Читать книгу Вторжение - Сергей Шангин - Страница 6

Закрытый в разгар дня антикварный магазин на одной из самых оживлённых улиц города выглядел странно. Потенциальные покупатели с недоумением рассматривали табличку «Закрыто на переучёт», которую давно уже нужно было выставить на продажу, как один из раритетов ушедших времён. Подёргав ручку, они уходили, недовольно ворча, но никто не спешил открыть магазин. Хозяин, он же продавец был занят с гостями разговорами, не имеющими ни малейшего отношения к выставленным на продажу предметам старины. Тем не менее разговор для них был важнее прибыли магазина.

Чаепитие в кабинете, обставленном старинной мебелью, выглядело не менее странно, чем его участники – непонятно чем объединённые люди, собравшиеся, по всей видимости, случайно и специально к этому не готовившиеся. Давно умершие богатые купцы, цыгане и роскошные обнажённые девицы, казалось, с любопытством прислушивались к разговору, поглядывая из картин в тяжёлых рамах, богато развешанных по стенам кабинета. Плотно задёрнутые бархатные шторы не выпускали наружу ни света, ни звука именно на тот случай, если кому-то захотелось бы узнать, о чём именно беседуют трое пожилых мужчин.

– Коротко и по существу, без эмоций и оценок, только факты. Знаю я вас, начнёте ворчать, что всё продали. Так вот не надо, и без вас тошно. Что у тебя Антон? – резко, привычным командным тоном спросил сидящий во главе стола сухонький старичок в роскошном, шитом золотом, восточном халате.

– Товарищ ген…

– Антон, без званий! Засиделись, расслабились, заскучали по казарме?

– Понял, тов… Иван Павлович. Если по существу, то аппаратура зафиксировала один возвратный прокол периметра.

– Ты же говорил о четырёх объектах!

– Возвратный один, – уточнил Антон, – но в точке прокола обнаружены ещё три объекта. Время проникновения плюс минус тридцать секунд. Статистика смертности не даёт такого результата. Надо бы сообщить наверх.

Он замолчал, ожидая ответа генерала.

– Откуда информация? – старичок недовольно поморщился, словно узнав о том, чего он ни за что не хотел бы услышать. – Слухи, сплетни собираешь? Кому там сообщать? Давно уже все перемёрли, одни мы задержались на белом свете. Или, может, тебе это приснилось, Антон? Не рыбацкие байки под литру выпитую?

– Обезличенный канал, Иван Павлович, дежурный контроллёр, – спокойно, пропустив мимо ушей ворчание генерала, уточнил Антон. – Я сам чуть не подавился, когда его услышал, думал, давно уже все забыли, что такое Проект.

– Никто не забыт и ничто не забыто! – противореча самому себе, проворчал генерал. – Вопрос – что теперь со всем этим делать? Они, видите ли, зафиксировали, а кто будет реагировать? Как говорится, кто весть принёс, с того и спрос. Чего молчишь, Антон?

– Канал официальный, проверенный, люди попусту болтать не будут. Проект законсервирован, значит, никто не должен был в него проникнуть. Лаборатории закрыты, спецов нет, приказов не поступало. Одно из двух – нас забыли оповестить о запуске Проекта или кто-то работает сам по себе, используя нашу технологию и оборудование. Аппаратура врать не будет, сигнал прошёл, значит, что-то было. Это факт! Другой вопрос, контроллёры, зная о запуске Проекта, не стали бы нам об этом сообщать, как об экстраординарном событии.

Старичок в рыбацкой куртке и таких же непромокаемых штанах замолчал, постукивая пальцами по лакированной столешнице дорогого антикварного стола. Пауза затягивалась.

– И? Какие выводы? Мне из тебя по слову тянуть? – не выдержал генерал. – Факты он принёс! Мне их на сковороде жарить? Ты выводы давай, Антон, а я покумекаю, что с ними делать!

– Выводы? Да шут его знает, тов… Иван Павлович, может случайность, может погрешность приборная, а может быть…

– Группа? – не утерпел антиквар, заёрзав в старинном кресле.

– Да, вполне допускаю. Один для возврата информации, остальные – одноразовая поддержка.

– Зачем им возвратный агент? – настроение генерала явно портилось. – Для чего такие сложности? Это же целую лабораторию держать придётся!

– Допускаю, нет у них специалистов по сбору информации непосредственно там. Определёнными технологиями владеют, но не в полной мере. Думаю, кто-то слил им часть секретов, знать бы кто?

Антон смотрел на генерала так, словно именно тот был виновен в утечке тайны государственного масштаба.

– Думает он, – проворчал Иван Павлович, ёжась под взглядом подчинённого. – Сами, что успели узнать? Кто они, какая задача, кто куратор, где точка сброса? Мне вас учить работать? Почему до сих пор не наладили контроль агентов?

Генерал входил в привычный раж, забыв, что звание и должность остались в далёком советском прошлом, а теперь он обычный старичок, владелец антикварной лавки, торгующей всяким старьём. И сам он, по большому счёту, был тем самым старьём, которое задвинули в сторону и забыли в силу особой секретности, да и ненужности, честно говоря. Но кому-то те секреты показались интересными.

– Ну, вы даёте, Иван Павлович, когда бы мы всё это успели? – искренне обиделся Антон. – Агента выслали, службу помним, правда скоро и посылать-то некого будет, помирают кадры, – он замолчал, словно вспоминая тех, кто ещё вчера бок о бок с ним защищал государство на столь необычном фронте. – Да и не всё там так просто, если честно. Не сканируются они. Совсем. Такое впечатление, что и сами ничего не знают, идут вслепую.

– Ждут ключевой команды? – генерал был явно озадачен.

– Допускаю и это, но вот сам факт такого программирования говорит о многом. Петя, ты помнишь Колю Свиридова? – старый рыбак обернулся к сидящему по левую руку от него грузному мужчине, так и не снявшему серый, потемневший от дождя плащ.

– Это, который чокнулся на почве нейропрограммирования?

Пётр усмехнулся, как будто вспомнив нечто забавное из прошлой жизни. Он выглядел самым молодым в компании, собравшейся в полутёмном кабинете антиквара. Складывалось впечатление, что в былые годы он совсем молодым пацаном влился в уже сложившийся коллектив матёрых зубров, имея некую особенность или способность важную для работы над проектом.

– Ага, он самый. Такое мог наворотить только он, и как это получалось, ни разу не объяснил. Никому! Я намекаю, учеников у него не было.

– Он же вроде помер давно уже? – усомнился Пётр. – Помню, ушёл по чистому, без метки. Не захотел связывать себя с проектом. Нет, это кто угодно, но не Николай.

– Тогда кто, Петя? Ты знаешь другого мастера? А ведь группа запрограммирована так, что её сканер вообще не берёт – путается и глохнет.

– А возвратный поводок? Его-то вы должны были зафиксировать? Или хватку потеряли? – взорвался генерал, подскочив от возмущения в кресле.

– Почему потеряли? Обижаете, тов… Иван Павлович! Ещё как зафиксировали.

– И? Опять в кошки-мышки играешь? Давай без этих театральных пауз, Антон!

– Поводок есть, но он ведёт в никуда. Запутан через множество, не имеющих отношения друг к другу, объектов. Кстати, это была Колина идея. Помните, вы же сами ставили задачу – обеспечить полную анонимность возвратных агентов?

– Помню я, – поёжился Иван Павлович, – такое не забудешь. Комиссии сдаём проект, а приборы показывают, что он заслан из Канады. Я потом два дня оправдывался, что это маскировка, а не предательство, чуть погон не лишился. Забудешь такое.

– Давайте уже что-то решать, а то рыбный магазин закроется, – в голосе Антона звучало раздражение от неуверенности генерала.

Третий час переливали из пустого в порожнее и безо всякого результата. В былое время за такое давно бы к стенке поставили, ну, или из Проекта выперли. Хотя, если честно, из проекта можно было уйти только в Проект, то есть отправиться в ту самую иную зону осваивать «Плацдарм» изнутри или, как вариант, забыть напрочь большой кусок жизни, связанный с Проектом.

Выборочно чистить память так и не научились, но «откатить» её к определённой точке в прошлом получалось. Почти всегда. В случае сбоя человек терял память целиком, превращаясь в идиота, точнее, в новорождённого – абсолютно чистая память, что хочешь, то и загружай. Одна проблема – чисто физически возраст не позволяет «вырасти» новоявленному младенцу до нормального человека.

Прикоснувшись к тайне такого уровня, ты автоматически становишься собственностью Проекта со всеми потрохами и без права на помилование. Но Николаю разрешили уйти без метки. Потому что поверили – он реально сошёл с катушек, двинулся умом и в таком состоянии его ментальная матрица всего лишь клубок эмоций. Сможет подняться сразу в Верхний мир – его счастье, не потянет – растворится здесь, в ином мире, без остатка и следа, как дымок сигареты на ветру. Одна проблема мучила всех троих – никто лично трупа Николая не видел, только запись в журнале и отчёт о кремации тела.

– И что ты там, в рыбном магазине, забыл, рыбак? – саркастически поинтересовался генерал.

– Рыбу, Иван Павлович, ту рыбу, которую должен выловить на рыбалке. Или вы хотите, чтобы я пришел домой с пустыми руками и без чешуи на плаще?

– Сдалась тебе эта рыба? – отмахнулся генерал. – Скажешь, клёва не было. Предлагаю группу ликвидировать и на этом вопрос закрыть. Нет тела, нет дела! Так?

– Придётся местных подряжать, сами понимаете, Иван Павлович, нам сейчас кого-то найти, да ещё заставить работать за идею – дело невозможное и даже бесполезное.

– Надо, значит, надо! Задействуй местных, Антон! Да, что я тебя учу? Ты у нас на оперативной работе сколько уже? Лет сорок? Тебе и карты в руки. Возможности у меня сейчас не те, но кое-что ещё могу. Связи… – генерал со значением ткнул пальцем в потолок.

– Лабораторию бы нам на время, – осторожно попросил Антон, кинув быстрый взгляд на Петра. – Моими приборами только кур смешить. Тут нормальные агрегаты нужны, да и препараты не из аптеки. Мы с Петей, конечно, справимся, но… – Антон потёр сухие ладошки. – Нам бы Кузмича подключить и Веру Павловну, если ваши связи ещё позволяют.

Генералу предложение Антона не понравилось, он нахмурился, не спеша с ответом, поморщился, будто откусил лимона.

– Обещать не буду, но попробую, – не очень уверенно ответил он. – Мы их давно не беспокоили, да и сами помните обстоятельства закрытия Проекта. Но попробовать оно, конечно, можно.

Присутствующим те самые обстоятельства помнились очень хорошо, поэтому иллюзий они не питали. При консервации проекта жена Кузьмича и любимый человек Веры Павловны попали под сокращение. У каждого был выбор – уход в Проект или очистка памяти.

Жена Кузьмича, Елена, красивая, холёная женщина, умирать не захотела, а вот забыть прожитые годы согласилась легко. Любовь у них была какая-то странная. Он от неё буквально с ума сходил, готов был на любые жертвы, выполнял любые капризы, а она принимала всё, как данность, как само собой разумеющееся. Доктор наук, профессор, руководитель оперативного отдела и лаборантка. Детей у них не было, Леночка не хотела портить тело, откладывала на потом рождение наследников. С закрытием проекта у неё началась новая жизнь, но уже без Кузьмича, тяжело переживавшего случившееся.

Вера Павловна влюбилась в своего Арсения именно за его страсть к работе. Он забывал о себе, погружаясь в исследования. Если бы не Вера, он мог спокойно умереть с голоду, забыв, что организм нуждается в питании точно так же, как батарея в подзарядке. Естественно, он выбрал уход в Проект, чтобы ни на мгновение не расставаться с любимой работой. Если до этого момента Вера Павловна ещё питала иллюзии, что однажды случится чудо и Арсений увидит в ней женщину, а не просто хорошего друга, то в прощальный вечер её мечты медленно сгорели на огне отчаяния.

Суть проекта «Плацдарм» заключалась в создании устойчивой связи с иным миром, то есть тем измерением, в которое попадают люди, точнее их ментальные матрицы или души, говоря по-русски, после смерти. «Плацдарм» – это в том мире, который после смерти. И перевод туда чаще всего означает реальную смерть в этом мире.

Чаще, но не всегда. Оперативников научились погружать в состояние глубокой контролируемой комы, чтобы их душа могла на время оказаться в проекте, окунуться в «Плацдарм», стать одним из тех, кто там пребывает постоянно. Но для таких пробоев требовалась масса специфической аппаратуры, в том числе медицинской. И даже в таких условиях случалось, что оперативник не выходил из комы, оставаясь в проекте навсегда. При консервации проекта все лаборатории закрывались, никто не планировал многолетнее содержание в коме тех, кого отправили в проект. Теряешь память или умираешь, третьего не дано. В стране денег нет на самое необходимое, не до сантиментов и проектов сомнительной репутации.

В советские времена денег не считали – сколько надо, столько и выделят. Потому что не просто престиж страны, а смертельная опасность похлеще атомной бомбы, которую ещё доставить нужно к точке взрыва. Самолётом, ракетой, торпедой, но доставить, иначе не будет никакого толку. И на всём протяжении от точки пуска до цели средства доставки подвергаются риску поражения.

Другое дело – армия, вторгающаяся оттуда, где её никто и никак не сможет перехватить. Проникает сквозь любые заслоны, не опасаясь ни минных полей, ни радиации, ни химического оружия. Душа, вооружённая средством лишения противника самого важного – жизненной энергии. Был президент противной стороны жив и здоров, бодренько диктовал приказы о нападении, выделении средств на вооружения и в одночасье скончался. Просто умер. Экая досада! Бывает.

Агент выполнил задание, добавили ему в капельницу спецпрепарата, и вот он уже воссоединился с душой, шагает бодро по родному городу с чувством выполненного долга. И ни одна сволочь не предъявит ничего, потому что нечего и некого предъявить, не существует призраков. Точка.

Но и противник не жалеет средств, потому что из одного общего источника зачерпнули исходные данные в конце той самой страшной войны, когда наступающие войска наткнулись на тайные лаборатории сверхсекретной фашистской организации Аненербе. От увиденного волосы дыбом вставали, жить не хотелось, но война слабаков не терпит. Если оружие есть, его нужно совершенствовать. Сегодня это оружие только у тебя, завтра оно будет у противника.

И работали дни и ночи, отдавая все силы главному – безопасности Родины. И сходили с ума, не в силах охватить целиком всю глубину безумной идеи нацистов. Солдат должен воевать даже после смерти! Им не хватило буквально пары лет, чтобы найти решение. Но и само решение ещё предстояло превратить в чётко работающий проект. А это деньги, деньги и ещё раз деньги, которых стало не хватать уже при Брежневе. После его смерти денежный поток превратился в ручеёк, а потом и полностью иссяк.

Но остались те, для кого проект стал жизнью. Они отвечали за него не в силу приказов, которым всегда подчинялись безоговорочно, а потому что иначе быть не могло. Развалился Союз, а они продолжали верить, что о них вспомнят, позовут, возродят проект в полной степени. Верили, хотя видели, что государственные секреты уплывают на Запад не под покровом ночи, а вагонами и самолётами, в обмен на дорогую жрачку, водку и доллары. Но они продолжали верить, потому что другого пути у них не было.

Долгое молчание, погрузившихся в воспоминания участников группы контроля, прервал Антон.

– Давайте расходиться, а то меня жена домой не пустит, хоть с рыбой, хоть без неё! Попробую организовать им хлеб да соль, проверим, чем они дышат. За ночь защиту пульта управления не взломают, а там видно будет, что с ними делать. Разбегаемся?

– Расходимся, – проворчал генерал, недовольный тем, что подчинённые слишком легко принимают решения за него. – И без суеты, по очереди!

– Иван Павлович, ну, что вы как с маленькими? – деланно обиделся Антон, подмигнув Петру. – Чай не в первый раз замужем!