Читать книгу Книга о странных вещах - Сергей Синякин - Страница 33

Они жили долго, счастливо и не очень и умерли в один день.

Даже памятник из гранитной крошки у них был один на двоих, он стоял между двух холмиков, на которых ржавели венки от родственников.

Все началось в дождливый и оттого сиротский осенний день. Нет, так будет неправильно. Началось все сразу после регистрации их брака в загсе. В сиротский осенний день все закончилось.

– Лазарь, – строго сказала Эсфирь Наумовна. – Перестань курить в туалете. Порядочные люди ходят на лестничную площадку.

– Интересно, – сказал старик. – Почему я не могу покурить в туалете собственной квартиры? Почему я должен идти мерзнуть на лестничную площадку? С какой стати, Фира?

– Меня тошнит от дыма, – отрезала старуха.

– Странно, – насмешливо задумался Лазарь Александрович. – Для беременности уже поздновато. Тридцать лет ты терпела, а теперь говоришь, что тебе не нравится дым.

– Всякому терпению приходит конец. Всю жизнь ты делал все, что хотел. Ты никогда не считался с моими интересами, – сказала старуха. – Даже в молодости, в постели, ты никогда не интересовался, хорошо ли мне. Важно, чтобы было хорошо тебе!

– Послушай, – сказал Лазарь Александрович. – Все хорошее ты получала тогда от директора филармонии. Ты даже не особенно скрывала, что у тебя есть любовник. И мне приходилась с этим мириться, потому что твой папа работал в НКВД.

– Да, – вздохнула старуха. – Семен Гедальевич был настоящим мужчиной. После концерта он мне дарил такие розы! А от тебя за всю нашу жизнь я получила всего три цветка, и то это было в тот день, когда мы пошли в загс.

Старик включил телевизор.

– Пошли бы мы туда, – проворчал он, ожидая, когда нагреется кинескоп и на экране проступит изображение. Телевизор был стар, они его купили на пятнадцатую годовщину семейной жизни. Телевизор назывался «Рубин», его собирали на заводе уже несуществующего государства. – Пошли бы мы туда, – усмехнулся Лазарь Александрович. – А все твой заботливый папа!

– Не трогай отца, – сказала старуха. – Он был настоящим мужчиной. Теперь таких не выпускают.

– Да, – согласился старик. – Их перестали выпускать после пятьдесят третьего года. После смерти Сталина их стали сажать.

Эсфирь Наумовна гневно вздохнула, надела очки и принялась шуршать газетой с программой.

– Переключи на третий канал, – сказала она. – Там идут «Окна». Боже, как мне нравится Димочка!

– На первом будут показывать фильм, – упрямо сказал Лазарь Александрович. – Я давно хотел его посмотреть.

Эсфирь Наумовна поднялась и вышла на кухню. Слышно было, как она раздраженно гремит там посудой.

Через некоторое время она заглянула в комнату.

– Будешь пить чай?

– Нет, – сказал старик.

– Ты всегда пытаешься спорить, – сказала Эсфирь Наумовна. – Глупо. Очень глупо. В конце концов, все это было уже давно. Семен Гедальевич умер в шестьдесят восьмом.

– Да, – Лазарь Александрович старательно делал вид, что смотрит телевизор. – Я помню, как ты рыдала. И я помню, как ты два месяца ходила в трауре.

– Можно подумать! – повысила голос старуха. – Можно подумать, что ты всю жизнь сам был примерным семьянином. Мне не хватит пальцев, чтобы вспомнить все твои привязанности и симпатии, даже если я разуюсь.

– Но я никогда не выставлял их демонстративно напоказ, – отрезал старик.

– Мог бы уйти тогда, – подумала вслух старуха.

– Когда? – Лазарь Александрович печально улыбнулся. – В пятьдесят втором? И стать участником сионистского и контрреволюционного «Джойнта»? Интересно, сколько бы лет мне пришлось отсидеть в лагере за супружескую неверность? Твой папочка недвусмысленно предупредил меня тогда о последствиях, как он сказал, любого непродуманного шага! Но почему не ушла ты?

– А зачем? – удивилась Эсфирь Наумовна. – Плохо или хорошо, но мы нашу жизнь прожили. И еще неизвестно, что было бы, уйди я от тебя к Семену. Он ведь был женат на дочке второго секретаря обкома. Ты же помнишь Касьяника? Он всегда был решительным мужиком!

– Замолчи, Эсфирь, – сказал старик. – Что меня всегда раздражало, так это твой непроходимый цинизм!

– Ох-ох-ох! – проговорила Эсфирь Наумовна, но все-таки замолчала.

Ближе к ночи она постелила.

– Не кури на ночь, – строго сказала она. – Иначе ты всю ночь будешь кашлять и я, как всегда, не высплюсь. Мне утром в поликлинику идти.

Уже засыпая, Эсфирь Наумовна спросила:

– Лазарь, тебе не кажется, что в доме пахнет газом?

– Я ничего не включал, – сказал старик, и это было чистой правдой. Чайник включала жена, она и забыла про него. А чайник закипел, выплеснулся и затушил конфорку. Поэтому, когда мучающийся бессонницей Лазарь Александрович все-таки встал около двух часов и пошел покурить, газу уже набралось вполне достаточно, и воспламенившаяся спичка сделала свое дело – от взрыва вылетели стекла в соседних домах, а вспышку взрыва заметил даже израильский шпионский спутник «Экзот-244».

Маленькие разногласия всегда ведут к большим недоразумениям, которые обычно заканчиваются только на кладбище.

Они лежат под одним памятником – серым, невзрачным, сделанным из гранитной крошки. Понятное дело, все богатые родственники уже уехали, а оставшиеся бедные не могли поставить роскошное надгробие.

Иногда слышно, как Эсфирь Наумовна укоряет мужа:

– Лазарь! Ну что ты все лежишь и лежишь? Прогулялся бы! Погода какая!

– Ты опять ходила к Семену Гедальевичу? – скрипуче интересуется старик.

– Да нет же, нет! – сердится старуха. – Разве ты забыл, что он на Ворошиловском кладбище лежит? Лазарь, восстань! Весна на улице! Сирень уже вовсю цветет!

Последнее время они ссорятся все реже. Все больше молчат. И это понятно – что ссоры тому, у кого впереди Вечность?