Читать книгу Цесаревич Вася - Сергей Шкенёв - Страница 4

Квартира у Василия на третьем этаже, почти дверь в дверь с апартаментами Максима Горького. Но с заработками писателя можно себе позволить роскошное жильё, а у Васи оно снято на казённые деньги, поэтому огромными площадями похвастаться не может. Всего одна спальня, кабинет, гостиная, библиотека, крохотный зал для спортивных занятий да комната для охраны, оккупированная сменным караулом из дворцовой полиции. Горничная и кухарка приходящие и здесь не проживают. Впрочем, при желании перекусить во внеурочное время к услугам жильца огромная кухня и забитый вкусностями электрический ледник. Стараниями охранников продукты в нём регулярно обновляются, потому всегда свежие.

Дома Вася поздоровался с выглянувшими из своего закутка орлами Власика, прошёл на кухню, где поставил чайник на появившуюся совсем недавно новинку – газовую плиту, а сам пошёл чистить пистолет. Нечищенное после стрельбы оружие, это как ветчина по субботам на столе раввина – событие фантастическое.

После чистки прилёг на диван и незаметно для самого себя уснул. Наверное, сказалось нервное напряжение после встречи с бандитами. Нет, никаких душевных терзаний в духе героев Достоевского, но всё равно…

Разбудил его деликатный стук в дверь кабинета:

– Василий Иосифович, чайник в четвёртый раз засвистел, – доложил охранник. – И там это, барышни к вам пришли.

– Там, это где?

– Да в гостиной хозяйничают. Я им сказал, что вы заняты, а они с пирожными. Разве можно не пустить барышень с пирожными?

Вася бросил взгляд на запястье. Ого, три часа подушку давил! И кого там нелёгкая принесла? Если тётки по материнской линии, то давно уже не барышни. Если младшие сёстры, то охрана их в лицо знает.

– Сейчас буду, только переоденусь.

Выходить к гостьям в гимназической форме, помятой от сна на диване, дурной тон и верх неприличия. Это к Алексею Максимовичу можно по-соседски завалиться в халате и тапочках на босу ногу и самого его застать в рубашке с чернильными пятнами на рукавах.

В гостиной ждал сюрприз. Даже три смущающихся и краснеющих сюрприза – Верочка Столыпина, Катя Орджоникидзе и Лизонька Бонч-Бруевич. На столе вместо чайника красовался пузатый самовар, расставлены розетки с вареньем и мёдом, насыпаны в вазочку шоколадные конфеты, а по центру огромный фарфоровый поднос с эклерами, не иначе как микояновскими.

И зачем одноклассницы заявились? В гимназии, можно сказать, внимания не обращают, а тут целой толпой. Адрес откуда узнали?

– Красный, мы всё знаем! – выпалила Верочка Столыпина.

– Да-да! – поддержали её Катя с Лизой.

Василий ухмыльнулся:

– В таком случае, госпожа Столыпина, приведите мне доказательство теоремы Ферма.

Верочка округлила глаза, а Катерина с Лизаветой за её спиной тихонько захихикали. И Васе пришлось брать командование в свои руки.

– Итак, давайте всё сначала, – Красный поочерёдно обозначил поцелуй тонких пальчиков каждой девочки, не касаясь губами. – Позвольте представиться, о прекраснейшие сударыни! Василий Красный, для друзей просто Вася. Мы же друзья?

– Э-э-э…

– Прочие ко мне домой не приходят.

– Меня тоже просто Верой называй, – выдохнула Столыпина и опять покраснела. – И да, мы друзья.

– Лиза.

– Катя.

– Ну вот, с официальной частью закончили и можем со спокойной душой перейти к чаепитию. Заодно и расскажете, что именно вы про меня знаете.

– Мы знаем всё! – с торжеством в голосе произнесла Верочка. – Нам Артём Сергеев рассказал.

Василий мысленно обматерил названого брата, пожал плечами и сознался:

– Ну да, я великий князь и цесаревич, сын императора Иосифа Первого.

– Глупая шутка, и совсем не смешная, – обиделась Столыпина. – А ещё другом назвался. Такими вещами, Вася, лучше вообще не шутить.

– Извини, – Василий склонил голову и с трудом сдержал вздох облегчения. – Просто я не знаю за собой ничего такого, про что мог бы рассказать Артём.

– А с Бронштейном?

– Что с Бронштейном?

Лиза Бонч-Бруевич погрозила пальчиком:

– Излишняя скромность сродни гордыне. Кто вступился за честь императора и начистил Яшке рыло?

– Лизавета! – одёрнула её Верочка. – Разве можно в приличном обществе говорить слово «рыло»? Лицо, или в крайнем случае морда.

Лиза смутилась, но в её защиту выступила Катя Орджоникидзе:

– Можно такое слово говорить! Это вот у Васи лицо, а у Яшки натуральное рыло.

Пока девочки спорили, Василий разлил чай и попросил гостий присаживаться. Катя села справа, Вера слева, а Лиза после недолгого раздумья заняла место с противоположной стороны стола лицом к Васе.

– Извините, отвлёкся… Так что, Лиза, ты говорила про защиту чести государя императора?

– Всем известно, что у императора Иосифа самые высокие показатели силы, – терпеливо пояснила Лизавета. – А Яшка сказал, что если сила есть, то ума не надо. Ты заступился за честь государя, Вася, и мы тобой годимся. Ты поступил, как настоящий большевик!

– Кха… – Василий подавился чаем и долго откашливался, пока Катя не догадалась постучать его по спине. Своим ушам он не поверил и на всякий случай переспросил: – А почему как большевик?

– Потому что большевики за справедливость! – Лиза гордо выпрямилась на стуле. – Мой дедушка вступил в «Патриотическое большинство» ещё при жизни Александра Ильича и Владимира Ильича, и если бы не тиф, он бы тоже был в том «Большом круге».

– И мой дедушка большевик.

– И мой папа!

Ага, с большевиками понятно. У товарища Сталина, пардон, императора Иосифа есть партия, через которую он контролирует… Ну да, министр земледелия и землепользования Столыпин, начальник Главного штаба полный генерал Бонч-Бруевич и министр энергетики и электрификации князь Орджоникидзе. Наверняка ещё много чего контролирует, но это пока не известно. Но военная промышленность под Бронштейном. Или не вся? Чёрт возьми, уже неделю здесь, а газеты почитать не удосужился.

– Я рассказала дедушке, – улыбнулась Верочка, – и в случае вызова на дуэль он готов быть твоим секундантом.

– Дуэль?

– А что такого? Он хоть и графёныш, но и ты, как одарённый, являешься личным дворянином. Так что не переживай, здесь всё честно.

Лиза откусила половинку эклера, а другой половинкой показала на Веру Столыпину:

– Почему ты думаешь, что Яшка пришлёт вызов? Он же слабосилок.

– Его дед заставит.

– Рисковать единственным внуком? Нет, Верочка, ты слишком хорошо о нём думаешь.

– А если не рискнёт, то ему откажут от дома почти все приличные семейства, а это удар по репутации. И военное министерство сто раз подумает, прежде чем разместить заказы на его заводах. Какой внук, девочки, если кошелёк в опасности?

– Или заместителя выставит, – рассудительно заметила Катя Орджоникидзе. – Тоже пятно на репутации, но уже не позор.

– Какое варварство, друг друга железными вертелами тыкать, – вздохнул Красный.

– Яшка шпагой не владеет, – ответила Верочка. – И вообще, Вася, прекрати называть славные традиции варварскими, ты ведь тоже дворянин.

– Нет, шпага и Бронштейн понятия несовместимые. Он пистолеты выберет. Вася, ты стрелять умеешь? – Лиза Бонч-Бруевич внимательно посмотрела на Василия. – Если что, я попрошу дедушку подыскать тебе хорошего инструктора для пары уроков. Попросить?

– Да я стрелял несколько раз, – Василий не стал уточнять, когда он стрелял и в кого.

– Ага, тогда справишься, – кивнула Лиза. – Тогда расскажи что-нибудь интересное, а то ждать ещё долго и…

– Кого ждать?

– Вызова на дуэль, кого же ещё? Сегодня обязательно придут.

– Почему не завтра?

– Так завтра суббота.

– И что?

– Бронштейны по субботам вызовы не присылают.

И действительно, не прошло и трёх часов, как в дверь позвонили два солидных господина с толстыми кожаными портфелями в руках и назвались секундантами. А ещё через полчаса подъехали вызванные внучками по телефону секунданты Василия – Пётр Аркадьевич Столыпин и Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич. Красного с девочками выдворили в библиотеку и после долгого утрясания мелочей и подробностей объявили – дуэль на пистолетах состоится в воскресенье в десять часов утра. Оружием будут армейские ТТ, выбираемые наугад из десятка предложенных. У каждого дуэлянта есть право на один выстрел, использование дара не допускается.

Остаток вечера и половину ночи Василий провёл в ожидании звонка из Зимнего дворца. Императору наверняка доложили о предстоящей дуэли, и оставить это без внимания он не может. К вопросу безопасности наследника Иосиф Первый относился очень серьёзно, а на режим инкогнито Васю перевели после гибели старшего брата Якова от магически изменённой жёлтой лихорадки, не поддающейся лечению ни силами целителей, ни традиционной медициной с порошками и микстурами. Подозревался злой умысел, и кое-какие следы вели к Ла-Маншу и через него, где и обрывались в связи с исчезновением подозреваемых, как в воду канувших. Наверное, так и было – мутные и зловонные воды Темзы скрыли величайшее множество тайн, а с камнем на шее не выплывешь и не расскажешь о них.

Но телефон молчал, и в половине третьего Красный пошёл спать. Занятия в гимназии не может отменить никакая дуэль, а опоздание считается верхом неприличия.

В то же самое время в помпезном особняке на набережной Фонтанки тоже шло совещание. В кабинете хозяина дома присутствовали всего три человека – сам граф Лев Давидович Бронштейн, бывший председатель Екатеринбургского правительства, ныне промышленник и владелец половины военных заводов империи, вторым был толстяк с круглым лицом, просивший называть его Евгением Филипповичем, он же глава службы безопасности и специалист по решению деликатных проблем Евно Фишелевич Азеф. Двое разговаривали, не обращая внимания на третьего, скромно притулившегося на табуреточке возле огромного стола. Яша Бронштейн, будучи виновником позднего совещания, во взрослый разговор не вмешивался.

– Евно, ты нашёл заместителя, который будет стреляться вместо этого малолетнего шлемазла?

Тут уже Яша не выдержал:

– Дедушка, я сам пристрелю безродного выскочку!

– Помолчи! – рявкнул Лев Давидович. – Во-первых, пристрелить насовсем правила дуэли не позволят, а во-вторых, ты уже сделал всё, чтобы поставить меня в дурацкое положение! Сколько раз тебе говорил, что в гимназии ты должен заводить полезные связи, а не хвалиться моим богатством и положением. А что делаешь ты? Вот скажи, что ты делаешь в гимназии?

– Я хочу лично в него выстрелить! – заупрямился Яша. – Пусть не до смерти, но лично! Я должен сам, дедушка!

– Ты пистолет когда-нибудь в руках держал?

– Как-нибудь справлюсь. Красный тоже никогда не стрелял. Только из винтовки на занятиях по военному делу.

– Не стрелял, говоришь? – граф Бронштейн нервно дёрнул себя за бородку. – Расскажи ему, Евно.

Азеф поклонился графу, не вставая с кресла, и неприятно ухмыльнулся:

– Я бы не стал утверждать, что господин Красный не владеет пистолетом. Вчера после вашего звонка многоуважаемому Льву Давидовичу я послал четверых одарённых к дому генеральши Брешко-Брешковской, где тот квартирует, и поручил донести до господина Красного мысль о недопустимости рукоприкладства по отношению к высокопоставленным особам. Согласитесь, нельзя посылать вызов человеку со сломанными руками и ногами. Вы бы выразили сочувствие, послали бы в больницу букет роз и корзину с апельсинами, и конфликт был бы исчерпан. За три дня его бы, несомненно, вылечили, но… Да, людям приятнее помнить ваше великодушие и человеколюбие, а не разбитое лицо. Так вот, мой осведомитель в полиции сообщил, что посланные люди найдены мёртвыми в проходном дворе неподалёку от квартиры Красного. На его излюбленном маршруте, так сказать.

– И? – подался вперёд Яша.

– Все четверо были застрелены, причём пули попали в головы, не оставив ни единого шанса. Мы не знаем, кто стрелял, так как следов не осталось, но все подозрения падают на Красного.

– Вот пусть бы полиция его арестовала за убийство.

– За тех людей ему медаль дадут, – хмыкнул Азеф. – У двоих побег с пожизненной каторги, да и другие два…

– Понял, шлемазл? – граф Бронштейн строго посмотрел на внука. – Несмотря на все меры безопасности, дуэли между такими вот сопляками дают около половины процента смертельных случаев, и мы не можем рисковать твоей жизнью. Лучше я сам тебя удавлю, маленький засранец!

Яша сжался на своей табуретке, а Азеф продолжил:

– А в качестве кандидатуры заместителя на дуэли осмелюсь предложить известную вам Фанни Каплан.

– Эта дурочка ещё жива? – удивился Лев Давидович. – Её увлечение боевой химией стоило мне сгоревшей лаборатории.

– Жива, но почти потеряла зрение. Целители разводят руками и ничего не могут поделать.

– Евно, и зачем она такая на дуэли? Над нами будет смеяться весь Петербург.

– Нет, Лев Давидович, это над безродным будут смеяться даже в случае победы. Подозреваю, что именно победа окажется самым смешным.

Граф Бронштейн снял пенсне и потёр лицо ладонями, стирая накопившуюся за день усталость:

– Подумать только, вместо того чтобы решать судьбы страны и целых народов, я вынужден решать проблемы малолетних идиотов. Скажи, Евно, об этом ли мы мечтали, свергая ненавистный царский режим и создавая собственное правительство? Хм… Яша, ты это не слышал!

В гимназии Василий появился без опозданий. Его режим дня вообще не предусматривал возможности проспать – подъём в пять часов утра, холодный душ, разминка, получасовая тренировка с одним из охранников, горячий душ, завтрак, и в восемь пятнадцать трамвай на остановке. Обоим, и Красному и Родионову, такой режим нравился.

На улице перед входом в гимназию то и дело останавливались солидные, блестящие от хрома и лака автомобили, откуда так же солидно выбирались гимназисты и гимназистки. Отпрыски не самых последних семейств империи не могли себе позволить поездку в трамвае.

Василий не торопился, пропуская вечно спешащую мелкоту из младших классов. И разумная осторожность – десяток первоклашек вполне способен затоптать случайно оказавшегося на дороге слона.

– Вася, вот ты где! – звонкий девичий голос за спиной заставил обернуться. Ну конечно же, три подруги-большевички собственными персонами. – Вася, а мы тебя ждём.

И тут случилось нечто, потрясшее основы мироздания. Верочка Столыпина, признанная красавица, неприступная, как Малахов курган, сделала шаг вперёд и у всех на виду поцеловала Красного в щёку.

– Госпожа Столыпина! – вопль преподавательницы немецкого языка, старой девы со следами былой красоты, мог бы вызвать шторм в средних размеров море. – Вы совсем забыли о приличиях, госпожа Столыпина!

– Она ещё вчера решила это сделать, – наябедничала Катя Орджоникидзе. – А нам завидно!

С этими словами Катерина чмокнула Василия в другую щёку.

– Княжна, что вы себе позволяете?

Но окончательно добила госпожу Крупскую Лиза Бонч-Бруевич. Так как щёки Красного уже горели отпечатками помады, она обвила Васю руками за шею и поцеловала в губы. Надежда Константиновна ахнула, схватилась за сердце и рухнула на руки подоспевшему Викентию Борисовичу. Преподаватель самозащиты подмигнул и мотнул головой в сторону входа. Беги, мол, пока грозная немка не очнулась.

Василий последовал совету и влетел в фойе, сопровождаемый хихикающими девочками. Уже там обернулся и грозно нахмурил брови:

– И что это было? Не спорю, меня вы порадовали, особенно Лиза… Но какого чёрта? Пардон, зачем?

Верочка надула губы:

– Грубый ты, Васенька. Грубый, но хороший.

– Уже Васенька?

– Так мы же почти родственники!

– И давно?

– Большевики все родственники! – воскликнула Лиза. – Но некровные, поэтому нам можно жениться. Ой… я это не говорила.

– А я ничего не слышал, – усмехнулся Василий, а сам подумал, что генерал Бонч-Бруевич до Главного штаба занимался контрразведкой, поэтому вполне мог знать истинное положение дел. – Мы, Лизавета, вернёмся к этой теме через несколько лет.

С точки зрения капитана Родионова, любая из этих девочек стала бы идеальной партией для наследника престола. Умницы, красавицы, происхождение… Да какое дело комсомольцу до происхождения? Дед вон наполовину датчанин, бабушка вообще немка английских кровей, и ничего, тоже вроде как люди. Но о партиях думать рано!

– Мы уже всё решили, – Катя Орджоникидзе перехватила инициативу разговора. – Ты согласен?

– Жениться? – не понял Красный.

– За партой сидеть вместе! Сегодня шесть уроков, вот мы решили по очереди. Я первая.

– А Сергеев?

– Артёма мы предупредили. Ну так согласен?

– Как я могу отказать таким красавицам? – развёл руками Василий. – Конечно же согласен.

В гардеробе к Красному подошёл Степан Микоян, сын графа и некоронованного короля пищевой промышленности Анастаса Микояна. Это его кондитерские фабрики делают те замечательные эклеры, что вчера принесли девочки. То есть не Стёпы, а его отца фабрики.

– Красный, у тебя помада на щеках.

– Ага, спасибо, – Василий отошёл к зеркалу и достал платок. – Никогда не замечал, чтобы они помадой пользовались.

– Всё когда-то случается в первый раз, – с философской грустью ответил Степан, учившийся классом младше, но изображавший умудрённость жизнью. – Я вот чего хотел сказать, Красный… Отец на твою победу поставил пятьсот тысяч. Да и все наши тоже. Ты уж не подведи, а?

– Ну ни хрена себе, гладиаторские бои со ставками! – возмутился Красный. – Больше заняться людям нечем?

– Есть чем заняться, – кивнул Микоян. – Но завтра же воскресенье. Не на футбол же идти, согласись?

Это точно, не на футбол. В этом мире футбол в загоне и котируется примерно на уровне балета и проституции. Как же, любимая игра англичан, едва не откусивших от империи Туркестан с Азербайджаном.

– Стёпа, а все наши, это кто?

– Большевики, кто же ещё. Каганович будет, Маленков из Москвы уже выехал, Орджоникидзе, само собой, Луначарский обещал быть, князь Кропоткин тоже. Поговаривают, даже сама Дарья Христофоровна собирается.

Родионов напряг память Красного и обомлел. Вот это большевичка! Княгиня Дарья Христофоровна Ливен, урождённая Бенкендорф, родная сестра бывшего главного жандарма графа Александра Христофоровича Бенкендорфа, легенда русской разведки, в своё время вырвавшаяся из Лондона со стрельбой, взрывами и дымами пожаров за спиной. С такой биографией прямой путь в большевики!

– А сам Александр Христофорович? – неуклюже пошутил Вася.

– Так он же давно от дел отошёл. Сейчас в Ливадии после второго омоложения отдыхает.

– Понятно.

– Мы верим в тебя, Вася! – Микоян протянул руку. – Десять процентов от выигрышей твои.

Первым уроком нелюбимый Красным немецкий язык. Знал его как родной благодаря бабушке и мог говорить с берлинским, ганноверским или гессенским выговором на выбор, но вот уроки не любил. Может быть, из-за того, что преподающая предмет Надежда Константиновна долгое время жила в Цюрихе и Берне, и чудовищный швейцарский диалект потомственных козопасов жутко резал слух. Впрочем, госпожа Крупская знала за собой этот недостаток и Васю на уроках не тревожила, позволяя заниматься чем угодно, а высший балл в табели проставлялся автоматически.

Катя Орджоникидзе уже ждала его за партой, а переселившийся на камчатку Артём поймал взгляд и пожал плечами. Дескать, извини, брат, но ничего сделать не могу.

– Вася, ты обратил внимание, что Яшки сегодня нет? – Катя наклонилась к самому уху, будоража воображение коснувшимся щеки локоном. – Куда он подевался?

– Да и хрен бы с ним, – ляпнул Красный, но спохватился. – Пардон!

– Уже второе грубое слово за сегодня.

– Ты их коллекционируешь?

– Нет, я завидую. Ты, Вася, из простого народа, тебе проще. Тебе можно даже рыбу ножом есть[2].

– Что, и нос рукавом можно вытирать?

– Вот этого не знаю, – вздохнула Катя. – А мне шагу нельзя ступить без оглядки на этикет и правила приличия.

– А целоваться на улице?

– Мы взбунтовались! Мы втроём взбунтовались, а этот поцелуй в щёку как глоток свободы!

– Свобода не чай, её маленькими глотками не пьют.

Катя вспыхнула ярким румянцем и отвернулась. Так и сидела до конца урока, глядя куда-то в сторону, а когда прозвенел звонок, повернулась и прошептала еле слышно:

– Я подумаю над твоими словами.

На перемене Артём показал большой палец и спросил удивлённо:

– Что с ними случилось, Вася?

Василий улыбнулся:

– С ними случился я!

– Ты думаешь, они знают о…

– Если только Лиза, но Вере с Катей она точно ничего не сказала.

– Обалдеть, Васька! А представляешь, что будет, когда тебя официально представят обществу?

– Да это когда ещё, – отмахнулся Василий.

– Четырнадцать тебе через неделю, а первого мая традиционный весенний бал в Гатчине. Всего-то полтора месяца осталось.

– Разве не осенью?

– Как же весенний бал может быть осенью? – удивился Артём.

– В том смысле, что с представлением я на осень надеялся, – пояснил Василий. – Ведь придётся в Зимний дворец переезжать.

– Не всё же мне одному мучиться, – засмеялся Артём. – Нет, брат, изволь тоже испить из этой горькой чаши. Так что гуляй полтора месяца, а потом… Ладно, идём на урок, а то видишь, Лиза уже копытом бьёт.

– Копытцем, – поправил Вася. – Очень стройным и изящным копытцем.

– А я как сказал?

Следующим уроком была химия. Точнее, «Химия и основы трансмутации». Философский камень на занятиях не искали и воду в вино по рецепту Каны Галилейской не превращали, но методы обнаружения ядовитых веществ и способы их нейтрализации подручными средствами с небольшой толикой энергии давали подробно. Мало ли что в жизни случится, а целителя под рукой не окажется?

Ну и общие сведения об органической и неорганической химии, мало чем отличающиеся от уроков в обыкновенной советской школе. Разве что кабинет обставлен богаче, да каждое учебное место оборудовано мощной вытяжкой, удаляющей результаты самых неожиданных и смелых гимназических экспериментов.

– Вася, помоги, – Лиза просунула руки в рукава белого халата и повернулась спиной. – Завяжи, пожалуйста.

Василий не удержался и осторожно провёл пальцами по позвоночнику от шеи до лопаток.

Лиза вздрогнула и затаила дыхание. Так и не дышала, пока Красный возился с завязками. Потом поменялись ролями, и Вася вместе с помощью получил лёгкий подзатыльник.

Верочка с соседней парты прокомментировала:

– Смотри, Катя, у них уже первая семейная ссора.

Лиза смутилась, Катерина нахмурилась, а Красный церемонно поклонился всем троим, а когда начался урок, шепнул:

– Чем я могу загладить вину, душа моя?

– Я не… – хотела возразить Лизавета, но осеклась. – Повтори…

Василий понял, что именно нужно повторить, и улыбнулся самой искренней из своих улыбок. Во всяком случае, очень постарался:

– Душа моя…

– Спасибо, Вася. И я подумаю над твоим предложением.

Из осторожности Красный уточнил:

– Но, заметь, руку и сердце я пока не предлагал.

– Пока?