Читать книгу Заградотряд Его Величества. «Развалинами Лондона удовлетворен!» - Сергей Шкенёв - Страница 1

Пролог

Оглавление

Через четыре года после описываемых событий. Лето 1812 года


– Господи, благослови! – Священник храма Преображения Господня, что в селе Федякове Нижегородской губернии, закончил краткую молитву, подобрал полы заляпанного дегтем подрясника и решительно полез за рычаги изрыгающего дым и пышущего паром железного чудовища. – С Богом, чада мои!

В прямом смысле слова не все собравшиеся на поле люди являлись родными детьми отца Михаила, но уж дочерей и зятя он мог так звать с полным основанием. Собственно, для них же и старался, любыми правдами и неправдами добывая единственный в России самодвижущийся пахательно-сеятельный механизм. Смешно сказать, но херсонский хлебопромышленник Завьялов, в тщеславном стремлении стать первым испытателем сего устройства, пытался вызвать батюшку на дуэль, дабы поединком определить очередность.

Сан не позволил принять вызов, потому пришлось обойтись тремя зуботычинами. И вот механизм, именуемый трактором, здесь.

– Будет потом от хлеба гарью и копотью вонять, – с плохо скрываемой завистью заметил кто-то из крестьян, с изрядной долей опаски наблюдающих за тем, как переворачивается земля сразу под тремя плугами одновременно. – Негоже это.

Бабы, коих присутствовало изрядное количество, закрестились, заохали, соглашаясь с предсказателем, и только старый дед, принарядившийся по случаю начала пахоты, отвесил болтуну подзатыльник:

– Ты навоз на поля вывозишь?

– Вожу, а чего?

– И не жалуешься, что от хлебушка говнецом пованивает?

– Так это же навоз!

– А тут овеществленная человеческая мысль! Почувствуй разницу, придурок!

Пристыженный противник технического прогресса поспешил спрятаться за женскими спинами, а дедок поправил шапку и бодро затрусил вслед за трактором, успевшим отъехать на половину версты. По пути время от времени присаживался, разминая в руке землю, и одобрительно кивал. И сразу же прикидывал в уме сумму, которую запросит отец Михаил за вспашку восьми десятин. А если еще попросить использовать новую прицепную сеялку, что стоит у того в сарае… Этак можно за пару дней со всей работой в поле управиться. И еще останется достаточно времени на огород. Хороша железная лошадь! Ест только дрова, пьет лишь воду да немного какого-то особого масла… Такому коню масла не жалко!

– Дед Пантюха прибыль чует, – со знанием дела высказался в толпе все тот же недовольный мужик. – Неужто и вправду от громыхающего чудища толк выйдет?

Многие с ним согласились. Способность старика делать деньги почти на пустом месте давно вошла в поговорку не только в Федякове, но и ближайших деревнях, и если Пантелей видит потребность в механизме на полях, то это ли не знак Божий? Кто первым в селе построил стеклянную теплицу с печами, чтобы выращивать клубнику зимой и заморский фрукт помидор летом? Поначалу-то смеялись причуде, стоившей тому две сотни целковых, но когда к деду зачастили курьеры от самого губернатора и весело зазвенело серебро, то призадумались. Или покупка привилея на засолку огурцов в тыквах? Ведь страшно сказать – до самого князя Трубецкого-Белякова дошел, но своего добился. Теперь каждую осень шлет возы с бочками в Москву и Петербург и в ус не дует.

Отец Михаил тоже в ус не дул. Душа батюшки, завороженная мощью и скоростью машины, пела. Куда там серафимам шестикрылым с их унылыми руладами, прости господи! Благодать небесная, однако, каковой не испытывал, пожалуй, с самого Вселенского собора, коим отделена была Полонская автокефальная церковь от богопротивной и еретической латинской скверны. Как славно разлетались в разные стороны зубы удачно подвернувшегося под удар папского нунция! Лепота!

И вообще в армии было хорошо. Так хорошо, что не хотелось уходить, но государь Павел Петрович в благости своей повелел вернуться к мирной жизни, и сейчас только орден Красного Знамени с мечами да ноющее к непогоде плечо напоминают о минувшем. И кулибинская винтовка под бездымный порох в красном углу под иконами. Отличная винтовка штучной работы с ночезрительным прицелом и серебряной пластинкой на прикладе – дарственная надпись от самого Михаила Нечихаева.

Да, достойнейший юноша, и далеко пойдет. В большую силу, говорят, вошел – в полковничьем чине ныне пребывает, при французском императоре Николае Павловиче в министрах и советниках состоит, да еще за него же скоро младшую сестру замуж выдаст. Так князь Александр Федорович Трубецкой-Беляков рассказывал, а уж он-то лишнего придумывать не станет.

Кстати, а не стоит ли воспользоваться знакомством с влиятельным министром недр и горнодобывающей промышленности, дабы испросить разрешения вернуться в армию? Правда, Россия нынче ни с кем не воюет, но это же временно, да? Не перевелись еще супостаты… видит бог, не перевелись!

А в самом деле, почему бы не вернуться? Дочерей замуж выдал, внуков дождался, зятья такие, что и сыновьями назвать не стыдно было бы… А пятьдесят лет вовсе не тот возраст, когда хочется лежать на печи и рассказывать о былом – тянет еще на что-то душеспасительное, вроде очередного похода. Не постриг же принимать, замаливая несуществующие грехи?

Батюшка усмехнулся, вспоминая вспыхнувшие несколько лет назад споры о допустимости убийства духовными лицами. Чуть было дело до нового раскола не дошло! Но Господь не допустил – послал в умные головы правильные и нужные мысли. Убийство действительно недопустимо, но уничтожение врага, покусившегося на отчизну, таковым не является. Сомневающихся тогда много оставалось, но именно они и составили собой братию закладываемых Павлом Петровичем пограничных монастырей, где пули и сабли лихих людишек окончательно выбили тени сомнений. Все по святоотеческим заветам, да… молитва мечом не хуже иных прочих, ибо сказано: «Не мир принес я вам, но меч!»

Мысли прервались звонком, известившим о падении давления в котле, и отец Михаил переключил машину на холостой ход, чтобы подбросить дров в топку и добавить воды. Вообще-то механики, построившие трактор, настоятельно рекомендовали использовать в качестве топлива каменный уголь, но они, скорее всего, рассчитывали, что он будет работать в южных землях, где этот самый уголек водится в изобилии и весьма дешев. А оттуда сюда его не навозишься! Только крупные заводчики могут позволить себе гонять баржи по Волге к устроенным у донского волока складам, а бедному сельскому священнику в одиночку такое не потянуть. Вот когда достроят железную дорогу… да не на конной тяге, как сейчас, а на паровом ходу…


Так незаметно и обед подоспел. В прямом смысле – его принесла в поле старшая дочь Марья Михайловна. Увязавшийся за матерью крепкий трехлетний мужичок первым делом проверил дедову работу и лишь потом соизволил обратить внимание на трактор. Насмотрелся за неделю, что это чудище во дворе стояло в ожидании погоды, и зрелище прискучило.

– Федор где? Чего-то я не заметил, как он ушел.

– Где же ему быть-то? Знамо дело, в сарае сидит, четвертый раз за утро сеялку смазывает.

– Неугомонный, – проворчал батюшка с одобрительными интонациями.

Старший зять Федор Саввич Самохин, по ранению уволенный из Второго Егерского полка в звании младшего сержанта, по выходе из гошпитали прослушал сельскохозяйственный курс Ее Императорского Величества Марии Федоровны и теперь к любому занятию подходил научно и основательно. В Британском же походе дослужился до старшего лейтенанта и в качестве трофея привез из Лондона аж целых трех ученых агрономов. Именно он после свадьбы предложил объединить хозяйства в одно «обчество», но в противоположность общинному миру, который, как известно, подлец, поставить целью не равную бедность, а личное богатство участников. Сообща оно легче выйдет, да и гуртом даже батьку бить сподручнее…

Батюшка воспринял присказку как обидный намек, и разговоры о благом начинании едва не закончились потасовкой, для духовного лица допустимой, но считающейся неприличной. Но быстро успокоился, уловив здравое зерно в предложении новоиспеченного родственника.

– Ты, Машка, Федору скажи, чтоб через пару часов сеялку сюда пригонял, ввечеру испробуем. И мешки пусть захватит, что красными лоскутами помечены.

На то зерно отец Михаил возлагал особые надежды. Отчаявшись получить приличные урожаи пшеницы, страдающей то от засухи, то от затяжных дождей, он полностью перешел на рожь и овес. Последний охотно закупали для нужд армии, а за первую государственный заготовитель платил твердую цену. Поменьше, чем вышло бы на базаре в Нижнем Новгороде или на ярмарке у Макария, но договор, заключенный на шесть лет вперед, позволял пренебречь подобной разницей. Да и не угадаешь с ценой – в неурожайный год с казенных складов могут продавать с наценкой лишь по копейке с пуда, что при больших объемах хоть сколько-то окупит расходы. А жадина разорится… и поделом собаке!

– Не забудь про красные лоскутки, – напомнил батюшка дочери.

– С тобой забудешь, как же, – хмыкнула та и, подхватив сынишку на руки, исчезла.

Вот ведь… все бабы как бабы – задницей колышут величаво, будто волны в море-океане перекатываются, а эта егоза… И младшая такова же, но у нее хоть муж из отставных воздушных гусар – два сапога на едину ногу.

А семенная рожь действительно хороша. Не зря чуть ли не по зернышку отбирал из лучших колосков, да ездил по чужим полям, где покупая, где выменивая, а где, прости господи, тайком прихватывая приглянувшееся. И так четыре года. Поначалу на крохотной деляночке выращивал, потом больше и больше, нынче же на двенадцать десятин должно хватить.

– Ох ты, – спохватился священник, – чай и обед-то давно простыл.

Простыл – образно сказано. Все холодное и без того, а по случаю постного дня и обедом именуемое только из вежливости. Пара копченых осетровых звеньев, прошлогодние соленые грузди, чищеная луковица да десяток вареных карасей со свежим укропом. Вот и вся еда, не растолстеешь.


– Иже еси на небесех… – отец Михаил перекрестил вышитую скатерть, прислонился к железным спицам тракторного колеса и совсем было собрался отдохнуть от трудов праведных, как деликатный кашель с дороги привлек внимание.

– Хлеб да соль, отче, – вслед за кашлем послышалось и приветствие.

– Здоров будь, Юрий Сергеевич, – вскинулся батюшка. – Перекусишь со мной чем Бог послал?

– Отчего же нет-то? – Местный помещик, отставной лейтенант Федяков, чьим именем и звалось село, многозначительно улыбнулся в усы и шагнул к трактору, осторожно придерживая полу сюртука. – Для того и шел сюда, чтоб перекусить с хорошим человеком.

Юрий Сергеевич и при крепостном житье считался добрым барином, так как обходился без немца-управляющего, а раздав большую часть земель в недорогую аренду, и вовсе стал общим благодетелем. Построенная сразу после Наполеонова нашествия паровая мельница вовсе укрепила репутацию, и без того бывшую выше небес от безвозмездного начальствования над народной школой, но имелась у их благородия маленькая и вполне простительная слабость – любил задушевные беседы. А с кем еще беседовать, как не с образованным священником? У того, кроме духовной семинарии, боевой опыт в действующей армии, ранение да орденская кавалерия, дающая личное дворянство. Опять же собрат по оружию, что само по себе немаловажно.

Разговаривать на сухое горло? Моветон, господа… А вот под вишневую наливочку собственного приготовления, прошедшую добровольную проверку качества в губернской коллегии горячительных напитков и потому не облагаемую налогом при условии употребления в личных целях, но ни в коем случае не на продажу… А наливочка, надо сказать, у Юрия Сергеевича всегда отменная получается.

– Я ведь к тебе по делу, – без предисловий заявил Федяков, доставая четвертьведерную бутыль с жидкостью, благородству цвета которой позавидовали бы виноделы Бордо и Бургундии. – По делу архиважному и архинужному.

– Чем же порадуешь? – оживился батюшка, извлекая из ящика с инструментами два стакана – запыленные и захватанные. Как ни странно видеть это в новой машине. Как мыши в амбаре, так и стаканы, наверное, заводятся в любой технике сами собой. – Рассказывай.

Но Федяков не спешил. С чувством и толком выцедил через зубы наливку, занюхал хлебом, пренебрегая закуской. Уселся поудобнее, вытянув плохо сгибающуюся ногу, и лишь тогда начал:

– Мысль меня посетила, отец Михаил. Очень хорошая мысль. А когда ты пригнал сей механизм, то окончательно уверился в ее правильности.

– Ну же?

– Довелось мне зимой прочитать в «Русском Инвалиде» рассуждения Светлейшего князя фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова. Сей государственный муж, отмеченный многими добродетелями, не оставил без внимания и иные, отличные от военных, вопросы. И размышлял он о совместных хозяйствах, прожект коих находится на рассмотрении Его Императорского Величества.

– И что там? – Батюшка спрашивал исключительно из вежливости, так как политикой мало интересовался.

– Оные хозяйства, для краткости именуемые совхозами, имеют место быть испытанными в нашей губернии, что, согласись, дает нам громадные перспективы.

– Какие?

– Не понимаешь… В Петербурге только еще решают, а у нас уже готово. Совместное хозяйство как на блюдечке! Твоя с Федором Саввичем машинерия, мои мельница и земли…

– Арендаторов куда девать? По миру ведь пойдут.

– У нас и станут работать. Кто захочет.

– Так никто и не захочет. Вспомни, Юрий Сергеевич, хорошо ли барщину на твоих полях исполняли?

– Не вспомню – на оброке были.

– И все равно, – не соглашался отец Михаил. – Наш народ вместе собирается только вино пить али врага бить, работать же мы предпочитаем раздельно. Ничего не выйдет из задумки, господин лейтенант.

– Выйдет, обязательно выйдет, – Федяков тоже перешел на официальный тон. – И вы, батюшка, еще увидите мой триумф. И не просто мой – триумф всего прогрессивного человечества. Кредитами, опять же, государь обещал поспособствовать.

– Большой процент?

– Осьмнадцать.

– Недурственно. Особенно если учесть, что дешевле двадцати пяти без залога и не даст никто, то…

Юрий Сергеевич с трудом сдержал торжествующую улыбку и добил батюшку окончательно:

– Осьмнадцать процентов за все десять лет пользования!

– Погоди, – отец Михаил сразу оставил выканье. – Это получается…

– Тысячу возьмешь, тысячу сто восемьдесят отдавать нужно.

– Мало.

– Как это?

– Тысячи, говорю, мало. А тридцать дадут?

– Ежели шестьдесят попросим… Так ты согласен?

Забулькала разливаемая по стаканам наливка, и священник решительно произнес:

– Отсеемся, и сразу в Петербург поедем. К Кутузову. И хорошо бы до сенокоса успеть обернуться.

– Неплохо бы, – кивнул Федяков и потянулся за осетриной. – До чего же ты, отче, красноречивый.

Через две недели удобная пролетка, запряженная парой сытых меринов, везла путешественников в сторону Нижнего Новгорода. Там отцу Михаилу непременно нужно было зайти в епархиальное управление, дабы доложиться о временном отсутствии и оставлении прихода на дьякона, и завезти добровольные пожертвования в Суворовское училище, с обязательной записью сего деяния в «Книгу благодетелей и попечителей». Оно лишним не будет – внуки вот подрастут, и не найдется у них препонов при поступлении. В будущее следует смотреть с уверенностью и надеждой, а еще лучше – строить его заранее.

У Юрия Сергеевича в губернском городе никаких дел не намечалось, и он намеревался провести время в ожидании попутчика за великолепной ботвиньей с расстегайчиками, что подают в трактире на углу Рождественской и Ильинской улиц. Ее много где хорошо готовили, но именно там после сытного обеда можно пройти в отдельный кабинет, где за зеленым сукном всегда найдется достойная компания. Да, предосудительное и запрещенное занятие, но кто же без греха…

– Опять о картах размечтался? – Батюшка ткнул в бок задремавшего под приятные мысли помещика.

– Даже и не думал! – возмутился тот.

– Надеюсь, – отец Михаил вздохнул. – Надеюсь, что игра не закончится как в прошлый раз?

– Я же на карты зарок дал! На всю жизнь! Вроде бы… – последние слова Федяков произнес как-то неуверенно. – До Рождества, во всяком случае.

Ему самому было неприятно вспоминать прошлогоднюю историю на Макарьевской ярмарке, когда его, удачно сорвавшего крупный банк, пытались ограбить прямо в номере гостиницы. Стыдно признаться – из трех выстрелов только двумя попал варнакам в головы, как и целился, а последним позорно промазал и влепил пулю нападавшему в живот. Потом добил, конечно, но до чего же неудобно получилось. Так что к Макарию больше ни ногой.

Федор Саввич, исполнявший сегодня обязанности кучера, попридержал коней, если мерина можно назвать конем. Впереди спуск к деревне Ржавка, получившей название от одноименной речки, и если не сбавить скорость, то рискуешь влететь в непролазную топь, появляющуюся каждый раз в новом месте. Вот загадка природы и раздолье для пытливого ума естествоиспытателей – там, где вчера проехал по сухому, завтра может оказаться грязища, а послезавтра она переместится, оставив после себя твердую поверхность. И три моста за последние пять лет утонуло – сам настил поверху, а опоры уходят. А вы говорите – сказки… вот они, наяву.


Местным жителям на болото плевать, потому как основной источник дохода является к ним с другой стороны. Заливные луга, что тянутся вдоль берегов Волги на много верст, исправно поставляют сено, укашиваемое как себе, так и на продажу, бесчисленные озера снабжают карасем да жирной щукой, и самое главное – богатые охотники. Дичи пернатой здесь несчитано, вот и приезжают бездельники на все лето да еще весну с осенью изрядно прихватывают. За постой платят, за свежее молоко, землянику со сливками тоже уважают. Твердый заработок, почитай, у всей деревни.

Сегодня грязи нет. Видимо, не позарилась она на всего лишь пароконную пролетку и решила подождать более богатой добычи. Только мальчишки, коим до всего есть дело, встрепенулись было, увидев свернувших в улицу путешественников, но быстро потеряли интерес, разглядев рясу отца Михаила. Свои прихожане, как-никак, ведь в Ржавке не только церкви, но и скромной часовенки нет. Жадный народец, совсем негодящий.

Проезжая часть деревни короткая и закончилась быстро, и далее дорога пошла через луга. Тоже недолго и недалеко. Тут вообще на узкой полосе между Волгой и ее высоким берегом селения сливаются, и одно переходит в другое. Расти им, кроме как в длину, некуда, и иногда не сразу догадаешься, что выехал из того же Никульского и заехал в Кузьминки. Граница – проулок в полтора аршина шириной. Или сколько там по-новому в метрах будет?

Подновская слобода заметна сразу. Дома выше и просторнее, окна застеклены даже в самых неказистых, народ одет богаче и добротнее, а рожи жителей светятся сытостью и самодовольством. Оно и понятно – крепостных здесь отродясь не водилось, да еще с некоторых пор собственный граф имеется. Граф Кулибин, да… И князь с княгиней, приходящиеся самому Рюрику чуть ли не родными правнуками. Государь император тут бывал, матушка его Екатерина Вторая только на берегу, издали смотрела, а этот не погнушался.

Вот, кстати, дом Александра Федоровича. Не пустует, как можно ожидать, и не продан под дачу – сии места с недавних пор стали модным местом отдыха, но занят школой. Пристроены еще помещения, несколько башенок для наблюдения за ночными светилами, и все сооружение стало походить на замок.

В Подновье не задержались – путь лежал дальше, и до Нижнего Новгорода оставалось всего два часа неспешной езды.


Губернская столица в очередной раз сумела удивить – начатое в прошлом году восстановление башни и части стены, упавших от оползня в незапамятные времена, близилось к завершению. Больше ста лет кремль встречал приезжающих щербатой ухмылкой забулдыги, растерявшего зубы по кабакам, и лишь новый губернатор исправил положение. Вынужденный уехать из Москвы в провинцию из-за разногласий с канцлером графом Ростопчиным, Валериан Павлинович фон Шанце нисколько не прогадал. Удобное расположение и явное благоволение городу со стороны министра недр и горнодобывающей промышленности дали толчок к столь бурному развитию Нижнего Новгорода, что даже жители Петербурга завидовали удобству проживающих в нем.

Владельцы заводов, как грибы после дождя выросших в Канавинской слободе и Сормове, провели между собой сбор на благоустройство улиц, и теперь даже мастеровые окраины могли похвастаться твердым покрытием, если не дорогим асфальтом, то уж точно из гравия. Его привозили баржами весьма задешево откуда-то из-под Касимова. Не сказать, что сбор денег прошел совсем добровольно, но промышленники вдохновлялись перспективой переноса ярмарки от Макарьевского монастыря на Стрелку и прилегающий к ней Мещерский пустырь, так что шли на жертвы. А почему бы и нет-то?

Одна ярмарка на всю Европу и осталась. Не считать же за таковую потерявший былую славу торг в Лейпциге, где продажа фунта соли сойдет за оптовую сделку! У Макария многие миллионы ходят… И пусть крупная хлебная торговля отошла в казну, не токмо им единым жив человек.

Отца Михаила мысли нижегородских промышленников не заботили, он попросту получал удовольствие от езды по гладким дорогам, от устроенных повсюду цветников, от фонтанов на площадях. И от явного расположения, высказанного владыкой Антонием.

– Заодно и письма в Священный синод завезете, – архиепископ Нижегородский и Арзамасский выложил перед собой на стол объемистый мешок с печатями на завязках. – Вы же знакомы с отцом Николаем?

– Немного. Он присутствовал при награждении, – отец Михаил непроизвольно дотронулся до ордена, – и удостоил меня краткой беседы.

Обер-прокурора, бывшего священником в том самом знаменитом первом штрафном батальоне, знали все. Многие, в том числе и государь император, прочили его в Патриархи, но отказ принять монашество и женитьба на Дарье Лопухиной послужили тому помехой. Зато не стали препятствием для появления на свет двоих сыновей, названных в честь погибших Великих князей Александром и Константином.

– Это хорошо, – одобрил архиепископ. – Значит, не будет нескромностью отдать письма лично в руки. Обычная почта идет медленно, а посылать курьера несколько накладно. Впрочем, на некоторые расходы я могу пойти… Вы с сопровождающим?

– Да, со мной отставной лейтенант Федяков.

– Прекрасно! – Антоний раскрыл папку, лежавшую тут же на столе, и достал два прямоугольника из плотной бумаги с напечатанным золотом текстом. – Билеты на завтрашний поезд до Санкт-Петербурга.

– Но Юрий Сергеевич уже озаботился покупкой…

– Вернете обратно. Негоже тащиться по железной дороге на конной тяге, когда Господь повелел использовать силу пара.

– Неужели..?

– Точно так. Испытание первого в мире и пока единственного поезда, приводимого в движение пароходным механизмом. Я стар для новшеств, а вас благословляю. Торжественное богослужение и освящение состоится в полдень, так что попрошу не опаздывать. – Архиепископ немного помолчал и добавил: – Даже немного завидую… сорок верст в час, аки птицы на крыльях! В самом скором времени и до Парижа можно будет доехать быстрее, чем до Костромы.

– Да что нам тот Париж, – хмыкнул отец Михаил.

– Ну да, вам же и Лондон приходилось видеть. Меня вот Господь не сподобил.

– Там и смотреть уже не на что. Развалины как развалины, ничего интересного. Вот когда Эдинбург брали…

– Читал заметки Его Высокопревосходительства князя Державина. Оно так и было?

– Конечно же, нет! Ну кто в газетах пишет правду? Разве они для того предназначены?

– А как на самом деле?

Отец Михаил поудобнее устроился в кресле и бросил взгляд на часы. Время позволяло.

– Там много что интересного случилось. А начиналось все в Нормандии и Бретани…

Заградотряд Его Величества. «Развалинами Лондона удовлетворен!»

Подняться наверх