раза, он остановился около боевых товарищей и с негодованием спросил:

– И что нам с ним делать?

– А мы откуда знаем? – ответил второй леторий.

– Я впервые столкнулся с подобным новобранцем, – добавил третий.

– Мы не можем его оставить, люрр нас отправит копать кинезий, работать на юринов – это же позор! – воскликнул первый леторий. – Но он разрушит всю дисциплину, он не знает основ – это невозможно, неправильно!

– Лямку завяжи, разорался, – сказал третий леторий, – или тебе хочется, чтобы люрр всё услышал?

– А что, ты хочешь научить его основам, которые воспитываются с самого детства? Может он не липинец, а лиардинец? Может он ничего не знает, потому что у них так не принято?

– И что с этого? – спросил его третий.

– Он научится всему, что знаем мы, получит доступ к снаряжению и начнёт новое восстание.

– Ты болен, тебя к лубергам надо, бредишь, – сказал второй леторий, присоединившись к дебатам.

– Я говорю тебе, Липир видит его план, не даёт ему возможности, – продолжал первый.

– Да он такой же как мы, посмотри на него, – произнёс третий, показывая на Акефамия. – Такой же худой, не переросток, как лиардинцы.

– Я возьмусь за него, – сказал второй и подошёл к Акефамию.

Акефамий продолжал стоять в строе, держа на руках своё снаряжение и снаряжение двух других рекрутов. Он слышал споры леториев и ждал их решения, боясь, что вызовет лишь больше проблем.

– От куда ты? – спросил леторий Акефамия.

– Из Логем-Ирсума.

– Почему ты решил стать леторием?

– Мой отец был леторием.

– И он ничему тебя не научил? – удивлённо спросил боец.

– Нет, он был рядом очень недолго. Он рассказывал истории со время войны.

– Твой отец учувствовал в войне?

– Он и мама рассказывали об этом, он на востоке воевал, с узурпаторами.

– Но участники той войны уже все мертвы, липинцы столько не живут, а на линирца ты не похож, причём совершенно не похож, – после чего леторий задумался. – Сколько твоему отцу было, когда он умер?

– Сорок пять, – ответил Акефамий.

– Точно?

– Точно.

Леторий молча посмотрел на Акефамия и вернулся к двум бойцам. В его лице читалось сочувствие, но причина этого сочувствия была неизвестная. Леторий посчитал, что возможно отец Акефамия был лжецом, который своими рассказами пытался всех удивить, но сам ничего не знал и не смог дать требуемых знаний ребёнку. Либо он был одним из тех, кто с фанатизмом относился к делу и даже не планировал заводить семью и детей. Но это были лишь предположения.

– Печальный случай…, – произнёс леторий.

Двое бойцов стояли в ожидании подробностей. Но по одному виду их товарища было ясно, что Акефамий пойдёт с ними, и другого исхода быть не может.

– Он жертва обстоятельств. Не знаю, кем был его отец, но могу сказать с уверенностью, что всей правды, этому юнцу, не поведали.

– И что теперь, нам это расхлёбывать? – спросил первый.

– Тебя это не должно волновать. Я взялся за него, раз ты и ты, – показал леторий пальцем на одного бойца, а потом на другого, – боитесь сложностей.

– Каких сложностей? Я тебе говорю, с ним что-то не так, – ответил ему первый леторий.

– Лямку завяжи. – сказал второй леторий, повторив слова третьего. – Пусть идёт с нами как может, а когда разложим навесы, я с ним побеседую.

Два летория, ничего не сказав, встали во главе строя, пока взявшийся за Акефамия боец, подошёл к нему, чтобы разъяснить ситуацию.

– Маршируй как можешь, чужое снаряжение, верни, как разложим навесы, я с тобой побеседую.

Акефамий молча, кивнул.

Леторий вернулся в начало строя к двум бойцам, скомандовал о начале марша. Новобранцы, которые передали Акефамию своё снаряжение, забрали его обратно, как услышали распоряжение летория. Сам Акефамий не знал, что происходид, и что его ждёт. Но то, что его не оставили в Лагриме и отменили наказание – вызывало спокойствие. Хотя в случае с Акефамием – это лишний повод беспокойства. Он успел привыкнуть, что если к тебе относятся с теплотой, то это не просто так.

Начав движение, все шагали в ногу, кроме Акефамия. Покинув стены Лагрима, выбивающиеся из такта шаги быстро были услышаны леториями. Они понимали, что это шагает горе-рекрут.

Эти шаги, нарушали дисциплину и сбивали ритм марша, но это стало дополнительной проверкой для остальных новобранцев и самих леториев. «Быть может – это испытание, которое решил устроить люрр, чтобы проверить нас на стойкость и профессиональность?» – думал один из леториев. «Либо Липир проверяет нас, чтобы убедиться в том, что мы поистине достойны?» – предположил всё тот же, набожный, леторий.

***

Ещё в древности сложилось так, что летории – это благословлённые лубергом бойцы, которые следили за религиозным порядком. Они преследовали вероотступников и, в худшем случае, убивали их. И так сложилось, что летории, чей род служит Липиру и короне много поколений, отличаются излишней набожностью и нетерпимостью к лиардинцам. В период великой войны и предшествующей ей эпидемии, многие роды леториев вымерли. Такие набожные представители опытных бойцов вызывают удивление.

Но в армии Липирии не обращают внимания на подобные мелочи. После окончания великой войны, король Капифений воззвал народ к веротерпимости и объявил равенство привилегий липинцев и лиардинцев. Такое же отношение к религиозному вопросу было во всех городах, ремёслах и структурах.

***

Однако леторий продолжал видеть в Акефамии шпиона, от чего смотрел на него, как хищник на добычу. Благо мысли летория оставались мыслями и не могли навредить Акефамию. Даже если бы он попытался, его бы остановили в тот же миг. По крайней мере, если бы он решил навредить ему без ведомой на то причины. В армии Липирии, из-за поддержки высокой дисциплины, разрешено наносить вред другим бойцам в том случае, если они это заслужили. При военной диктатуре были случаи, когда леториев забивали насмерть, но сейчас к этой практике никто не прибегает.

Помимо сбивавшегося ритма шагов, сложностью для новобранцев был рельеф северной части королевства, где и расположена столица. Он состоит из песка и камней, от чего передвижение становится болезненным или невыносимым. А если учесть тяжесть снаряжения, которое они несли на себе, то марш по землям Лагрима был чудовищным. Каждый рекрут нёс с собой мешок с кожаным жилетом, широким боевым ножом, запасом еды на три – четыре дня и необходимыми, для возведения навеса, инструментами. Подобный набор мог весить до десятка килограмм, когда сами липинцы весили не более пятидесяти, но тяжесть снаряжения и передвижения по пескам с камнями были незначительны для Акефамия. Чем он и удивлял всех марширующих.

«Он точно лиардинец», – повторял в голове набожный леторий. «Не может рекрут-липинец с такой лёгкостью и непринуждённостью нести снаряжение», – аргументировал он про себя. Двое леториев, марширующих рядом, обратили внимание на его выражение лица. Они понимали, что в его голове твориться что-то, что может создать проблемы всем участникам марша. Но обратиться к нему и начать беседу они не могли. Прекратить марш до заката – продлить свой путь до крепости Арпил. Никто не хотел рисковать, учитывая ограниченность провианта, рассчитанного на непродолжительный марш, посему мысли летория оставались тайной для остальных бойцов.

Акефамия не волновало то, что происходило вокруг него. Шагая по песку с камнями, он наблюдал озеро, на которое не обратил внимания в первый раз. Оно находилось на переходе от северного ландшафта к центральному, насыщенному травой. Озеро не переходило в реки и было тихим, неподвижным. Размеры его соответствовали Лагриму, и глядя, со стороны на марширующих, на кладбище, можно было лишь заметить его стены, которые казались меньше скамейки.

Сама картина была очень неоднозначной. Песчано-каменистые земли без опознавательных знаков, рядом с которыми расположено озеро, длинная дорога, вблизи которой ничего нет, кроме огромного кладбища, видневшегося по ту сторону озера и солнце, приближающееся к горизонту. Но всё изменилось, когда марширующие увидели траву. Это свидетельствовало о том, что они покинули северную часть королевства, и крепость стала ещё ближе, но с точки зрения построения маршрута, они выбрали самый долгий и неудобный путь, обойдя озеро с запада. Учитывая их дальнейшее продвижение, долгий и бессмысленный маршрут по пескам и камням – это мелочь.

Пройдя ещё дальше в центральные земли, летории скомандовали о завершении марша. Было решено разложить навесы вблизи озера, и после команды, все новобранцы сняли мешки со снаряжением и начали искать инструменты. Только Акефамий стоял и не понимал, что происходит, именно в этот момент к нему и подошёл леторий, взявшийся за его обучение.

– Навес не раскладывал? – спросил он Акефамия.

– Я – нет.

– Самое время научиться. В твоём мешке полотно и необходимые инструменты. Всё что тебе надо – это достать их и сообразить, как ими воспользоваться.

– Но вокруг нет деревьев и веток, чтобы на них натянуть полотно, – подметил Акефамий.

– Это военный навес, и он работает по-другому. Он значительно ниже, предназначен только для сна.

– Понял, – произнёс Акефамий и взялся за мешок, как все остальные.

Долгое время он рассматривал инструменты и две широких палки, по пятьдесят – пятьдесят пять сантиметров в высоту, они были меньше мешка, поэтому были незаметны. Также к инструментам шли четыре колышка и деревянный молоток. Полотно же выделялось на фоне всего содержимого мешка, и когда Акефамий всё нашёл, он сразу сообразил, как должен выглядеть военный навес.

Когда все уже разложили свои навесы, Акефамий только начал возводить свой. Он не смотрел на то, как выглядят чужие навесы. Акефамий целиком и полностью погрузился в выполнение команды. Поставив две палки и углубив их в землю, на против друг друга, он взял полотно и расположил так, чтобы его противоположные края ложились на деревянные опоры. Полотно упало. Акефамий заметил верёвку среди снаряжения, которую, в дальнейшем, натянул между палками, и повторно расположил полотно, навес принял форму треугольника, вот только быстро складывался в прямоугольную тряпку. Новобранец забил края полотна кольями в землю, после чего навес принял соответствующую форму.

Все присутствующие на привале были удивлены тому, что не умеющий маршировать юноша, быстро собрал навес, который ни разу не видел.

– А стоило только объяснить, какая цель перед ним стоит… – произнёс леторий.

Навес Акефамия не уступал другим в устойчивости. А если бы он начал выполнять команду с остальными, то разница во времени была бы не критичной.

Всем леториям стало ясно, что Акефамию требуется объяснить цель, а метод её достижения он сам найдёт.

– Новобранцы, в строй! – скомандовал один из леториев. – Просто встань, как все остальные, в ряд, – обратился он к Акефамию.

После данного указания он выполнил приказ.

– Первый день пройдён, – произнёс опытный боец, – и вам осталось пройти не больше трёх, в худшем случае. Но то, что все вы стоите на ногах и ещё не сдались – не значит, что завтра все будут стоят на вечернем построении. Только Липиру известно будущее и никому более. Сегодня мы можем спать спокойно и готовится к завтрашнему маршу. Все свободны, до утра, кроме тебя, – произнёс леторий, смотря на Акефамия.

Все новобранцы разошлись к своим навесам и мешкам, близился час трапезы. Акефамий смотрел на летория, который подошёл к нему в Лагриме. Пока другие два летория готовились к совместной трапезе с рекрутами, третий подошёл к Акефамию поближе и произнёс:

– Так ты притворяешься или в правду не понимаешь, пока не объяснят?

Акефамий молча смотрел на опытного бойца. Он не понимал, что леторий имеет ввиду.

– Значит не понимаешь, – сказал леторий и вздохнул. – Тогда давай начнём с простого. Ты не путаешь право и лево?

– Нет, не путаю, – ответил Акефамий.

– Хоть чему-то тебя научили. Когда маршируешь, твой шаг должен совпадать с шагом других, понимаешь?

– Но это же неудобно.

– Ты в ряды армии пошёл, забудь про удобство. Здесь дисциплина и порядок, а не мягкая постель и беззаботная жизнь. Начинаешь маршировать с правой ноги, всегда, понятно?

– Понятно, – ответил Акефамий.

– В строю, без разрешения, говорить не имеешь права, выходить из строя тоже.

Акефамий понял, о чём ему говорили перевозчики. «Но не всё сказанное – правда» – подумал он, вспоминая все рассказанные ему ужасы.

– Когда будешь собирать навес, собери его аккуратно, чтобы можно было и в следующий раз, без стыда, разложить.

– Хорошо.

– А теперь – свободен. Иди к остальным новобранцам, побеседуй с ними, сдружитесь, – сказал леторий и направился к своим товарищам.

Акефамий задумался о словах опытного бойца. Он понимал, что та серьёзность и хладнокровие, которое читалось в нём, была необходима Акефамию. Легкомыслие и ожидание того, что тебе всё объяснят и помогут, шедшее за новобранцем с самого начала его самостоятельной жизни, начало создавать проблемы. Ранее, когда он работал на складе, все относились к нему снисходительно, так как помнили с пяти лет. Они знали его и понимали, но, когда Акефамий решил идти к цели, его детские отношение ко всему вызывало злость со стороны других.

Никто не любил счастливых и беззаботных. Особенно те, кто ненавидит свою жизнь и работу. Они завидовали лёгкости бытия Акефамия, пока не понимали, что он просто не повзрослел и остался в том времени, когда за ним присматривали и во всём помогали. Непринятие иного также играло свою роль. В народе Липирии слишком укрепился консерватизм и призрение к непохожим. Это проявлялось при появлении линирцев, лиардинцев и первых попытках сформировать свод законов и правил.

И Акефамий начал замечать за собой проявления нетерпимости к самому себе. Он всё больше и больше хотел избавиться от детского отношения к жизни. Служба в рядах леториев, по первым впечатлениям, должна избавить Акефамия от проблемы, которую он выявил совсем недавно. По крайней мере, Акефамий считал подобное отношение проблемой. Многие бы с радостью поменялись с ним местами, чтобы не думать ни о чём и не обращать внимания на проблемы.

Больше всего ему завидовали новобранцы, сидящие на земле, и знакомившиеся друг с другом. Они видели искренний и непонимающий взгляд Акефамия, когда на него кричали, задавали вопросы, и это у них вызвало желание его наказать.

– Он и в правду не понимает, – сказал один из новобранцев, когда беседа зашла об Акефамии.

Сам Акефамий ещё не направлялся и даже не смотрел в их сторону. Они же вели беседы, знакомились и ели военный хлеб. На самом деле это были обыкновенные сухари, а военным хлебом его называли потому, что его ели только военные.

– Да нет, – спорил новобранец, уплетая военный хлеб, – притворяется он, я уверен.

– Я видел его взгляд, он не понимал, что происходит, – повторил первый рекрут.

– Да невозможно! Невозможно! Слышишь?

– Всё возможно, ты в реальном мире живёшь.

– Может келиниры существуют? – ехидно спросил его второй рекрут.

– Да, передо мной сидит, хлеб жуёт, куски изо рта валятся, вылитый келинир, – отшутился он в ответ.

Все остальные новобранцы громко засмеялись, увидев злое лицо второго рекрута, когда тот хотел что-то сказать и снова упустил изо рта сухарь. Летории слышали громкий смех, но по правилам после того, как небо становилось слегка багряным, приказы исполняются только в военное время, и каждый боец имеет право на отдых. «Пускай шумят, пока возможность есть», – сказал один из леториев.

В крепости Арпил царит дисциплина. Правило, когда приказы не исполняются по наступлению заката, так же действует. Но нагрузки и условия там такие, что по наступлению заката все ложатся спать.

Акефамий, услышав смех, обернулся к новобранцам. Он видел, как они сидят и смеются, поедая сухари. После долгой маршировки Акефамий проголодался и решил сначала взять еду из мешка, прежде чем присоединиться к ним. Направившись к своему навесу, он прошёл мимо рекрутов. Они резко замолчали, когда заметили движение Акефамия вблизи себя. Своим взглядом и молчанием, новобранцы сопровождали его до мешка. Складывалось впечатление, что ему не рады. Но на самом деле они просто были заинтересованы его действиями.

Акефамий был чуждым для всех жителей столицы, леториев и новобранцев. Он вызывал много эмоций, среди которых была и злость, и заинтересованность.

Найдя в своём мешке сухари, Акефамий направился к остальным новобранцам. Увидив, что он подходит к их кругу, они уступили место. Все молчали, пока рекрут, споривший с тем, из чьего рта падала еда, не произнёс:

– Как тебя зовут?

Акефамий посмотрел на спросившего его рекрута и ответил:

– Акефамий.

– Литор-Ифелий, будем знакомы. По тебе видно, что ты не столичный, от куда ты?

– Из Логем-Ирсума, – ответил Акефамий.

– Город предателей, интересно.

– Почему предателей?

– Так Ирсум переводится как предатель. Ты старого наречия не знаешь, значит не из семьи луберга. Но все, кроме лубергов и их отпрысков, знают основы воинского ремесла, кем были твои родители?

– Да придуривается он, придуривается! – влез новобранец, доевший сухари.

– Не открывай рот, а то хлеб обратно пойдёт, раз уже доел.

Оскорблённый рекрут встал из круга и направился к навесу. Все подумали, что он идёт за военным хлебом, но, когда он не вернулся в круг, все поняли, что он решил остаться под навесом.

– Пусть там и лежит, – сказал Литор-Ифелий. – Так кем были твои родители?

– Отец леторий.

– А мать?

– Следила за домом.

– Хм… – задумался Литор-Ифелий. – Твой отец правда был леторием?

– Правда.

– Когда мы были в Лагриме, все слышали ваш разговор с леторием, в это сложно поверить.

– Но я не вру, – сказал Акефамий.

– Я вижу, можешь не волноваться. Просто мой отец тоже был леторием, вот только я не желал идти по его стопам.

– Тогда почему ты здесь?

– А нас не спрашивают. В столице каждый липинец, достигший восьми лет, обязан год провести в рядах леториев.

– У нас такого нет.

– Скоро будет, – ответил Литор-Ифелий. – Конечно, не понятно, зачем такие правила, ведь мы не в состоянии войны.

– Я думал, что в летории идут те, кто захотел.

– Редко такое случается, что твоё желание имеет какой-то вес. Во всяком случае, ты сильно отличаешься от всех, даже сейчас, своими мыслями.

– А почему у вас обязаны стать леториями, а в других городах нет? – спросил Акефамий.

– Мне вообще непонятно, зачем летории нужны. Да, есть те, кто перевозит рудэлиз с юга, убийцы и воры, но граждане и сами могут за себя постоять, каждый может носить оружие. Война не намечается, а они хотят и с других городов собирать юношей. Либо они что-то знают, либо готовят.

– Это уже болезнь, раз ты начинаешь выдумывать такие вещи, – сказал один из новобранцев.

– Болезнь или нет, но слишком странно это, – ответил Литор-Ифелий.

– А ты кто? – спросил Акефамий рекрута, упрекнувшего Литор-Ифелия в болезни.

– Новобранец, как и ты.

– Нет, имя, как тебя зовут?

– Кладифелий, приятно познакомится, – произнёс он и кивнул головой.

– Твоя манера речи… – сказал Литор-Ифелий.

– Да, родители с юга, были перевезены в столицу, как война закончилась. Они скопили не мало алпи, когда часть добытого кинезия прятали в одежде. А в Лагриме спрос хороший, особенно у ювелиров. До объединения, на юге, она ничего не стоила, а после войны, из-за того, что большую часть раскопок разрушили, стоила огромные деньги. До сих пор не нуждаемся ни в чём.

– Так почему ты просто не уехал из столицы, чтобы тебя не забрали?

– На родину хочу посмотреть, как оно выглядит. Тем более говорят, что брат отца строил стены Арпила, оценю работу, – сказал он с улыбкой.

– Хм… – задумался Литор-Ифелий и посмотрел с начала на Акефамия, потом на Кладифелия, – Вы оба выделяетесь, даже очень.

– И к чему ты это? – спросил Кладифелий.

– У нас год впереди, не тратить же его на маршировку, построения и подготовку.

– Верно мыслишь, соглашусь.

– А что тогда делать? – робко спросил Акефамий.

– Увидишь, Аки, увидишь, – сказал Кладифелий, подошёл к Акефамию и похлопал его по плечу. – Но это уже дела завтрашние, а сейчас я отправлюсь спать и вам советую.

– Соглашусь, спокойной ночи, – попрощался Литор-Ифелий и пошёл к своему навесу.

– И вам, – произнёс Акефамий.

Встав и отправившись к навесу, Акефамий не мог понять, почему в кругу сидело восемь новобранцев, но беседовали только четверо. Но больше всего его озадачил вопрос: «Как залезть под навес?». Палки стояли прямо поперёк мест, через которые надо было попасть под навес. Сначала Акефамий пытался пролезть через небольшие отверстия, чтобы навес не потерял свою форму. Он очень долго ходил вокруг да около, но не мог ничего придумать. После чего ему пришла новая конструкция навеса. «Одна из палок закапывается в землю не прямо, а под наклоном, повторяя наклон навеса, и позволяет забраться под навес. Также, за счёт наклона палки, одна сторона будет острее и по ней будет стекать вода, во время дождей. При всей форме, навес не будет хуже, а даже наоборот – становится эффективнее», – думал Акефамий, но потом заметил, что все просто вынимают один из колышков и залезает под навес.

Он был слегка огорчён тем, что его идея так резко обесценилась, но Акефамий хотел попробовать сделать именно так. Он был уверен, что его метод ничем не хуже и даже пойдёт на пользу армии.

Вытащив колышек и уложившись под навесом, первое время он долго думал о будущем. Акефамий даже не обратил внимания на то, что новые знакомства дались ему очень легко. У него не было паники, страха или дрожи. Он спокойно беседовал с новобранцами и во время пауз ел сухари.

Было слегка неудобно ночевать на траве, но в период, когда земля не покрыта снегом, все летории спят без шкур фокилл. А в месяц солнца трава особенно душистая, как и во всей Липирии, но не смотря на больше размеры, флора и фауна была весьма бедной. Лес был на востоке и вблизи холмов, на южной части королевства. Из животных только фокиллы и насекомые, которые вместе обитали в лесах. Линирцы считают, что это из-за малого количества лесов и резкого климата, но луберги и очень религиозные липинцы были убеждены, что Липир создал этот мир именно таким.

Какой бы не была причина бедности дикой природы, но пейзажи в Липирии были прекрасны. Были те, кто пытался изобразить их на бумаге, но из пишущего материала были только чернила. Чёрными чернилами на древесной бумаге многого не изобразить. Нет возможности передать изумрудные ночи, когда свет луны отражается от рек, морей и озёр, создавая зелёные отблески на воде. Девственные и чистые земли, покрытые травой, которую гладит ветер. И необыкновенную контрастность ландшафтов, когда трава сменяется камнями с песком, либо просто песком. А непроходимые болота, ограничивающие Липирийский полуостров от неизведанных земель, завораживали своей дикостью. Последний раз их посещали до рождения Кипелина Демона Крови, и никто не знал, как они выглядят сейчас.