Читать книгу Привет, счастье! - Сергей Серванкос - Страница 3

Эпиграф к главе: «Я сделаю так, что беременность будет причинять тебе сильную боль, ты будешь рожать детей в муках» (Бытие 3:16)

Ты ещё здесь, мой дорогой читатель? Спасибо! Приятно иметь дело с теми, кто любит читать. Обычно это очень интересные люди. Во-первых, они много знают. Во-вторых, умеют думать. В-третьих, с ними всегда есть о чём поговорить. Так что, чего тянуть кота за хвост, начнём поиски моего счастья, пока кот не начал царапаться.

Любое начало лучше всего начинать с начала. Родился я в прошлом веке. Всё пишу со слов очевидцев, поскольку я хоть и присутствовал и даже участвовал во всём этом, но ничегошеньки не помню. Явно одно, тогда я точно не был счастлив, потому что ничего ещё не осознавал.

Итак, не задолго до полуночи 10 июня 1961 года в районной больнице рабочего посёлка Елань Сталинградской (тогда) области рожала молоденькая, симпатичная женщина. Это были её первые роды. В те годы не любили кесарить всех подряд, а предпочитали, чтобы всё было естественным и натуральным. Вот и я пытался выбраться на свет, как полагается. Однако, путь был хоть и коротким, но очень сложным для меня.

Когда для моей мамы всё закончилось, она не услышала полагающегося приветствия от своего малыша. Мёртвый ребенок – такое к сожалению бывает. Не знаю подумала она так в ту минуту или нет, не любила вспоминать об этом. Так или иначе, но я не дышал, когда появился на свет. На голове у меня был огромный отёк, лицо и тело было покрыто багровыми синяками, отчего я был больше поход на гуманоида из фантастического фильма, чем на человеческого детёныша.

Первая благодарность, которую я так и не передал лично – это огромное спасибо врачам и акушерам той больницы! Своим хладнокровием и мастерством они заложили первый камень в фундамент моего счастья, не дав моей жизни прерваться так и не начавшись. Через несколько минут их героического труда я закричал. Было это уже 11 июня – день моего рождения.

Но счастье опять отвернулось от меня вместе с мамой, когда ей показали вопящего гуманоида. Мама не рассказывала, как она провела остаток ночи. Я уверен, что она долго плакала, а потом обессиленная уснула. Она не помнит сколько проспала, но когда проснулась и вспомнила об ужасной ночи, то первое что ей пришло в голову это опять увидеть меня и покормить. Поэтому она попросила принести ей ребёнка. Старая акушерка на эту просьбу язвительно сказала, что меня отдали в дом малютки, где все отказнички лежат. Мама разрыдалась и стала требовать вернуть сына. Она у меня хоть и маленькая росточком, но очень боевая. В детстве росла с братьями, и любила быть свойским «парнем» среди мальчишек. Чтобы больше не издеваться над несчастной мамочкой, ей принесли кулёк с пучеглазым, симпатичным карапузом.

– Это не мой ребёнок! – возмутилась мама, хотя очень завидовала той, кто его родила, – Принесите мне моего уродца!

– Твой, твой, – улыбаясь, сказала старая, добрая акушерка и добавила, – Всем бы таких «уродцев»!

Врачи постарались на славу: отёк сошёл, краснота и синева превратились в розовый румянец, а я видимо уже что-то соображал, но ничего не помню. Так что, уж прости, дорогой мой читатель, за столь важный пробел в моём счастье. Зато я точно знаю, что мама была на седьмом небе от счастья, и слёзы бежали по её щекам и капали на моё личико. Но мне было не до чего, потому что я усиленно сосал очень вкусное молоко. Я конечно этого не помню, но всё было именно так, потому что даже в два года я не отказывал себе в счастье приложиться к маминой груди, когда в нашей семье появилась не столь прожорливая сестрёнка, и я с превеликим удовольствием помогал ей в трапезе.

Мой папа был сильным, красивым и высоким. С его плеч я мог видеть намного дальше и чувствовал себя неким былинным богатырём и великаном. Хотя я сильно боялся высоты, но в папиных могучих руках чувствовал себя, как за каменной стеной во время сильного ветра. Это я уже помню и то счастье и радость, которые испытывал в кругу своей семьи.

Помню, как мама часто уезжала в город на сессию. Что это такое я тогда не знал, но для меня сессия была злейшим врагом, отбиравшим у меня мою любимую мамочку. Помню, что она всегда возвращалась с множеством подарков, один из которых мне особенно запомнился – это большой шестигранный двухцветный карандаш, наполовину синий, наполовину красный. Он прекрасно рисовал не только по бумаге, но и по стенам. Правда за такие художества иногда перепадало от руки, дающей не только подарки, но и подзатыльники (я бы их назвал помягче, потому что обычно мама шлёпала намного ниже затылка).

Однажды мама взяла нас с сестрёнкой Ларисой с собой на сессию. Мы жили в Волгограде в частном секторе у строгой, как мне тогда казалось, бабы Усти. Без мамы всё и все вокруг были строгими и угрюмыми. Я был несчастен. Очень хотелось побыстрее уехать из города к папе в наше маленькое село, в наш любимый дом и весёлый двор, где радостно и хорошо в любую погоду.

Вечером, когда мама возвращалась с ненавистной сессии, мы с сестрёнкой скакали вокруг неё, как племя аборигенов вокруг костра, визжа от радости. Мама обычно приносила мороженое, которое я не очень любил. Зато Лариса съедала его на лету и тут же принималась клянчить остатки моего. Я любил сестрёнку, хотя она и доводила меня часто своими «почему?», поэтому всегда был рад доставить ей удовольствие и специально ел помедленнее, чтобы порадовать Лору, когда она уговорит свою порцию. А по выходным, когда мама водила нас гулять, и Лариса видела продавца мороженого, она начинала монотонно шептать, так чтобы я слышал: «Хоцю морожено!» и я подходил к маме и просил купить нам мороженое. Сестрёнка смачно накидывалась на свою, а потом на мою порцию, а мне было хорошо от той радости, которой сияло её, перепачканное сладким мороженым, личико. Ещё тогда я понял, что тебе хорошо, когда хорошо тем, кого ты любишь.

Первые годы моей жизни прошли в такой радости, когда стакан газировки с малиновым сиропом раскрашивал жизнь во все цвета радуги. Это не юпи разведенное в стакане, а очень сладкий натуральный сироп налитый в гранённый стакан приветливой тётенькой в белом фартуке, которая на твоё «спасибо!» обязательно улыбнётся и скажет: «На здоровье, мой касатик!». Я плохо помню грустные моменты, но никогда не забуду поездки на телеге, когда развалившись на душистом сене я мог смотреть в синее небо, а рядом спина папы, напоминающая о том, что ты под надёжной охраной и что тебя любят те, кого любишь ты.

Да, дорогой мой читатель, в начале своей жизни я был счастлив – это очевидно! Иначе я бы написал о всех своих несчастьях, которые не помню, но о которых мне рассказывали родители. Вполне достаточно того, что было при рождении и маминых сессиях, чтобы понять, что в то время омрачало моё счастье. Но опять же, я был настолько мал, что не понимал счастлив я или несчастлив. У меня было всё, что нужно для жизни: любящие родители, которые хорошо заботились обо мне, любимая сестрёнка, дом, одежда, пища. Я просто жил и был этим вполне доволен.

Если я тебе ещё не надоел, мой дорогой читатель, то в следующих главах я расскажу о своём более сознательном детстве, о школе и о том, как на моё счастье влияли коллектив и обучение.

А теперь в качестве бонуса небольшой стих из тюремного периода поэта Серванкоса и небольшой отрывок из одного письма, полученного в тюрьме от моих друзей.

«Брат, мы просим небесный отец дават тебе дальше сил, чтобы твоя вера была крепкой и не терял радости, несмотря на гонения» (из США)