Читать книгу Артинский ярус. Осень. Постапокалипсис - Сергей Шевалдин - Страница 5

200 метров от кладбища

Артинский район. Граница Свердловской и Челябинской областей.

Август 2020 года.

Палеонтологи квартировали в мотеле с игривым названием «Разлука» у придорожной таверны «Вечный зов». Вчера исследовали вскрытые карьеры песчаника по берегу реки Уфа, да и просто поглазели на местные красоты, бегло ознакомились с легендарной деревней Комарово, основанной старообрядцами.

Били по камням тяжелыми молотками, ворочали здоровенные пласты песчаника, вздыхали о том, что до заветной горы Кашкабаш добраться практически невозможно. Потому, что непогодь вхлам убила прибрежную дорогу и вязкая хлябь стала непроходимой даже для легкой, пусть и специальной прокачанной «Нивы».

Кашкабаш, по мнению палеонтологов, был потенциальной кладезью великих научных открытий и кучной залежью останков флоры и фауны «ранней перми». Легенды об этом уникальном месте сложились еще полтора века назад, когда знатный геолог Карпинский порылся в развалах песчаника, плотные куски которого использовали как точильный камень при изготовлении сельскохозяйственных кос. Работники Артинского завода пилили и кроили песчаные глыбы в специальном карьере-разработке, а знающий человек порылся и нашел много доброго и любопытного. Потому что знание – сила!

Где-то в этих же местах в старые времена нашел свою знаменитую «терку» и энтузиаст-краевед Бессонов. Пласт найденного Бессоновым песчаника затем изучил Карпинский и обозначил находку челюстью древней акулы (*1). А акулу назвал в честь первооткрывателя. Впрочем, где именно нашел Бессонов свою знаменитую челюсть точно неизвестно, поскольку имение у него было в деревне Дружино-Бардым, которая расположена в двадцати верстах от знаменитого Кашкабаша. И не исключено, что местные автохтоны попросту презентовали забавный камень барину, интересующемуся всякими разбросанными по земле глупостями.

Барин Бессонов был человеком добрым, уживчивым и покладистым, работал инспектором народных училищ, да и вообще народ уважал (в начале Первой Мировой войны отдал свое имение под приют для детей погибших но этой бойне воинов), потому презентовать сущую безделицу столь душевному человеку для любого крестьянина всегда лестно. И никакой уважающий себя краевед или прочий антиквар никогда не признается, что кто-то принес ему рухлядь, а будет настаивать на том, что разыскал вещицу самолично и упорно. Возможно, и Бессонов гордыни не чурался.

Кстати, палеонтологи специально съездили в Дружино-Бардым, попытались разыскать что-либо, относящееся к Бессонову, но выяснили, что никто в деревне о таковом не помнит, а про имение, подаренное им под приют (*2) вообще никто не знает. Был человек – и нет человека, вот только названная в его честь древнепермская акула осталась. И то хорошо.

Каменную челюсть хочется иметь всем, не только стоматологам, а прежде всего именно палеонтологам. Подобным, как у Бессонова, находкам, понятно дело, сейчас и цены нет, поскольку они абсолютно уникальны, таких «терок» штук 70 во всем мире до сих пор найдено, половина в России, остальные в Штатах и где-то на Филлипинах. И каждая – новое заковыристое слово в науке. Потому опечалились ученые люди о непроходимости Кашкабаша. Недоступные горы также манят, как и неприступные крепости. А палеонтология – всегда азарт и поиск. Рисковые и любознательные, несомненно, ребята, эти палеонтологи.

Поэтому сегодня решили двинуться в сторону села Поташка и исследовать его окрестности. А сначала побывать в дубовой роще – самой крайней на восток дубовой роще в России. Тоже уникум, да такой, что мимо не проехать.

Сергей подъехал к «Вечному зову» поутряне, Светлана и Михаил уже ждали на подступах и были готовы к очередному камнедробильному дню. По пути пришлось блеснуть знанием окрестностей и обстоятельств:

– А вот село Старые Арти – в деревне три улицы, длина села 12 километров, все постройки вдоль старинного тракта на Касли-Кусу-Златоуст. Здесь с трудом выживает местный совхоз, но коров, слава Богу, пока еще содержит и пытается даже правильную технологию на фермы завести. За это недавно и штрафанули директора на кругленькую сумму – неправильно за что-то перед властями отчитался. А налоговикам нужны жертвы и «галочки», иначе сомнения возникнут в необходимости их существования…

– Здесь была деревня Мочище. Следов от той деревни не осталось. Кстати, дубовая роща, куда мы сейчас едем, также у деревни с аналогичной судьбой расположена – Мошкарой та деревня называлась. Нет той деревни. А вот здесь деревня Сенная. И здесь кончается асфальт – потому что в Сенной у местного мэра дача.

Вот так, с шутками и прибаутками по разухабистому грунтовому старинному тракту добрались и до границы с Челябинской областью. И поглазели на дубы. Дубы, конечно, не особо могучие, отнюдь не те, под которыми, как описывают графья Толстые и сказители Бояны, любили лежать русские князья и всякие богатыри, а простые, уральские черешчатые. Растут дубы, кидают желуди, поросль юную пускают (*3). Полежать, конечно, и под этими дубами можно, но для такого разнузданного сибаритства времени не было – ждали великие открытия и прочие научные свершения. Решили прежде Поташки сразу ехать в село Сухановка – именно там, по тайным палеонтологическим слухам, грудились и таились заветные окаменелости.

Проезжая через деревню Черкасовку, Сергей кроваво и красочно описал главную достопримечательность этого поселения: буквально годиков пять назад бывший начальник фермы бодро пострелял из ружья местных теток, а затем безнаказанно ушел в лесу, где и след его простыл. А вина этих теток, как читает народ, была в том, что они втравили мужика в дело о модной тогда педофилии, обвинив в домогательстве до несовершеннолетних местных красавиц, явно желая отжать у заведующего фермой немалые по их меркам деньги. И мужик, отсидев небольшой срок, но по очень обидной статье, вышел, немного подождал, да и решил отомстить злопыхательницам. Что стало с мужиком – до сих пор неизвестно, или сам застрелился, или в лесу до сих пор бродит, или сбежал в ближнее забугорье.

В Сухановке повезло – в центре села вокруг бортовой «газели» толклась публика с огромными мешками: очень дешево, чуть ли вообще не «задарма», с машины продавали бракованный плесневелый хлеб, который и на корм скоту хорош, да и сухари впрок насушить можно. Повезло, потому что сейчас можно по иной деревне проехать и живой души не встретить: селяне или в огородах ковыряются, или по телевизору скандалы разглядывают. Так, к примеру, в Дружино-Бардыме было. Пришлось тогда в ворота стучать и людей беспокоить.

Спросили глуховатого дедка, который приехал за плесневелыми булками на мотоблоке с прицепом, насчет ближайшего местечка, где камень добывают. Дедок долго пытал на предмет того, «а камень на баню или к дому на фундамент?», а потом указал дорогу на кладбище. Там, дескать, рядом, чуток вправо только сверните, метров двести. И, вообще, не мешайте, а то еще вот прикупить хлеба надо – скотину для деток держим, а кормить-то нечем, комбикорм нынче дорог, на пенсию, которая хрен да нихера, не укупишь.

Как и полагается на деревенской дороге, если сказано «на кладбище», так на кладбище колдобистый путь и привел. На тихом сельском погосте три мужчины и две женщины роились вокруг свежевыкопанной могилки, «матушка померла, сегодня девять ден справляем». Они-то и подсказали, как можно подъехать в столь потаенному карьерчику. Путь к карьеру шел через яростные лужи и ухабы – ездили туда явно только на тракторе. Но до заветного места все же добрались.

К выходу песчаника шли грозно, сжимая в руках молотки, а Сергей нес ломик с «бронштейном» – насаженным на мощное топорище кайлом, названным столь звучно в честь Льва Давыдовича Троцкого, революционного демона. И демоническое орудие труда потребовалось почти сразу – пласты песчаника были буквально усеяны россыпью окаменевших семечек гинко, забавных таких, похожих на меленькие черные сердечки.

– Гинко – это растение, похожее на пальму, сейчас сохранилось только в Китае, – сообщила Светлана, бодро смахивая пыль с щедрой находки.

– В Китае, сейчас, похоже, все, что можно сохранилось, особенно производство, – продолжил тему Сергей, выворачивая очередной пласт.

– Осторожнее! – одернула его Светлана, – Похоже, нам крепко повезло.

На камне ярко и явственно проглядывался широкий развернутый лист растения.

– Вот это и есть то самое гинко, отлично фрагмент сохранился, – Светлана очистила камень перчаткой и прищурилась, разглядывая песчаную глыбу.

– Да такой вот листочек окупит всю нашу экспедицию, уже не зря съездили, этот камешек любую экспозицию украсит, – приободрилась она.

Сергей с Михаилом оттянули тяжеленную каменюку в сторону.

– Здоровенная, зараза, пуда три весит, – оценил ее Сергей. – И вот такую хренотень целиком нужно в экспозицию вставлять, или можно фрагментарно, кусочками, по частям?

– Лучше, конечно, лишнее отбить, да еще, кстати, и посмотреть, что внутри этого камешка, и это тоже очень интересно, – Светлана откровенно радовалась и даже восхищалась «каменному гостю», добытому даже не из глубины веков, а из толщины эпох и эр.

Михаил попробовал отколоть хоть что-нибудь лишнее от глыбы ломом, а Сергей попытал счастье «бронштейном».

– Да, явно не Лейба Давыдыч, куда как крепче и живучей экземплярчик попался, так просто не возьмешь, – сказал Михаил. – Ну, и что делать с этим счастьем будем?

– Да и думать нечего – в багажник «Нивы» упакуем, места хватит, а я дома во дворе спокойно все излишки с него «болгаркой» отпилю, – решил Сергей. – Ты, главное, Света, отчеркни на каменюке место распила, чтоб случайно вещь не попортить.

Пояснения:

*1 – речь идет о геликоприоне – вымершей хрящевой рыбе каменноугольного и пермского периода. Горный инженер, геолог, палеонтолог и академик А. П. Карпинский описал ее в 1899 году. Основой для описания послужила так называемая зубная спираль, найденная на территории нынешего Артинского района в 1897 году краеведом А. Г. Бессоновым. Бессонов направил находку Карпинскому. На основании строения зубов Карпинский отнес найденное образование к акулоподобным палеозойским рыбам.

*2 – согласно докладу №4 Думы Земства г. Красноуфимска «О пожертвовании бывшим инспектором народных училищ Красноуфимского уезда Александром Григорьевичем Бессоновым принадлежащего ему имения в селе Дружино-Бардым для устройства приюта детей воинов, павших в войну 1914—1915 годов» имение состояло из 25 десятин земли под березовой рощей, 25 десятин земли под прудом, 8 десятин луговой земли, 4 десятины земли пахотной, каменной мельницы с плотиной, жилого дома, крытого железом, площадью в 36 квадратных саженей, недостроенного дома в березовой роще, крытого железом и площадью в 22 квадратные сажени, хозяйственных построек – помельная изба, зерносушилка, каретник и кладовка. Имение оценивалось в 20011 рублей. За столь редкое по тем временам пожертвование Земство выразило А. Г. Бессонову глубокую благодарность, предложило назвать приют его именем и поместить в приюте портрет жертвователя. Земство также ходатайствовало о представлении дарителя к Высочайшей награде.

*3 – реликтовая дубовая роща у сел Поташка и Березовка самый восточный ареал распространения дуба черешчатого.