Читать книгу Информация и человек - Сергей Сергеевич Сергеев - Страница 9

1

А теперь небольшой экскурс в психологию. Нет, не академическое изложение азов психологии, а, как следует из заглавия, небольшой обзор особенностей нашей психики. Без этого не обойтись: в силу сложившихся стереотипов почти обязательно подразумевается, что наш мозг по своей сути подобен компьютеру, только «напичканному» различными «нерациональностями»: страстями, эмоциями, амбициями и просто «неповоротливостью» мышления. И, соответственно, практически всегда рассуждения по этой теме сводятся именно к этому – к проблемам преодоления «нерациональных» (или даже ненормальных) свойств нашей психики. Почему-то почти всегда игнорируется простой факт, что если уж наш мозг оперирует не формализованными единицами информации, а смысловыми, то это вовсе не компьютер, а совсем другое «устройство».

Но это всё присказка. Цель этой главы – «пошатнуть» представления о «компьютерности» и «ненормальности» нашего мышления. Но здесь мы сразу же сталкиваемся с естественным нюансом: само по себе утверждение, что существуют какие-то особенности (или «ненормальности»), предполагает, что существует и норма. Ведь любая «особенность» это отклонение от нормы. Вроде бы всё ясно. Но что принять за «нормальное» функционирование мозга, если нам совершенно не понятен сам принцип его работы? Поступим просто: за норму примем наши собственные представления об этой самой норме. Понятно, что это, мягко говоря, не очень правильно, но ведь когда говорят о недостатках работы мозга, то ориентируются именно на наши представления о какой-то норме, хотя и не заостряют на этом внимания. Поступим так же.

Чтобы как-то облегчить рассмотрение данной темы, попробуем просто перечислить эти особенности по порядку. Но сразу оговоримся: такой приём явно неправомерен просто потому, что все особенности обработки мозгом информации тесно сплетены в единый узел, действуют, как правило, одновременно и разделять их нельзя. Но и рассмотреть одновременно всё сразу невозможно. Поэтому ничего не остаётся, как искусственно разделить неделимое на части и рассматривать эти части последовательно. И не в порядке степени значимости, а просто «как бог на душу положит». Иначе не получается. В большинстве случаев невозможно определить, какая особенность более важная, а какая менее. И, конечно же, в предлагаемом ниже описании этих особенностей всё заведомо сильно упрощено (а иногда даже искажено), иначе можно, как говорится, за деревьями не рассмотреть леса.

Итак, особенности.

2

Первая особенность.

Это похоже на занудство, но в качестве первой особенности отметим уже рассмотренную выше особенность, – способность нашего мозга мгновенно проанализировать огромное множество информационных воздействий и воспринять их в виде чего-то единого, смыслового. Пропустить эту особенность никак нельзя: все прочие особенности, которые мы рассмотрим ниже, являются, по сути, просто конкретными нюансами проявления этой «главной» особенности. И это явление, с одной стороны, как-то слишком привычно для нашего сознания, никого не удивляет и не воспринимается как что-то загадочное. Но с другой —нередко воспринимается как что-то непонятное и чуть ли не мистическое. Впрочем, о различных «загадочностях» мы подробно поговорим в последующих главах, поэтому здесь на таких вопросах задерживаться не будем.

Ещё обратим внимание на то, что вся сознательная познавательная деятельность человека направлена к этой же цели – выявлению общего в потоке самой разной информации. Примеров тому бесчисленное множество. Так, любые пословицы, поговорки, афоризмы выделяют общий, единый корень различных жизненных ситуаций. А, например, настойчивое стремление человека классифицировать всё и вся в виды, отряды, семейства, классы и т.п., – есть не что иное, как попытка объединить множество объектов (событий, явлений, свойств) во что-то одно, имеющее общее начало.

Примером сознательного объединения множества различной информации в одно целое является любой закон физики и других наук: ведь абсолютно все такие законы устанавливают взаимосвязь различных физических величин или процессов. То есть, разные явления представляются в виде единой структуры. Можно сказать, что человек сознательно совершенствует свой мозг именно в том направлении, в котором его «бессознательно» совершенствовала природа в процессе эволюции. Вряд ли стоит доказывать, что наше сознание, «вооружённое» различными «объединёнными» понятиями, становится за счёт этого гораздо более приспособленным к обработке поступающих воздействий и ориентировке в этом мире.

Здесь можно возразить: очень часто не объединяют, а наоборот, «расщепляют» единое целое на составляющие части. Например, при спектральном анализе электрического сигнала делят одно целое – электрический сигнал – на отдельные синусоидальные составляющие. Это правда. Но такое деление представляет собой лишь промежуточный этап объединения: абсолютно любой электрический сигнал (а их бесчисленное множество) при таком подходе рассматривается как совокупность простейших сигналов – синусоид. То есть, опять-таки, в бесчисленном множестве различных процессов выделяется единое начало. А это позволяет применять единые методы анализа для самых разных сигналов.

Строго говоря, говоря, во всех случаях речь идёт не об объединении как таковом, а о выявлении закономерностей образования определённой структуры, системы взаимосвязи различных информационных воздействий, порождаемых определёнными процессами. Но эти вопросы мы будем рассматривать в последующих главах, поэтому сейчас пока закончим и перейдём к рассмотрению следующей особенности.

3

Вторая особенность.

На этой особенности мы также уже заостряли внимание. Это способность нашего мозга к творческому мышлению.

***

И здесь снова «вылезает» один из нюансов нашего подхода к рассмотрению особенностей функционирования мозга: ведь именно способность к творческому мышлению коренным образом отличает человека не только от любого технического устройства, но и от любых живых существ на земле. Но мы всё же главной особенностью назвали способность к объединению информационных признаков в единое целое. Неправильный подход? Возможно. Но дело в том, в повседневном поведении человека способность к творчеству далеко не всегда является определяющим фактором. Например, когда мы занимаемся привычными делами, то никакого творчества здесь нет. Но вот умение объединять информационные признаки (хотя бы, чтобы просто воспринимать окружающий мир) требуется буквально ежесекундно. Без этого умения никакое творчество просто невозможно.

***

Удивительно, но о «механизме» процесса творчества до сих пор практически ничего не известно, настолько это явление загадочно и непонятно. Понятно только, что если долго-долго «ломать голову» над какой-то проблемой, то, в конце концов, находится решение. Но это вовсе не гарантировано, а просто очень вероятно. А самое удивительное здесь в том, что даже если решение находится, то потом совершенно невозможно объяснить, каким образом это произошло. Можно только констатировать, что одним из элементов процесса творчества является какой-то своеобразный перебор различных вариантов самой разной информации, иногда даже не имеющей отношения к рассматриваемой теме. А ещё понятно, что этот процесс (по крайней мере, в подавляющем большинстве случаев) крайне непроизводителен, и полностью соответствует строкам Маяковского: «Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды».

Из-за непроизводительности данного процесса и невозможности заранее определить, существует ли вообще решение рассматриваемой проблемы, зачастую происходит банальное недоразумение: делается вывод о не решаемости проблемы, хотя на самом деле решение есть, и иногда довольно простое. На эту тему есть известная притча про двух лягушек, которые случайно оказались в двух абсолютно одинаковых банках, наполовину заполненных сметаной. Одна из них, немного попрыгав, убедилась, что выбраться из банки нет никакой возможности, и прекратила всякие попытки сделать это. А вторая продолжала прыгать, несмотря на всю бессмысленность такого занятия. В конце концов, в результате её прыжков сметана сбилась в кусок масла, и она смогла выбраться. А другая лягушка погибла мучительной голодной смертью.

Притча, конечно, поучительная, но в ней есть один слишком уж явный недостаток: из этой истории очень легко сделать вывод, что для решения проблем надо действовать, а не думать. Лягушка решала проблему «в лоб»: упрямо прыгала, и всё. В данном случае ей просто повезло: тупое стремление идти напролом в большинстве случаев ни к чему хорошему не приводит. Для «безвыходных» ситуаций главное правило – настойчиво искать выход, несмотря ни на какую бессмысленность таких поисков. То есть, надо «задействовать» творческое мышление, или, попросту говоря, думать. По этому поводу очень остроумно сказал польский афорист Лешек Кумор: «Стену пробить можно только головой. Всё остальное – только орудия». В любом деле главное – это сообразить, что же именно надо делать, а не просто упрямо ломиться к заветной цели наиболее очевидным путём.

Приведённая притча по своему смыслу перекликается с известным амбициозным утверждением «Безвыходных ситуаций не бывает». Конечно, в реальной жизни безвыходные ситуации встречаются нередко, и буквально понимать подобные поговорки и притчи нельзя. Но «взять на вооружение» суть сказанного обязательно надо. Как справедливо заметил французский писатель Вовенарг: «Мало бывает несчастий безысходных, отчаяние более обманчиво, чем надежда».

***

К сожалению, здесь весьма сложно привести наглядный пример из реальной жизни, хотя таких примеров, как говорится, тьма-тьмущая. Но всё дело в том, что, во-первых, для каждого конкретного человека подобные случаи, когда просто через длительное «думанье» находится выход из безвыходной ситуации, всегда конкретны и нестандартны (для стандартной ситуации никакого творческого процесса не требуется). А во-вторых, найденное решение, как правило, выглядит настолько простым и естественным, что потом, когда снова анализируешь эту ситуацию, как-то странно говорить о каком-то там творческом процессе, всегда кажется, что первоначально это решение не нашлось из-за банальной тупости. Это выглядит парадоксом, но «самое простое понимается всегда лишь под конец, когда уж перепробовано все, что мудреней или глупей». (Ф.М. Достоевский, роман «Подросток».)

Но в какой-то степени эти нюансы процесса творческого поиска можно продемонстрировать на отвлечённых примерах. В частности, можно попробовать решить такую задачу. На листе бумаги расположите девять точек в три параллельных ряда по три точки в каждом. Причём каждая точка должна находиться на одинаковом расстоянии от соседних точек по вертикали и по горизонтали. То есть получится квадрат из точек, – каждая сторона из трёх точек и ещё одна точка в середине квадрата. Задача: соединить эти точки четырьмя отрезками прямых, не отрывая карандаша от бумаги и не проводя по одной линии дважды.

Немного поэкспериментировав, легко прийти к выводу, что задача неразрешима. Действительно, соединить четырьмя линиями все точки просто, но как при этом не отрывать карандаш от бумаги и не проводить по одной линии дважды? Это невозможно. Но если продолжать упорно экспериментировать, перебирать самые разные варианты расположения линий, то задача, в конце концов, решится. И решение будет очень простое.

Или, ещё задача. Имеется десять деревьев, их надо посадить так, чтобы получилось пять рядов по четыре дерева в каждом. И снова, если взять лист бумаги и попробовать, обозначая точками деревья, выстроить их в пять рядов, и чтобы в каждом ряду было по четыре дерева, – ничего не получится. Понятно, конечно, что если деревьев не хватает, то надо как-то так расположить ряды, чтобы они пересекались, то есть чтобы некоторые деревья входили в состав двух, а может, и более рядов… Но решение не находится. И опять, если достаточно долго думать и перебирать варианты, то выяснится, что решение очень даже простое, только вот оно, почему-то, во-первых, далеко не сразу пришло в голову, а во-вторых… Как вообще протекал процесс мышления? Есть ли здесь хоть какие-то закономерности?

***

Каждому знакома такая «мудрость», как «Все мы крепки задним умом», или шуточно-юродивое изречение «Умная мысля, приходит опосля». Это обычно произносится в ситуации, когда выяснилось, что решение проблемы было совсем простым, надо было всё сделать совсем не так, как сделано, да поздно уже. Но подобные случаи далеко не всегда происходят из-за банальной нерадивости исполнителя. Просто никогда нельзя точно определить, сколько же времени надо побыть в состоянии «думанья», чтоб решить проблему, или каким-то образом выяснить, что решения нет.

И ещё на одном нюансе следует заострить внимание. Выше мы несколько раз упоминали, что конечное решение может оказаться простым. Но что означает «простое-сложное»? При всей кажущейся простоте такого вопроса, здесь не всё однозначно. В реальной жизни сплошь и рядом человек сталкивается с проблемой необходимости упрощения своих действий, но это далеко не всегда оказывается простым делом.

«Мудрено и сложно жить просто», – говорил Штольц, герой романа Гончарова «Обломов». Обратим внимание, что Штольц в этом романе показан как образец делового и рационального человека. И одной из самых сложных задач для него являлась задача нахождения наиболее простого варианта своих действий.

«Сочинять не так уж трудно, труднее всего – зачеркивать лишние ноты», – иронически заметил известный немецкий композитор Иоганнес Брамс. Очевидно, он имел в виду тот факт, что поначалу сочинённая музыка получается «сложной», несовершенной, и надо потратить массу усилий, чтобы довести её до «простоты», то есть до совершенства.

Русский поэт-декабрист Фёдор Николаевич Глинка отмечал: «Простота есть ближайшая родственница ума и дарований». Крылатая фраза из Чехова «Краткость – сестра таланта» тоже однозначно свидетельствует, что понятия «простота» и «примитивность» вовсе не синонимы. Да и расхожая фраза «Всё гениальное просто», очевидно, возникла не на пустом месте. Леонардо да Винчи сказал о простоте следующее: «Простота – это то, что труднее всего на свете; это крайний предел опытности и последнее усилие гения».

Нельзя не обратить внимания и на то, что для разных людей понятия «простое» или «сложное» могут иметь разное значение. Так, например, французский математик А. Пуанкаре удивлялся, почему так много людей не понимают самую, на его взгляд, простую и самую логичную науку – математику. Ведь жизненные ситуации гораздо сложнее математических теорий (и с этим трудно не согласиться), а в математике всё логично и однозначно.

Чернышевский о «простоте-сложности» говорил примерно следующее: «Непонятно почему удивляются гениям. Надо удивляться тому, что гениев так мало, ведь у них всё так просто и естественно. У глупых же людей, напротив, всё сложно и запутанно».

Правда, здесь следовало бы обратить внимание на то, что гениальность как раз и состоит в способности преодолеть массу сложностей, стоящих на пути достижения «простого» результата. «Некоторые из великих открытий, продвинувших науку, можно назвать “легкими”, однако не в смысле того, что их легко было сделать, а в том смысле, что, когда они совершены, их легко понять каждому», – отмечал Чарльз Дарвин.

То есть, понятия «простое-сложное» вовсе не такие очевидные, как это может показаться на первый взгляд. И оценивать через эти понятия творческий потенциал мозга никак нельзя. Можно лишь тем или иным способом сравнивать творческие потенциалы разных людей. Но и эта оценка в своей сущности весьма условна.

Итак, что же конкретно можно сказать о таком явлении, как творчество? Конкретно можно сказать только одно: это процесс загадочный и совершенно непонятный на сознательном уровне. А всё остальное пока лишь догадки и умозрительные заключения.

4

Третья особенность.

Эта особенность также всем хорошо известна и тоже, как и все другие особенности, воспринимается нашим сознанием как что-то естественное, само собой разумеющееся. Это способность испытывать такое чувство, как интерес к чему-либо. При всей кажущейся простоте и естественности, она содержит в себе такое множество загадок и неясностей, что любой её анализ весьма приблизителен, и никак не может гарантировать какой-либо объективности.

***

И снова мы столкнулись с фактом невозможности разделять особенности работы мозга на отдельные составляющие. Интерес – это, фактически, не что иное, как одно из эмоциональных состояний, а эмоции мы рассмотрим ниже, отдельным пунктом. Но дело в том, что практически любой «режим» работы мозга является определённым эмоциональным состоянием, «настраивающим» сознание на специфику решения тех или иных проблем. При желании можно в любой особенности найти признаки многих других особенностей. И если, выделяя что-то специфическое, не делать никаких допущений (возможно, не всегда корректных), то вряд ли вообще можно будет хоть что-то понять в рассматриваемой теме.

***

Обратим внимание, что в области компьютерной обработки информации нет ни малейших намёков на какие-либо аналоги этому явлению. Такой способностью может обладать только живой ум.

На первый взгляд, эта особенность несколько странная, а зачастую попросту вредная: ведь интересны бывают, как правило, всякого рода бесполезные занятия – хоккей, рыбалка, пикник на природе, развлекательные фильмы, компьютерные игры. А вот интерес к учёбе или, например, к работе не такое уж распространённое явление. В большинстве случаев учиться и работать приходится лишь в силу необходимости, напрягая при этом силу воли и испытывая отнюдь не самые приятные ощущения.

Это всё, конечно, так, но не совсем. А точнее – совсем не так. Если обратить внимание на поведение малолетнего ребёнка, то нельзя не заметить, что ему интересно буквально всё: как мячик подскакивает, как птичка чирикает, как автомобиль едет, как собачка бегает, как листочек выписывает в воздухе замысловатые фигуры. Правда, потом, когда он немного подрастёт, очень многое из того, что было интересно ранее, становится неинтересным. Но появляется масса новых интересов: интересно поиграть в лётчиков, шахтёров, танкистов, водолазов, дочки-матери (для девочек), разведчиков и т.д. Очень интересны сказки и различные детские рассказы.

То есть, даже при самом беглом анализе видно, что круг интересов, во-первых, может меняться, а во-вторых, что самое главное, – здесь просматривается простая закономерность. В чём же она? Если отбросить всякие нюансы и сформулировать совсем просто, то предметом интереса бывает именно то, что не познано, что представляет собой (для конкретного человека, конечно) какую-то загадку. А интерес является, по сути, той движущей силой, которая как бы заставляет сознание познавать мир.

В принципе, это понятно. Но здесь есть и ещё один важный и даже «странный» нюанс (странный с «компьютерной» точки зрения): «ввод данных» в наше сознание, то есть познание мира, происходит определёнными этапами, от упрощённых понятий к более сложным. В нашем представлении это настолько естественно, что даже трудно понять, а в чём же здесь странность? А странность в том, что само понятие «упрощённая информация», её развитие и переход к виду «не упрощённому» абсолютно не поддаётся какому-либо формализованному описанию. По большому счёту он нам вообще непонятен. Давайте разберёмся подробнее.

Понятно, что все эти сказочки про репку, волка с козлятами, зайчиков, лисичек и т.д., – они, по факту, являются как бы ложной информацией: зайчики-лисички в сказках разговаривают, носят одежду, живут в домиках. И сами истории с ними совершенно не реальны. Но никто не будет отрицать, что это уже нужные знания. Они являются необходимым этапом для «взрослого» понимания мира. У человека не бывает в жизни такого момента, когда он отбрасывает всё познанное в детстве как что-то полностью неправильное и начинает познавать мир заново, «по-взрослому». Не бывает «лишних» периодов познания, детские «схематичные» познания это очень значимый этап освоения «взрослых» понятий. Всё это понятно. Но что такое «упрощённые данные» или «схематичные понятия»? Для сознания всё ясно, но можно ли представить себе, чтобы в компьютер вводились какие-то «схематичные» и даже неправильные данные, чтобы посредством этого как-то упростить, скажем, формирование определённой базы данных? (Что вообще могут представлять собой такие данные для компьютера?) Ввод данных в компьютер («познание» компьютером нужной информации) не имеет никаких аналогий с познанием человеком окружающего мира.

Это один из важнейших нюансов смысловой формы информации. То есть огромный массив информации может восприниматься сознанием в каком-то схематичном виде (при всей очевидности этого понятия, невозможно дать ему чёткого определения). Для «обработки» информации в таком виде не требуется «больших мощностей», но, тем не менее, такая способность позволяет правильно реагировать на внешние воздействия. Заметим, что и у взрослых людей основная масса информации об окружающем мире представлена в каком-то схематичном, упрощённом виде. Но, во-первых, эти «упрощения» таковы, что могут, при необходимости, развиваться и уточняться, а во-вторых, такое восприятие мира вовсе не усложняет, а напротив, невероятно облегчает ориентацию во всём многообразии информационных воздействий.

***

Кстати, упрощённые детские знания о зайчиках-мишках-лошадках-коровках, получаемые через игры и сказки, хотя слишком далеки от реалий, вовсе не являются какими-то несерьёзными знаниями. Именно они создают в сознании нечто вроде определённой структуры, которая позволяет осваивать окружающий мир. Лев Толстой утверждал, что за первые пять лет своей жизни он познал больше, чем за все последующие годы.

Важность детских игр для развития человека нельзя не заметить, и на это обращали внимание многие известные личности. В частности, русский педагог и писатель Антон Семёнович Макаренко отмечал: «Каков ребёнок в игре, таков во многом он будет в работе, когда вырастет». Польский писатель Корчак утверждал: «Многие детские игры – подражание серьёзной деятельности взрослых». Известный немецкий поэт и драматург Шиллер лаконично заметил: «В игре детей есть часто смысл глубокий». То есть, детские сказки, игры и прочие забавы по большому счёту не пустое развлечение, а специфическая и очень эффективная обработка информации об окружающем мире.

***

Конечно, не только интерес побуждает сознание к познавательной деятельности, ведь, например, познание людьми законов природы это просто жизненная необходимость, которую игнорировать невозможно. Но главная особенность интереса в том, что он как бы инициирует творческую составляющую познавательного процесса. Нереально познать наш мир посредством некоего подобия последовательной записи в мозг какой-то заранее определённой информации. Мир слишком разнообразен, и ориентироваться в нём можно только посредством творческого осмысления различных, зачастую не связанных между собой информационных воздействий. Проще говоря, познание через интерес – это познание творческое, не «прямолинейное». Отсюда столько «причуд» в этой естественной особенности. И едва ли не самая главная в своей нелогичности «причуда» – это интерес к «ненужной» информации. Но ведь творчество, как мы неоднократно отмечали, невозможно «впихнуть» в какие-то жёсткие правила; при этом процессе приходится «перемалывать» много «пустой породы», и никогда нельзя заранее точно сказать какая информация «нужная», а какая нет.

Вообще, в психологии интерес определяется как состояние, побуждающее к познавательной деятельности. И снова заострим внимание на том, что невозможно заранее определить, какая именно информация является «нужной» для «познавательной деятельности», а какая «ненужной». Разве могло бы человечество выделиться из животного мира, если бы никто не заинтересовался ненужными на данный момент способами нанесения наскальных рисунков, красотой строения растений, «магией чисел», и прочими «бесполезными» вещами? Конечно, далеко не каждый человек, занимающийся чем-то практически бесполезным, сделает в конечном итоге значимое открытие, – большинство подобных занятий действительно оказываются «пустыми». Но если бы не было самого этого явления, – интереса к познанию чего-то отвлечённого, не связанного с практической деятельностью, – то вряд ли вообще были бы возможны как научные открытия, так и само развитие человечества.

***

Русский учёный Владимир Иванович Вернадский сказал следующее: «Я вполне сознаю, что могу увлечься ложным, обманчивым, пойти по пути, который заведёт меня в дебри; но я не могу не идти по нему, мне ненавистны всякие оковы моей мысли, я не могу и не хочу заставить её идти по дорожке, практически важной, но такой, которая не позволит хоть несколько более понять те вопросы, которые мучают меня… И это искание, это стремление – есть основа всякой научной деятельности».

И такая особенность сознания – невольная склонность «увлечься ложным, обманчивым» – вовсе не является каким-то дефектом нашей психики. Нельзя забывать, что о творческом процессе определённо можно сказать, пожалуй, только одно: если этот процесс и приведёт к желаемому результату, то это произойдёт только после рассмотрения множества ложных идей, а также возникновения и выявления множества ошибок. «Нужно иметь в голове великое множество разнообразнейших идей, чтобы родить одну хорошую», – заметил французский писатель Луи Себастьян Мерсье.

***

Как бы то ни было, нельзя не обратить внимания на то, что интерес у человека возникает, в большинстве случаев, к чему-то ещё непознанному; иначе говоря, у сознания есть потребность познавать мир. Процитируем некоторых известных личностей. Французский поэт Поль Валери заметил следующее: «Охотнее всего мы говорим о том, чего не знаем. Ибо об этом-то и думаем. Сюда направлена работа мысли». Русский писатель Александр Грин сказал об этом в другой форме: «Потребность необычного – может быть, самая сильная после сна, голода и любви». А что может быть необычным? Только то, что не познано, что не вписывается в рамки наших представлений. Общественный деятель и писатель Древнего Рима Плиний Младший сказал об этой особенности человеческой натуры предельно ясно: «Люди по своей природе любознательны; и ничем не прикрашенное знакомство с фактами прельщает даже тех, кто с удовольствием слушает болтливые небылицы». Английский критик и философ Уильям Хеззлет отметил следующее: «Перестав быть спорной, мысль перестаёт быть интересной». Французский философ-гуманист Монтень фактически утверждал, что отсутствие интереса это ненормальное явление: «Пытливости нашей нет конца, удовлетворённость ума – признак его ограниченности или усталости».

Альберт Эйнштейн назвал стремление к познанию «бегством от удивления» (хотя, удивление и интерес это, в общем-то, одно и то же, разные оттенки одного и того же явления). Но это высказывание как-то совсем не отражает ту могучую силу, которую иногда приобретает такое стремление. Гораздо точнее его характеризует известная пословица «Охота пуще неволи». И уж, совсем круто выразил эту мысль Некрасов: «Мужик что бык: втемяшится / В башку какая блажь, / Колом её оттудова / не выбьешь…» (Напомним, что только такое объяснение своим действиям могли дать мужики, выясняющие, «кому живётся весело, вольготно на Руси».)

***

Обратим внимание, что интерес вряд ли мог бы приносить какую-то пользу в познании мира, если бы он не был достаточно «мощным» чувством, таким, которое подавляет «рациональные» влечения и заставляет человека поразмыслить над чем-то отвлечённым. Ведь, как мы отмечали в вышерассмотренной второй особенности, для достижения результата при творческом труде надо затратить уйму сил и времени. То есть, интерес просто «обязан» быть настолько сильным чувством, чтобы оно могло полностью овладеть человеком и «не отпускать» его до тех пор, пока этот интерес не будет удовлетворён. Масса научных открытий, да и просто полезных вещей, было сделано именно по причине того, что человек просто не мог «оторваться» от интересующей его темы пока не решит всех вопросов по ней. Конечно, поступок некрасовских мужиков даже при успешном исходе не мог привести к научному открытию, но нельзя не учитывать того факта, что никто заранее не может сказать, какая тема исследования перспективна, а какая нет. И бесперспективность творческого исследования какой-либо темы может быть выяснена только посредством этого самого исследования. К сожалению, многочисленные «пустые» исследования являются неизбежным побочным эффектом процесса развития человечества.

***

И всё же, говоря о полезности интереса как явления и о его мощной силе, нельзя обойти вниманием и факты его не просто «бесполезности», но даже явной «вредности», когда ни при каком раскладе такое влечение не может привести ни к чему хорошему. Например, бурно развивающаяся в настоящее время целая индустрия всевозможных игр, шоу и прочих развлечений, вовсе не предназначенных для познания чего-то полезного, породила немало проблем. В частности, проблему психологической зависимости от азартных игр. А ведь эта самая индустрия игр и развлечений существует исключительно в силу того, что у людей есть интерес ко всему этому, причём очень ярко выраженный. Но почему вообще возникает этот «вредный» для человека интерес?

Ответ содержится в самом вопросе: дело в том, что сам по себе процесс удовлетворения интереса к чему-либо является источником удовольствия. Здесь можно провести аналогию с удовлетворением чувства голода. Никто не оспаривает жизненную необходимость принятия пищи. Но никто не удивляется тому, что человек использует пищу и для получения удовольствия. В настоящее время разработано бесчисленное множество рецептов приготовления блюд, ориентированных именно на получение изысканных вкусовых ощущений, а не чего-то полезного для организма. Да и «художественное оформление» самого процесса принятия пищи воспринимается зачастую как что-то гораздо более важное, чем какая-то там польза. Приятно не просто есть, а делать это, скажем, в роскошном ресторане, где соответствующая обстановка, музыка, компания и т.д. И сама еда должна быть не просто вкусной, но ещё и внешне выглядеть красиво. А польза от еды рассматривается при всём этом, фактически, как что-то второстепенное. Это всё, конечно, издержки, своего рода побочное явление жизненно необходимого влечения. Но ведь и удовлетворение интереса, раз уж оно само по себе доставляет удовольствие, тоже не может не иметь подобных «издержек». То есть различного рода «ненужные» интересы являются, по сути, побочным явлением жизненно необходимой потребности – стремления к выработке максимально возможного количества систем обработки воздействий.

5

Четвёртая особенность.

Это способность по каким-то признакам определять, понятна воспринимаемая информация или не понятна.

И снова чувствуется какая-то странность: причём тут особенность, если здесь всё естественно и просто – понятно это когда понятно, а непонятно это когда непонятно. Но действительно ли всё так просто? Попробуйте составить алгоритм определения «понятности» или «непонятности» (напомним: алгоритм – это конечная последовательность конкретных правил). Вряд ли получится что-то вразумительное.

Легко дать определение «непонятности» в случае если вы слышите совершенно незнакомое звукосочетание, которое не в состоянии отождествить ни с одним известным вам словом или выражением. Но ведь неясности возникают и тогда, когда мы слышим вполне понятные слова и предложения. Попробуйте, например, подойти к любому своему знакомому и сказать абсолютно понятную и правильную фразу: «У лошади четыре ноги». Что здесь непонятного? Но ваш знакомый наверняка станет уточнять (если, конечно, не примет это за дурацкую шутку или какой-то розыгрыш), а о чём это вы, собственно, толкуете? Непонятно. А что непонятно? Непонятно зачем это сказано, непонятно по какой причине вы завели этот разговор, непонятно почему именно ему вы это говорите, и вообще что-то здесь не то. В общем, понятно, что что-то непонятно.

Можно, конечно, вполне резонно возразить, что приведённый пример слишком искусственный, ведь при общении обычно затрагивают определённую тему, и все фразы должны как-то соответствовать этой теме, «вписываться» в неё. Но подобное утверждение уже само по себе свидетельствует о том, что наш мозг каким-то непонятным для нас образом определяет «понятность» или «непонятность» информации: «вписывается» она в тему или нет.

А если всё-таки «вписывается», то означает ли это, что она понятна? Нет, вовсе не обязательно. Каждый из нас неоднократно сталкивался с ситуацией, когда наш собеседник (преподаватель, лектор, диктор, комментатор, начальник, подчинённый, корреспондент, случайный прохожий) говорит что-то «по теме», а нам не понятно. И зачастую даже сформулировать трудно, а что же именно непонятно. То есть, само по себе «вписывание» информации в тему ещё не свидетельствует о том, что она для сознания понятна. Определённо можно сказать только одно: любое воздействие может быть воспринято сознанием как информация только в случае, если оно ассоциативно связано с другой, уже имеющейся в памяти информацией и является составной её частью. Иначе это будет просто отвлечённое воздействие, никоим образом информацией не являющееся. Этот вопрос мы разберём более подробно, когда будем рассматривать такие понятия как «фигура» и «фон». Сейчас пока просто отметим, что если воздействие вписывается в какое-то представление (набор знаний), и составляет с ним определённую, законченную структуру, то возникает ощущение понимания, если нет – то ощущение непонимания.

При достаточно богатом воображении и некоторых допущениях здесь можно усмотреть определённые аналогии с компьютерной обработкой информации. Ведь когда между двумя компьютерами в сети идёт обмен информацией, то этот обмен происходит блоками, а в состав каждого блока обязательно включаются специальные служебные сигналы, которые однозначно определяют его начало и конец, размер, структуру и т.д. По этим служебным сигналам компьютер определяет, всю ли информацию он принял и «понял». Да и при передаче информации между узлами компьютера она обязательно проходит различные проверки: проверка на чётность-нечётность, проверка правильности с помощью кодов Хемминга, проверка контрольных сумм и т.д. Компьютер может даже исправлять некоторые ошибки, если он «понял», что информация «неправильная». А также выдавать сигнал, если он что-то «не понял». Разве здесь нет аналогии с человеческим мышлением?

Но так прямолинейно сравнивать обработку информации человеческим мозгом и компьютером нельзя. Прежде всего, ошибки обнаруживает не компьютер, а программа, написанная человеком. Компьютер, в отличие от человеческого мозга, совершенно не способен накапливать опыт при обработке информации, то есть создавать какие-то свои представления о правильности-неправильности. (Некоторые исключения из этого правила есть в области нейронных сетей, но сути это не меняет.) И если в программе заложена ошибка, то никакой компьютер не сможет сам по себе выдать сигнал, что он чего-то «не понял». Он может принять к обработке самую абсурдную информацию и, соответственно, получить самые абсурдные результаты, но при этом не обнаружить ничего «непонятного».

С тем, что воспринимаемая сознанием информация проходит ряд различных проверок, мы ещё неоднократно будем сталкиваться ниже. Сейчас пока просто заострим внимание на этом факте.

6

Пятая особенность.

Пятой особенностью назовём способность и стремление нашего сознания находить смысл и логику в событиях, в различных наблюдаемых процессах, вообще в окружающем бытии.

По своей сути эта особенность является прямым продолжением предыдущей особенности, ведь найти логику это как раз и означает понять какую-то информацию. Но здесь есть некоторые нюансы, которые как-то не вписались в рассмотрение предыдущей особенности, поэтому мы рассмотрим их отдельно.

Обычно под понятием «логика» подразумевают какие-то логические выкладки и рассуждения, но вообще-то это не совсем так: логика присуща любому отдельно взятому слову или словосочетанию, если оно обозначает какое-то законченное (вполне определённое) понятие. Конечно, подобное утверждение как-то не очень очевидно, но, тем не менее, это так. Дело в том, что сам процесс восприятия абсолютно любой информации является не чем иным, как процессом нахождения логики взаимосвязи этой информации с самой разной другой информацией. Можно даже сказать, что логика это такая же неотъемлемая характеристика информации, как, например, масса или объём для физического тела. Причём, эта «другая информация» тоже воспринимается через взаимосвязь с различной «другой» информацией, в том числе и через первоначально определяемую информацию. Чтобы убедиться в этом, достаточно рассмотреть определение значения какого угодно слова в любом толковом словаре. Возьмём, для примера, толковый словарь русского литературного языка С.И. Ожегова и посмотрим, как в нём определяется, скажем, понятие «дом». Читаем: «Жилое (или для учреждения) здание…». (Для краткости цитируем не полное определение, а отдельные его фрагменты.) То есть «дом» это, прежде всего, «здание». А что такое «здание»? Это, согласно тому же словарю, «архитектурное сооружение, постройка, дом». Выходит, что «дом» это «здание» (помимо того, что оно «архитектурное сооружение, постройка»), а «здание» это «дом».

***

Процесс восприятия информации нашим сознанием можно образно сравнить с процессом определения местоположения какого-либо космического тела во Вселенной. Это местоположение можно определить только относительно других планет, звёзд, галактик. То есть, эти «другие» космические объекты являются точками отсчёта для определения местоположения рассматриваемого тела (и чем их больше, тем точнее определяется местоположение). А местоположение самих звёзд, в свою очередь, определяется тоже относительно других планет и звёзд, для которых само рассматриваемое в данный момент космическое тело тоже является одной из точек отсчёта. И вся эта совокупность точек отсчёта является для сознания самой сутью рассматриваемого информационного воздействия, то есть его смыслом.

***

Итак, любое слово или понятие воспринимается сознанием только совместно с различной другой, логически связанной с этим понятием информацией. Эта «другая» информация называется фоном, и о ней мы будем говорить в отдельной главе. Сейчас пока просто отметим этот нюанс.

Известно, что все логические рассуждения опираются на элементарные, очевидные понятия. И эта очевидность элементарных понятий вроде бы свидетельствует о том, что в простейших случаях никакой «логики взаимосвязи» между различной информацией выявлять не требуется, что всё изначально ясно. Ведь никакого опыта не требуется, чтобы понять, например, что большое не уместится в маленьком, а тяжёлое перевесит лёгкое. Эти и многие другие утверждения понятны изначально. Но факты говорят о другом. В частности, любой, вполне взрослый и опытный человек, сталкиваясь с чем-то непознанным, может считать логичными самые абсурдные утверждения. Так, например, многие учёные прошлого длительное время не хотели признавать наличие земного притяжения. (В самом деле, ведь все физические тела падают вниз и без всякого притяжения.) И даже такой очевидный факт, что свет днём исходит только от солнца, не был признан сразу. (Действительно, днём светло и без солнца.) А что все тела, независимо от их массы, падают с одинаковым ускорением, пытались опровергнуть даже тогда, когда всё было подтверждено многочисленными и очень наглядными опытами. И таких примеров множество. «Всякая великая истина первоначально воспринимается как богохульство», – заметил Джордж Бернард Шоу.

И всё-таки как-то не верится, что даже очевидные вещи познаются лишь благодаря опыту, позволяющему увидеть какую-то там взаимосвязь между различной информацией. Разве совсем ещё юный мальчишка, приступая к изучению азов геометрии, когда-нибудь ранее задумывался о том, что, например, через две точки можно провести только одну прямую? Однако такое утверждение принимается без доказательств и не вызывает возражений. Оно очевидно, и никакого опыта для понимания этого факта не требуется. И что прямая есть кратчайшее расстояние между двумя точками, тоже очевидно. И многое другое тоже.

Известно, что все математические выкладки строятся на строгих доказательствах, которые базируются на аксиомах, то есть на математических утверждениях, не нуждающихся в доказательствах в силу своей очевидности. Но что это значит – «очевидно»? Это понятие чисто субъективное, и невозможно строго установить, где кончается эта самая очевидность и начинается «неочевидность». Существует великое множество самых разных математических и логических софизмов, в основе которых лежат вполне, вроде бы, очевидные постулаты, но получаемые результаты при этом явно абсурдны. И наоборот, некоторые «очевидные» умозаключения, ясные без всяких доказательств, могут оказаться абсурдом. В качестве примера можно рассмотреть следующую задачу.

Допустим, футбольный мяч опоясали обручем. Затем этот обруч нарастили ровно на один метр. Между обручем и поверхностью мяча образовался зазор. А теперь представим себе, что обручем опоясали земной шар. Затем этот обруч тоже нарастили ровно на один метр. Между этим обручем и поверхностью земного шара также образовался зазор. Вопрос: в каком случае зазор будет больше?

Ответ очевиден: конечно же, в случае с мячом. Ну, разве может сыграть какую-то роль один лишний метр в такой огромной окружности как окружность с диаметром земного шара? Воображение подсказывает, что этот обруч чуть-чуть ослабит своё натяжение, и всё. (Вообще-то это лишь игра воображения, по условиям задачи предполагается, что обруч не может растягиваться, а следовательно, и не может ослаблять своё натяжение.) Но если не полагаться на интуицию, а решить эту задачу используя известные ещё со школьной скамьи формулы, то можно легко убедиться, что зазор в обоих случаях будет одинаков.

***

Для тех, кому лень вспоминать формулы, а решение знать хочется, приведём это решение. Допустим, диаметр мяча равен r. Первоначальный радиус обруча, естественно, тоже равен r. Радиус обруча, после того, как его нарастили, обозначим через R. Тогда зазор равен R‑r. Именно эту разность нам и надо определить.

Обозначим первоначальную длину окружности как L. Тогда длина наращённой на один метр окружности равна L+1м. Известно, что длина окружности равна длине её радиуса умноженного на 2, то есть L=2r, а (L+1м)=2R. Отсюда r=L/2, а R=(L+1м)/2. Соответственно, искомую разность можно определить так: (R‑r)=(L+1м)/2 – L/2 =1м/2. То есть зазор между поверхностью мяча и обручем будет равен одному метру, поделённому на 2, а именно 15,9 см.

А какой зазор будет в случае с земным шаром? Посмотрите на приведённые выкладки для мяча. Там нигде не потребовалось указывать конкретную длину радиуса. То есть эти выкладки применимы для любой окружности, в том числе и такой, какую образует опоясавший земной шар обруч. (В нашем случае в приведённых рассуждениях достаточно заменить слово «мяч» на слова «земной шар», всё остальное – то же самое.) И увеличение длины любой окружности на один метр вызовет увеличение её радиуса на 15,9 см. То есть ответ для нашей задачи будет такой: зазор в обоих случаях будет одинаков. А это, согласитесь, не очень-то очевидно.

***

Подобных задач, когда очевидное оказывается абсурдом, существует очень много. Выпускаются даже специальные книги с набором таких задач и разного рода софизмов. (Заметим, что цель этих книг – удовлетворение интереса, то есть того, что мы рассматривали в третьей особенности.) Только ни в коем случае не следует вышеизложенное понимать так, что ничего логичного в мире не существует, и нечего заморачиваться всякими рассуждениями. Просто всегда надо иметь в виду, что любое, даже, казалось бы, самое очевидное утверждение может оказаться ложным. И такое положение дел определяется тем простым фактом, что для сознания не существует какой-то изначальной информации, любое понятие может быть воспринято сознанием только через взаимосвязь с другой информацией (через логику). А «очевидность» это что-то лишь кажущееся чем-то «изначально понятным». Джебран Халиль Джебран (ливанский писатель, художник и философ) определил это понятие так: «Очевидное – это то, чего никто не видит, пока кто-нибудь не выразит его наипростейшим способом».

Но не всё так плохо в этом явлении. По крайней мере, сейчас речь не идёт о каких-либо принципиальных недостатках нашего мышления. Напротив, именно способность восприятия мозгом информационных воздействий как совокупности логических взаимосвязей самой разной информации делает возможным для нашего сознания воспринимать не только «чёткую» информацию, но и такие понятия, которым нельзя дать сколько-нибудь чёткого (а иногда даже приблизительного) определения. Действительно, как определить такие широко используемые понятия, как «мысль», «ситуация», «аналогия», «восприятие», «условие» и т.д.? Даже такое простое и, на первый взгляд, абсолютно ясное по смыслу слово, как «время», – что это такое? Речь здесь даже не о том, что невозможно дать чёткое определение этому понятию, а о том, что совершенно непонятно, что же это вообще. Все мы, конечно, прекрасно представляем себе смысл этого слова, но лишь до той поры, пока не задумываемся над этим.

***

Именно так сказал об этом христианский теолог и церковный деятель Августин Блаженный: «Что такое время? Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему – нет, не знаю».

***

То есть, за счёт восприятия логики информации (за счёт постоянных переключений внимания и восприятия как бы «местоположения» этой информации среди другой информации) сознание может свободно оперировать различными неопределяемыми понятиями. Здесь следует обратить внимание на интересный нюанс: если эти «неопределяемые понятия» являются «составными частями» более сложных понятий, то эти «более сложные понятия» воспринимаются сознанием как что-то более понятное, чем сами «составные части». Так, например, понятие «скорость» определяется как отношение пройденного расстояния к затраченному времени. Любому из этих понятий («расстояние» и «время») невозможно дать даже приблизительного определения (хотя, если не задумываться над этим, то всё кажется ясным), но понятие «скорость» неясностей не вызывает. Обратим внимание, что если эти «неясные» понятия рассматриваются просто в составе какого-нибудь выражения, – например, «время суток» или «расстояние между двумя точками», – то их «степень неясности» резко снижается. То есть, чем больше связей имеет рассматриваемая информация с самой разной другой информацией, тем она яснее для сознания (тем она «логичнее»).

Никак нельзя не обратить внимания и на то, что способность находить закономерности в наблюдаемых процессах и явлениях является исключительно важной с точки зрения безопасности существования человека. Ведь когда человек находит логику в каких-либо событиях, он прогнозирует их дальнейшее развитие, в результате чего имеет возможность предпринять профилактические меры против возникновения опасного процесса. То есть в значительной степени осуществляет заветное желание, выраженное в пословице: «Знал бы где упасть, соломки бы подостлал».

«…Устроены так люди … желают знать что будет», – из этих слов популярной когда-то песни напрашивается мысль, что желание «знать что будет» это просто какая-то причуда человеческой природы. Просто люди «устроены так» без всякой на то необходимости. С этим никак нельзя согласиться. Обладание информацией о грядущих событиях, хотя бы самых ближайших, – это, прежде всего, дополнительная возможность избегать различные опасности. И даже возможность влиять на события. Как заметил французский математик Блез Паскаль: «Предвидеть – значит управлять». Именно поэтому случайность чужда человеческому сознанию. Человек ищет логику даже в таких заведомо случайных явлениях, как выпадение выигрыша на тот или иной номер, «счастливых» приметах и т.п. Не секрет, что даже образованные люди зачастую охотно читают гороскопы и предсказания различных прорицателей. Каждый знает, что это ерунда, но чем чёрт не шутит. Можно смело утверждать, что гадалкам, астрологам, ясновидящим и иже с ними вымирание не грозит.

***

Обратим внимание: люди обращаются к гадалкам и прорицателям потому, что им интересно узнать определённого рода информацию. То есть мы столкнулись с тем, что рассматриваемая нами особенность напрямую связана с третьей (при нашей произвольной нумерации, конечно) особенностью. А ниже мы столкнёмся с тем, что эта же особенность напрямую связана и с другой особенностью – способностью определённым образом запоминать информацию. И ещё с одной особенностью – постоянной «пульсацией» внимания. То есть, сейчас снова проявляется факт, что все особенности мозга действуют во взаимосвязи и разделять их нельзя.

Рассматривая третью особенность – проявление интереса к чему-либо, – мы отмечали, что человек использует эту особенность и просто для получения удовольствия. Именно для этой цели придумываются различные игры, кроссворды, пишутся детективы и т.д. Но ведь то же самое можно сказать и про рассматриваемую сейчас пятую особенность. Например, детективы пишутся с таким расчётом, чтобы в сознании читателя из разрозненных фактов выстраивалась какая-то логическая цепочка. И сам процесс выявления логики в описываемых событиях доставляет человеку своеобразное удовольствие. Трудно сказать, где начинается удовлетворение интереса, а где потребности к выявлению логики. Как, впрочем, трудно определить, а не одно ли это явление?

***

Разумеется, говоря о том, что любое слово или словосочетание, обозначающее определённое понятие, само по себе содержит логику, мы вовсе не опровергаем «обычное» толкование понятия «логика» как процесс построения логически взаимосвязанных рассуждений. Особенности «обычной» логики мы рассмотрим в главе «Мышление и речь». Сейчас пока просто отметим, что построение логических рассуждений это процесс, чаще всего, длительный, требующий творческой работы. И далеко не всегда есть возможность проанализировать всё на сознательном уровне. Очень часто человек каким-то образом определяет логичность-нелогичность с помощью так называемой интуиции («озарения», «шестого чувства» и т.д.). Как заметил французский писатель Вовенарг: «Мы многому верим без доказательств и это естественно». Это действительно естественно, и подобное явление мы подробно рассмотрим в главе «Сознание, подсознание и что-то ещё».

7

Шестая особенность.

Эта особенность заключается в том, что у любого нормального человека основная масса мыслей «крутится» вокруг реальных проблем (конечно же, его, этого человека, проблем).

На первый взгляд, это просто одна из разновидностей третьей особенности (способность к проявлению интереса). На самом же деле здесь есть коренное отличие: реальная проблема может быть не просто не интересна, а даже противна, но мысли всё равно постоянно возвращаются к связанным с ней вопросам. Если у вас есть проблемы на работе, в быту, во взаимоотношениях с родными-близкими-знакомыми и т.д., – то мысли будут постоянно возвращаться именно к этим проблемам. Вряд ли стоит доказывать, что это вполне рационально. Есть реальная проблема – над ней надо думать, и чем больше думаешь, тем больше вероятность того, что найдётся решение. Об этом мы говорили, рассматривая вторую особенность. «У кого что болит, тот о том и говорит», – гласит русская пословица. И этим, фактически, всё сказано.

Правда, здесь опять возникает вопрос: а разве можно назвать подобное положение дел «особенностью»? Всё здесь, напротив, естественно, всё именно так, как и должно быть. Всё верно. Всем известно, что само мировоззрение человека формируется сообразно существующим реалиям. Всем знакомо утверждение известного классика «бытие определяет сознание», и никто против этого не возражает. Да и обсуждать-то тут нечего: всё естественно, всё рационально, какие тут особенности? Но дело в том, что по каким-то причинам отношение человека к этому естественному и рациональному свойству нашего сознания весьма своеобразно. А именно: оно очень часто просто не учитывается, а это само по себе порождает различные мифы о всяких причудах нашего сознания, которых в действительности не существует. И в дальнейшем будем обсуждать не само это свойство (здесь просто обсуждать нечего), а различные мифы, порождённые его игнорированием.

Один из самых глупых и, в то же время, самых живучих мифов – это миф о постоянно растущих потребностях человека. Якобы человек, имеющий поначалу малые и вполне рациональные потребности, в процессе их удовлетворения вдруг начинает чувствовать резкое увеличение этих самых потребностей, а удовлетворяя эти возросшие потребности, он вдруг ощущает, что они сразу же начинают ещё более возрастать. И так до бесконечности.

Например, нередко можно услышать простую историю о том, что кто-то (обычно, сам рассказчик) когда-то имел доходы совсем мизерные, но на всё вроде бы хватало, а вот сейчас, когда доходы стали несравненно выше, постоянно ощущается острая нехватка денег.

Можно услышать и такую историю. Какой-то человек, не имея собственной квартиры, страстно хотел иметь её, причём любую, пусть даже однокомнатную, в самом нехорошем районе города. Конечно, он понимал, что лучше большая квартира в престижном районе, но об этом как-то не мечталось. Да и вообще, это, по большому счёту, не существенно, главное – иметь своё жильё. И вот он, наконец, получает предмет своих мечтаний, бурно радуется и наслаждается жизнью. Но проходит какое-то время, и он замечает, что его однокомнатная квартира слишком тесная, вот если бы ещё одну комнату, то было бы в самый раз. Он как-то незаметно перестаёт радоваться тому, что имеет, начинает мечтать о двухкомнатной квартире, и через какое-то время его мечта опять сбывается. Всё снова повторяется. Сначала радость, а затем снова мечты о дополнительной жилплощади. А ещё через какое-то время оказывается, что и трёхкомнатная квартира тесновата.

Из подобных историй делается вывод о постоянно растущих потребностях человека. И действительно, разве каждый из нас не замечал за собой такой особенности: сначала страстно мечтаешь об обладании чем-либо, а потом, когда мечта сбывается, обязательно начинаешь желать чего-то большего. Вывод, вроде бы, однозначный: потребности человека растут по мере их удовлетворения. Но чтобы убедиться в несостоятельности такого вывода надо всего лишь задаться простым вопросом: а если бы человеку, мечтающему об однокомнатной квартире, вдруг предложили бы в качестве подарка на выбор однокомнатную квартиру или трёхкомнатную, то что бы он выбрал? Наверное, однокомнатную: потребности у него ещё не выросли, и трёхкомнатная квартира ему просто не нужна. Разве не так? А если бы человеку, мечтающему, например, о приобретении автомобиля «Жигули», предложили бы за ту же цену, скажем, «Maybach», то он отказался бы? Он ведь о «Жигулях» мечтает, о до «Maybach» его потребности ещё не доросли.

Разумеется, всё это не так. Любой человек предпочтёт трёхкомнатную квартиру однокомнатной, более комфортную машину менее комфортной, и вообще любые бо́льшие материальные блага меньшим. Но почему же он не мечтает сразу сделаться «владельцем заводов, газет, пароходов»? Почему его мысли постоянно «крутятся» вокруг реальных, «земных» проблем? Ответ прост: человек не просто мечтает, он обдумывает реально осуществимый вариант. А это, как мы уже отметили при описании второй особенности мозга, приводит к решению поставленной задачи. То есть, мозг как бы подсказывает сознанию, над какой задачей надо «поломать голову», а над какой не надо (всё равно решения нет). Материальные возможности человека, как правило, со временем растут, и когда он приобретает «Жигули», то, в большинстве случаев, начинает «маячить» возможность в перспективе приобрести более хорошую машину. Надо только где-то сэкономить, где-то подсуетиться, в чём-то себя ограничить, ещё что-то сделать – и мечта станет явью. А вот что именно надо сделать, в чём именно себя ограничить, а в чём нет, – эти вопросы далеко не всегда очевидные и требуют постоянного анализа складывающихся условий. Иначе говоря, требуют творческой работы, «думанья» в этом направлении. Но это никоим образом не означает, что решение данной, конкретной проблемы является пределом желаний. Просто реальные проблемы постоянно «притягивают» внимание к себе, поэтому создаётся впечатление, что наши потребности на данный момент ограничены сиюминутными желаниями.

***

Обратим внимание, что нельзя понимать рассматриваемую особенность слишком прямолинейно, в том смысле, что если есть проблема, то мысли человека ни на что другое не отвлекаются. Это, конечно, невозможно в принципе. Просто мысли постоянно возвращаются к имеющей место проблеме, хотя и другие темы тоже не игнорируются, а как бы стоят на втором плане. Но сути это не меняет. Не меняет сути и тот факт, что бывают мечтатели, постоянно «витающие в облаках», или, в некоторых конкретных случаях, просто ситуации, когда человек по тем или иным причинам впадает в состояние, характеризуемое словами «потерял чувство реальности». При всех имеющих место нюансах, в общем и целом именно реалии вынуждают наше сознание постоянно обдумывать существующие на данный момент проблемы.

***

«Дайте человеку всё, чего он желает, – писал немецкий философ Кант, – и в ту же минуту он почувствует, что это всё не есть всё». Заметим, что в этих словах Канта вовсе не содержится утверждения, что потребности человека сразу же возрастут, как только он получит всё, о чём мечтал. Здесь утверждается, что в этот момент человек почувствует, что это не всё, что ему хочется. То есть всего лишь обратит внимание на этот факт. А потребности эти и раньше были, просто он не обращал на них внимания.

***

Вспомним сцену из «Золотого телёнка», когда Остап Бендер, получив заветный миллион, встретился со своим приятелем Шурой Балагановым. На вопрос Бендера, сколько денег нужно Шуре для счастья, он, не задумываясь, ответил: «Сто рублей». Когда же Бендер уточнил, что его интересует сколько Шуре нужно «не на сегодняшний день, а вообще», то «Балаганов долго думал, несмело улыбаясь, и, наконец, объявил, что для полного счастья ему нужно шесть тысяч четыреста рублей и что с этой суммой ему будет на свете очень хорошо». Вроде бы налицо ограниченность потребностей человека. Но когда Бендер выложил на «тарелку с голубой каёмкой» пятьдесят тысяч рублей, то Шуре вовсе не пришло в голову отказаться от «лишних» денег (от того, что превышает заветные шесть тысяч четыреста). Более того, буквально через час после этого события он попытался ещё и кражу в трамвае совершить. Выходит, что и здесь разговоры об ограничении потребностей весьма сомнительны. А первоначальные смехотворно скромные запросы Шуры объясняются исключительно тем, что его мысли были направлены на решение реальных проблем, а не на мечты о чём-то предельно хорошем.

***

«Где, когда и кому, милый мой, удавалось / До потери желаний себя ублажить?» – вопрошал Омар Хайям в своих рубаи (четверостишья). По смыслу эта фраза полностью аналогична приведённому выше утверждению Канта. Здесь тоже ничего не говорится о росте потребностей. Здесь просто утверждается, что потребности человека удовлетворить невозможно.

К сожалению, рассматриваемая особенность может являться и источником своеобразного искажения восприятия реального мира нашим сознанием. Действительно, ведь если мысли человека «крутятся» вокруг реальных проблем, то есть, как бы притягиваются к определённого рода вопросам, значит к другим вопросам, к тем, которые проблем не доставляют, они «не притягиваются». (В противном случае, и самой этой особенности не существовало бы.) И это порождает своего рода дефект мышления, суть которого в очень лаконичной форме выражает афоризм Козьмы Пруткова: «Что имеем – не храним, потерявши – плачем». В. Г. Белинский заострил внимание на несколько ином аспекте этого явления: «Люди обыкновенно не столько наслаждаются тем, что им дано, сколько горюют о том, чего им не дано». Гёте выразил эту мысль так: «Если радуга долго держится, на неё перестают смотреть». (Кстати, эта фраза говорит и об одном из свойств информации – динамизме.)

Заметим, что зачастую человек не просто не ценит жизненно необходимых благ, имеющихся у него в достатке, но даже относится к ним как к чему-то бесполезному. Действительно, как, например, оценивают речь человека, говорящего много, но бессодержательно? Обычно говорят: «В его речи слишком много воды». То есть ценного мало, а вот воды много. Так что же, вода ценности не имеет? Для человеческого организма, как известно, вода бесценна. Ценнее воды может быть только воздух. Но и к воздуху люди относятся не очень-то благоговейно. «Возят воздух», – так говорят о неоправданно большом пробеге порожняка. То есть получается, что воздух это что-то такое, о чём можно говорить лишь в презрительном тоне. Но разве есть на свете хотя бы один вменяемый человек, которому не понятно значение воздуха для его жизни? Так почему же наше сознание на интуитивном уровне воспринимает ценность многих вещей и явлений явно непропорционально их нужности?

Именно здесь и проявляется обратная сторона рассматриваемой особенности. Ведь если для доступа к чему-то, пусть даже очень нужному, нет никаких преград, то и ломать голову над преодолением этих преград бессмысленно. И напротив, если что-то нужное труднодоступно, то сам этот факт должен вызывать ощущения, «заставляющие» постоянно думать о путях его достижения. Вода и воздух в обычных условиях всегда доступны в любом требуемом количестве, и их «получение» не доставляет проблем. А вот для получения других благ, например, автомобиля, требуется решить некоторые проблемы. Можно сказать, что мозг, воспринимая ценность вещи, автоматически учитывает и степень её доступности, трудоёмкость её приобретения. (Пользуясь терминологией экономистов, можно образно сказать, что наше сознание, воспринимая ценность каких-либо благ, делает это с учётом себестоимости их достижения.) Именно поэтому человек может испытывать очень даже ощутимое удовольствие от обладания благами, ценность которых для жизни неизмеримо меньше ценности воды или, тем более, воздуха. А вот водой и воздухом в обычных условиях он не может наслаждаться даже если специально будет обращать внимание на их жизненную необходимость.

***

Можно рассмотреть ещё пример. Известно, что такой бесценный дар, как здоровье совершенно не ощущается как какая-то ценность, если человек здоров и ничто не угрожает его здоровью в обозримом будущем. Рассмотрим более конкретно. Допустим, вы увидели идущего слепого человека, и у вас мелькнула мысль, что, в принципе, вы тоже не застрахованы от такого несчастья – полной потери зрения. Согласитесь, даже думать об этом жутковато. Но попробуйте сознательно испытать удовольствие от того, что вы обладаете этим бесценным даром – зрением. Ничего кроме жалких потуг не получится.

***

Можно рассмотреть известную «мудрость», гласящую, что «запретный плод сладок». Это тоже воспринимается как какая-то причуда человеческой натуры, как какое-то стремление обладать чем-то ненужным лишь только потому, что оно «запретно». На самом же деле здесь всё, как говорится, поставлено с ног на голову: ведь под «запретным плодом» можно подразумевать только те блага, которыми человек в данный момент не обладает. (И, как следствие, надо «поломать голову» над проблемами, связанными с их приобретением.) А как мы только что выяснили, «степень ценности» любых благ воспринимается нашим сознанием прямо пропорционально трудности их приобретения («себестоимости» необходимых для этого усилий). С некоторым упрощением можно даже сказать, что именно недоступные блага оцениваются объективно: как правило, в таких ситуациях ясно «видны» причины желания обладать ими.

***

Нельзя не заметить, что далеко не всё запретное «сладко». Если вы, находясь, например, в магазине, увидите дверь в служебное помещение, на которой написано «Посторонним вход воспрещён», то что, вам сразу же захочется зайти туда? Вряд ли. А ведь это не что иное, как «запретный плод», который должен быть «сладок». Но вы, скорее всего, даже не обратите внимания на эту дверь. Выходит, что для того, чтобы плод был «сладок», одной его «запретности» мало. Нужна ещё и какая-то польза от него.

***

Не секрет, что восприятие нашим сознанием ценности различных благ напрямую зависит от сложившихся условий. Так, например, в пустыне вода в восприятии сознания сразу же превращается в абсолютную ценность. И воздух, где-нибудь в космическом корабле или в подводной лодке, вовсе не воспринимается как что-то не заслуживающее внимания. Переоценка ценностей в человеческом сознании происходит очень быстро в соответствии с обстоятельствами. Схема поведения человека в этом смысле очень проста: изменились обстоятельства (то есть, в сущности говоря, изменились текущие проблемы) – изменился ход мыслей. Бытие определяет сознание.

***

Разумеется, мы сейчас не пытаемся как-то классифицировать все нюансы мышления, порождаемые игнорированием рассматриваемой особенности, это невозможно: их проявление труднопредсказуемо и, зачастую, очень индивидуально. Можно рассмотреть, в качестве примера, и такую «мудрость»: чаще всего происходит именно то, чего боишься. Практика частенько подтверждает такое утверждение. Мистика? Некоторые утверждают, что да, это что-то мистическое. Но если не забывать, что наши мысли «притягиваются» к реальным проблемам, то всё мистическое сразу же исчезает. Ну, вот, например, работает человек в офисе, не успевает что-то сделать к намеченному сроку, или сделанное оказывается ненужным (и такое случается), или ещё что-то не так идёт, – он, естественно, боится, что его лишат премии или ещё как-то накажут. И это действительно во многих случаях сбывается. А вот попасть в зубы акулы он не боится. И не попадает. А другой человек, работа которого связана с морем, кишащим акулами, боится нападения акул. И это опасение иногда сбывается. Получается именно так – чего боишься, то, чаще всего, и происходит, а чего не боишься – не происходит. По крайней мере, всё так и выглядит, если не учитывать, что мысли «крутятся» вокруг реальных проблем.

Интересно, что даже признанные мыслители иногда банально игнорировали это свойство сознания – «привязку» наших мыслей к реальным проблемам, и из-за этого усматривали различные нелогичности человеческой натуры. В качестве примера можно рассмотреть любопытное высказывание Цицерона: «Все хотят дожить до старости, а когда доживут, её же и винят». Это высказывание, вроде бы, однозначно указывает на нелогичность мышления человека. Но ведь эта «нелогичность» является, по сути, не чем иным, как одним из проявлений рассматриваемой нами особенности психики. Ведь никак нельзя сказать, что старость является самоцелью, что к ней стремятся так же, как, скажем, к богатству или власти. Желаемой целью является не старость, а стремление как можно дольше пожить. Никто не отказался бы в 80 лет иметь организм 20-летнего юноши. Но при рассмотрении любого варианта развития событий мысли «крутятся» вокруг реальных проблем. И в представлениях человека долгая жизнь однозначно увязывается с неизбежным реальным явлением – старостью. Вряд ли здесь уместно упрекать наше сознание в нелогичности.

***

В отдельно взятых случаях данное свойство психики может являться и отрицательным фактором. Например, часто кажется, что если решить текущие, сиюминутные проблемы, то сразу же всё сделается солнечным и прекрасным. («Сильнее кошки зверя нет».) И из-за этого нередко недооцениваются другие проблемы, которые могут возникнуть в будущем. Можно сказать, стиль нашего мышления во многих случаях напоминает мышление малолетнего героя рассказа Гайдара «Чук и Гек»: «Раньше, когда Гек жил в Москве, ему представлялось, что вся земля состоит из Москвы, то есть из улиц, домов, трамваев и автобусов. Теперь же ему казалось, что вся земля состоит из высокого дремучего леса. Да и вообще, если над Геком светило солнце, то он был уверен, что и над всей землёй ни дождя, ни туч нету. И если ему было весело, то он думал, что и всем на свете людям хорошо и весело тоже». К сожалению, такой принцип мышления зачастую побуждает рассматривать лишь внешние проявления процессов, игнорируя их суть. Это хорошо показано в известной басне Крылова «Свинья под дубом». Но это, повторим, отдельные случаи. В целом же подобное свойство – как бы помимо воли направлять творческий потенциал на решение текущих проблем – является просто жизненно необходимым. В конце концов, имеющиеся в настоящий момент нерешённые вопросы – это всегда возможность начала какого-либо опасного для жизни процесса. И если их не решать, то последствия могут быть очень даже плачевные. А мы уже знаем логику нашего сознания для таких случаев: лучше тысячу раз убежать напрасно, чем один раз попасть в зубы хищнику.

8

Седьмая особенность.

Это способность запоминать, хранить и воспроизводить запомненную ранее информацию. Проще говоря, это наличие памяти. И снова напрашивается мысль, что речь идёт вовсе не о какой-то там особенности, а просто о своеобразном устройстве записи-считывания информации, только крайне несовершенном: информация запоминается с трудом (причём, не точно, а приблизительно), забывается легко, и даже то, что не забыто, далеко не всегда может в нужный момент «воспроизвестись». А иногда происходят вообще непонятные, хотя и вполне заурядные случаи: человек при разговоре кратковременно отвлекается на другую тему, а потом никак не может вспомнить, о чём же он говорил минуту назад. Но стоит ему напомнить буквально одно-два слова, как он сразу же всё вспоминает. Получается, что даже «свежезаписанная» информация может легко теряться в глубинах мозга, её надо сразу же «отыскивать», то есть надёжность работы нашего «запоминающего устройства» крайне низка.

Примечательно и то, что человек, пытаясь вспомнить что-то нужное, очень часто вспоминает множество совершенно ненужной, непонятно зачем запомнившейся информации. А нужную информацию зачастую вообще вспомнить не может. И с течением времени очень часто важная информация забывается, а второстепенная остаётся в памяти.

***

На этот факт, в частности, обращала внимание величайшая писательница японского средневековья Мурасаки Сикибу: «Как всё-таки странно, что мелочи вдруг приходят на память, а то, что волновало когда-то, с годами забывается». Правда, насчёт «мелочей» вопрос довольно спорный, ведь, наверное, каждому знакома ситуация, когда в какой-то момент вдруг начинаешь что-то понимать в жизни, и множество таких вот «мелочей» вдруг выстраиваются в определённую систему, и даже вспоминается ещё множество различных мелочей, казалось бы, намертво забытых. То есть, эти самые «мелочи», непонятно зачем запомнившиеся, просто ждут своего часа, чтобы каким-то образом «влиться» в определённую систему мировоззрения. Разумеется, всегда есть масса различных «обрывков», которые никуда не «вливаются» до конца жизни. Но, во-первых, это вполне может произойти просто из-за банального нежелания человека что-либо осмысливать. А во-вторых, как говорится, «запас карман не трёт», никогда заранее нельзя сказать, какая именно информация когда-нибудь потребуется для дальнейшего формирования мировоззрения, а какая так и останется лишней «мелочью».

***

Впрочем, различные несуразности функционирования памяти встречаются столь часто, что и говорить об этом как-то не интересно. Вывод из всего этого, вроде бы, совершенно однозначен: память человека крайне несовершенна. Но давайте обратим внимание на некоторую странность различных несовершенств.

Всем известно, например, что для заучивания даже небольшого количества информации наизусть, то есть для возможности последующего воспроизведения её без искажений, надо много-много раз повторять заучиваемый текст. Здесь так и напрашивается мысль, что это всё из-за несовершенства мозга: при каждом отдельно взятом восприятии информации она оставляет слишком слабый след в памяти, и он может легко стереться, но вот при многократном повторении этот след углубляется и остаётся надолго. А если бы мозг был совершенен, то информация запечатлевалась бы в нём с первого предъявления, как в компьютере. Но даже «глубокий» след, если к нему долго не обращаться, постепенно «зарастает», информация в памяти «стирается». Явное несовершенство самого принципа «записи» информации. Но это для нашего, опять-таки, несовершенного мозга является благом: если память несовершенна и объём её (как кажется) ограничен, значит, неиспользуемая информация должна удаляться из памяти чтобы освободить место другой, нужной информации. Так и напрашивается вывод, что здесь природа проявила мудрость.

Никого не удивляют сообщения о том, что такой-то гениальный учёный (шахматист, полководец, государственный деятель и т.д.) обладал феноменальной памятью. Это естественно и легко объяснимо: если память феноменальна, значит, она может вмещать в себя много информации, следовательно, мозг гениального человека «переваривает» информации больше, чем мозг обычного человека. Очевидно, по этой причине он и гений. Может, и сама гениальность объясняется именно гениальной памятью? Это было бы вполне логично. Но, как свидетельствуют факты, многие признанные гении имели обычную, а иногда даже плохую память. Но это не помешало им стать гениями. И уж совсем ни в какие логические рамки не вписывается тот факт, что феноменальной памятью обладают, чаще всего, умственно отсталые люди. Да, именно люди с расстроенной психикой могут легко запоминать и повторять длинные, бессмысленные ряды слов, в то время как им недоступно сформулировать простое осмысленное предложение. Чем объяснить такие странности?

Попробуем проанализировать, какой объём информации может запомнить обычный человек. Кажется, совсем незначительный: ведь для запоминания даже совсем маленького количества информации требуется многократное повторение. Без повторения всё запоминается лишь приблизительно, да и то не всегда. Можно провести такой опыт: попробовать запомнить наизусть небольшую последовательность символов. Например, такую: «ОНТНИРЕФЯОЦМИАИТЭСРНЕО». Всего 22 символа. Но для запоминания подобной последовательности надо много-много раз повторять её. То есть, надо потратить время и заметные усилия. Так что же, способности человека к запоминанию совсем плачевны? Чтобы убедиться, что это не так, надо всего лишь немного видоизменить опыт. А именно: надо поменять последовательность символов. Например, так: «ИНФОРМАЦИЯ ЭТО ИНТЕРЕСНО». Стоит ли говорить, что в такой последовательности эти же самые символы запоминаются без всяких усилий! Но обратим внимание на очень важный нюанс: запомнились не сами символы, а смысл, содержащийся в составленной из них фразе. И если мы попробуем последовательно перечислить все символы, то сначала воспроизведём в сознании именно осмысленную фразу, а затем будем переводить её в символы.

То есть, мозг легко запоминает смысловую составляющую поступающей информации. И напротив, если в каких-то воздействиях мозг не может выделить смысл, то такие воздействия запоминаются крайне трудно. Мозг как бы побуждает сознание не механически воспринимать поступающие воздействия, а выявлять в них смысл и логику.

Вряд ли кого удивит тот факт, что какой-то человек, один раз прочитав «Войну и мир», может всё содержимое этого весьма объёмного произведения воспроизвести своими словами. Для этого вовсе не нужно обладать феноменальной памятью. Человек просто понял смысл и логику прочитанного произведения, и благодаря этому легко сумел запомнить огромное количество информации. Заметим, что дословно он при этом запоминает очень мало, возможно, всего лишь несколько фраз. А может и вообще ни одной фразы не запомнить. Запоминаются только смысл и логика воспринятой информации. Если фразы указанного произведения перемешать в произвольном порядке, то есть полностью лишить его смысла, то такое «произведение» не сможет запомнить даже гений. Хотя формально (с «компьютерной» точки зрения) объём информации останется прежним.

Когда мы рассматривали пятую особенность (стремление мозга найти смысл и логику в поступающей информации), то отмечали её важную роль в организации памяти человека. Сейчас мы столкнулись именно с этим фактом. Ещё раз обратим внимание: эта особенность способствует не механическому запоминанию, а запоминанию только осмысленной информации, информации, которая определённым образом вписывается в имеющуюся систему представлений об окружающем мире.

***

Вообще-то радикальное влияние на процесс запоминания и «хранения» информации в памяти оказывает и третья особенность (интерес к рассматриваемой информации). Если какая-то информация не интересует человека ни с какой точки зрения, то она для него не является информацией и не запоминается. Этот вопрос достаточно сложен (впрочем, как и всё, связанное с работой мозга) и мы рассмотрим его подробнее в главе «Фигура, фон и зона видимости». Сейчас пока процитируем основоположника немецкой литературы Иоганна Вольфганга Гёте: «Если теряешь интерес ко всему, то теряешь и память». (То есть, даже запомненная информация исчезает из памяти, если к ней потерян всякий интерес.)

***

Здесь можно возразить, что смысл и логику мозг выделяет далеко не из всей запоминаемой информации. Например, визуальная информация (всё то, что мы видим) никакой логикой или смыслом не обладает, но мы её запоминаем ничуть не хуже, чем осмысленные фразы. Какой, например, смысл могут иметь случайно увиденные дом или дерево? Однако мы их запоминаем и можем воспроизвести в памяти, несмотря на отсутствие в этой информации какой-либо логики или смысла.

Сразу же скажем, что это совершенно не так. Просто здесь смысл и логика качественно другие, не такие, как при словесных выкладках. И запоминание визуальной информации тоже весьма своеобразно, его никак нельзя уподобить фотографированию или записи графических изображений в компьютерных файлах. Этот вопрос мы подробнее разберём в последующих главах.

***

Процесс выделения смысла из всякого рода визуальных воздействий упрощённо можно продемонстрировать следующим примером. Давайте представим себе, что два человека – врач и «не врач» – рассматривают два рентгеновских снимка. Врач сразу определит, что они принципиально отличаются друг от друга: на одном из них зафиксированы явные признаки заболевания, на другом ничего особенного нет. (То есть, его сознание выделит смысл полученного воздействия). А для «не врача» оба изображения будут представлять собой набор каких-то чёрно-белых пятен без всякого смысла. Нечто аналогичное происходит при восприятии любого изображения. Подробнее о подобных явлениях мы будем говорить ниже.

***

Можно проделать такой опыт: попробуйте закрыть глаза и мысленно выглянуть в окно своей квартиры. Что вы там «увидите»? Вроде бы всё знакомо до мельчайших подробностей, но попробуйте «рассмотреть» эти самые подробности. Всё «плывёт», исчезает, искажается. Невозможно сосчитать количество окон в соседнем доме, количество деревьев (если, конечно, это количество больше двух-трёх), и вообще, все подробности куда-то исчезают. Причём эти подробности вроде и не забыты, не стёрты, а как-то не поддаются воспроизведению. Но стоит посмотреть в окно «взаправду», то всё сразу становится на свои места, и ничего нового, ранее неизвестного вы не обнаружите. Получается, что и здесь мозг запомнил что-то смысловое, что-то такое, что даёт однозначную идентификацию с запомненной информацией.

Итак, человеческий мозг запоминает смысловое содержание получаемой информации, то есть, упрощённо говоря, запоминает что-то общее, системообразующее. Логично предположить, что это делается для более рационального использования памяти: если запоминается не всё, а только что-то общее, объединяющее, значит, требуется меньше «запоминающих мощностей» для хранения информации. Но так ли это на самом деле? Стоит только обратить внимание на некоторые особенности запоминания, и сразу же бросается в глаза нелогичность такого предположения: известно, что «лишние» знания не только не мешают запоминанию новой информации, а напротив, заметно способствуют этому процессу. Важное уточнение: речь идёт только об осмысленных знаниях. Чем больше в мозгу человека осмысленных знаний, тем он легче запоминает новую информацию. Если продолжить пример с запоминанием содержания «Войны и мира», то можно утверждать, что человек, хорошо знающий события 1812 года, жизнь всех слоёв населения России, да и вообще всю историю данного периода, запомнит гораздо больше подробностей этого произведения, чем тот, кто знает об этом периоде понаслышке.

Известно, что человеку гораздо легче изучить иностранный язык, если он уже знает несколько иностранных языков. В данном случае тоже получается, что «заполненность» памяти не только не мешает, а напротив, способствует запоминанию новой информации. И в этом ещё одно проявление отличия человеческой памяти от памяти компьютера: способность запоминания у компьютерной памяти никак не зависит от степени её заполнения. Пока позволяет ёмкость, информация записывается в такую память с одинаковым успехом. А память человека обладает несколько парадоксальным свойством: чем больше информации запомнено (ещё раз подчеркнём: осмысленной информации), тем легче запоминается новая информация (естественно, тоже осмысленная). Конечно, на самом деле никакого парадокса здесь нет, причину этого «странного» явления мы разберём в главе «Ассоциации», а сейчас просто обратим внимание на этот факт.

Но, по крайней мере, одно общее свойство у человеческой и компьютерной памяти должно быть. Это ограниченная информационная ёмкость. Известно, что какой бы памятью компьютер ни обладал, её величина всегда конечна, и она может быть заполнена «под завязку», когда в неё уже ничего записать нельзя. Но ведь и память человека, очевидно, не безгранична. Она тоже не может вместить в себя информации больше определённого количества.

Как это ни покажется странным, но факты говорят об обратном. Известны случаи, когда человек при определённых нарушениях психики может легко запоминать, а затем воспроизводить огромные последовательности слов и бессмысленных звукосочетаний. И исследования памяти таких людей указывает на её безграничность. Впрочем, подобное явление может иметь место не только при нарушениях психики. Известный советский психолог А. Р. Лурия долгое время изучал феноменальную память некоего гражданина С. Д. Шерешевского. Память этого человека была поистине фантастической. Он мог свободно, без всяких усилий воспроизводить длинные последовательности произвольно взятых слов и бессмысленных звукосочетаний, услышанных всего один раз. Причём, легко мог воспроизвести эти последовательности как в прямом, так и в обратном порядке. И не только в текущий момент, но и много лет спустя. В частности, описан случай, когда его попросили воспроизвести длинный ряд бессмысленных слов, который ему предъявляли 15 лет назад. И он без всяких усилий сделал это. Учёные не смогли обнаружить никаких ограничений его памяти ни в объёме запоминаемого материала, ни во времени хранения запомненного.

***

Примечательно, что феноменальная память Шерешевского была, если можно так выразиться, чисто механической: он хорошо запоминал обыкновенные последовательности слов, но испытывал затруднения при осмыслении информации. Описывается случай, когда ему на одном из публичных выступлений предложили запомнить длинный ряд цифр: 3, 6, 9, 12, 15, 18 и т.д. Он прекрасно всё запомнил, но не заметил простой последовательности чисел. Однажды он даже признался: «Если бы мне дали просто алфавит, я бы не заметил этого и стал бы честно заучивать». То есть, Шерешевский запоминал информацию без всякого выделения её смыслового значения. (Иначе говоря, он не «вписывал» её в какую-либо структуру. А это совсем плохо с точки зрения способности к творческому мышлению.) Забывать он практически не умел. И именно это доставляло ему немало неудобств. Ему было трудно ориентироваться в громадном массиве неосмысленной информации. Он мог легко воспроизвести любую воспринятую когда-то информацию, но вот определить, какую именно информацию нужно воспроизвести в данный момент, ему, зачастую, было трудно.

***

И это вовсе не уникальный случай. Известно множество людей, обладающих феноменальной памятью, но, как правило, такая память скорее неудобство, чем благо. В частности, от чрезмерно хорошей памяти страдал известный русский шахматист Алёхин. Огромное количество ненужных сведений, запомнившихся помимо его желания и постоянно присутствующих в его сознании, сильно мешали ему вспомнить в нужный момент нужную информацию. Парадокс, но именно слишком хорошая память мешает таким людям вспомнить то, что нужно.

То есть можно сделать вывод, что человеческий мозг в принципе способен запомнить неограниченное количество информации. (Кстати, некоторыми учёными высказывается предположение, что мозг хранит всю информацию, какую он когда-либо воспринял, просто сознание в «обычном» состоянии не может её воспроизвести.) Но на сознательном уровне процесс запоминания-припоминания крайне медлителен и связан с большими трудностями. Полное впечатление, что в мозгу есть какой-то механизм, специально ограничивающий доступ к запомненной информации. Вряд ли это простая «недоработка» процесса эволюции. Очевидно, для практической деятельности человека важна лишь определённым образом переработанная, осмысленная информация, то есть информация, воспринимаемая в составе определённой структуры знаний. Иначе говоря, человеческий мозг преобразует поступающую информацию к виду, пригодному для творческой обработки.

И речь здесь идёт не только о процессе восприятия и запоминания информации. Дело в том, что процесс припоминания вовсе не является простым считыванием ранее запомненной (пусть даже осмысленной) информации, как это может показаться на первый взгляд. Это самый настоящий творческий процесс. В частности, в главе «Ассоциации» мы будем разбираться с одной из очень важных особенностей процесса вспоминания, а именно – с вопросом о необходимости ряда проверок (как сознательных, так и бессознательных) вспоминаемой информации. И процесс забывания ничего общего со «стиранием» информации не имеет. Этот вопрос мы также будем разбирать в главе «Ассоциации».

Сейчас пока отметим, что память человека ни в коем случае нельзя отождествлять с памятью компьютера или других технических устройств. Любые аналогии здесь лишь кажущиеся. И даже такие, казалось бы, универсальные понятия, как «ёмкость памяти» или «надёжность хранения информации» в отношении к человеческой памяти имеют совсем другой смысл.

И всё же никак нельзя не задаться вопросом: неужели было бы плохо, если бы информация, раз уж она где-то в мозгу хранится, была всегда доступна сознанию и вспоминалась бы без усилий? Пусть не вся, а только та, которую мы сознательно хотим запомнить, например, содержимое учебника. Ведь сколько мук доставляет изучение какой-либо учебной дисциплины, а в самый нужный момент информация, как назло, никак не вспоминается!

Сразу же оговоримся, что такая постановка вопроса крайне примитивна и не учитывает множества важных проблем, решаемых существующей организацией памяти (ещё раз напомним, что подробнее с этим вопросом мы будем разбираться в главе «Ассоциации»). Тем не менее, даже при такой утрированной постановке вопроса можно смело утверждать, что особых преимуществ от такой «хорошей» памяти человек не получил бы.

В самом деле, представим себе, что вы пришли в библиотеку, посидели, перелистали уйму книг и без всяких усилий запомнили всё дословно. Иначе говоря, сразу стали знать больше академика. После этого можно смело идти на любой экзамен. Мечта!

Для сдачи экзамена такая память, конечно, вещь очень ценная. Но вряд ли она могла бы дать какие-то ощутимые преимущества для практической деятельности. Допустим, вы, обладая такими обширными знаниями, взялись за решение какой-нибудь реальной проблемы. Например, вам потребовалось составить компьютерную программу. Как вы будете это делать? Воспроизведёте в памяти все перелистанные накануне книги по программированию и станете мысленно читать их? Если так, то какое преимущество у вас перед «обыкновенным» человеком, который читает эти книги не мысленно, а реально? Только то, что вам не надо идти в библиотеку. Весьма слабое преимущество. Тем более, что сейчас почти любую справочную информацию можно получить через интернет, не отходя от рабочего места.

В любом деле человеку нужна только осмысленная информация. А феноменальная память поможет вам лишь воспроизводить запомненную информацию, но не обрабатывать её. Для переработки поступающей информации и выработки новой нужны творческие способности и трудолюбие, а механическая память это что-то вспомогательное (хотя и очень нужное).

***

Французский философ Гельвеций сказал об этом с предельной прямотой: «Недостаток ума не следует объяснять недостатком памяти». То же самое, только в несколько более мягкой форме говорил Рене Декарт: «Для того чтобы усовершенствовать ум надо дольше размышлять, чем заучивать». То есть, «хороший» ум нельзя отождествлять с хорошей памятью. Для развития ума надо упражнять его в направлении улучшения способности к осмысливанию информации, а осмысленную и логичную информацию мозг запоминает очень легко и в неограниченном объёме.

***

Заметим, что необходимость дословного воспроизведения информации возникает только в искусственно созданных ситуациях. Например, на театральной сцене. В реальной жизни нужна только осмысленная (творчески обработанная) информация. Для воспроизведения дословной информации всегда можно найти окольный путь: пользоваться справочниками, записными книжками и т.д. Но вот для творческого труда никаких окольных путей не существует. Творческий труд можно выполнить только в результате творческих усилий.

Мы ещё неоднократно будем возвращаться к вопросу важности осмысления воспринимаемых воздействий. Сейчас пока отметим, что именно такая организация памяти при всей её кажущейся неповоротливости и несовершенстве делает возможным обрабатывать огромные массивы информации. Причём, не путём последовательной обработки всех поступающих информационных воздействий (как это делает компьютер), а при помощи нахождения различных закономерностей и взаимосвязей. (Или, как мы отмечали, путём выделения из поступающих воздействий смысла и логики.)

Строго говоря, процесс запоминания информации мозгом даже нельзя назвать запоминанием в прямом смысле слова, в смысле механической записи данных на какой-то носитель. В данном случае запоминание – это, скорее, изменение самого процесса мышления, а следовательно, и общего поведения человека. Но эта тема сама по себе очень обширна, и для её рассмотрения надо затронуть множество других вопросов. Сейчас для краткости просто обратим внимание на то, что запоминание смыслового значения информации (закономерностей взаимосвязи воздействий) это один из способов обработки множества информации путём реакции лишь на некоторые, «избранные» воздействия. Как говорил Гельвеций: «Знание некоторых принципов легко возмещает незнание некоторых фактов».

9

Восьмая особенность.

Тоже всем хорошо известная. В разговорной речи это именуется чувством юмора.

И снова обратим внимание, что, как и большинство других особенностей, эта особенность присуща только человеку, а любое техническое устройство, даже самое сложное, не содержит в себе ничего такого, что хотя бы отдалённо напоминало это явление. Впрочем, на первый взгляд, и у человека это чувство вовсе не предназначено для обработки информации, а является чем-то побочным, данным нам в качестве своеобразной отдушины в борьбе с жизненными неурядицами. По крайней мере, подобное объяснение кажется вполне естественным. Да и высказывания самых разных авторитетных личностей на эту тему свидетельствуют о том же. Так, например, американский общественный деятель Генри Уорд Бичер утверждал: «Чувство юмора – великая вещь. Идти по жизни без юмора так же нелепо, как ехать в повозке без рессор». А известный немецкий писатель Вильгельм Раабе сказал о юморе так: «Юмор – это спасительный круг на волнах жизни».

Но не всё так просто. Юмор, конечно, вещь приятная, но он представляет собой вовсе не уход от неприглядных реалий жизни (хотя это тоже важно), и не какое-то отвлечённое наслаждение, а один из способов обработки информации. На первый взгляд, это утверждение если и не совсем абсурдно, то уж точно преувеличено. Действительно, ну, посмеялись, повеселились, отвлеклись на какое-то время от реальных проблем, – разве при этом происходит познание чего-то, или, скажем, выявление логики наблюдаемых процессов? Может, для кого-то это покажется странным, но да, происходит, хотя в большинстве случаев это вовсе не очевидно. Попробуем разобраться.

Обратим внимание на один очень важный нюанс: как утверждают психологи, чувство юмора присуще только психически здоровому человеку. Если же имеют место какие-либо психические заболевания, даже на их начальной стадии, способность понимать юмор начисто исчезает. Уже этот факт наводит на мысль, что юмор – это очень сложный вид обработки информации, и на это способен только человек со здоровой психикой. (Можно вспомнить шекспировское: «В уме нечётком не место шуткам».)

Ещё никак нельзя не заметить, что юмор способен устаревать. То есть, шутки, бывшие когда-то остроумными, перестают быть таковыми по прошествии определённого времени. И в этом факте не было бы ничего особенного, если бы не одна странность: «старость» шуток определяется вовсе не их «возрастом», а чем-то другим. Например, четверостишьям Омара Хайяма уже почти тысяча лет, но они воспринимаются вполне остроумными. А, скажем, совсем ещё недавние анекдоты времён застоя (про очереди, про дефицит всего и вся, про дряхлого генсека и т.д.) уже сейчас не кажутся смешными. Анекдоты сталинских времён (были и такие) для молодого поколения вообще непонятны. А если что-то и понятно, то это вовсе не смешно и не интересно. Можно вспомнить шутки, которые вызывали улыбку лишь в течение какого-то небольшого периода. Есть вообще «одномоментные» шутки, способные вызвать прямо-таки гомерический хохот в какой-то определённым образом сложившейся ситуации, а затем как-то сразу становящиеся не смешными и даже глупыми.