Читать книгу Птичий грипп - Сергей Шаргунов - Страница 5
Пингвин дома
ОглавлениеОтец Степана Анатолий Валентинович был мужик с толстым добрым лицом в трогательных прожилках. У него трясся подбородок. Раньше он работал в книжном издательстве – на полутехнической должности: сверял достоверность фактов, изобличал нелепицу, нарушения логики. Он был страж реальности и остался стражем. Мама, Зоя Федоровна, была изящная, чуткая, маленькая, с выразительными, всегда ждущими чуда глазами, замудоханная жизнью. Она работала в «Союзмультфильме», кропотливо прорисовывала черточки Жар-птицы или Черной Курицы. В этом ее занятии, вроде бы посвященном детям, был какой-то ужасный канцеляризм, жертвенная обреченность на бессмыслицу. Она брала работу на дом, и маленький Степа видел, как нелегко и нудно за часом час, штришок за штришком рождается сказка, которая в бешеном оголтелом темпе промчится в телевизоре. Но он все равно любил мультики и, когда их смотрел, ловил себя на нездоровом, неприличном интересе. Как будто он предавал маму, хотя она ему с удовольствием их включала. Потому что он знал, откуда берутся эти мультики. И все равно смотрел, увлекаясь. Он пробовал испытывать гордость за маму, глядя в экран, но эта умственная зацепка мешала отдаваться восторгу, и он забывал и маму, и гордость, и окунался с головой в перья Курицы…
Мама родила Степу поздно, в тридцать девять, с отцом они были погодки, нынче – пенсионеры.
На деле они дали ему свободу, баловали, никогда особо не вникали в его жизнь. На словах изображали строгих наставников.
В социологи он пошел почти случайно. Старая его тетка преподавала на соцфаке. Когда он поступал, она его готовила. Лето было раскаленное, город-сковорода, через месяц после экзаменов тетя умерла от сердца.
Степан избегал бесед с родителями. Но они любили с ним поговорить, постращать бедами, повыпытывать о том, как он живет и чем увлечен, не вдаваясь в суть, а так, просто так, для самоублажения.
ОТЕЦ: Чего ты все увиливаешь? Поговорил бы с родней.
СЫН: Я не увиливаю.
МАТЬ: Правда, Степ. Расскажи, на работе ребята хорошие?
СЫН: Да ничего так. Я же на месте не сижу.
ОТЕЦ: Ноги кормят… Только куда ты все бегаешь, я так в толк и не возьму.
МАТЬ: Степа, ты смотри, как бы тебя не подставили.
СЫН: Кто?
МАТЬ: Я у тебя нашла газету и листовки. Читать страшно. Вроде многое правильно написано. Но язык какой грубый! Взрослому человеку такое читать стыдно…
ОТЕЦ: Это которые? Которые яйцами кидаются?
МАТЬ: Ну да, еще министерство недавно захватили… Помнишь, по радио говорили.
ОТЕЦ: Да. Отчаянные ребята. Вроде за народ. Только не тот это метод. Мальчишки жизни свои калечат.
МАТЬ: Толь, ты просто не читал, что у них там понаписано. Вперед! К топору! Страшно читать эти кошмары.
ОТЕЦ: Степан, чего ты с ними водишься? Приключения себе ищешь на одно место? Дадут по кумполу – будешь знать.
СЫН: Ну, я не с ними…
ОТЕЦ: А чего тогда?
СЫН: Надо. Работа такая. Интересно мне. Я с разными вожусь. У меня семь организаций.
МАТЬ: И со всеми ты водишься?
СЫН: Да.
МАТЬ: Когда ты только время находишь? А они хоть знают, что ты с ними со всеми сразу? Или в каждой думают, что ты только с ней?
СЫН: Не знают.
ОТЕЦ: Ты дружишь со всеми или чего?
СЫН: Дружу. Бывает.
ОТЕЦ: И чего ты потом с этим делаешь?
СЫН: Пишу про это. У нас социологическая фирма. Ежемесячный обзор молодежных движений. Я составитель.
ОТЕЦ: Это мы знаем. Но не понимаем. Степ, я вот слышал, сейчас молодежь только за деньги что-то делает. Вот я верил, молодым был – хотел добровольцем на Кубу ехать, когда этот… Карибский кризис.
СЫН: И сейчас верят. Кто в оппозиции – верят. Кто за власть – верят меньше, но тоже интересные.
ОТЕЦ: Во что верить-то сейчас? В бабло?
СЫН: Каждый в свое. В борьбу.
ОТЕЦ: В борьбу… Борьба – это дело опасное. Особенно пока молодой. Молодой как пьяный – море по колено…
СЫН: Ну, я-то спокойный.
ОТЕЦ: Ни во что не веришь, что ли?
СЫН: Типа того.
МАТЬ: Как же это, Степушка? Это тоже неправильно. Человеку обязательно надо во что-нибудь верить. Я в любовь верила. А если верить не будешь – загнешься быстро, и семьи у тебя не будет, если в любовь не веришь.
ОТЕЦ: Но жениться надо по уму.
МАТЬ: Самый верный брак – по уму. А верить надо. В Бога вот наш папа не верит, и ты туда же, хоть бы в церковь зашел, свечку поставил. Раньше с тобой маленьким куличи святить ходили, ты так радовался. И школьником в церковь ходил. А теперь – неверующий, так получается?
СЫН: Такой я урод. Но все равно мне, пап, мам, интересно только с такими, кто верит. Это, наверно, потому, что они мне силу дают. И я им подыгрываю, я не могу понять, как себя с ними вести, мне смешно и грустно, что они такие верующие. И я им говорю: «Да, да, вера – это правильно!» Но меня тянет к ним. Знаете, так урод делается фотографом, все время бегает на показы моделей и их ноги длинные щелкает…
ОТЕЦ: Нельзя так говорить про себя. Какой из тебя урод? Урод – это подлец. Чикатило – это урод. Олигархи – уроды. Ты же никого не убил, кровь из людей не сосешь…
СЫН: Откуда ты знаешь?
ОТЕЦ: Ой, послушай, Зоя, что несет… Во дурак!
МАТЬ: Степка, когда же ты у нас подрастешь?
СЫН: Почему не Чикатило? Почему не олигарх? Вы извините, но я бы ввел в Уголовный кодекс статью за, я такое слово вам скажу – мыслепреступление. Если готов делать то, что злом называют, значит, уже виноват.
ОТЕЦ: Ты это девочкам плети… Как ты мысль мою узнаешь, чудак-человек?
МАТЬ: Не слушай его, Толя. Набрался всякой чуши…
ОТЕЦ: Погоди, Зоя.
СЫН: А пускай человек сам исповедуется, и не в церкви, а государству. Подумал украсть. Мечтаю пришить. И наказания соответственные – месяц тюрьмы, два месяца.
ОТЕЦ: Может, тебе к врачу сходить?
МАТЬ: Да он издевается, не видишь разве?..
ОТЕЦ: Над кем? Над самим собой? Мелет, мелет… Никому не верю, а интересно. Философ из трех букв. Был такой в Китае. Я его в анталогии вычитывал.
СЫН: А помнишь, мама, ты мультики рисовала. Я с детства знал, как это так делается, что в телевизоре Волк за Зайцем гонится. Не верил, а смотрел с большим интересом. С тем же интересом, как остальные дети, которые не знают, откуда мультики берутся. Политика, борьба – это полная лажа. Игра это. Но интересно. Не сама игра интересна. А игроки вот эти прорисованные. Они верят, когда скачут, они не знают, что их нарисовали… Но может, это я рисованый, а они – живые?
ОТЕЦ: Заливаешь ты чего-то, сынок. Смотри мозги не выверни.
МАТЬ: Степа, ты бы отдохнул. Вон Егор соседский, каждую зиму в Турцию ездит. А ты все в Москве торчишь.
СЫН: Мне от Москвы никуда не деться. Вся политика в одной Москве. Все мои подопечные – тут.
ОТЕЦ: Турцию предложила… Для этого деньги нужны.
МАТЬ: Да накопить он мог бы.
ОТЕЦ: Родителям-то помочь – не дорос пока?
СЫН: Мало, мало денег.
МАТЬ: Устроился бы на нормальную работу. Сидел бы в офисе, дурака валял. У моей подруги Милы Сашка… Оклад две с половиной. В десять на работе, в девять вечера – уже дома. И не парится, никуда не лезет. Говорит ей: мать, сижу карты в компьютере раскладываю. Редко, когда у него командировка. А ты чего? У меня она спрашивает: кем твой Степа работает? Я и не знаю, чего ей отвечать.
СЫН: Не переживай.
ОТЕЦ: Мы же за тебя, балбеса, переживаем. Чтобы у тебя все наладилось.
СЫН: Да у меня и так…
ОТЕЦ: «Так», – сказал бедняк. Вон какое брюхо отрастил! Под рубашкой торчит. Щеки как у жиртреста. Я в твои годы крест держал на кольцах. Понимаешь? Весь был мышца одна, когда с твоей мамкой познакомились. А ты?
МАТЬ: Ну хватит, Толь, совсем застращали мальчика. Зато сейчас и ты какой толстый… Это у него конституция. Он уже в роддоме самым пухлым был. И лет ему всегда больше давали, в два года на четыре выглядел. Крупный ребенок.
ОТЕЦ: Ребенок… Мужик. Надо в форме себя держать в его годы! А он… Верю, не верю… Где работаю – не скажу…
СЫН: В фирме.
ОТЕЦ: Жениться не надумал?
МАТЬ: Куда ему…
ОТЕЦ: Смотри, Зоя, перед фактом поставит. Приведет какую-нибудь и заявит: все, родители дорогие, давайте к свадебке собираться.
МАТЬ: Степа не такой. Степа не горячий. Он сказать может всякое, а глупость он не выкинет…
ОТЕЦ: Хоть что-то в нем воспитали.