Читать книгу Активная разведка - Сергей Сезин - Страница 6

В Минске же в седьмой квартире сидевший там сапожник, узнав, кто пришел, кликнул сына лет десяти, и тот провел Егора дворами в другой неприметный дворовой флигель, где его и ждали.

И в этом была сермяжная правда: немного позже, после знаменитого дела в городе Столбцы, пострадавшей стороне был дан ответ, что:

«В ответ на ноту 10063/24 от 6 августа по вопросу о нападении на ст. Столбцы по самому строгому расследованию с несомненностью установлено, что указания ноты о переходе бандитами, напавшими на Столбцы, польской границы с территории Союза абсолютно не подтверждаются.

Приведенные нотой указания, что упомянутые банды были сформированы и обучены в Минске, не подтверждаются.

Расследование в Минске по указанным в ноте адресам не обнаружило на Подгорной улице никакого штаба, равно как и никакой школы для военного обучения на Немецкой улице».

То есть Надякам попали в плен какие-то участники нападения (или помогавшие им), и из них какую-то информацию выбили. Поэтому тот же Егор мог в тяжелом случае рассказывать, что он жил в этом доме, в квартире номер семь, и там его учили подрывной деятельности, а потом перевезли к границе (около тридцати верст от Минска) через вполне реальные города и села, скажем, Койданово (ныне Дзержинск), а дальше он с проводником пошел через реально существующее болото. Поскольку Егор – не Адам, чей след остался в виде цепи островов через океан, то на болоте его следа не будет. А НКИД будет ехидно писать ответ, что на улице Немигской в таком-то доме, в такой-то квартире нет никаких террористов и никого террору не учат. Можно даже провести корреспондента левой газеты и показать ему, что там чинят обувь, варят бульбу на обед и дети играют с кошкой. Если то, что кошка бегает за бумажкой на веревочке, обучает захвату тюрьмы в Столбцах – ну что же, значит, дети из квартиры № 7 когда-то захватят Столбцы. Пусть Польша ждет, пока мальчик и его сестра вырастут и сделают это. Ориентировочно в сентябре 1939 года мальчик сможет закончить танковое училище и ворваться в Столбцы на танке.

И, в качестве отступления, про тогдашние документы. Внутреннего паспорта тогда не существовало, паспортизация произошла в середине тридцатых годов, и то не сразу. Как же обходились до того без паспорта? Житель сельской местности, если ему для чего-то нужен был документ, то он показывал справку из сельсовета, где от руки или на машинке указывалось, что податель сего Арциховский Моисей Израилевич, 18 лет, действительно живет в селе Глинское такой-то губернии, что подписью секретаря и печатью Совета удостоверялось. Печать зачастую делалась явно из монеты и только с глазами Зоркого Сокола там что-то можно понять.

В городе большим почтением как документ пользовался профсоюзный билет и слова «Спросите на нашей Кладбищенской улице. Меня там все знают». Ну и другие документы, что могли лежать в доме гражданина.

Поэтому, когда Остап Бендер дал Воробьянинову профсоюзный билет на имя Конрада Карловича Михельсона, он обеспечил тому документальное подтверждение его личности, а также финансовые льготы. В ряде мест существовали скидки членам профсоюза, кстати, у того же Бендера за осмотр Провала тоже была скидка для них.

Да, фотографий обладателей в справке из сельсовета, да и в ряде профсоюзных билетов не было (автор такие видел), поэтому опознать, что перед нами не Конрад Карлович и не Моисей Израилевич, можно было либо по косвенным признакам, либо при знакомстве проверяющего с местом проживания и реальным Конрадом Карловичем.

Пользовались ли этим люди, желавшие скрыть свою личность и прошлое? Да. Один, но весьма яркий пример – пионер космонавтики Юрий Кондратюк, на самом деле являющийся Александром Шаргеем. «В минуту жизни трудную» он раздобыл документы на имя Кондратюка, и так прожил свыше двадцати лет. При этом были сложности, если требовался ранее полученный диплом, но они решались. Тот же Кондратюк занимался проектированием зернохранилищ и ветрогенераторов, хотя даже под своей настоящей фамилией институт не закончил.