Читать книгу Путь. Книга 1 - Сергей Сироткин - Страница 2

* * *

Вокруг была давящая серая мгла. Она простиралась повсюду, бескрайним, безмолвным и равнодушным отсутствием места, как таковым по своей сути. Эта хмарь разрывала и уничтожала безразличием всех несчастных, кому выпал самый страшный удел – попасть в её объятия. Хотя и этого она не делала. Разрушение происходило само собой. Просто всё, что к ней попадало, исчезало и становилось её неотъемлемой частью, такой же отсутствующей и невозможной. Она занимала чьё-то место, проглатывая некогда существовавшее. И не было ничего. Ни Света, ни Тьмы, ни жизни, ни смерти, лишь то, чьё имя – Пустота, которую нельзя ни насытить, ни заполнить. Потому что нельзя заполнить то, чего нет и быть не может. Кроме как тишиной, такой же душащей и изнывающей, способной соперничать с ней звенящим безмолвием, приводящим любой разум к безумию, которому нет и не может быть предела. Но и тишина была всего лишь её неотъемлемой частью, которая тоже куда-то безвозвратно пропадала.

Всё Сущее здесь находило ужасный конец, растворяясь полностью, без остатка, без шанса сохранить себя в какой-либо форме. В эти беспощадные объятия попадают те, кто не нашёл в себе право на существование, или то, что кануло в прошлое, став ненужной, забытой частью истории жизни. Последнее, что испытывают попавшие в объятия серой мглы – мгновение ужаса, с которым они рождались, предчувствуя неизвестное, и который теперь уничтожает их, медленно растворяя изнутри, предавая забвению. Пустота – последнее пристанище ненужных никому, даже себе…

Это бесконечный мир, если его можно так назвать, без времени и пространства, который есть, и которого нет одновременно. Его «есть» заключается только в том, что в нём ничего нет. Скорее, этот мир – отсутствие чего бы то ни было, но он есть основа основ. На нём стоят и Хаос, и Тьма, и Свет. Повсюду длани этого мира лежат на пульсе всех живущих и на прахе умерших. Мы все принадлежим ему без остатка. Здесь нет места разуму. Поэтому сюда попадают, если таковым уже не являются, даже если всё ещё уверены, что обладают этим самым разумом. Наверное, самое главное заблуждение – считать, что ты есть, когда тебя уже нет. Но что, если ты уже стал частью Пустоты, хоть и не попал пока в её объятия? Нет, не стал! Ты и был ею! Просто ты забыл об этом, поспешив сгинуть и раствориться в бескрайних просторах. Это всепоглощающее нечто и есть лоно, в котором зарождается разум, и, соответственно, находит в нём абсолютную кончину. И не только разум, а всё, что есть или могло быть. Потому что в Пустоте всё появилось, в ней всё и исчезнет.

Об этом я размышляю очень давно, или совсем недавно. Я не знаю, как долго размышляю об этом. Потому как не знаю, откуда взялись мысли, да и сам я? И кто я? Или что я? Что здесь делаю? Если это такое ужасное место, то почему я ощущаю покой и блаженство? Или меня уже нет, а осталось только эхо моего «я», которое постепенно исчезает в бескрайних просторах отсутствия? Быть может, этот мир забыл обо мне и вовсе не замечает заблудшего в нём путника. Как только проскользнула во мне эта мысль, меня почтили вниманием.

– С пробуждением тебя! Ступай! Твоё время настало! – ощутил я голос.

– Кто ты? Кто я? – посыпались из меня вопросы.

– Со временем поймёшь.

И голос исчез так же внезапно, как и появился.

Следующее, что пришлось испытать, было нечто, благодаря которому пришло осознание своего «я». Это была боль. Первая и далеко не последняя. Она сводила с ума, разрывала, но вместе с тем определяла моё существование. Изнутри вырывался то ли крик, то ли рычание, то ли стон. Непонятно, но сотрясающий разум звук явил: я есть!

Я ощутил оболочку, в которую меня заключили. Что-то обволакивало мою сущность и заполняло внутреннюю пустоту. Словно кто-то поил меня, утоляя возникшую жажду, и питьём была сама жизнь. Откуда я знал о жизни? Не знаю. Но знания приходили вместе с первой болью. И чем больше жизнь вливалась в мою сущность, тем лучше мне становилось, и боль отступала. Я обретал новую суть. Суть воли, силы, ярости и многого другого, с чем придётся познакомиться в будущем.

Вместе с тем пришло понимание, что всё пронизывающее и окружающее меня есть моё начало, и имя ему – Тьма. Ей было не менее больно, чем мне. Я чувствовал, как, порождая меня, моя боль становилась её болью, которую она поглощала и вынуждена была разделить со мной, своим сыном. Она любила меня, но почему-то боялась, будто не желала моего появления и сопротивлялась ему. Нет! Я чувствовал, как она сильно хотела моего рождения, будто моей обязанностью было спасти её, и она возлагала на меня все надежды. Просто её страх был из-за того, что мне могут причинить вред. И она не хотела, чтобы я обретал жизнь именно сейчас, словно какое-то зло затаилось неподалёку и наблюдало за моим рождением. Но кто наблюдатель?

Разобраться в этом не получилось, так как сила, выталкивающая меня в жизнь, взяла верх. Теплота, исходящая от порождающей меня сущности, была искренней, заботливой и полной нежности. Тьма была моим оплотом в первые мгновения жизни. В её лоне я ощущал себя в безопасности, но звенящее в ней чувство тревоги за моё будущее заразило беспокойством и меня. Она дарила мне осознание существования. Накопленные и хранящиеся в ней знания были материнским молоком, которым она поила новорождённого сына. И я жадно впитывал его, чтобы жить.

Тьма начала вливать питьё безудержным напором, будто боялась, что нас разлучат, и она не успеет меня накормить. В какое-то мгновение показалось, что я не выдержу такой объём информации и просто сойду с ума. Но в следующий миг поток прекратился, будто его прервали извне. Любящая, кормящая сущность отстранилась и исчезла, пропав в неведомых глубинах. Я остался один, незащищённый и беспомощный. Через мгновение я вздрогнул, услышав первое слово в жизни:

– Здравствуй!

Это слово вонзилось в голову, сотрясая тело. Тело! У меня есть тело, и я чувствую его! Вот что меня обволакивало! Я поднял руки и осмотрел их. Затем туловище, к которому они прикреплены. Я осторожно пошевелил ногами. За моей спиной было что-то ещё, огромное, наполненное силой. Это были крылья. Своим желанием я заставил двигаться их. Именно они позволяли мне находиться на месте, а не безвольно плыть в пространствах Тьмы, которая была, как я запомнил, породившей меня матерью. Определения сами всплывали в разуме, и я с лёгкостью осознавал всё, что меня окружало, и с чем сталкивался.

Осмотрев себя, я обнаружил, что моя ипостась была такой же чёрной, как и окружающая меня среда. Но совершенно другой, чем та хмарь, из которой я пришёл. Холод приятно пронизывал, давая возможность ощущать тело. Я прислушался к нему и почувствовал в себе жизнь. Как же приятно чувствовать!

– Здравствуй!

Вздрогнув, я снова услышал слово, смысл которого понял. Но, не найдя в сознании ничего другого, как повторить, ответил:

– Здравствуй! Кто я?

– Он тебе не сказал? – почувствовал я насмешку. – Ты – демон, мой сын.

Звучавший голос был каким-то чужим и нёс в себе скрытую угрозу. Но, не обращая внимания на предчувствие опасности, я оставался на месте и вновь спросил обладателя голоса:

– Что значит «демон» и кто этот «он»?

– Демоны – мои порождения. Всего их девять первородных. Ты десятый. А вот кто он – я толком не знаю. Только догадываюсь. Он есть за кромкой Сущего, состоящего из Хаоса, Тьмы и Света. Ты пришёл именно оттуда, поэтому должен о нём знать больше, чем я.

– А ты кто?

– Я твоя мать, Тьма, – услышал я ответ и усомнился в его искренности. – Но довольно вопросов. Отдохни. Я чувствую, что боль полностью не оставила тебя. Набирайся сил. Они тебе понадобятся.

Та, что назвалась моей матерью, исчезла, и чувство тревоги, закравшееся в меня при рождении, развеялось. Я осмотрелся и увидел под собой иссиня-чёрные скалы, простирающиеся вокруг бесконечным каменным ковром. От некоторых исходило лёгкое красное свечение. Видимо, под ними что-то текло, настолько яркое, что свечение вырывалось наружу. Склоны скал усыпаны какими-то живыми существами, постоянно снующими из стороны в сторону, не находя себе места. Угрозы от них я не чувствовал, и, заметив недалеко от себя плато, медленно на него опустился, сложив крылья.

Ногами я ощутил прохладу и жёсткость поверхности, твёрдой и неприступной. В стопы ног приятно вонзились острыми краями небольшие камни, которыми была усыпана вся твердь окружающего меня мира. Я взмахнул крыльями, и образовавшиеся вихри подбросили камни вверх. Тело сразу испытало множество уколов и лёгких ударов. По мне пробежала дрожь, благодаря которой чувствовалась каждая частичка тела, отозвавшаяся в голове небольшой вспышкой. Я соединил перед собой ладони, поймав несколько падающих камней. Потерев руками, они раздробились, превратившись в песок. Я сделал первый шаг, затем второй. Мышцы тела напряглись, и кровь по жилам потекла быстрее, заставляя меня жить. Ходьба доставляла удовольствие, давалась весьма уверенно и легко, словно для меня это было не в новинку. Во время движения я знакомился с телом, каждой его мышцей, органом. Ни с чем не сравнимые впечатления! Так я и ходил: то по кругу, то пересекая плато поперёк, не в силах насладиться моментом начала жизни.

Сновавшие по всей округе существа затихли, и, застыв на скалах, внимательно следили за моими перемещениями. Кроме любопытства, я в них ничего не чувствовал, поэтому, не обращая внимания, продолжал ходить из стороны в сторону, полностью поглощённый этим занятием. Но вскоре силы стали меня оставлять. Ноги слегка подкашивались, и от нахлынувшей усталости я лёг, укрывшись крыльями. В меня бурным потоком вновь полились остальные знания и сила. Сила Тьмы, которую я не успел впитать при рождении. Я расслабился, и, закрыв глаза, сразу провалился в забытье, уснув первым и, как потом оказалось, последним сном в жизни.

* * *

Я летел, и полёт дарил мне безграничную свободу. Крылья несли меня сквозь миры, в бесконечность вселенных. Я не мог насытиться полётом, в котором становился самим собой. Лёгкость и безмятежность переполняли меня. Словно ветер, я проносился меж звёзд, то, набирая бешеную скорость, от которой захватывало дух, то замирал, зачарованный новыми открывающимися пейзажами неизвестных миров. Буйство красок, контрастов различных реальностей, будоражили меня, заставляя лететь всё дальше и дальше, в надежде увидеть что-то ещё более красивое и необычное, чем я успел запечатлеть в сознании. Миры сменяли друг друга, являя неповторимость и загадочность. Разнообразие форм и очертаний их плоти заставляли всякий раз замедлять полёт, маня неизвестностью и в то же время открытостью, словно ненавязчиво приглашали в гости. Но неутолимое любопытство влекло меня вдаль, и я успевал лишь слегка прикоснуться к проплывающим реальностям.

С каждым прикосновением в меня вливались бурным потоком силы этих миров, и, казалось, не было ничего, что могло бы прервать полёт… Но я ошибался. Неожиданно вместе с вливающимися силами в меня начали закрадываться боль, страдания и горе, переполняющие вселенные. Восторг и наслаждение резко сменились печалью. Она вползала в мою сущность жгучей отравой. Я отчётливо услышал крики и стоны замученных душ, отчего остановился и замер, не в силах продолжить полёт. Страдания мучеников этих миров принялись терзать мне душу, а их голоса, полные отчаяния, просто разрывали разум. Бесчисленная толпа всевозможных тварей Сущего предстала видением перед глазами, заполняя пространство вокруг меня. Они стояли и молча смотрели мне в душу. Я ощущал каждый взгляд, в котором горела надежда на спасение. Её огонь обжигал нетерпением и бессилием терпеть несправедливые наказания настолько сильно, что я зажмурился и попытался закрыться, исчезнуть, лишь бы избавиться от пытки, которой мученики меня подвергли. Но тщетно. Окружившие меня души кричали, прорывая пространство и время. Я чувствовал, что все кричащие невиновны. Казалось, достаточно ещё одной несправедливо осуждённой душе присоединиться к обезумевшей от страданий толпе, и чаша терпения Сущего переполнится, заставив ткань реальностей рваться, ввергая всё живое в Пустоту. Мысль от этого обратила меня в ужас, и захотелось убить всех, кто осмелился раскачивать весы равновесия.

Впервые в жизни меня захлестнул гнев и стал давить, заставляя поддаться инстинкту демона. Я оглянулся в поисках жертвы, но никого рядом не было. Даже видение замученной толпы невиновных мучеников растаяло. От неудовлетворённости я зарычал, сотрясая пространство. Но вдруг гнев исчез, так же стремительно, как и появился. Я почувствовал душой лёгкое прикосновение. Именно оно вырвало меня из объятий ярости. Я мысленно потянулся к тому, кто прикоснулся к моей душе и обнаружил, что это был мир. Из всех стонущих вместилищ жизни он выделялся больше остальных. Его беды эхом разносились дальше, по другим мирам, усиливая их собственную боль. Я пригляделся к нему и обнаружил, что он находится в центре всех реальностей, которые были переплетены, словно нити паутины, и центр её находился в этом истерзанном мире. Он неимоверно страдал от разрывающей его плоть боли невинных мучеников, но терпел. Во мне появилась уверенность, что я пришёл сюда именно из-за него. «Мир Богов» – чётко прояснилось в моём разуме имя этой части Сущего. Кто дал миру такое имя? Скорее всего, тот, кто его создал. Быть может, в следующее мгновение я бы увидел сотворившего этот мир, но меня отвлёк сгусток красного света, который стремительно нёсся сквозь Тьму.

Приглядевшись, я различил в нём летящего демона. Было видно, как от него обращались в бегство все твари, попадающиеся ему на пути. Он продолжал полёт, не обращая на них никакого внимания. Оказавшись над плато, среди иссиня-чёрных скал, демон на мгновение завис, и, заложив вираж, виртуозно приземлился. Перед ним лежал другой, спящий демон, который сливался с окружающим пейзажем, потому как был таким же, как смоль, чёрным, и укрыт своими же перепончато-костяными крыльями.

– Проснись, брат! – услышал я сквозь сон, и мгновенно ощутил ипостась того самого, лежащего на плато, демона.

Я открыл глаза и увидел перед собой стоящего исполина. От него исходило багровое свечение, которое освещало окрестности живописных скал, облепленных какими-то крылатыми существами. «Бесы» – всплыло их название в голове. Но всё моё внимание было приковано к колоссально-огромному существу. Больше всего впечатляла мощь, исходящая от него. Казалось, нет ничего, что бы он не смог сокрушить, причём не прилагая особых усилий. Своим величием он завораживал и вызывал трепет. В его глазницах полыхал огонь, который, наверное, мог испепелить всё вставшее у него на пути. Его взгляд пронизывал насквозь. Создавалось ощущение, что, посмотрев на тебя, или скорее в тебя, для него уже не было никаких секретов, и он знал о тебе всё, что скрывалось в самых тёмных закоулках души. Тело его состояло из огненной лавы, которая переливалась, создавая формы мышц. Видимо, той самой, которая текла под некоторыми скалами мира, вырываясь свечением наружу. За спиной зияли ещё больших размеров, чем он сам, крылья. Они излучали яркий жёлто-красный свет. Свет клонящейся к закату звезды.

– Меня зовут Вельзевул, – представился исполин, обжигая дыханием. – Я – хозяин ада и твой брат. Как твоё имя?

– Демон, – представился я, и в ответ был оглушён раскатистым хохотом.

– Демон – это суть, а не имя. Я ведь тоже демон, – объяснил исполин, закончив смеяться.

– Тогда у меня нет имени, хотя имя «Демон» мне нравится.

– Ну, что ж, будь Демоном, раз тебе нравится, – ухмыльнулся Вельзевул. – С рождением тебя! Я буду твоим наставником. А потому приглашаю тебя к себе домой. Тебе там, надеюсь, понравится.

Встав на ноги, я обнаружил, что Вельзевул не такой уж и огромный. Я был с ним практически одного роста. «Наверное, я тоже таких же впечатляющих размеров», – сделал я молча вывод, так как бесы на скалах были намного меньше нас с хозяином ада. Хотя по сравнению с миром, в котором мы находились, мы все были ничтожно малы.

– Я тоже надеюсь, что мне у тебя понравится. А что такое дом? – спросил я, и, оттолкнувшись от плато, полетел за обретённым братом.

– Это твой мир, где тебя любят и ждут. Со временем ты это познаешь. Лети за мной, не отставай.

Крыльями махать не приходилось. Они послушно несли меня в соответствии с желанием. Мне надо было лишь подумать о направлении и скорости полёта. Казалось, прикажи им лететь настолько быстро, как только возможно, и я окажусь через мгновение на краю Тьмы. С каждым мигом полёта я всё больше чувствовал мощь, заключённую в крыльях. Они были неотъемлемой частью моей ипостаси, и заключали в себе всю мою жизненную силу, утратив которую, я сразу обрёл бы вечный покой. Именно через них я питался необходимой для жизни энергией, наполняющей всё Сущее. Скользя по потокам различных сил, крылья давали возможность перемещаться, причём с немыслимой скоростью.

Вельзевул совершил движение рукой, словно от чего-то отмахнулся, и перед нами расступились вселенные. Через образовавшийся тоннель мы полетели вниз, как мне показалось, на дно Тьмы, что меня породила. Мимо проносились мириады пространств с причудливыми формами и красками, каждое из которых было неповторимым и особенным. Они были совершенно разными, и даже на толику не походили друг на друга. Как снежинки во время снегопада, они кружились вокруг меня, и их причудливый танец завораживал. Хотелось пуститься в пляс вместе с ними, и, остановившись, я прервал полёт.

Круговерть пространств исчезла. Предо мной плавно разворачивалась разноцветная туманность, состоящая из множества светящихся искр. Её цвета были яркими, но переходили друг в друга плавно, местами размываясь в тёмные пятна. Казалось, что разноцветное нечто прямо передо мной, и я могу прикоснуться к нему.

Я протянул руку и обнаружил, что туманность на самом деле дальше. Тогда я попытался приблизиться к ней, стараясь дотянуться до искр руками. Я двигался, как мне казалось, быстро, но дотронуться и ощутить это нечто никак не мог. Наверное, так бы я и летел неизвестно сколько времени, если бы Вельзевул не остановил меня, схватив за плечо.

– Это множество миров, к которому ты устремился, находится очень далеко, – объяснил он. – Чтобы их достичь, надо воспользоваться крыльями для мгновенного перемещения, иначе тебе и вечности не хватит.

Я молчал, заворожённый красотой увиденного зрелища, не зная, что говорить. Огненный демон терпеливо ждал, когда я оторву взгляд от туманности и обращу на него внимание.

– И как воспользоваться крыльями для мгновенного перемещения? – спросил я.

– Так же, как мы сейчас пытаемся добраться до моего дома. Я потом объясню, – ответил Вельзевул и повлёк меня за собой.

Я послушно повиновался, но всё равно оборачивался на манящую красотой туманность. Перед нами вновь образовался тоннель, и, нырнув в него, мы продолжили путь.

Снова пляска вселенных стала кружить голову, но на этот раз Вельзевул крепко держал меня за руку, не давая вынырнуть из тоннеля и опять потеряться. Правда, я уже и не пытался. Расслабившись, моё болтающееся тело влачилось за братом, а я тем временем наслаждался пробегающими предо мной с огромной скоростью картинами вселенных, через которые лежал наш путь. От быстрого перемещения зрение расслабилось, и я видел только размытую, пестрящую яркими цветами полосу, в которой начал теряться от нахлынувшего головокружения.

Мы остановились внезапно, и я ощутил такой жар, что, казалось, он выжигает меня изнутри. Головокружение мигом прекратилось. Вельзевул отпустил меня, давая понять, что мы прибыли. Я принял вертикальное положение относительно мира, в котором находился, и окинул его взглядом. Это было Пекло. Сверху и снизу простирались бескрайние просторы лавы. Мы находились между двумя огненными океанами, посреди чьих безбрежных ярко-оранжевых мерно текущих масс раскинулись длинные скальные гряды. Они напоминали острые клыки пасти чудовища, спрятавшегося в огненных потоках лавы. Казалось, скалы медленно тают, и должны вот-вот исчезнуть в лениво облизывающих языках пламени. Но они крепко стояли на месте, являясь остовом плоти этого полыхающего, как мне показалось, зеркального мира. Некоторое время я привыкал к окружающей меня огненной среде. Моё тело достаточно быстро адаптировалось, и спустя каких-то несколько мгновений я почувствовал себя вполне уютно.

Вельзевул спикировал вниз, и, набирая бешеную скорость, полетел, огибая рельеф скальной гряды. Я устремился вслед за ним, и, лавируя между каменных клыков, влетел в прорубленный в скале огромный вход. Он напоминал ровную симметричную щель. Казалось, её пробили одним сокрушительным ударом при помощи неведомого оружия. Пролетев по проходу, обтекаемому всё той же лавой, я приземлился на твердь, впервые оказавшись в огненном зале жилища моего брата.

Предо мной открылся поражающий масштабами и красками интерьер логова хозяина ада. Зал был огромных размеров. Всё здесь полыхало всепоглощающим огнём. Лава была повсюду, она перетекала из самой в себя, создавая причудливые формы, облизывая острые грани багровых скал. Окружающее пространство было наполнено всевозможными оттенками двух цветов: красного и жёлтого, которые переплетались снова и снова, порождая немыслимые, ослепляющие световые картины. Цветовая феерия кружила голову, и казалось, что ты начинаешь растворяться в ней. Стоя на краю торчащей скалы, я зачерпнул немного лавы в руки и в ответ она начала обволакивать меня, словно ещё одной плотью. Первая мысль, возникшая в моём сознании, что сейчас огненная масса сожжёт и обратит моё тело в пепел, но что-то подсказало мне расслабиться и отдаться ей. Бросив сопротивляться, я почувствовал не обжигающий жар, а тепло. И чем больше я расслаблялся, тем приятней мне становилось в объятиях лавы, превращаясь в огненный кокон. Моё тело слилось с огненной сутью материи. Мы сплелись, словно любовники, и ко мне пришло осознание, что лава есть кровь Тьмы. По своим руслам, как по артериям, пронизывая всю тёмную сущность, она несла потоки бурлящей жизни. Эта кипящая масса проникала в каждую мельчайшую частицу моей ипостаси, полностью заполняя её пустоту. Я отдался пламенной страсти весь, без остатка, и желал в тот момент лишь одного: чтобы блаженство не прекращалось. Лава массировала тело настолько заботливо и бережно, что я начал проваливаться в забытье. И, наверное, окончательно потерял бы сознание, если бы не сотрясающий пространство голос Вельзевула.

– Ну, довольно! – с ноткой ревности и удивления произнёс мой брат, садящийся на огненный трон посреди зала. – Впервые вижу, чтобы лава кому-то, кроме меня, доставляла столько удовольствия вместо страданий.

«Страданий?» – молча удивился я и оглянулся. Действительно, окинув взором мир, я увидел, что все находящиеся здесь неимоверно страдают от обжигающих прикосновений. Мой взгляд невероятным образом был вездесущим и проникал во все уголки реальности. Все существа были без плоти, в виде прозрачных бестелесных материй, так как их тела мгновенно превращались в прах, попадая в пекло. Каждый пытался вырваться из объятий пламени, но лишь утопал в них ещё больше. Крики мучеников переполняли дом Вельзевула, но тут же растворялись, будто их и не было. Видимо, Вельзевул обманул, сказав, что дом – это мир, где тебя любят и ждут. Потому что здесь места для любви не было. Все безнадёжно ждали одного – прекращения страданий, которые были бесконечными, и, судя по крикам, постоянно усиливающимися.

– За что они так страдают? – спросил я.

– Это преступники со всех миров, которые попрали законы богов. Теперь они будут мучаться до тех пор, пока не получат прощения.

– Кто эти «боги»?

– Сильнейшие существа, рождённые мирами, – ответил хозяин ада.

Я смотрел на мучеников и почему-то их страдания вызывали во мне участие. Болью обречённых было пропитано всё вокруг, но именно этой болью и питался ад. Он был весьма прожорлив и неразборчив в пище. Главное для него было то, чтобы боль не кончалась. И конца ей не предвиделось, так как новые жертвы прибывали нескончаемым потоком через огромное жерло, которое являлось конечным пунктом системы порталов из бесчисленного множества вселенных. Часть прибывших «гостей» сразу попадала в объятия лавы, остальные пропадали в огромной пропасти среди бескрайнего океана огненной массы. Ввергнутых в ад было так много, словно миры порождали существ только для того, чтобы, вырастив их, бросить сюда на растерзание.

– Вельзевул, позволь мне осмотреть твой мир, – попросил я.

На самом деле я хотел удалиться, чтобы не показывать брату непонятно откуда взявшееся сострадание к несчастным, которых терзали неимоверные муки.

– Да, конечно. Чувствуй себя, как дома, – искренне улыбнулся брат.

Вынырнув из объятий огненной массы, я взлетел и покинул пещеру. Обогнув скалы, я вскоре летел между полыхающими океанами огня. Я летел туда, откуда доносились стоны и чувствовались неимоверные страдания. Через некоторое время я остановился, зависнув над огромной пропастью, у которой, казалось, не было дна.

К бездне подо мной текли потоки лавы, неся в себе души обречённых, которые затем падали вниз, где мгновенно исчезали. «Круги ада» – всплыло в сознании название пропасти. Они состояли из множества уровней, в которых каждый мученик находил своё наказание, и я решил как можно больше увидеть в этом жилище страданий. Не знаю, долго ли я летал по верхним кругам ада, но многообразие изощрённых пыток и наказаний заставляло отдать должное их изобретателям. Здесь был и разъедающий мрак, в котором медленно растворяли мучеников, а затем снова возрождали, и было непонятно, что больнее. И ямы забвения, где обречённые постепенно сходили с ума в одиночестве и беспамятстве, утрачивая остатки личности.

Раскинулась бескрайняя равнина насаженных на пики узников, чьи стоны звучали в унисон и сотрясали пространство уровня. Кишели непонятные твари, состоящие из одних пастей, пожирающих обречённых, которые находились в неподвижных телах и испытывали жуткие муки, не в состоянии не только убежать или скрыться, а даже шелохнуться. Причём пожирающие твари испытывали не меньшие страдания от неспособности насытиться, так как жертвы вываливались из распоротых брюшин, и всё повторялось заново.

На другом уровне перекатывались клубки из немыслимо переплетённых тел, истязающих друг друга различными орудиями пыток, основными из которых были плети с крюками на концах. Наносившего удар мученика на мгновение боль отпускала, так как переходила его жертве. Соответственно той ничего не оставалось, как нанести ответный удар, чтобы освободиться от приобретённой боли. Так, не переставая истязать друг друга, мученики и наказывали сами себя.

Недалеко от них стояли ровным строем несчастные, отрубающие себе головы, которые сразу же заново прирастали. Их руки словно жили отдельно от тел. Как бы обречённые ни умоляли о пощаде, безжалостные длани не слушались, и головы падали вновь, чтобы через мгновение прирасти. Целый круг ада представлял собой единый пласт гниющей плоти. В нём утопали обречённые души, пытающиеся выкарабкаться за счёт других, но все их попытки были тщетны, так как каждый пытался вылезти сам, утопив тонущего рядом соседа. Многие из мучеников, увидев меня, начали тянуть руки, в надежде, что я их освобожу. Я приблизился ближе, но они почему-то в ужасе начали карабкаться друг по другу в обратную сторону, утопая ещё больше. Удивлённый их реакцией, я поспешил удалиться прочь.

Основой практически всех наказаний была плоть, в которую насильно заключались души, и через неё испытывали ни с чем не сравнимую боль. Именно тела были клетками для пыток и истязаний, в которых обречённые постепенно превращались в безумцев, утрачивая собственное «я».

Спустившись несколькими уровнями ниже, моё внимание привлекла каменная аллея, по бокам которой стояли статуи, выглядевшие, как живые. Она извивалась подобно змею, и затем терялась в бесконечности. Статуи представляли собой различных существ из множества миров. Все их позы были разными, но в каждой читалась обречённость и немыслимая боль, с которой мученикам предстояло прозябать вечность. Вечность, заключённую в каждом мгновении, где они безвозвратно терялись. В их лицах читалось желание что-то сказать, а скорее, необходимость кричать от поглощающего их ужаса, но они не могли. Наверное, эта невозможность и была их наказанием. Только здесь, видя застывших и потерявшихся в своём внутреннем пространстве мучеников, не способных не то чтобы поговорить с кем-то, но даже издать стон от одолевающей тоски, понимаешь бессмысленность времени и его бесценность. Окунувшись в эти страдания, осознаёшь, что мгновение и есть вечность.

Опустившись на твердь уровня, я медленно пошёл вдоль застывших фигур. Я был уверен, что иду мимо тех самых мучеников, чьи души кричали в моём видении. Я подошёл к одному из окаменевших существ. Оно было высоким и стройным, стоящим на двух ногах. Голова была с высоким лбом и большими, без зрачков, глазами. На руках только по три пальца. Существо как бы закрывалось руками от чего-то, но выражение лица говорило о невозмутимости. Я дотронулся до его руки и резко отпрянул. Каменное изваяние было живым, а переполняющий его ужас, ударивший меня настолько остро и сильно, обжигал так, что из меня вырвался стон. Этот импульс боли открыл предо мной мир, в котором он жил. В нём он был творцом. Что-то постоянно придумывал и изобретал. Но однажды его творение могло бросить вызов богу того мира, в котором он жил. За это несчастного и сослали отбывать столь жуткое наказание.

Я настолько проникся к страданиям и тоске мученика, что не знаю, сколько простоял, глядя в его глаза. Как вдруг за спиной почувствовал чьё-то приближение и обернулся. Ко мне, извиваясь в пространстве, плавно приближалось нечто длинное, покрытое иссиня-чёрной чешуей. В сознании всплыло название этого нечто: дракон. Его лапы с внушительного размера когтями были прижаты вдоль тела. Гладкие перепончатые крылья немного расправились и неподвижно застыли. Пасть дракона была слегка приоткрыта. Из неё виднелись впечатляющие клыки. Но главной его особенностью были глаза. Как две бездонные пропасти, они олицетворяли саму Тьму. От взгляда холодело внутри. Остановившись, он замер и пристально посмотрел прямо на меня. На миг мне показалось, что в его глазницах что-то вспыхнуло и сразу потухло.

И со вспышкой создалось впечатление, будто каждая частичка моей ипостаси начала застывать, превращаясь в камень. Сознание хотело закрыть глаза или хотя бы смотреть в другую сторону. Силы стремительно таяли, будто их кто-то высасывал, и не было возможности даже прикрыть веки. В следующее мгновение внутри меня что-то взорвалось, и я ощутил невероятный жар. Это была лава, которая, наверное, после знакомства с ней каким-то образом стала неотъемлемой частью моей плоти. Мои глазницы наполнились пламенем, и из меня вырвался такой мощный рёв, что я сам вздрогнул от неожиданности.

Дракон отстранился прочь, внимательно меня осмотрел, только уже другим взглядом, и поспешил удалиться, поняв, наверное, что я не его жертва. Также плавно, как ни в чём не бывало, он поплыл дальше, вдоль аллеи каменных творений, которая убегала вдаль. Туда, где должен был находиться горизонт, но которого не было, да и не могло быть по причине бесконечности каждого круга ада. Я поспешил в противоположную сторону, подальше от этого места.

В дальнейшем я старался не приближаться к местам наказаний и наблюдал за ними на расстоянии, так как встреча с драконом Тьмы поубавила у меня сил. Они, конечно, быстро восстанавливались, благодаря лаве, которая была, как бездонная пропасть энергии, но терять их снова желания не возникало. Летая по кругам ада, я всё безразличней стал воспринимать чужую боль и со временем вовсе потерял интерес к всевозможным наказаниям, погружаясь в раздумья.

Столько мук и страданий по велению разума, чья ипостась оказалась сильней. И только! Разве, преступив закон, написанный кем-то, подобным тебе, но всего лишь сильным, является таким преступлением, за которое ты должен страдать и выносить столь ужасные муки вечно? И вообще, является ли преступлением твой поступок? Законы мира имеет право писать лишь тот, кто сотворил этот мир, и больше никто. Но если Создатель мира и не собирался писать закон, оставив этот удел самим жителям? Тогда понятно, почему они написаны самыми сильными существами миров. Ведь главный постулат при таком подходе – кто сильней, тот и прав. Остается лишь поставить под сомнение справедливость сильнейших богов. Могли же найтись боги, недостойные власти, что завладели ею только для того, чтобы править в угоду себе и во вред миру.

Взять это окаменевшее существо с его творением. Оно ведь не собиралось бросать вызов правящему богу. И только страх бога перед потерей власти стал причиной наказания несчастного.

Неспособность созданных законов соответствовать справедливости, которая и сохраняет равновесие, неизбежно приговаривает мир к уничтожению. Наверное, именно поэтому я чувствовал во сне боль миров, которые связаны между собой прочными нитями. Вся боль от страданий несправедливо осуждённых и обречённых на вечные муки в огненном мире. Наверное, необходимость возмездия за совершённое должна быть, и такое место, как ад, действительно нужно, но мученики должны быть наказаны беспристрастно. Иначе какой прок от многообразия истязательств? Да и вообще от царства мук и страданий, во главе которого воссел мой могучий брат.

Размышляя об этом мире, я вдруг усомнился, что эти мысли принадлежат мне. Уж больно легко и гладко они текли в сознании, приводя к выводу о несправедливости существующей системы наказания, словно их кто-то вложил в меня. Но, возможно, знаний, вложенных в меня Тьмой, было вполне достаточно, чтобы прийти к таким выводам. Не доверять матери я не мог. Причём, я вполне отчётливо чувствовал правоту выводов, и поэтому, отмахнувшись от закравшихся сомнений, решил возвратиться к Вельзевулу.

Всё сотворённое в огненном мире, да и он сам, питалось болью и страданиями, исходящими от обречённых. Ад, который не мог насытить свою прожорливую утробу, становился всё сильнее. Вельзевула вполне устраивало такое обстоятельство дел, и всё, чем он занимался, как я думаю, так это наслаждением силой, вливающейся в него через лаву, которая являлась ему плотью. Но всё же он был чем-то недоволен и старался скрывать недовольство. Я это чувствовал, находясь даже на расстоянии от него. Огненный мир был пропитан скрытым недовольством хозяина. Поэтому, возвратившись обратно в огненный зал, я позволил себе расспросить об этом брата.

– Вельзевул! – обратился я к нему, как только влетел в полыхающие огнём покои.

– Наконец-то объявился! – вскрикнул он, показывая недовольство. – Ты где пропадал?

– Почему пропадал? – смутился я, опустившись на твердь скалы, торчавшей посреди огненного зала.

– Тебя долго не было.

– Наверное, увлёкся кругами ада.

– Так я и думал, – успокоился он и сел на огненный трон. – В аду нет времени, поэтому наказания мучеников вечны.

Вельзевул внимательно посмотрел на меня, и, видимо, заметив, что меня терзает какой-то вопрос, произнёс:

– Спрашивай.

– Что тебя тревожит?

– С чего ты взял, что меня может что-то тревожить? – удивлённо спросил хозяин ада и насторожился.

– Твой бескрайний мир с каждой новой болью, испытываемой обречёнными, становится мощнее, а вместе с ним растёт и твоя сила, но я чувствую, как ад пропитан твоим недовольством. Поделись им со мной.

– А ты проницателен, Демон, – неторопливо начал он. – Зришь в корень! Ну что ж, изволь. Окинь взором весь мой мир, проникни в его суть.

Я последовал его совету и инстинктивно попытался раствориться в этом месте, став его частью. И, на удивление, мне это очень легко удалось. Казалось, я стал миром и смог оказаться в каждом его уголке. Я стал испытывать все его волнения и вибрации. Через меня полилась вся сила, образующаяся от боли и мук наказанных. Но вместе с этим в меня забрался некий дискомфорт, который превращался в раздражение, а затем в какой-то невыносимый внутренний зуд. И зудом была тревога, которую испытывает жертва перед неизбежным концом.

– Чувствуешь?! – продолжил Вельзевул. – Тревога, которую ты сейчас испытываешь, принадлежит не тварям со всего Сущего, сосланным на вечные муки, а мирам, из которых они прибыли. Это из-за того, что не все мученики в аду являются действительно виновными. Так зачем они тогда здесь? Мне такие страдальцы не нужны. Я устал от них. А больше всего от терзающего меня предчувствия неизбежно грядущей катастрофы. Видите ли, боги Сущего решили всех якобы провинившихся ссылать на перевоспитание сюда! А то, что из-за их необдуманных приговоров начинают раскачиваться весы равновесия, и Сущее приближается к возможному разрушению – им плевать! Ну, а я вроде как надсмотрщик, начальник по пыткам, и удел этот мне не по нраву, – он нахмурился, и в его глазах огонь вспыхнул ещё ярче. – Основная масса обречённых здесь всего лишь перешла кому-то дорогу. Вот, возьми хотя бы этого воина, – Вельзевул указал на окаменевшее изваяние в доспехах из той самой аллеи каменных статуй, – он всего-навсего бросил вызов какому-то доморощенному божку, который измывался над его собратьями для развлечения. Итог – он здесь каменный, из-за закона, гласящего, что боги в мирах непререкаемы в своих решениях для порядка. Какого порядка и кому он нужен?! Непонятно! Хотя понятно только ему, главе совета. Ведь эти божки – оплот его власти во вселенных.

– Что за глава? – перебил я хозяина ада.

– Да! – махнул он рукой. – Есть такой в Свете, имя ему Световид. Он у них верховный бог. Может, ещё познакомишься.

– Свет? Что это? – услышал я что-то знакомое, о чём я знал, но всё же решил спросить о нём Вельзевула.

– В Сущем он является противовесом Тьме.

– Где он? Как его увидеть?

– Эта сущность враждебна для нас, ведь мы порождения Тьмы. Мы боремся с ним и с его тварями, а он с нами. Таков закон мироздания.

– Кто создал этот закон? – не унимался я. – И почему мы не можем жить в Свете?

– Потому что мы другой природы, – начал раздражаться от моей назойливости Вельзевул, и как мне показалось, в обители стало ещё жарче. – А создал его тот, кто породил Тьму, Свет, Хаос, в общем, всё Сущее. Имя этому высшему разуму – Творец.

– Хаос? – невольно произнёс я, но отбросил мысль об этой сущности, так как был поглощён вопросом о Свете. – И всё же я хочу увидеть Свет! – приблизился я к Вельзевулу, пытаясь узнать как можно больше об этой сущности.

Я чувствовал, что обязан в ней побывать. Правда, не знал, зачем.

– Тебе ещё рано! Ты слаб и не набрался ни сил, ни опыта. Эти смотрины на Свет могут для тебя плохо закончиться! – жёстко ответил мне брат.

– Но я не собираюсь ничего предпринимать. Моё желание всего-то – посмотреть, – не унимался я.

– Да пожалуйста! Дело твоё! Я тебя предупредил. Ответственность я с себя снимаю, – раздражённо рыкнул Вельзевул, и огненные языки пламени взметнулись из лавы.

– Я сам несу за себя ответственность! – подытожил я. Любопытство брало надо мной верх, и мне уже не терпелось отправиться в Свет. – Укажи только путь!

– Твои крылья дают тебе возможность безгранично перемещаться во всём Сущем, – с недовольством объяснил он. – Подумай о том месте, где бы ты хотел оказаться, и крылья тебя туда доставят. Прислушайся к себе, всё это уже в тебя заложено с рождения.

– Спасибо! Не гневайся.

– Ступай, – несколько подозрительно улыбнулся на прощание повелитель ада.

На этой ноте я и покинул Вельзевула в его огненной обители мук и страданий.

* * *

Мать, подарившая жизнь… В ней заключено всё то драгоценное для души каждого, что он должен хранить и беречь на протяжении всей жизни, которую она щедро подарила. Чувство благодарности к этой святыне даёт возможность правильно выбрать путь и идти по нему сквозь преграды сомнений, неудач и порождаемых пороками искушений, что постоянно заставляют отвернуться от предназначения быть тем, кем она тебя родила. Это та первая искра, которая разжигает пламя любви к миру, в котором посчастливилось жить и осознать самого себя. Мать, напоившая жизнью, согревающая теплом и заботой… Сможет ли кто-нибудь отблагодарить её за бесценный подарок? Наверное, нет. И поэтому имя матери обязано свято храниться в каждой душе.

Моей матерью была Тьма. Я летел сквозь её сущность по бескрайним просторам, которым не было предела, и чувствовал в себе её силу: холодную, но оберегающую; всесокрушающую, но способную на ласку; равнодушную, но в моменты одиночества дающую опору и надежду. Тьма была всем для каждого рождённого существа, в которого вдохнула жизнь. Растворившись в ней, я ощущал многообразие населяющих её миры тварей. Одних демонов разных порядков здесь было немыслимое множество, а помимо них здесь обитали драконы, бесы, бестелесные духи и всевозможные монстры. Все они имели свою нишу в иерархии царства Тьмы.

Высшее место занимали первородные девять демонов, одним из которых был Вельзевул. С остальными мне ещё предстояло познакомиться, но я уже чувствовал их грозное присутствие, так как высшие представители Тьмы были вездесущими, что заметно выделяло их из всей тёмной части Сущего. Они могли быть в нескольких местах одновременно, наблюдая за всем происходящим в их бескрайнем царстве. Каждый из них занимал значимую сферу влияния и контроля во всех реальностях Тьмы. Они были некими столпами, на которых и стояла тёмная Прародительница.

Драконы по своей сути являлись тоже порождениями Тьмы, но были хранителями её владений и законов. Некое воинство, следящее за порядком и карающее тех, кто его нарушил. Их всевидящие сущности осматривали все реальности и пространства, подвластные первородным демонам. Контроль они осуществляли незаметно, как бы со стороны, вмешиваясь исключительно при крайней необходимости.

Бесы, которых я уже видел, были представителями бесчисленного народа, заселяющего Тьму, и их можно было наблюдать повсюду. Куда ни кинь взгляд, везде они просто кишели. По сути, бесы являлись паразитами. Вселяясь в тела других существ, ставших слабыми от источивших душу пороков, они медленно начинали поглощать их жизненную силу, и, что самое главное, виртуозно управлять разумом. Порабощённый носитель превращался в послушную марионетку с подавленной волей и становился неспособен принимать самостоятельно никаких решений. Он оказывался в телесном заточении, бессильно наблюдая за поступками, которые совершались доминирующим разумом беса, отчего постепенно утрачивал рассудок, и его духовная сущность умирала. Избавиться от коварных тварей практически невозможно, так как покидали они жертву только в случае её телесной гибели. В иерархии Тьмы бесы занимали низшую ступень из-за неспособности существовать без чужой духовной силы, не потребляя которую они со временем умирали. Потому бесы постоянно рыскали в поисках духовно немощных, неспособных противостоять чужой воле существ.

Бесы были весьма разнообразны внешне, как и их прародители – демоны, которые являлись детьми моих тёмных братьев и сестер. Именно на них первородные правители Тьмы опирались в управлении территориями. В своей основе сущности демонов были агрессивными, полными ярости и жажды убивать. Поэтому задача, ради которой они создавались, была одна: быть послушными и преданными исполнителями воли повелителей. Жестоко карая всех непокорных, демоны обеспечивали незыблемость установленной власти моих ближайших родственников.

Были ещё одни сущности, не столь заметные, но немаловажные. Бестелесные духи еле ощутимым присутствием однозначно являли бессмертие всех существ, которые, умерев, могли снова переродиться, получив ещё один шанс для обретения жизни. Казалось, эти невидимые создания были самим дыханием Тьмы, и, вселяясь в новые, сотворённые тела, продолжали вечное течение жизни. Бесконечным пристанищем духов была Навь, которой безраздельно правил один из девяти первородных демонов. Я чувствовал его взгляд. Посредством сновавших повсюду духов он внимательно следил за мной. Я постарался скрыться от слуг брата, и мне это удалось весьма легко. Моя врождённая способность быть невидимым оказалась весьма кстати. Взгляд брата исчез, оставив меня вновь одного.

Все живущие во Тьме существовали в некоем симбиозе. Каждый являлся пусть небольшой, но значимой частью жизни другого существа. И, возможно, даже сами того не ведая, все тёмные твари каким-либо образом поддерживали жизнь соседа. Кто-то своей плотью, кто-то душой, а некоторые и тем и другим.

Главным отличием порождений Тьмы был уровень разума, который определял порок в тёмной душе, управляющий их помыслами. Поэтому кто-то был горделивым, кто-то алчным, кто-то гневным, а в других умещалось несколько пороков сразу. Как, например, в моём случае, но мои пороки будто спали, и себя никоим образом не проявляли. Эти неотъемлемые частицы тёмных душ были движущей силой каждого живущего во Тьме существа, благодаря которым все твари находили свой удел, занимая миры, реальности и пространства. Некоторые уживались друг с другом, а другие видели смысл в борьбе, уничтожая и завоёвывая собратьев. Но все дети Тьмы жили по закону, основным постулатом которого был: выживает сильнейший. Поэтому слабые существа старались брать верх количеством, хитрые – обманом, сильные – мощью. В общем, кто как мог, так и боролся за существование. Правил пороками, решая судьбы тёмных порождений, также один из первородных демонов. Своим вмешательством он сохранял равновесие между существами, вмешиваясь, когда какой-нибудь вид мог стать доминирующим и уничтожить остальные.

Я достаточно долго летел сквозь Тьму, познавая заселяющих её существ, не заметив, что оказался в совершенно незнакомом месте. Вспомнив о своей цели, я решил проверить: удастся ли мне мгновенное перемещение, о котором говорил Вельзевул. И для проверки решил переместиться туда, где встретился с хозяином ада. Только я подумал об иссиня-чёрных скалах, сквозь камень которых пробивался красный свет лавы, как предо мной образовался тоннель. Я нырнул в него и через некоторое время увидел острые, уже знакомые вершины каменной тверди мира. Укутавшись в крылья, я уселся на пике скалы около того самого плато, где совершил первые шаги и задал себе вопрос: «Какое же моё место в бескрайней сущности, чьё имя – Тьма?»

Вся эта сущность была наполнена жизнью, которая представляла собой одно целое, каждый организм которого являлся нужной, неотъемлемой частью. В противном случае слабый представитель Тьмы, изживший в себе право на жизнь, немедленно уничтожался, и освободившееся место занималось другим, более сильным существом, способным выполнять необходимую функцию. Всё здесь было в некоем порядке, места в котором я не находил, потому как не чувствовал его. Вообще чувства, которыми я был наделён с рождения, были неким компасом в моём бытии. Прислушиваться к ним и с их помощью принимать решения, было вложено в меня тем, кто преследовал какую-то цель, сотворив мою сущность. Это я осознал чётко, как незыблемый постулат. Потому, являясь частью Тьмы, и тем более демоном высшего порядка, я должен был занять свою сферу влияния, но таковой не видел, и, что парадоксально, не чувствовал. Возможно, мне вовсе не было места в царстве моей матери, и потому я его не находил.

Неопределённость давила и окутывала таким отчаянием, что хотелось броситься вниз со скалы, и, разбившись, забыться. Конечно, я понимал, что это не выход, а всего лишь желание трусливо убежать от самого себя, продиктованное отчаянием, но это чувство безысходности погружало меня всё глубже в потёмки души. Именно там, в закоулках бездны, которыми обладают, наверное, все разумные существа, бился родник истины моего рождения, который я, к сожалению, ещё не осознавал. Он мне и подсказал идти дальше, сквозь Тьму, к Свету. Да и голос, который я слышал в Пустоте, не давал покоя. Было необходимо найти ответы на вопросы: «Кто я? Зачем здесь? И кто он, обладатель таинственного голоса, который, наверное, и прислал меня сюда?» Поэтому я решил покинуть Тьму и отправиться в путь.

Сосредоточившись на своих ощущениях, я почувствовал каждую нить своей сущности, и, в частности, крылья за спиной. В них была сосредоточена сила самой Тьмы. Они дарили мне безграничную свободу. Через крылья я почувствовал пути, пересекающие все пространства Тьмы, и те, что вели к Свету, сотворённому в ней противовесом для жизни, которой было суждено рождаться на срезе этих двух столпов Сущего. Подумав о Свете, я увидел слепящую стену, к которой мысленно потянулся, вследствие чего пространство вокруг меня расступилось, образовав тоннель. На мгновение я замер в нерешительности, но мысленно сказав: «Будь, что будет!», поборол её и ринулся по открывшемуся тоннелю с бешеной скоростью.

Не знаю, как быстро я преодолел весь путь сквозь Тьму, но в следующее мгновение подо мной лежала равнина, усыпанная сверкающими камнями. Размеры и формы камней были разнообразными и весьма причудливыми. Причём камни, а точнее, кристаллы, которые теряли прозрачность и свечение, немедленно превращались в тёмные и тусклые валуны, плавно меняя форму. Я опустился на твердь и дотронулся до ближайшего кристалла. Он сразу потух, став иссиня-чёрным и поменяв острые, как лезвия, грани, на обтекаемую поверхность. Посмотрев вдаль, на открывающуюся предо мной панораму, я увидел огромное количество сверкающих кристаллов, которые, как мне показалось, образовывали целые строения с башнями и стенами, похожие на замки. Но не меньшую площадь занимали чёрные скалы и россыпи валунов такого же цвета, один из которых только что был сотворён моим прикосновением.

Обернувшись, я увидел бесконечную стену Тьмы, в которой бесследно исчезал свет, неосторожно падающий от хрустальных замков, кристаллов и ослепляющего столпа Сущего. Это был тот самый Свет, о котором говорил Вельзевул. Противоположная Тьме сущность простиралась параллельно, сливаясь с ней где-то в бесконечности. Я стоял на границе двух вечно борющихся друг с другом столпов, которые то перетекали, то врывались в границы противника. Но именно эта борьба и порождала целые вселенные с бесчисленными мирами, которые можно было увидеть и даже ощутить. Только в этом месте была возможность созерцать феерическое противостояние, захватывающее масштабами и грандиозными баталиями. Борьба Тьмы и Света впечатляла и завораживала. Я чувствовал, как рождаются новые звёзды, и как они умирают, отдавая при этом колоссальные потоки энергии, без которых не было бы многообразия жизни в Сущем. Я стоял посреди колыбели миров.

Наслаждаясь зрелищным спектаклем двух актёров, которыми были Тьма и Свет, я обнаружил, что являюсь не единственным зрителем в этом театре рождения и смерти. Вдали, на уступе прозрачной скалы, восседало существо необычайной красоты. Его тело было словно выточено из сверкающих кристаллов искуснейшим скульптором. Черты лица были безупречны. Глаза светились таким тёплым и умиротворяющим сиянием, что я ощутил в себе покой. Взгляд, которым он смотрел в даль, был самим Светом. Крылья на спине совершенного творения были пепельного цвета, который образовывался за счёт слияния чёрных, как Тьма, и белых, как Свет, перьев. Ангел – всплыло в моём разуме название прекрасного существа. Я подлетел к нему, и, заворожённый красотой, захотел прикоснуться к его лицу, крыльям. Но не нашёл в себе сил, чтобы дотронуться, словно боялся, что ангел, подобно кристаллу, потухнет и утратит совершенство. Его ослепляющая красота меня будто сковывала. Всё, на что я был способен в тот момент, это произнести:

– Как тебя зовут?

Ангел повернул ко мне голову, медленно осмотрел и представился:

– Люцифер. Ты кто такой?

– Демон.

– Это я вижу. Имя у тебя есть, демон? А то я тебя не узнаю. Вроде как ты из первородных демонов Тьмы, да только я о тебе ничего не слышал.

– Имя моё – Демон. Я родился недавно, поэтому ты ничего и не слышал обо мне.

– Оригинально! – с сарказмом произнёс ангел. – Тьма не могла дать тебе имя?

– Значит, не могла! – оскорбившись, повысил я голос. – Меня имя «Демон» вполне устраивает!

– Не гневайся! Я не со зла. Исключительно из любопытства, – попытался смягчить ангел. – Куда путь держишь, Демон?

– В Свет.

Мой ответ мгновенно насторожил ангела. Он изменился в лице, повернулся ко мне всем телом, и, сгруппировавшись, будто приготовился к прыжку, тихо спросил:

– И зачем ты туда путь держишь?

– Пока не знаю. Исключительно из любопытства, – передразнил я его.

– Ну, вот я тебя и дождался, безымянный демон Тьмы! А ведь мне никто не верил, что ты придёшь разрушить равновесие, – и в тоже мгновение бросился на меня с непонятно откуда взявшимся клинком, излучающим ослепительный свет.

Люцифер нанёс удар так быстро, что я не успел почувствовать резкую боль, пронзившую грудь. Инстинктивно я закрылся крыльями, и в следующее мгновение на них осыпался град новых ударов клинка ангела. «Используй крылья! Они твоё оружие!» – услышал я всё тот же голос из Пустоты. И вовремя! Потому как Люцифер начал теснить меня всё больше, прижимая к сверкающей скале, лишая возможности перемещаться. Из моего чрева вырвался оглушительный рык, с которым я одним крылом отбил выпад клинка, а костяными наростами другого крыла нанёс удар по ангелу, в который вложил всю ярость. Противника отбросило, но он сразу же вскочил на ноги и приготовился к новой атаке, но не торопился. Видимо, не ожидал, что мои крылья окажутся грозным оружием, так как его лицо и туловище было рассечено. Мы замерли друг напротив друга, готовые к новому столкновению. Я почувствовал, что моя рана затягивалась, оставляя еле заметный шрам. Но и рассечения, нанесённые мной нападавшему ангелу, так же быстро исчезали. Мгновение… И Люцифер снова бросился в атаку, но в тот же миг был неожиданно сбит и кувырком покатился по склону скалы. Предо мной с огненной секирой в руках стоял Вельзевул и оглушительно рычал в сторону катящегося ангела. К нам подлетели ещё два демона, видимо, прибывшие вместе с хозяином ада. Точнее, одним из них была демоница с прекрасным точёным чёрного цвета телом. В её хищных изумрудно-зелёных глазах сверкали искорки отражённых лучей света. Тёмные, отливающие зелёным волосы, словно водопад, лежали на её груди, которая была покрыта, как и другие части тела, чёрными доспехами.

– Князь, надо возвращаться обратно, – обратилась демоница к мрачному и невозмутимому спутнику. – Падший не успокоится и сейчас вернётся. Стычка с ним привлечёт внимание других ангелов, и их налетит достаточно много, чтобы создать нам проблемы к отступлению.

Второй демон, к которому демоница обратилась, был высок и строен. В глазницах зияла сама Тьма. Лицо было действительно мрачным и каким-то равнодушным, будто не существовало ничего, что могло его возмутить. Тело было покрыто такими же доспехами, как и у демоницы, поверх которых накинут плащ, видимо, сотканный из нитей самой Тьмы, также поглощающий весь падающий на него свет. Князь посмотрел на бросившегося снова в атаку Люцифера, и произнёс жутким, пробирающим до мозга костей голосом:

– Ангелы не станут заступаться за Падшего, но и нас здесь вряд ли потерпят. Поэтому давайте возвращаться. Вельзевул! – окликнул он разгорячённого и готового к битве хозяина ада. – Возвращаемся!

– Пошли, брат! – взяла меня за руку прекрасная дева Тьмы. – Что-то ты рано в битвы полез. Не успел родиться, а уже ищешь приключения на свою голову.

– Мне надо в Свет! – пытался я остаться.

– Успеешь! – возразил Князь. – Ты ещё недостаточно силён для этого. Да и оружия у тебя нет. Одними крыльями не навоюешься. Люцифер искусный воин. Мимо него тебе не пройти. Лилит, веди его! – приказал он демонице.

Я подчинился суровому демону, и мы полетели обратно во Тьму. А вслед нам я услышал отрывок грозной хулы ангела: «… и не возвращайтесь!»

– Почему вы называли ангела Падшим? – поинтересовался я.

– Так его начали называть светлые боги, когда изгнали из Света, – ответила демоница.

– За что? – удивился я, не понимая, как такое совершенное существо могло быть изгнано.

– Люцифер – ангел Света. Причём первый ангел, которого сотворил Создатель, – принялась объяснять Лилит, пока мы летели обратно. – Однажды небольшая группа ангелов, в числе которых был и Люцифер, решила, что равновесие Тьмы и Света находится под угрозой из-за светлых богов, каким-то образом его нарушающих. Они восстали против них, пытаясь якобы наставить сбившихся порождений Света на путь истинный, но восстание было подавлено, и бунтарей сослали в ад. Люцифер единственный, кого не смогли отправить в огненный мир Вельзевула. Но его осудили и изгнали из Света. С тех пор он живёт на границе столпов, где ты его и встретил, чтобы следить за равновесием и уничтожать каждого, кто, по его мнению, посягает на него. Он даже приходил к нам, во Тьму. Говорил о каком-то конце Сущего, рождении разрушителя и всяких других глупостях. В общем, полностью потерял рассудок. В итоге, так и сидит на срезе Сущего в полном одиночестве.

– То есть он решил, что я собираюсь посягнуть на это самое равновесие, потому и напал? – подытожил я.

– Скорее всего, – согласилась Лилит.

– Прибыли! – возвестил Князь.

Мы опустились на твердь долины, усеянной чёрными валунами, похожими на те, которые я видел на границе. Вокруг долины оградой стояли высокие крутые скалы, а в центре раскинулся ещё больших размеров замок. Его острые, как иглы, шпили, гордо возносились на внушительную высоту, будто пронзали затянутые непроглядной тьмой небеса. Периметр замка был испещрён трещинами, залитыми огненной лавой. Из них то и дело вырывались языки пламени, облизывающие стены башен. Вид строения был величественным, но мрачным, как у его хозяина. Несмотря на огнедышащую лаву, от него веяло каким-то холодом. Окна были только в центральной, самой высокой, башне. В них, как и в глазах Князя, зияла Тьма. Создавалось впечатление, что в замке живёт сама Прародительница демонов.

Мы преодолели защитные стены замка и оказались во внутреннем дворе, который был полностью залит огненной массой, поэтому опустились на выступ в виде балкона на центральной башне. Внутренний антураж обители Тьмы выглядел так, будто замок с башнями, стенами и прочими строениями вырос посреди пропасти, заполненной лавой. Хозяин замка повёл рукой, будто что-то отодвигал. В стене образовался проход, в который он жестом пригласил всех прибывших, и я осторожно вошёл вслед за Вельзевулом в мрачную цитадель Тьмы.

* * *

По сияющим чертогам света стремительной походкой шёл их хозяин. От его поступи хрустальный пол коридора, ведущий в главный зал дворца, сотрясался. Белоснежные одежды развивались за ним стягом, словно на ветру. Обычно спокойный и уравновешенный, верховный бог Света был чем-то не на шутку взволнован и торопился на срочно собранный им совет. Сияющие чистым светом глаза излучали тревогу и сосредоточенность. Волевой подбородок, широкие скулы скрывала пепельная густая борода. Слегка поднятая вверх из-за гордо поднятой головы, она выдавала в своём обладателе непреклонность духа. Чувствуя в хозяине стана Света серьёзный настрой, вся дворцовая прислуга в суете разбегалась прочь с дороги, потому как за нерасторопность можно было получить и оплеуху. А в разгорячённом состоянии Световид славился несдержанностью и быстротой на расправу. Хоть он и выглядел стариком, но от него веяло сокрушительной силой, а потому под горячую руку попадать не стоило.

Минув коридор, резким движением божественной длани он распахнул двери и ворвался в зал заседаний, в центре которого размещался круглый стол, выточенный из огромного кристалла. Вокруг него стояли молодые светлые боги. За столом сидели высшие представители Света, которые немедленно встали, проявив тем самым почтение к вошедшему председателю совета.

Световид, уже с достоинством, неспешно проследовал к своему трону, выточенному из такого же кристалла, что и стол, но садиться не стал. Медленным оценивающим взором он окинул прибывших, после чего пригласил всех жестом занять свои места. Сам же, стоя у трона, нашёл взглядом ангела в белых боевых доспехах, который являлся начальником его личной охраны, и обратился к нему:

– Гавриил, объясни присутствующим причину срочно собранного совета.

Ангел медленно поднялся и молвил трубным голосом, от которого завибрировало пространство:

– Наш последний дозор, вернувшийся с границы, доложил, что заметил там первородного демона.

– Ну, и что тут такого? – перебил докладчика Велес, пытаясь подчеркнуть недовольство советом, из-за которого его, видимо, оторвали от каких-то важных дел. Он сидел с гордо поднятой головой, облачённый в серебристую кольчугу, переливающуюся светом. В глазах сверкал белый огонь, светлые кудри вились до плеч. В плечах бог жизни был широк, от чего сидел чуть сзади собратьев, чтобы чувствовать себя свободней. Огромные руки неподвижно лежали на коленях. – Они, бывает, заглядывают не только на границу, но и жалуют к нам, в Свет. Почто такая срочность собрания?

– Прошу вас! Не перебивайте Гавриила! Пусть закончит! Если я вас собрал, значит, на то есть веские причины, которые вы сейчас узнаете, проявив немного терпения и не мешая преждевременными вопросами! – вежливо, но жёстко, с еле сдерживаемым раздражением, Световид дал понять всем присутствующим не перебивать ангела. – Продолжай! – обратился он к помощнику.

– Молчу! Прошу простить меня! – извинился скотий бог, явно не ожидавший того, что совет действительно собран, наконец-таки, по какому-то важному поводу.

– Главное то, что ранее упомянутого демона никто никогда не видел, – продолжил Гавриил. – Мы считаем, что этот демон десятый, порождённый самой Тьмой. Зачем и какое его место в царстве Тьмы – нам неизвестно. Также на границе у него была стычка с известным всем Люцифером, который уже достаточно давно живёт там, ожидая, как он сам говорит, некоего демона, стремящегося разрушить равновесие между Тьмой и Светом. Столкновение, которое спровоцировал ангел, закончилось так же быстро, как и началось, так как на выручку демону прибыл хозяин ада в сопровождении Князя Тьмы с его пассией Лилит. После чего, забрав демона, они удалились обратно во Тьму. У меня всё, – закончил ангел, ожидая вопросов от взволнованных членов совета, на лицах которых читалось нескрываемое удивление.

После некоторого коллективного молчания все присутствующие начали весьма оживлённо обсуждать объявленную новость между собой, чем создали весьма неприятный гул. Это жужжание собравшихся, состоящее из бессмысленных эмоций, вскоре начало надоедать председателю совета, и он начал морщиться, будто вкусил что-то невообразимо кислое.

– Это не тот ли демон, о котором Люцифер пытался нам донести, но никто его не слушал? – спросил светлоокий бог Ярга с белокурыми кудрями на челе, прервав наконец гомон оживлённых собратьев.

– Судя по всему, да, – рассудительно ответил ангел.

– Тогда почему мы его изгнали? – снова спросил Ярга, только уже Световида.

– Его никто не изгонял, да и при всём желании мы бы его не смогли выгнать, – не глядя на собеседника, ответил верховный бог. – Не забывайте, что он первый сотворённый самим Создателем, в которого многие из присутствующих здесь не верят, ангел Света. Он сам ушёл. Не будем же мы его держать!? А собрал я вас всех в срочном порядке, чтобы мы решили, что будем делать и можем ли вообще что-нибудь сделать с народившемся демоном Тьмы? Будь она неладна! Потому слушаю ваши мысли и предложения по этому поводу, которые, я надеюсь, вы будете высказывать не только сидящим рядом, а всем присутствующим, и по очереди, а не одновременно, создавая никому не нужный галдёж.

Раздражённое состояние Световида всех отрезвило и как-то успокоило, так как никто не привык видеть его в столь возбуждённом состоянии, и в зале воцарилась тишина. Желающих восклицать больше не было, и верховный бог после небольшой паузы обратился к Ярге.

– У тебя есть какие-то конкретные предложения, Светлоокий?

– Для начала я хотел бы выяснить, от кого Люцифер узнал о демоне ещё до его рождения. Уверен, появление новорождённого было не меньшим сюрпризом и для представителей Тьмы, – рассуждал белокурый бог. – Светоносный отправился во Тьму после того, как просвещал нас о возможном разрушении равновесия. Значит, узнал он о некоем демоне-разрушителе не во Тьме. А где? Знает ли кто, откуда почерпнул эту интересную информацию Люцифер? – задал он вопрос уже всем присутствующим.

– Насколько я помню, – дал о себе знать всё время молчавший и наблюдавший со стороны за советом громогласный Перун, могучий седовласый бог. Он старался говорить как можно тише, чуть ли не шёпотом, но это не помогало. От его голоса, казалось, сотрясался не только дворец Световида, но весь Свет, – Люцифер начал убеждать всех в неотвратимости разрушения равновесия после его последнего посещения Мира Богов, за который мы безуспешно боремся с армией Князя Тьмы вот уже неведомо сколько времени. Скорее всего, именно там он впитал в себя идею о конце Сущего, такового, как мы его знаем. А вот кто его просветил об этом – неизвестно. По крайней мере, мне.

Когда Громовержец замолчал, наступила звенящая тишина, и всем казалось, что они просто оглохли. То ли все наслаждались тишиной, то ли никто не знал, от кого ангел Света узнал о возможном конце равновесия, но молчание затягивалось, и неизвестно, сколько бы оно продлилось, если бы не очередной вопрос Ярги:

– А не проще ли спросить самого Люцифера, а не гадать понапрасну?

– Вот ты его и спроси, если, конечно, не возражаешь! – предложил Световид. – С тобой для твоей безопасности отправится Гавриил. Кто знает, что на уме у Светоносного? Набросился же он на неизвестного демона, хотя непонятно, является ли этот демон тем самым пресловутым разрушителем. Правда, разрушителем нашего спокойствия он уже точно стал.

– Да, конечно, Светлейший! Я непременно отправлюсь на границу и постараюсь узнать всё, что знает Люцифер, – с достоинством поклонился Ярга, и в сопровождении Гавриила поспешил на выход.

Все остальные проводили взглядами убывающего бога, а совет тем временем продолжился. Световид всё время с начала собрания медленно ходил от стены к стене, выдавая тем самым, что весьма озабочен происходящим. Но, кинув взгляд вслед уходящему начальнику охраны, наконец, воссел на сияющем троне и снова обратился к присутствующим:

– Теперь давайте обсудим, какова может быть угроза при реальной возможности разрушения равновесия. И что мы можем противопоставить разрушителю при его поддержке со стороны Тьмы.

– Не думаю, что Тьма станет поддерживать разрушителя, кем бы он ни был, – после некоторого молчания молвил могучий Сварог, поглаживая густую пепельного цвета бороду. Самый огромный бог, сидящий справа от Световида, был спокоен и рассудителен. Создавалось впечатление, что время вокруг замедлялось в такт нерасторопности и размеренности движений этого представителя Света. – Ей это невыгодно так же, как и нам. Да, мы враждуем со дня сотворения Сущего, но оно на том и стоит. И все мы, как я полагаю, это понимаем. Так что если этот демон и будет действовать, то в одиночку. А вот чтобы ему помешать, надо для начала понять, кто он и как собирается злодействовать.

– Дело говоришь, отче! – громыхнул как можно тише в поддержку Перун, сверкнув ясными глазами, будто молниями. – Да только пока мы будем выяснять, тот он или не тот, может стать уже поздно. Качнуть весы равновесия он качнёт, да так, что всему Сущему конец настанет. А назад не воротишь. Не вступить ли нам с представителями Тьмы в контакт, да и разведать у них как можно больше об этом демоне?

– Ну, и с кем ты предлагаешь пообщаться, Громогласный, – спросил Световид.

– Да с любым из первородных демонов Тьмы, – предложил Перун. – Не будут же они скрывать его от нас, если он и впрямь злодей. В этом они с нами должны быть заодно.

– Должны, да не обязаны. И кто их знает, что у них на уме. Может, у кого-нибудь из братьев первородных тоже есть цель уничтожить равновесие или установить новый порядок в Сущем. Хотя твоё предложение отвергать, Перун, я думаю, не стоит, – заключил председатель совета. – Так вот и узнай у кого-нибудь из высших представителей Тьмы о неизвестном демоне.

– Сделаю, – согласился Перун.

– И всё же мне не даёт покоя вопрос, – в некой задумчивости произнёс Световид, – почему вообще родился ещё один первородный демон? Ведь сильные обоих столпов Тьмы и Света находятся в некоем равновесии. А значит, появившийся новый демон должен спровоцировать в противовес себе рождение существа Света. Но его нет, иначе бы мы о нём знали. Получается, этот демон пришёл сам по себе или в противовес самому Сущему? Зачем Сущему тогда порождать того, кто будет ему угрожать? – задал он вопрос скорей самому себе, а не совету.

– Не кручинься, Световид, – подбодрил верховного бога Сварог, – может, этот демон вовсе и не разрушитель. А породила его Тьма в равновесие нам, богам Света. Ведь мы в последнее время уж больно много вотчин отбили у армии Тьмы. Вот она и породила ещё одного сына себе в помощь, так как старшие не справляются.

– Быть может и так. С твоими доводами, мудрейший Сварог, спорить трудно, – как-то нехотя согласился Световид, и, судя по взгляду, находился в глубоких размышлениях, которые были прерваны мрачным, загробным голосом, заставляющим трепетать всякую живую душу, боящуюся умереть.

– И когда сей Мир Богов застонет от мук и боли, что творятся несправедливо, ради корысти, породит Тьма демона великого, доселе невиданной силы и ярости, который разрушит порядок бытия. И падут боги Света и властелины Тьмы. И сожжёт он в гневе своём все армии, что встанут у него на пути. Станет он злом лютым и беспощадным. И из пепла прежних порочных миров возродятся миры новые, любовью его окутанные. И воссядет он на престол Мира Богов, и станет с тех пор править всем Сущим… – прозвучали слова пророчества так тихо, чтобы закрасться в самые глубокие и отдалённые закоулки души, но достаточно громко, чтобы сотрясти окружающее пространство своей неизбежностью.

От этих слов в жилах богов, наверное, застыла кровь, потому как на некоторое время они замерли, и в зале совета воцарилась мёртвая тишина. Как по команде, все повернулись в сторону, откуда прогремело грозное пророчество, где стоял Азраил, ангел смерти, только сейчас весьма эффектно присоединившийся к совету. Его бледное и изящное лицо выражало безучастие, и даже некое равнодушие к происходящему, будто обсуждалось нечто незначительное, не стоящее внимания. Взгляд Азраила был проницательным и всеобъемлющим, которым он смотрел в душу так, словно искал изъяны в каждом, кто находился перед ним. Некоторые члены совета начали ёрзать от обнажающего суть взгляда. Создавалось впечатление, что от взора Смертьнесущего не возможно утаить ничего. Даже какая-нибудь непристойная мелочь из жизни представшего перед взором Азраила разума не ускользнёт и будет непременно предъявлена в укор.

– И что это было? Потрудись прокомментировать, уважаемый Азраил, – обратился к ангелу удивлённый, как и все присутствующие на совете боги, Сварог.

– Это слова пророчества, которые мы услышали с Люцифером во время последнего посещения Мира Богов, – спокойно ответил ангел смерти, сложив за спиной тёмно-пепельные, местами чёрные, как смоль, крылья, которые были предметом зависти не только у других ангелов, но и у богов, хотя им они были вовсе не нужны.

– И от кого вы это пророчество услышали? – задал вопрос председатель совета.

– От некоего старца, – ответил ангел. – Он отшельник. Был весь в тряпье, но весьма бодр и полон сил. Увидев нас со Светоносным, он обвинил нас и всех представителей Света, что мы занимаемся душегубством и подвергаем опасности не только его мир, но и всё Сущее. Затем произнёс пророчество. Люцифера очень обеспокоили слова пророка, и с тех пор он как сошёл с ума. Пророчество стало его смыслом жизни, и всё, что он с того дня ни предпринимал, было только для того, чтобы оно не сбылось. Потому он, скорее всего, и покинул Свет, а не оттого, как многие здесь считают, что не смог защитить восставших когда-то ангелов. Не найдя понимания у нас, он отправился во Тьму, но и там, судя по всему, был не услышан. Да, и кто будет слушать одного, пусть и первого, ангела Света. У нас же торжествует большинство! – кого-то конкретно пытался уколоть последним высказыванием ангел смерти, и удачно, так как по лицам многих присутствующих пробежало пренебрежение, возникающее от правды, которой стремятся пристыдить. Ведь всякое решение, принимаемое советом, основывалось на мнении большинства путём голосования, независимо от его справедливости.

– Почему это пророчество мы слышим только сейчас? – спросил Сварог, сверкнув янтарными, излучающими недовольство глазами.

– Не знаю, почему вы его не слышали!? – с нескрываемым сарказмом парировал ангел вопрос бога, в котором присутствовал ярко выраженный укор. – Может, вы не хотели его слышать из-за удобства быть глухими! Люцифер пытался рассказать о нём практически всем присутствующим в зале, но никто его не слушал, лишь пренебрежительно отмахивались. Наверное, у вас были дела более важные, чем возможное разрушение равновесия, или все здесь уверены в непоколебимости Сущего, а точнее в непобедимости армии Света. Не так ли? – всё с тем же сарказмом задал вопрос совету Азраил.

– Довольно! – снова сморщившись, воскликнул председатель совета. – Да, мы не слушали Люцифера, но даже если и прислушались бы к его словам, что бы изменилось? Может, нам надо было бежать во Тьму и молить её не порождать разрушителя всеми возможными для неё способами? Так я думаю, она бы нас не очень и послушала! – с сарказмом, как и ангел, ответил за весь совет Световид. – Собрались мы тут не для взаимных упрёков и личного недовольства, а с целью решить, что делать со сложившейся ситуацией. И, кстати, если бы ты, уважаемый Азраил, вовремя прибыл на совет, то не пришлось посылать к Люциферу Яргу, спрашивать о пророчестве.

– Всё что ни делается – к лучшему, – философски подметил ангел смерти. – Люцифер подробнее меня может рассказать о пророке. Светоносный достаточно много времени провёл с ним, пытаясь выведать как можно больше о грядущем рождении демона-разрушителя. А что касается опоздания, прошу меня простить. Весь в делах. Умирают по всему Сущему без отдыха и перерыва. Вот и задержался, – всё так же слегка издеваясь над советом, но делая вид, будто оправдывается, ответил ангел.

– Достаточно сарказма, Азраил! – уже более жёстко прикрикнул Световид. – Мы все в курсе о твоём недовольстве к половине здесь присутствующих. Но мы здесь, ещё раз повторяю, персонально для тебя, не для того, чтобы выслушивать твоё недовольство.

– Прошу простить меня, – искренне извинился ангел смерти, но исключительно перед Световидом, и чтобы это подчеркнуть, пристально посмотрел только на него, а затем демонстративно отвернулся от совета.

В главном зале дворца Света вновь воцарилось молчание. Каждый проникся произнесённым пророчеством и обдумывал каждое слово, прозвучавшее как неизбежный приговор конца существующей власти, с которой расставаться никто не собирался.

– Существует мнение, что пророки не возвещают об определённом неизбежном будущем, а сами творят его пророчествами, – как будто самому себе произнёс ангел смерти, вновь повернувшись к совету.

– Это ты к чему? – спросил громогласный Перун.

– Быть может, выходом из сложившейся ситуации будет ответ на вопрос, почему пророк произнёс предопределение. Может, стоит найти его и пообщаться. Возможно, он знает причину порождения Тьмой десятого первородного демона, – как бы случайно ненавязчиво предложил Азраил.

– Это дело! – согласился Перун, и ему в поддержку послышались одобрительные возгласы членов совета.

– Займись этим, Азраил, – обратился к ангелу смерти Световид. – Доставь пророка к нам на беседу.

– Увольте меня, Светлейший. У меня достаточно дел и без этого. Я вам идею подкинул, а вы уж как-нибудь без меня, – достаточно твёрдо, но учтиво отказался от поручения Смертьнесущий.

– Хорошо, – вынужден был согласиться с упрямцем верховный бог. – Я поручу это Гавриилу, когда он вернётся с границы. Ты ведь у нас весь в делах! Одни мы бездельники! – уже сам с сарказмом сказал председатель.

– Горбатого могила исправит, – с мягкой улыбкой произнёс бледнолицый ангел.

Судя по ответной улыбке, Световид шутку оценил, и, встав с трона, провозгласил:

– На этом подведём итог. Перун, ты поговоришь с кем-нибудь из высших представителей Тьмы о недавно рождённом демоне.

– Да, Светлейший, – кивнул головой громовержец.

– Гавриил по возвращению с границы отправится на поиски пророка и приведёт его в Свет, – продолжил председатель совета. – Ярга также поделится с нами добытыми сведениями от Люцифера, если, конечно, что-нибудь узнает. На этом заседание закончено. Не смею вас больше задерживать. Азраил, тебя прошу ненадолго остаться.

Члены совета неспешно покидали зал. Спустя некоторое время, когда в чертогах Световида осталась лишь охрана, верховный бог жестом подозвал поближе ангела смерти и тихим голосом спросил:

– Что ты об этом думаешь? Мне кажется, чего-то ты не договорил на совете, Азраил.

– Что я думаю? – задумчиво повторяя вопрос самому себе, начал ангел. – Вот, Сварог сказал, что больно много миров отбили у Тьмы. Большую часть из них нам добровольно подарил Князь. Всё это пророчество похоже на истину, потому как многие боги, которыми ты правишь, наплевали на правду и во власти жаждут только корысти и услаждения порочных желаний, которыми заражены уже давно и неизлечимо. А ты знаешь, что пороки есть суть жизни детей Тьмы. И соответственно, именно светлые боги раскачивают весы равновесия. Боги Света по сути своей стали Тьмой, и ей ничего не оставалось, как породить в себе сына, который станет противовесом распустившимся правителям, – слово «правитель» Азраил произнёс с нескрываемым отвращением. – Да и во Тьме некоторые из властелинов жаждут вотчин Света, своих тёмных им якобы не хватает. Они, конечно, не живут идеалами Света, который создал Творец, но желать Света! – выражением точёного лица ангел выразил изумление. – Извините меня, это перебор!

– Это я понимаю, – сказал Световид, нахмурившись, как грозовая туча, от слов ангела, – но я не знаю, как наставить на путь Прави больных этим недугом богов.

– А не надо ничего делать и наставлять кого-то, – уверенно ответил Азраил. – Поздно уже. Я думаю, родившийся демон всех наставит на путь истинный или уберёт вовсе сбившихся с пути. Я сам до конца не верил в реальность пророчества, пока не узнал о неизвестном первородном демоне. А теперь сомневаться не приходится. Так что не хмурься, Световид. Нам остаётся только наблюдать, чем всё закончится.

– Но я не могу! – повысив голос, воскликнул верховный бог. – Я в ответе за всех, кем правлю! А значит, я обязан их защищать. Если этот демон пришёл уничтожить Сущее, мне придётся встать у него на пути, и остановить во что бы то ни стало. Даже если это будет моя последняя битва.

– Не думаю, что его цель кто-то конкретный: ты, я или ещё какой-нибудь бог Света или властелин той же Тьмы. Он пришёл изменить порядок, который сейчас стоит не на основах Прави, а на стремлении удовлетворить порочные потребности одного, лишь самого сильного бога мира, над которым он, этот сильный, уже издевается, не замечая, да и не желая замечать этого. Поверь мне, ангелу, собирающему умерших в мирах и отправляющих многих в ад, это уже порядком надоело! И я несколько рад, что это скоро прекратится.

– Ты прав, Азраил! – вынужден был согласиться Светлейший. – Но мне ничего не остаётся, как противостоять демону. В данной ситуации я невольник, скованный обязанностями власти, которой наделён.

– Тогда оставь власть. Отдай любому, кто её жаждет. В твоём окружении таковых немало, – предложил ангел.

– Вот этого как раз делать ни в коем случае нельзя, – отмахнулся от предложения Азраила Световид. – Это трусливо и безответственно. Я должен как можно больше смягчить удар, который нанесёт демон. Дабы спасти если не жителей, так сами миры, отравленные пороками тех, кто ими правит. А алчный до власти новый правитель только усугубит положение. Так что, как видишь, я в безвыходной ситуации.

– Ты прав, – согласился с богом, поняв его мысль, Смертьнесущий. – Могу дать клятву, что приложу все усилия, чтобы помочь тебе в этом весьма нелёгком деле.

– Спасибо тебе! – поблагодарил верховный бог. – Что ж, ступай. Я тебя совсем задержал, отвлекая от дел.

– Всего тебе наилучшего, Световид! – сказал ангел и растворился в пространстве, расправив прекрасные крылья.

А в сияющем зале советов остался в одиночестве верховный бог, с тяжкими думами о будущем, которое гремело неотвратимостью предстоящих событий, после которых, как минимум, изменится порядок в Сущем.

* * *

Войдя в замок Князя Тьмы, мы очутились в огромном холле, пол которого был выложен гладким, блестящим мрамором чёрного цвета. Его отблеск и глубина структуры создавали впечатление, что стоишь на волнующейся глади, из которой по кругу возвышались из такого же материала изогнутые колонны, образующие на потолке кольцо. По желобам в колоннах медленно поднималась огненная лава, заполняя кольцо и создавая воронку. Куда вытекала лава из воронки вверх, можно только догадываться, но освещение, которое она создавала, падало на мозаики, выложенные между колонн. Картины на них изображали многочисленные битвы, победы в которых, по-видимому, одержал сам Князь Тьмы. Мы прошли через весь зал и вступили на лестницу, перила которой сделаны в виде извивающихся драконов, похожих на того, что во владениях Вельзевула чуть не обратил меня в каменную статую. Лестница раздваивалась в противоположные стороны и на верхнем этаже соединялась вновь. Следуя по направлению изгибов каменных спин драконов, мы пришли к высоким двухстворчатым дверям из тёмных кристаллов, которые немедленно учтиво открыли бесы, стоящие по обе стороны от входа. В зал я вошёл последним, медленно осматривая необычные убранства и архитектурные изыски замка Тьмы. Но как только мой взор упал на пол, то сразу я понял, куда девается лава из воронки на потолке холла. Лава мерно текла именно сюда, по аккуратно вырезанным в полу желобам, создавая собой пентаграмму. Наверное, этот символ нёс в себе какой-то сакральный смысл. Красно-оранжевый свет, исходящий от пентаграммы, освещал весь приёмный покой Князя. В конце него, по центру, стоял трон из чёрного камня, наподобие валунов с границы, только он блестел, отражая падающее от лавы свечение, и глубина его цвета затягивала, как бездонная пропасть. Полукругом, огибая сияющую огненно-красным светом пятиконечную звезду из лавы, стоял стол на девять персон, за которым мы и расположились. Сам хозяин замка воссел на троне во главе стола. Он жестом подал прислуге сигнал, после которого началась суета. Через некоторое время бесы поставили перед нами кубки, наполненные багровой густой жидкостью, после чего покинули помещение.

– Мы находимся в зале девяти. Девяти первородных демонов, рождённых Тьмой, – пояснил мне Князь, тонко намекая, что я – десятый, и потому лишний. – Прошу, вас, угощайтесь, – предложил он испить из кубков.

– Спасибо, Князь, но я не буду. Ты же знаешь, я не пью, – как можно вежливей отказал Вельзевул хозяину замка.

– Демон, испей ты. Не побрезгуй, – предложила мне выпить Лилит. – На Вельзевула этот напиток влияет весьма возбуждающе. Он становится ещё яростней, хотя непонятно, куда уж больше. Надеюсь, на тебя питьё подействует наилучшим образом.

Я взял кубок. Бережно поднёс к устам, и, пристально посмотрев в него, обнаружил, что жидкость, которую мне предлагали выпить, словно бьётся, как живая, и очень похожа на лаву, протекающую на полу в виде пятиконечной звезды.

– Что это? – настороженно спросил я.

– Пей! Не бойся! Ты почувствуешь прилив сил, – вкрадчивым голосом продолжала настаивать демоница.

Поддавшись на уговоры, я осторожно пригубил напиток и хотел поставить кубок на стол, но Лилит не дала этого сделать. Она взяла мои руки и поднесла кубок обратно к устам. Настойчивым, но аккуратным движением демоница заставила меня сделать полный глоток. Густая жидкость была яркого насыщенного вкуса. Холодная, она всё же горячила, и я почувствовал, как в каждую частицу моего тела вливается чужая плоть, вмещавшая в себе когда-то жизненные силы. Ощущения были сравнимы с теми, которые мне пришлось испытать, слившись с лавой в аду, только та была испепеляющим огнем, а этот напиток обжигал холодом. Я чувствовал, как он насыщает мою плоть, но ещё и пьянит. Контроль над разумом и телом рушился мгновенно. Меня начало немного пошатывать, несмотря на то, что я сидел. Но для пущей уверенности, чтобы не потерять равновесие, я расправил крылья и воткнул костяными наростами в пол по самую плоть. От созданного грохота находящиеся в зале вздрогнули. Лилит от неожиданности отпрыгнула в сторону, а на лице невозмутимого хозяина замка появилось удивление.

– Ого! Вот это крылья, брат! – с нескрываемой завистью воскликнул Вельзевул. – Пробил чёрный камень, да так легко! Я такого ещё ни разу не видел! Видно, мать наша, Тьма, особенно бережёт тебя, если преподнесла такой подарок.

Слова Вельзевула я полностью не осознавал, потому как меня продолжало шатать. Я, наверное, был похож на маятник, который качался между неподвижных крыльев. Напиток дурманил всё сильней, и вдруг я увидел перед собой какое-то связанное существо, висящее вниз головой и бьющееся в агонии. Ему хладнокровно перерезали горло, и из него хлынула эта самая ярко-багровая жидкость, которую я только что выпил, только от неё шёл пар, так как она была тёплой. Её немедленно слили в подставленный сосуд. Затем следующее существо, похожее на предыдущее, постигла та же участь. И так до тех пор, пока сосуд не был наполнен до краёв. От увиденного жуткого видения я почувствовал тошноту и отвращение. Меня стало ещё больше мотать. Не знаю, как далеко бы это зашло, но во мне начал возгораться порождаемый лавой огонь. Он выжигал в моём теле пьянящую жидкость. Глазницы наполнились пламенем, и из меня вырвался такой мощный рык, что затрясся весь замок, а лава в пентаграмме на полу вспыхнула огненным цветком, лепестки которого облизнули потолок зала.

– Демону больше не наливать! А то, Князь, останешься без крыши над головой! – захохотал громовым басом Вельзевул.

– Да, действительно. Кровь на него действует посильней, чем на тебя, Вельзевул, – согласился Князь, не скрывая удивления от происходящего.

– Тебе крови достаточно, – произнесла напуганная Лилит, и убрала со стола кубки, оставив только свой и Князя.

– Кровь? Чья она? – спросил я, возвращаясь достаточно быстро в трезвое состояние.

– Она человеческая, – объяснила взявшая себя в руки сестра. – Мы берём её в мирах, рождённых на срезах Тьмы и Света. Пройти в них можно через границу, где мы с тобой встретились.

– Чтобы пить кровь, вы этих человеков убиваете? – спросил я.

– Да, – довольно равнодушно, как само собой разумеющееся, ответил Князь. – Только правильно говорить не человеков, а людей, – добавил он, поправляя меня.

То ли ответ Князя, то ли его равнодушие меня почему-то задели и настроили негативно по отношению к нему, хотя этих несчастных людей я никогда не видел и тем более не знал. Разве стоит кровь того, чтобы из-за недолгого опьянения убивать её обладателей?! Но погрузиться в неприятные размышления мне не дали прибывшие в замок Тьмы остальные первородные демоны.

Первым вошёл могучий, не меньших размеров, чем Вельзевул, демон с густой чёрной, местами с проседью, бородой, заплетённой в косу. В его глазницах вместо глаз зияла Тьма. Чёрное тело покрыто каменными наростами, похожими на чешую, из-за которых создавалось впечатление, что обладатель их выточен из скалы. А крылья были настолько ветхими и старыми, что казалось – дотронься до них и они рассыплются. Наверное, со времен сотворения Сущего. Но впечатление было обманчивым, потому как от них веяло мощью невиданной и сокрушающей.

– Приветствуем тебя, мудрейший Дый! – поздоровался с вошедшим демоном хозяин замка.

– Это первый из рождённых Тьмой демон. Он у нас самый рассудительный и умный, наверное, потому, что самый старый, – объяснил мне с улыбкой Вельзевул так громко, чтобы вошедший обязательно его услышал. – Всегда нас поучает и воспитывает, когда мы чего-нибудь натворим.

– Толку-то от поучений! Как были несмышлёными детьми, так и остались! – тоже с улыбкой ответил Дый, усаживаясь на своё место по правую руку от Князя. – С рождением тебя, брат! – кивнул мне старший из демонов.

– Приветствую! – поздоровался я, кивнув в ответ головой.

– Это кто так рыкнул, что всех бесов вокруг распугал? – спросила вошедшая за Дыем демоница с изящным телом и прекрасным лицом.

Она настолько стремительно вошла, что её длинные распущенные волосы тёмно-пепельного цвета развивались за ней, словно знамя. Облачена демоница была, в отличие от всех, в белоснежные доспехи с тёмными вставками. А спину её прикрывали такие же, как у ангела Люцифера, крылья из перьев, только чёрного, как смоль, цвета.

– Это наш младший брат, впервые попробовал кровь человеческую! – гордо оповестил хозяин ада.

– Нашли чем напоить младенца! – с укором сказала прекрасная демоница. – С рождением тебя, брат! – подошла она ко мне, положив нежные руки мне на шею и поцеловав в щёку.

– Ага! – произнёс я, заворожённый её красотой.

– А демон-то нецелованный! – засмеялась она в ответ и кокетливо прошла на своё место за столом.

– Мара, прекращай соблазнять младенцев! – с наигранной серьёзностью пожурил её Князь, когда та усаживалась рядом с ним по левую руку.

– Какие мы серьёзные! – продолжала всё с тем же игривым настроением богиня смерти.

Я сидел с приоткрытым ртом и продолжал откровенно рассматривать немыслимую красоту по имени Мара. От её поцелуя тошнота сразу улетучилась, и я впал в состояние эйфории. Всё находящееся рядом с ней было каким-то блёклым и кривым. А она, словно сотканная из самых тонких и редких, наверное, уже более нигде не существующих нитей, воплощала собой совершенство, созданное самым искусным мастером, которым являлась Тьма. Все присутствующие с улыбкой наблюдали за моим остолбенением. И только Лилит с неким презрением демонстративно игнорировала сцену. Мара же сидела, довольная собой, и наслаждалась неприкрытым восхищением с моей стороны. Наверное, я бы протёр её взглядом до дыр, если бы в зал не ввалились одновременно, не желая уступать дорогу, сразу четверо демонов Тьмы.

– Ну, а это самые молодые до твоего рождения сыны Тьмы, – пояснил Вельзевул. – Зовут их Гаар, Чарга, Каер и Индра. Кто из них кто, сообразишь по ходу встречи.

– Успокойтесь! – воскликнул недовольный их поведением Князь. – Вы мне замок когда-нибудь развалите!

– Не гневайся, Князь! – довольный борьбой и оттого улыбающийся, ответил демон, чем-то похожий на Дыя, но намного моложе его. – Если развалим, так заново отстроим! – отталкивая от себя на пол ближайшего к нему брата и запрыгивая прямо на стол, уверил хозяина разыгравшийся сын Тьмы.

– Индра! – рыкнул недовольный игрищами Дый. – Ну-ка, уселись все по местам! – приказал он, снимая как пушинку запрыгнувшего на стол демона и усаживая рядом с собой.

Слова Дыя возымели эффект, и братья сразу успокоились, рассаживаясь за столом. Только лежащий на полу демон не торопился вставать, и, также лёжа, всех приветствовал:

– Здравствуйте, братья и сестры!

– И тебе не хворать, Чарга! – поздоровался в ответ за всех Вельзевул.

Чарга неспешно начал подниматься, и тут, увидев пробитый мною пол, пристально посмотрел на меня, и, не скрывая удивления, произнёс:

– Ух, ты! Это ты не слабо присел, брат!

– Да, уж как умеем, чтоб на полу не валяться! – вместо меня ответил Вельзевул.

– Молодцы! Неплохо умеете! – парировал Чарга, усаживаясь.

Теперь, когда все заняли свои места, за исключением Лилит, усевшейся на подлокотник трона Князя, на месте которой сидел я, воцарилось некоторое молчание. Все, как по команде, начали пристально меня разглядывать, будто я был диковинным. Тишину нарушил Князь:

– Ну, демон! – обратился он ко мне, – С рождением тебя! Но я выражу мнение всех, сказав, что мы находимся от него в замешательстве.

– Ничем не могу помочь вам, уважаемые родственники, – с лёгкой раздражительностью в интонации произнёс я. – Меня никто не спросил, хочу я рождаться или нет.

– Это понятно, Демон! – с улыбкой сказал хозяин ада, и, как бы извиняясь за вопрос Князя, положил мне на плечо руку. – Мы просто понять не можем, каково твоё предназначение. Каждый из нас был рождён Тьмой для какой-то определённой цели. Князь правит армией Тьмы и драконами. Дый наш мудрый наставник и властелин всей материи. Лилит управляет демонами низших уровней. Мара – богиня смерти. Индра – бог Нави и повелитель бестелесных духов. Чарге подвластны все пороки. Гаар – владыка тверди Сущего и правит народами Тьмы. Каер руководит бесчисленными легионами бесов. Ну, а я, как ты понял, хозяин ада и хранитель крови Сущего, лавы. А тебе какую роль отвела наша мать?

– Я не знаю. Она мне ничего про это не сказала, – ответил я. – Своего места во Тьме я не вижу, потому и отправился в Свет.

– Не видишь, потому как ещё слеп! – твёрдо заявил Дый.

– Чего ты забыл в Свете, если порождён Тьмой? – спросил Гаар, тёмноволосый демон с волевым подбородком и широкими скулами. Он был похож на людей из моего видения, когда я попробовал их кровь, только тело его было чёрным, и за спиной располагались перепончатые крылья.

– Не знаю, – ответил я. – Думаю, там я найду ответы на эти вопросы.

– Ты сначала их здесь поищи! – мудро заключил всё тот же Дый. – И только потом, если здесь ничего не найдёшь, отправляйся в Свет. Но всё равно лучше подумай, стоит ли туда вообще ходить. Ты – сын Тьмы, пусть непонятно пока для чего рождённый, но в Свете тебе делать нечего!

– Мы можем спросить у нашей матери, – тихо, но так, чтобы его все услышали, сказал Князь.

– Ты хочешь поставить его в центр звезды? – спросил Каер. От предложения Князя он насторожился и как будто сжался.

– Да! – твёрдо заявил хозяин замка. – Это единственный способ узнать, зачем он родился!

– Это рискованно! – не согласился Каер, повысив тон. В голосе его чувствовались нотки не страха, но осторожности. Он напрягся худым, но жилистым телом, которое состояло из переплетённых между собой нитей всё той же лавы. Поэтому оно светилось, как у Вельзевула.

– Каер прав! – вмешалась Мара. – Ему, как никому другому, известна опасность пентаграммы. Он чуть не потерял рассудок, воспользовавшись звездой.

– Неволить тебя, Демон, никто не будет. Да и не может, – обратился ко мне Князь. – Это будет только твоё решение, если, конечно, ты хочешь узнать, зачем прибыл в Сущее.

– Да! Почему нет? – не сомневаясь, согласился я.

– Потому что это опасно! – воскликнул Каер. – Ты можешь потерять рассудок.

– Послушай его! – обратилась весьма пылко ко мне Мара. – Звезда даст тебе ответ на любой интересующий вопрос, но за это возьмёт соответственную цену. Прошлый раз нам еле удалось спасти Каера из небытия. И вопрос, ответ на который мы все ищем, может забросить твой разум в такие глубины Хаоса, из которых даже мы все не сможем тебя вернуть.

– Хаос? Что это? – спросил я Мару, вспомнив, как и Вельзевул упоминал о нём.

– Это неотъемлемая часть Сущего, как Тьма и Свет, – принялся объяснять мне Дый. – Хаос противоположен порядку, благодаря которому материя существует, подчиняясь неким законам. В нём же нет никаких законов. Они появляются по воле Творца, заставляя материю существовать. Хотя, скорее всего, есть и законы, и материя. Мы просто не можем осознать их, являясь частью Тьмы или Света, и подчинены их законам порядка. Понять Хаос могут либо его порождения, либо Творец, который, будучи высшим разумом, создал его, как и всё Сущее. Подобно Свету, берущему начало во Тьме, породившая нас мать обретает плоть в Хаосе. И эти столпы находятся в постоянной борьбе, соблюдая при этом равновесие, благодаря которому мы все имеем возможность жить. Соответственно, всё, что существует, берёт начало именно в этой части Сущего. Поэтому твой вопрос, который ты задашь, стоя в пентаграмме, неизбежно забросит тебя в объятия Хаоса, так как ответ находится, скорее всего, в нём. Каер, попав в Хаос, чуть не сгинул из-за того, что его сущность начала распадаться на первоначальные составляющие. И только наша помощь помогла ему вернуться обратно, сохранив рассудок. Так что подумай, стоит ли рисковать.

– Ну что ж! Я готов рискнуть! – твёрдо заявил я, поглощённый любопытством, и, главное, возможностью найти ответы на не дающие мне покоя вопросы.

– Вот и хорошо! – подхватил моё решение Князь. – А вам пора прекратить причитать! Нам всё равно нужно узнать, кто он. Из-за этого мы чуть Каера и не потеряли. Да, да, Демон! – сказал с укором в мою сторону он. – Именно с этим вопросом Каер чуть и не пропал в безднах Хаоса.

– Когда? – удивился я.

– Ещё до твоего рождения. Люцифер, с которым ты имел неосторожность познакомиться на границе, приходил к нам во Тьму и поведал о страшном пророчестве, – с иронией и унылой улыбкой подчеркнул слово «страшное» Князь. – В нём говорилось о демоне, который родится, чтобы разрушить существующий порядок. Вот Каер, которого затронули до глубины души слова пророчества, и решил о тебе узнать. Да чуть не сгинул в Хаосе от любопытства.

– Ну, и ты не возражаешь, если я там сгину? – перебил я его.

– По крайней мере, это будет не так печально. Если ты и сгинешь, так познавая самого себя. Всё лучше, чем ты бы в Свете без надобности пропал, – с улыбкой на лице рассудил хозяин замка.

– И то верно. Но я не сгину! Хотя бы назло тебе, мой заботливый брат, – съязвил я, вызвав тем самым улыбки родственников.

– Да уж постарайся! Как мы тут без тебя! – парировал он.

– Приступим! – решительно подытожил я, и встал из-за стола, вырвав крылья из пола, трещины которого сразу же затянулись. – Что мне делать?

– Всё просто! Встань в центр пентаграммы и сосредоточься на интересующем тебя вопросе, – пояснил Князь.

– Будь осторожен! Если что-то пойдёт не так, мы поможем тебе, – подбадривая меня, сказала Мара.

– Спасибо, – ответил я и встал в центр звезды.

– Не увлекайся! Это действительно опасно! – сказал Вельзевул мысленно, чтобы услышал только я.

Для устойчивости я расправил крылья, и, чтобы снова не пробить пол, аккуратно коснулся ими краёв пентаграммы. Закрыв глаза, я прислушался к себе и чётко задал вопрос: «Кто я?»

Мгновение… И в моей голове сразу возник голос из Пустоты:

– Ещё рано. Со временем ты сам поймёшь, или тебе подскажут. Но у тебя прекрасная возможность познать Тьму, её правителей и заглянуть в Хаос. Не упускай этот шанс. Я помогу тебе.

Сразу немыслимая сила, как будто не существующая, но настолько сокрушающая и родная, с лёгкостью вырвала меня из ипостаси демона. Мои крылья полностью, шатром, окутали грозную, как мне показалось со стороны, осевшую демоническую плоть. Моё тело стало очень похоже на ипостась моего брата Гаара, только ноги стали, как у драконов, с огромными когтями, скрывающимися в пальцах. Плоть состояла из переплетённых между собой волокон, похожих по структуре на чёрные валуны. От неё исходило лёгкое оранжевое свечение, наверное, из-за лавы, текущей по моим жилам вместе с кровью.

Но что действительно выглядело грозным, так это крылья, костяные наросты которых были остовом для перепончатой плоти, натянутой между ними. Вот они-то светились так ярко, будто были сделаны из самой лавы. Отсутствовало свечение только на конце наростов, которые выглядели как острые и гладкие шипы, вошедшие снова в пол зала, но в этот раз плавно и легко.

Лава, текущая в звезде, потекла вверх по крыльям, создавая тем самым дополнительную оболочку. В итоге в центре зала появился огненный кокон, на который удивлённо смотрели сидевшие за столом демоны. Больше всех был удивлён свернувшийся клубком на троне до сих пор не виданный мной Чёрный Змей. Рядом с ним сидела на подлокотнике Лилит. Змей пристально смотрел на образовавшийся огненный кокон. Я чувствовал и видел в нём все пороки Тьмы, но самым сильным из них была алчность, пробуждавшая в своём обладателе ненасытное желание поглотить всё Сущее, которым он хотел безраздельно править. А главное, его переполняла ненависть, которую он ко мне испытывал, но тщательно скрывал.

Что я ещё не менее важное заметил в Чёрном Змее, так это его страх, но не столько ко мне, сколько к возможности потерять нынешнюю власть, которой он дорожил больше всего, и, наслаждаясь, ею упивался. И ради этого блаженства, которое власть дарила ему, он был готов на всё. Переступить через любого, вставшего на пути. Раздавить, уничтожить. Открывшееся истинное лицо Князя Тьмы меня почему-то не удивило. Наверное, моё негативное отношение, возникшее после видения от испитой человеческой крови, было не случайно. Его равнодушие к жизням других существ ради своего удовольствия читалось в его поведении и словах, которые он небрежно кидал в виде одолжений. Мне такой правитель был не просто не нужен, он был омерзителен. Отвращение к его персоне возникло мгновенно, пробуждая ярость, и мне захотелось свернуть ему шею. Но сделать это, как оказалось, было не так просто, потому как, подняв взгляд за его спину, я увидел впечатляющее зрелище.

За Чёрным Змеем стояли грозные полки бесчисленной армии. Как тёмное, бушующее море, у которого нет ни конца, ни края, верная Князю армия Тьмы стояла, готовая по его команде немедленно броситься в атаку, чтобы крушить и сметать любое препятствие на пути повелителя. В стройных рядах живой массы стояли всевозможные монстры, драконы, демоны всех порядков, бесы и множество других существ, названий которых я даже не знал. Многие из них действительно вызывали трепет своим видом и размерами. Но более всех моё внимание привлекли крылатые существа в центре армады.

На левом фланге стояла крылатая конница. Перепончатые крылья коней были немного раскрыты, и благодаря этому они были похожи на эскадру прекрасных чёрных фрегатов. А всадники их были огненными демонами, судя по всему, детьми Вельзевула. Их лица были прикрыты забралами, в которых через щели для глаз светилось яркое оранжево-красное пламя.

На правом фланге стояли летающие ящеры. Они были похожи на Каера, обладая такими же сухими телами, сплетёнными из прожилок лавы, покрытыми грубой броней с острыми шипами. Их огненные глаза с чёрными зрачками в виде щелей, вращались независимо друг от друга. По центру были построены огнедышащие драконы, подопечные самого Чёрного Змея, Князя Тьмы. Их шкуры, выглядевшие как броня, были исключительно чёрного цвета, но со всевозможными оттенками красного и оранжевого. Этот действительно прекрасный сонм детей Тьмы стоял нетерпеливо, извергая потоки огня и рыхля под собой каменную твердь огромными когтями. Зрелище, которое они создавали, вселяло уважение и заставляло задуматься не один раз, прежде чем бросить вызов их повелителю.

Вокруг крылатых воинов Тьмы стояли бесы и монстры, возглавляемые демонами, похожими на Дыя. Все полки были разбиты по подразделениям, у которых было своё знамя, определяющее его задачу в бою. Знамёна развивались разные, но на каждом зияла красная пентаграмма, которая являла собой символ Тьмы. Почему-то я чувствовал, что в будущем буду стоять по другую сторону от этой армии, и придётся мне нелегко, сражаясь со слугами Князя. Померяться силой с этой армадой могла не каждая армия, не говоря уж обо мне, одиночке. Хотя пасовать перед ней до начала сражения было сравнимо с гибелью.

Глядя на бесчисленное войско, мне вспомнилась аллея обречённых в аду Вельзевула. Уж больно схожими были зрелища. Возможно из-за того, что каждый стоящий в рядах находился здесь не по собственной воле, а потому, что был обречён на это более сильным. В этом, наверное, и крылся единственный изъян могучего войска. И если наносить сокрушительный удар, то именно по этому слабому месту.

Окинув взором ещё раз тёмную армию, я сосредоточился на Тьме и мгновенно оказался в её лоне. Сейчас она меня не обволакивала и не поила жизнью. Я был частью её, полностью в ней растворившись. В меня хлынули бурным потоком образы, видения, чувства, боль, страсти, ужасы, которые становились моими, будто я сам их одновременно переживал, потому, как всё, что происходило в бескрайнем и тёмном океане жизни, проходило не столько через меня, сколько во мне. В мою сущность врывались боль и наслаждения каждого, даже самого ничтожного и вроде бы незаметного существа, порождённого и живущего во Тьме. Непередаваемое ощущение вечности и бесконечности разрывали мой разум. И мне ничего не оставалось, как согласиться быть растерзанным на бесчисленное множество маленьких кусочков, и, превратившись в бескрайнюю сущность, как волна о камень, удариться о стену слепящего Света. И смыслом моей жизни стала борьба со Светом, от которой рождались новые вселенные, а в них – миры с многообразием жизни. Я упивался борьбой. Она дарила мне радость и смысл. Я начал забываться, и забылся бы, наверное, окончательно, но в какой-то миг не столько услышал, сколько почувствовал знакомый голос той, что назвалась моей матерью. Все потоки протекающих во мне страстей угасли, и вместо них поселился покой.

– Здравствуй! – как можно ласковей произнесла она.

– Здравствуй! – мысленно ответил я.

– Ты хочешь познать Тьму?

– Да. Если это возможно.

– Нет ничего невозможного, – уверенно сказала она.

– Почему ты говоришь о себе так, будто не являешься Тьмой? – удивлённо спросил я.

– Тьма есть сущность, некий организм, который ты и хочешь познать. А я его разум. Познавая Тьму, ты будешь двигаться дальше. В итоге ты окажешься там, откуда она и берёт начало, – ответила она мне.

– Там я и смогу познать себя?

– Часть себя. Хоть ты и являешься частью Тьмы, но далеко не весь, – поправила она, и я почувствовал её страх.

Но не тот, который мне запомнился во время рождения. В моей сущности остался чёткий отпечаток страха порождающей меня матери, говорящий, что она боялась исключительно за мою жизнь. А эта собеседница боялась за себя, но я не придал этому значения.

– Моим является только твоё демоническое тело, в которое была вложена самая огромная сила, на которую я способна, – продолжала она. – Без этой мощи порождённое мной вместилище не выдержало бы твою истинную суть, которая создана вне меня, в отличие от твоих демонов-братьев. Твой разум родился за кромкой Сущего и пришёл сюда с неизвестной для меня целью.

– Эту цель мне и необходимо узнать, но для этого мне надо понять, кто я.

– Ищущий разум да обрящет! – подбодрила она меня. – Ступай!

Я снова сосредоточился, только на этот раз на самом себе, так как был сейчас частью Тьмы, и устремился туда, где было моё начало. То ли я плыл, то ли летел, но движение было плавным и беззаботным, доставляющим некое блаженство, усыпляющее разум. Перетекая из самого в себя, то раскидываясь безбрежной гладью, то сжимаясь в мельчайшую частицу, продвижение, как мне показалось, стало слишком долгим и не собиралось заканчиваться. Создавалось впечатление, что я стал пленником, причём самого себя, и вырваться из этого состояния не представлялось никакой возможности. Пришло чёткое осознание, что на самом деле я застыл и нахожусь на месте. И место это далеко не Тьма. Меня начала поглощать паника, от которой я начал биться в агонии, подобно обескровленной жертве из моего видения. Чем больше продолжалось сопротивление, тем опустошенней, и, как мне казалось, слабее я становился.

– Что это!? Что со мной!? – воскликнул я, взывая о помощи к матери.

– Ты в ловушке, в которую сам и угодил, – спокойно ответила она.

– Что за ловушка?

– Став моей частью, ею ты и останешься! – твёрдо, как приговор, огласила она.

– Но я не хочу!

– А я не хочу, чтобы ты нанёс вред моим детям! Ведь именно для этого ты пришёл!

– Я тоже твой сын и не знаю, для чего пришёл! – обречённо ответил я.

– Вот и не знай! Я же тебя не убиваю! Теперь ты будешь частью меня навечно, и так будет лучше для всех, – подвела итог та, кто назвалась разумом Тьмы.

Я безвольно замер, окончательно растворяясь в безбрежной сущности, в которую сам и угодил. Впору было попрощаться с собой. Смешно! Не успел родиться, а уже умер. Зачем вообще рождался? Но ведь зачем-то я пришёл сюда! И так глупо сгинуть!? Нет! Перебьёшься! Надо как-то вырываться из слишком заботливой матери! И я начал снова и снова биться, прикладывая неимоверные усилия, на которые был способен. Это было сравнимо со сном, в котором осознаёшь, что спишь, но надо срочно проснуться.

Вновь, чем больше я сопротивлялся, тем больше утрачивал самого себя, и меня поглощала Пустота, но вместе с этим я становился собой. Тем, кто я есть на самом деле, ещё до рождения демоном. Меня разом осенило: я есть часть Пустоты! Непонятно, конечно, какая часть, и какова моя цель, но, по крайней мере, это меня и спасёт! Там я был сотворён, а значит, там и сгину, а не здесь, в этой вязкой и заботливой сущности по имени Тьма, хоть и назвавшейся мне родной матерью!

Размышления постепенно вырывали мой разум из цепких, поглотивших меня объятий. Ведь, пока ты мыслишь – ты живёшь, – как постулат жизни осветилась мысль в сознании. И внезапно что-то очень похожее по ощущениям на сущность, которая меня породила, стало мне помогать, выступая против воли беспощадного разума, который не хотел отпускать пленника. Этой частью были сами миры Сущего, которые являлись неотъемлемой частью Тьмы. Но зачем они мне помогают? Я не стал вникать в этот вопрос, потому как первоочередной задачей стало вырваться из плена, и не воспользоваться предоставленной помощью было глупо. Собрав всю волю в кулак, я сделал мощный рывок и… очутился на грани серой мглы, в которой снова услышал тот же голос, не дающий мне покоя:

– Браво! Я не сомневался, что ты вырвешься из цепких объятий той, что назвалась твоей матерью.

– Почему ты мне не помог? – с неким укором я спросил загадочного собеседника.

– А зачем? – как само собой разумеющееся, заявил он. – Ты сам способен на всё, без чьей-либо помощи. С таким умыслом ты и создавался. Следуя своему пути, ты должен непрестанно бороться, чтобы становиться сильнее, и достичь цели, ради которой был рождён.

– Так кто же я? И какова моя цель? – с нетерпением и надеждой спросил я.

– На этот вопрос ты тоже способен ответить сам! Познание себя и есть основная часть пути! Со временем ты поймёшь, – всё так же неопределённо ответил он и бесследно исчез, как будто его и не было, оставив меня разочарованным и без ответов.

Предо мной текла безбрежная тёмная река, из которой брал начало ослепительный поток Света. Он, извиваясь вокруг Тьмы, пропадал в ней же. Но перед тем, как сгинуть в её недрах, две сущности успевали прожить в соитии целую вечность, длящуюся всего мгновение, вливаясь друг в друга и занимая собой всё пространство. Началом их вечного мгновения и был Хаос. Подумав о нём, какая-то невидимая и всемогущая длань забросила меня в его всеобъемлющее чрево, расщепив перед этим на бесчисленное множество частиц.

* * *

Довольно сложно описать беспорядок при помощи порядка, инструментом которого является слово, тем более понять его. Ведь сущность, в которой я оказался, была действительно сложна в понимании. Причём она бушевала, закручивая всё в ней находящееся, и саму себя, в немыслимые вихри. А отсутствие плоти лишало меня некоторого преимущества на сохранение здесь своего «я», так как разумом я мог хотя бы за неё зацепиться. Но неизвестно, что стало бы с моей телесной оболочкой, окажись она здесь. Ведь если уж разум испытывает такое мощнейшее воздействие, разрушаясь и превращаясь в нечто, то, наверное, мою демоническую ипостась просто порвало бы в клочья. Сознание, и так уже расщеплённое, стало расплываться и таять, словно снежинка, имевшая неосторожность упасть на тёплую ладонь, и сохранить его стало первоочередной и срочной задачей.

Мои мысли стали спонтанными, не связанными между собой, что говорило об исчезновении логики. Они скакали, как бешеные, устроив чехарду. Контролировать их становилось всё сложнее. А вот мысль о том, что я смогу здесь потеряться навсегда, без шансов на спасение, начинала одолевать и прочно закрепляться в сознании. Вместе с ней в меня снова стала закрадываться паника. Она дезорганизовывала и превращала в безвольную куклу, теряющуюся в бескрайнем урагане спонтанных, и, на первый взгляд, бессмысленных идей, эмоций. Вместе с тем, каких-то реальностей и пространств, и, наконец, материй, которые я смог явно ощутить. Эти ощущения вернули меня на короткий миг к целостности моего разума, будто чья-то рука заботливо поправила рассыпающийся песочный замок сознания. Вместе с этим прикосновением за короткий миг разум, уже практически перестав подчиняться моей воле, осветился единственной мыслью: воля.

Мысль о ней помогла почувствовать душой её незаметное присутствие. Она, подобно глотку воздуха для тонущего, вырвала меня из сумасшедшей круговерти. Как необходимый для остановившегося сердца первый удар, заставляющий его биться, воля вернула мне способность к самостоятельному существованию. Именно она сохраняла мою сущность в беспорядочно бушующем пространстве и была той хрупкой соломинкой, за которую мне удалось ухватиться. Являясь неощутимой, но действительно несокрушаемой силой, воля была остовом, на котором зиждился разум. Меня то расплющивало, как под прессом, то разрывало на множество частей, то сворачивало в одну крохотную песчинку бескрайней пустыни по имени Хаос, в котором всё менялось спонтанно и мгновенно. Только благодаря гибкому, но неимоверно выносливому и устойчивому каркасу я был невредим и оставался самим собой. Почувствовав свою волю и зацепив мысли на ней, я успокоился и стал двигаться в размышлениях дальше. Пусть это было поначалу несуразно, но всё же мыслить получалось, а значит, мой разум оживал. С каждой мыслью получалось всё лучше, и во мне уже начал прослеживаться некий порядок, напоминающий логику, которая привела к цели моего присутствия в сумасшедшем столпе Сущего. А целью и был сам Хаос, пытающийся меня поглотить. Хотя он и не пытался, он просто поглощал.

Чтобы понять лоно, в котором рождается Тьма, я всё-таки должен был стать его частью. Перестав сопротивляться бушующему урагану, и держась за волю, как за спасательный круг, я был поглощён Хаосом, и завертелся снова вместе с ним в безумной пляске. То вращаясь, как волчок, то замирая на месте, как одинокий лист на ветке дерева перед бурей, я в полной мере почувствовал силы, заключённые в этой мощнейшей сущности. Она была сокрушающей, но вместе с тем, что самое поразительное, и созидающей. Хаос творил материю из текущих в нём сил весьма виртуозно и ювелирно, заключая её в пространство времени. Основой созидательного процесса была всего лишь мысль. Чья-то мысль, заставляющая силы переплетаться, и тем самым создавать первооснову для жизни. Материя зарождалась здесь, и впоследствии, завершив жизненный цикл, умирала по велению чьей-то могучей и совершенной воли, вернувшись обратно в своё лоно. Наверное, воли того самого Творца, о котором говорили братья. Именно его мысль была вложена в эту созидающую стихию.

Мысль Творца. Она формировала Хаос, порождающий материю. Предположения Дыя были верными – материя здесь существовала, и законы существования тоже имели место. Только закон был один – рождаться и умирать, дабы была жизнь. Началом жизни была материя, чьё имя – Тьма, в которой затем была сотворена другая материя – Свет. Его предназначением было, рождаясь, отдаться всецело, без остатка, борьбе с Тьмой. В беспощадной борьбе уже появлялись вселенные с бесчисленными мирами. Но, прожив бесконечно долгие для заселяющих их существ жизни, и неимоверно короткие для порождающего Хаоса, они умирали. Умирали вместе с Тьмой и Светом, из чьей плоти состояли, завершая цикл жизни. И так до бесконечности, благодаря искуснейшему мастеру, имя которого Творец, создавшему совершенный механизм круга жизни, благодаря своей мысли.

И всё же, что заставляет материю быть, обретая плоть? Ведь силы, из которых она состояла, тоже как-то и откуда-то появлялись. Эта мысль не давала покоя. Разум хаотично, как и среда, в которой он находился, пытался найти ответ. Прыгал, скакал, пытаясь обнаружить хоть какую-нибудь зацепку. Но тщетно.

Снова при помощи воли я собрался, успокоился, и, застыв на мгновение, сосредоточился на мысли о возникновении материи. Постарался представить, как происходит этот сакральный процесс… И вдруг прогремел глас, заставляющий вибрировать и трепетать окружающее пространство. В нём заключена была настолько колоссальная сила, причём первичная, дающая начало всем остальным силам Сущего, рождающимся из Пустоты, что мой разум на миг парализовало от страха и преклонения перед его обладателем. Глас произнёс слово, которое несло в себе смысл лишь одного – жизни.

Слово. Вот что, в конечном итоге, заставляет материю быть. Его слово! Слово совершенного разума, который создал все миры Сущего, находящегося под угрозой уничтожения существами, порождёнными им самим. Это я почувствовал мгновенно, как только увидел вместе с осознанием процесса созидания стонущие от истязания миры, как тогда, во сне. Сквозь Хаос, на границе Тьмы и Света, предо мной предстала ошеломляющая неповторимой красотой паутина мириад миров. Они были разных, немыслимых цветов, которых за свою недолгую, как мне казалось, жизнь, я ещё не видел. Как светящаяся гирлянда в кромешной тьме, она завораживала буйством красок, совершенством исполнения и бесконечностью.

Каждый мир выглядел как светящаяся неповторимым цветом сфера, имеющая индивидуальный размер. Все они соединялись с другими сферами тончайшими нитями, по которым медленно плыл яркий красно-оранжевый свет. Приглядевшись к нему, я обнаружил, что то текла лава, которая была не кровью Тьмы, как я подумал впервые в Пекле, а кровью Сущего. Она несла по всем мирам, как по сосудам, свою огненную суть, согревая и поддерживая в них жизнь. И от множества миров исходила боль, к которой я прислушался. Именно она, врываясь в Хаос, вызывала в нём волнующую материю бурю, которая неизменно, в конечном итоге, должна ввергнуть в пропасть уничтожения Тьму, Свет, всё Сущее. По этой боли, как по следу, я потянулся к её источнику. Она исходила от каждого мира, но сильнее всего от того, чьё имя я уже знал – Мира Богов. В нём переплетались все нити вселенской паутины.

Приглядевшись, я попытался всмотреться в него, но у меня ничего не получилось. Как будто что-то закрывало истинную причину боли, но она явно изъедала мир изнутри, как паразит, которого необходимо уничтожить.

Обессилев от тщетных попыток разглядеть очаг боли, я расслабился и попытался отдохнуть. Пребывая в некоем забытьи, я почувствовал, как меня подхватила непонятно откуда взявшаяся волна, и, пронеся через пространства Хаоса, выбросила на берег какой-то реки. На берегу безмятежно текущей чёрной глади лежал дракон, пристально и бесцеремонно всматривающийся в глубины моей сущности. От него веяло древностью, сопоставимой с возрастом самого Хаоса.

Его впечатляющее тело, всевозможно извиваясь и образуя кольца, создавало фигуру, сотворить которую мог только разум, свободный от каких-либо стереотипов и ограничений. Оживотворённая скульптура раскинулась вдоль чёрной реки, от которой исходило тусклое свечение, падающее на драконью чешую. В центре каждой чешуйки было чёрное пятно, из которого лучами исходили в разные стороны по кругу белые лучи, от чего создавалось впечатление, что застывшее в немыслимой позе существо переливается и пульсирует. Голова дракона неподвижно лежала на тёмной водной глади, мерно покачиваясь в такт волнениям. Глаза были словно наполнены рекой, а в их бесконечно-глубокой бездне светились яркие искры света, являющиеся зрачками и создающие иллюзию звёздного ночного неба. Взгляд, исходящий из очей, пронизывал мою суть насквозь, тщательно осматривая каждый закоулок разума и души. Создавалось впечатление, что дракон был ювелиром, оценивающим драгоценный камень, пытаясь найти изъяны. Он словно вывернул меня наизнанку против воли, и старался с нескрываемым любопытством вытряхнуть наружу, дабы затем неспешно рассмотреть. Эта экзекуция начинала порядком надоедать, и, потеряв терпение, разгневанный, я предпринял попытку рыкнуть на рассматривающего меня дракона, забыв, что рычать нечем, так как голосовые связки вместе с телом остались в замке Князя. На удивление, не только моё, но и дракона, судя по его колыхнувшемуся телу, рык получился, причём похожий на глас, который недавно заставил меня трепетать. Гладь реки сразу взволновалась, и по ней побежали высокие волны. Дракон приподнялся, и, поражённый происшедшим, попытался меня успокоить:

– Тише, тише, Демон! Не сердись! Я пристально всматривался в тебя только из-за твоей сущности, которая не такая, как все. Я её еле вижу, будто тебя нет, но всё же она имеет место быть. В отличие от других разумных представителей Сущего, ты искренен, и не пытаешься скрывать истинное лицо.

– Зачем мне скрывать? – мысленно спросил я, словно заново открыл в себе способность разговаривать.

– Из страха говорить самому себе правду.

– Что тут страшного?

– Не знаю. Но, наблюдая за всеми существами, населяющими Сущее, я пришёл к выводу, что это для них самое сложное.

– Не думал об этом, – удивился я. – Кто ты?

– Я хранитель того, что вы называете Хаосом.

– А как ты его называешь?

– Никак не называю. В этом нет необходимости.

– Скажи мне, кто я и зачем родился? – спросил я в надежде, что это существо мне поможет.

– На этот вопрос, наверное, сможешь ответить только ты. Я знаю лишь, что пришёл ты из-за кромки Сущего, оттуда, где нет ничего. И, судя по твоему рыку, всколыхнувшему реку Хаоса, ты сродни Создателю, который, как я предполагаю, также пришёл из этого Ничто. Так что ищи ответ на свои вопросы у соплеменника, – ответил дракон и приблизился ко мне, пытаясь что-то во мне рассмотреть.

– Так значит, я слышал его глас! Он здесь? – всё так же с надеждой я обратился к нему, закрываясь от назойливого взгляда.

– Нет. Ты слышал эхо гласа, который заставил по его замыслу материю обретать плоть. Где он, знает только он сам.

– Что ты пытаешься высмотреть во мне? – спросил я, теряя терпение от пристального взгляда дракона.

– Пытаюсь понять, зачем ты пришёл. Спасти Сущее от разрушения или его уничтожить?

– Да что вы все заладили! Разрушить да разрушить! – раздражённо и как-то обессилев от замучившего меня вопроса, заявил я. – Не знаю я, зачем родился. И зачем мне вообще разрушать ваше Сущее?

– Этого я тоже не знаю, – с некой обречённостью ответил дракон. – Вообще, с началом возмущения Хаоса, и тем более с твоим рождением, от которого он начал волноваться ещё сильнее, я всё больше чего-то не знаю. Меня это беспокоит. Об одном хочу тебя попросить, – осторожно и задумчиво произнёс он, – если сможешь, не убивай моего сына.

– Не понял! Какого сына? – спросил я, изумлённый просьбой дракона.

Я начал быстро перебирать в памяти всех, кого встретил за недолгое пребывание в Сущем… и вдруг меня осенило, кто его сын, увидев схожесть собеседника с Князем Тьмы.

– С чего ты взял, что я убью его, ведь он мой брат? – спросил я, выходя из состояния растерянности от обвинения в убийстве, которого не совершал.

– Я чётко и неоднократно видел это в будущем, вглядываясь в воды реки времени. Он погряз в пороках. Алчность и ненасытность поглотили его безвозвратно, – со скорбью произнёс дракон. – Думаю из-за этого ты его и убьёшь, но если сможешь, – с надеждой в звёздных глазах обратился он ко мне, – сохрани ему жизнь.

Воцарилось молчание. Я был ошеломлён откровением дракона. Мы находились в непосредственной близости, поглощённые своими мыслями, и внимательно смотрели друг на друга. Один с надеждой на понимание, ибо каким бы негодным ни оказалось твоё чадо, всё равно ты будешь бороться за его существование, другой в растерянности от такой просьбы.

– Возвращайся обратно, во Тьму! Он хочет уничтожить твою демоническую ипостась, – отворачиваясь от меня, с ноткой обречённости нарушил молчание хранитель Хаоса.

– Я постараюсь не убивать его, – почему-то поняв его боль, ответил я.

– Спасибо тебе, Демон! Торопись! – обернулся он, и я увидел в его глазах благодарность.

В следующий миг я почувствовал мощнейший удар, от которого моя духовная сущность застонала. Видно, давала о себе знать моя связь с телом, которое сейчас испытывало серьёзную атаку. Я сосредоточился, и, взглянув сквозь пространства, увидел в замке Тьмы огненный кокон, который вспыхнул ярким пламенем, отбивая нападение Чёрного Змея. Надо было срочно возвращаться!

– Я думаю, мы ещё увидимся! – сказал я и нырнул в реку Хаоса.

– Я знаю, что мы ещё увидимся, – вслед мне бросил дракон.

Сжавшись в мельчайшую частицу, я устремился к своему телу сквозь реку Хаоса, из которой брала начало Тьма, более не имевшая надо мной власти. На удивление, я летел настолько быстро, что перемещение нельзя было назвать полётом. Скорее это был мгновенный прыжок, в конце которого я почувствовал свою демоническую ипостась и вместе с ней резкую боль, возвещавшую, что моя плоть цела, и в ней отныне заключена ещё большая мощь, приобретённая в Хаосе. Из меня вырвался душераздирающий крик, больше похожий на рычание, с которым я раскрыл крылья и, повернувшись, увидел летящего ко мне в атаке Чёрного Змея…

* * *

Вокруг огненного кокона сидели и пристально смотрели на него, замершие как статуи, все девять правителей Тьмы. Каждый из них, находясь в некоем трансе, внимательно следил за новорождённым братом, отправившимся в глубины Сущего для познания самого себя. В главном зале замка Тьмы воцарилось гробовое молчание, будто жизнь в одночасье покинула это жилище, уступив место вечному покою и тишине. Даже бесы, охранявшие вход в покои, не шевелились, и были похожи на каменные изваяния. И только лава, плавно текущая по желобам замка и окутавшая тело Демона, движением и игрой цвета подавала признаки жизни. Как Демон покинул тело, никто не видел и не понял, потому как никто из тёмных правителей ему в этом не помогал. А с первого раза, да ещё и самостоятельно, покинуть ипостась никому не удавалось. Да и лава, окутавшая и защищавшая тело сына Тьмы, привела всех в недоумение. Никогда она не проявляла о ком-то хоть какую-нибудь заботу. А сейчас вела себя так, словно была разумным существом, ревностно защищающим своё чадо. Обнаружить брата дети Тьмы смогли, когда тот уже парил над тёмной армией, в районе строя драконов. После чего Демон мгновенно исчез в глубинах Тьмы, где наблюдение за ним осложнилось, так как он растворился в её безднах. Каждый из первородных демонов ощущал его присутствие, но где тот конкретно находился, никто определить не мог. На такое путешествие никто бы из присутствующих не осмелился, дабы не потерять связь со своим вместилищем, которое, в случае невозвращения, означало бы неминуемую телесную смерть. А потому большая часть их искренне переживала за пустившегося в рискованное путешествие брата, и была готова немедленно помочь ему в случае какой-либо опасности. Но, спустя некоторое время, неожиданно все правители Тьмы разом перестали ощущать присутствие Демона, как будто его и не было вовсе, и помогать стало некому. Воцарившееся молчание немедленно прервал подозрительно возбуждённый Князь Тьмы, которому это состояние было несвойственно:

– Кто-нибудь чувствует его?

– Я – нет! – с нескрываемым испугом произнесла Мара.

– И я не чувствую, – ответил Вельзевул.

– Никто не чувствует, – уже за всех, подводя итог, заявил Дый. – Он даже Хаоса не достиг! Пропал где-то во Тьме!

– Вот и хорошо! – воскликнул Князь. – Всё-таки нашей матери, Тьме, удалось уничтожить этого ужасного демона, пришедшего погубить нас, – с облегчением, не скрывая радости, заключил хозяин замка.

– Объяснись! – грозно потребовал Вельзевул.

– Изволь! – жёстко ответил Князь, мгновенно переменившись в лице от недовольного тона хозяина ада. – Никто из нас, в том числе и сама Тьма, не знал, кто он и откуда пришёл. Чтобы не рисковать, мы с ней решили подстраховаться и устранить лишнего в нашем мире демона. А так как сделать это проще всего во время сеанса вопросов и ответов при помощи пентаграммы, оставалось аккуратно его на это подтолкнуть. Я даже немного испугался, когда вы его стали отговаривать с Каером, – и он с укором посмотрел на Мару.

– Но это же братоубийство! – накинулась в ответ Мара, поражённая цинизмом Князя. – Мы даже не были уверены в его опасности!

– Помолчи! – рыкнул на неё Князь, трансформируясь в Чёрного Змея и сползая с трона в сторону огненного кокона. – Безопасность дороже! А если бы он и вправду оказался злодеем из пророчества!? Что тогда бы ты делала? Лучше сразу, на корню уничтожить проблему! И не смей мне перечить! Иди лучше занимайся умершими!

– Я-то займусь! – не с меньшей яростью ответила богиня смерти. – В отличие от тебя, я лишнего не желаю! Ты ещё об этом пожалеешь!

– Грозишь мне!? – Змей прошипел и приготовился к броску.

– Угомонись! Не хватало тут ещё одной смерти! – вскочил Дый и грозным взглядом отбил у Змея желание атаковать Мару. – Что сделано, того не воротишь! Но я не согласен с тобой, Князь! Не дело это, на брата руку подымать!

– А я и не подымал! – оправдался Князь. – Мать его породила, она и забрала.

– Что вы накинулись на Князя! – вступилась за Чёрного Змея Лилит. – Все мы видели, как легко он пробил чёрный камень замка, а это никому не под силу. Значит, если он – тот самый разрушитель, справиться с ним нам будет непросто. Да и кровь на него действует непонятным образом. Он отверг её, подтверждая, что иной, не такой, как мы, демоны Тьмы.

– Ты бы, сестра, помалкивала со своей кровью! Мы же все знаем, сколько ты натворила дел, благодаря твоей ненасытности к ней, – с укором и весьма грозно заявил Дый.

– Это ты о чём? – осекаясь в пылкой защите Князя, и с долей испуга, но делая вид, что не понимает Дыя, спросила Лилит.

– Ну, как же! – удивлённо воскликнул Дый. – Прежде чем убить жертву ради её крови, ты сначала предавалась с ней страстным утехам. А потом породила кровососов, которые распространились по всем мирам.

– И что тут такого? Они такие же дети Тьмы, как и все остальные! И нечего меня поучать! – огрызнулась Лилит.

– А я сейчас возьму, да по голове твоей бестолковой тресну, чтобы ум за разум не заходил! – не на шутку стал гневаться старший из демонов. – Такие же дети Тьмы! – передразнил, кривясь, он её. – Какие же такие, если твои кровососы рождены от людей, которые, насколько мне известно, не являются высшими существами Тьмы, и, соответственно, носителями её сил. В итоге, твои новые кровососущие дети оказались живыми мертвецами, являясь извращением самой жизни и насмехаясь тем самым над Творцом, создавшем всё, что есть, только ради неё.

– Они не извращение! Они существуют, как и все живущие в Сущем твари! – яростно начала отбиваться Лилит, являя собой ревностную мать.

– Да?! Чего ж они тогда от Света превращаются в прах, корчась в неимоверных муках? – приблизился Дый так близко к сестре, что во всех присутствующих вселилась уверенность, что следующим действием старшего демона будет рукоприкладство.

– Я не знаю, – обессиленно и уже тихо, с некой обречённостью, произнесла Лилит.

– Я знаю! – заявил Дый, но сбавляя тон, видно, всё же жалея сестру. – Они просто ошибка, совершённая в порыве твоей неуёмной похоти, – подытожил спор властелин всей материи так, будто огласил приговор, не имеющий право на обжалование.

Лилит, не нашедшая, что ответить старшему брату, села на место, и, склонив голову, стараясь скрыть слёзы, заплакала. Дый сел рядом, и, заботливо обняв её, попытался успокоить:

– Ну, не плачь! Все мы совершаем ошибки. Думаю, Сущее само решит, имеют ли твои порождения право на жизнь.

Произошедшая склока несколько отвлекла всех от происходящего в главном зале. И наступившее молчание прервал Вельзевул, который с нескрываемой печалью тихо произнёс:

– А он мне понравился! Пусть он не похож на нас, но кто сказал, что он должен быть таким же, как мы? – задал он риторический вопрос. – Но, сдаётся мне, рано ты радуешься, Князь, и Тьме его не удержать! Он вернётся!

– Куда? Если я уничтожу его тело! – прошипел Чёрный Змей, окончательно трансформировавшись, и бросился на огненный кокон, чем привёл всех в оцепенение.

В броске Князь действительно был страшен. Его наполненные Тьмой глаза сузились, тело в прыжке вытянулось, как струна. Оскалившись острыми, как бритва, клыками, и изрыгая пламя, он врезался в кокон. И… натолкнувшись на непробиваемую оболочку лавы, неуклюже отскочил, с глухим грохотом упав на пол. Кокон вспыхнул так ярко, что все присутствующие отвернулись, закрывая глаза руками. Языки пламени облизнули весь зал подобно лепесткам раскрывшегося за мгновение лотоса.

– Перебьёшься, Змей ползучий! – с нескрываемой радостью усмехнулся Вельзевул, вскакивая с места и собираясь броситься на защиту огненного кокона. – Лаву тебе не пробить!

– Это мы ещё посмотрим! – оправился от ответного удара Змей и бросился снова в атаку.

Но в этот момент все сразу почувствовали присутствие Демона. Он нёсся с огромной скоростью сквозь пространства Тьмы к своей ипостаси. Преодолев расстояние в мгновение ока, он так же легко вернулся в тело, как его и покинул. Лава мгновенно отхлынула.

Демон раскрыл крылья, и с необычайно яростным рыком, развернувшись в сторону Чёрного Змея, поймал его в полёте руками за шею. Перекинув через себя, он прибил тело Князя к полу шипами правого крыла. Левым же крылом проткнул его бок, и, продолжая рычать, пристально посмотрел в зияющие Тьмой глаза.

– Смерти моей захотел? Я не буду тебя за это убивать. Но если ты встанешь у меня на пути, я с радостью выпотрошу тебя и отправлю в объятия нашей любящей матери, с которой вы сговорились, – с невиданным ранее гневом прорычал Демон. Затем освободил тело Князя от шипов, и, подняв, бросил на трон. – Восседай, пока я не против твоей власти! – закончил он короткую речь.

Смотрящие на это действие демоны стояли в оцепенении. Ещё никто так дерзко не разговаривал с Князем Тьмы, и никому не удавалось с такой лёгкостью его скрутить.

– Рад видеть вас снова, братья и сестры! – уже с улыбкой молвил Демон.

– И тебе не хворать! – с ухмылкой поздоровался за всех радостный Вельзевул.

– Пойду я отсюда. А то так загостился, чуть не убили, – с сарказмом подвёл итог собрания первородных демонов младший из них.

– И мне пора, – сказал Вельзевул, вставая из-за стола. – Приглашаю ко мне в Пекло! Отдохнёшь! – не скрывая радости, улыбался хозяин ада.

– С удовольствием, – с натянутой улыбкой ответил Демон.

На этом двое братьев покинули цитадель Тьмы. Довольная возвращением брата Мара тоже встала, и, ни с кем не прощаясь, покинула зал девяти. Остальные правители Тьмы остались, продолжая пребывать в недоумении.

* * *

«Когда Тьма начнёт поглощать всё Сущее, и Свет не сможет ей противостоять, наступит твой час, любимый мой сын, первый ангел Света, коего нарекаю Люцифером. И примешь ты последнюю битву, в коей суждено тебе погибнуть, но именно смерть твоя освободит ту первую искру Света, что была создана мной для зарождения жизни и вложена в тебя. Отступит Тьма, укрощённая твоей силой, а ты, умерев, вернёшься ко мне навечно. Потому ты, Светоносный, должен жить, чтобы равновесие Тьмы и Света было неприкасаемым».

Эти слова Творца всё чаще и отчётливей гремели в сознании ангела, сидящего на скале между Тьмой и Светом. Они были вживлены в его разум во время рождения и стали смыслом жизни. От того всё печальней становилось на душе ангела, потому как он чувствовал скорую гибель. Тьма наступала, медленно и незаметно вкрадывалась в наивные сердца порождений Света, заражая их пороками. Но только тех, кто забыл в праздности своей о незыблемых законах породившего их столпа Сущего. Потому равновесие было под угрозой, и всё отчётливей была слышна поступь грядущего конца жизни. Но забрезжила надежда в сердце первого ангела Света. Рождённый Тьмой демон должен был установить новый порядок в Сущем и сохранить равновесие. Пророчество, услышанное Люцифером от старика в Мире Богов, сбывалось, и, казалось бы, должны теперь печали оставить ангела, но всё равно чувствовал он свою неизбежно приближающуюся кончину.

Светоносный, глядя на равнину среза Сущего, вспоминал свою жизнь, проведённую ярко и искренне. Как впервые увидел Творца, подарившего ему возможность созерцать его творения и наслаждаться их красотой. Как впервые полюбил, теряя покой, и как разгоралось это чувство в его душе неутолимым огнём, от которого творил он безумные поступки. Память оживила и первую битву с армией Тьмы, возглавляемой тогда Дыем, первым рождённым Тьмой демоном. Сражение то больше походило не на битву насмерть, а на состязание, в котором хвалились воинским умением.

«Куда ушли те времена?» – ангел с тоской спрашивал сам себя, сожалея о невозвратно ушедшей поре. «Что произошло с Вами, великие столпы?» – вопрошал он ту сущность, первоначальную искру которой он носил в себе, и ту, с чьими силами он должен был всю жизнь сражаться. Но они молчали… Только слышал Светоносный терзаемой тревогами душой, как безмолвием своим кричали столпы о помощи, и не в силах он был что-то сделать. Понимал ангел, что виновны не Тьма или Свет в грядущем конце Сущего, а те, кто под их знамёнами творят негодное. Ведь ни один из столпов не является злом и не может им быть. Они лишь основы, благодаря которым и существовала жизнь. Зло было порождением существ, живущих в них, что отказались от своей природы и погрязли во лжи. Их сущности предавались утехам, ублажая порочные души, переставшие быть светлыми, как задумал Творец. Только богов Света винил Люцифер. Многие из них, не ведая того, стали слугами Тьмы, раскачивающими безответственностью своей весы равновесия. А тёмные правители, алчущие безграничной власти, готовы были поглотить все вселенные, в том числе и Свет, не задумываясь, что тем самым и себя тоже предают забвению. Ведь рожденный быть тёмным светлым не станет, а рождённый быть светлым, забыв об этом, безвозвратно погаснет. От осознания горькой правды становилось у Люцифера на сердце ещё тоскливей, да так сильно, что хоть падай со скалы и бейся о твердь насмерть.

Пребывая в печальных думах, Люцифер почувствовал приближение бога со стороны Света, который был не один, а в сопровождении ангела. Он бросил взор на летящих к нему гостей и узнал светлоокого Яргу и Гавриила, начальника охраны Световида. Люцифер был уверен, что прибыли эти двое из-за недавнего посещения границы новорождённым демоном. Потому их визит не вызвал у него удивления. Прибывшие приземлились около скалы, на которой сидел печальный ангел, и приветствовали его:

– Здравствуй, Светоносный! Не спустишься ли со скалы, побеседовать?

– И вам здравствовать! – учтиво ответил Люцифер и спрыгнул со скалы, расправив прекрасные пепельного цвета крылья. – С чем пожаловали? – спросил он, делая вид, что не понимает цели визита.

– Мы присланы советом узнать о демоне, с которым у тебя была здесь недавно стычка, – перешёл сразу к причине посещения Ярга, не собираясь ходить вокруг да около, будто куда-то торопился.

– С которым из них? Их было несколько, – Светоносный продолжал делать вид, что не понимает прибывшего бога.

– С новорождённым! – теряя терпение, крикнул Гавриил.

– Да! Вспомнил! Был такой! – будто память снова вернулась к нему, наигранно улыбаясь, ответил Светоносный.

– Хватит ёрничать, Люцифер! – как можно учтивей попросил Ярга. – Мы не по собственной воле прибыли к тебе, а по поручению совета.

– Что ж так! Никто из совета не хочет приятно провести время со мной и поговорить по своей воле? – ангел с нескрываемым сарказмом выразил удивление.

– Если не хочешь отвечать на вопросы, мы заставлять не станем. Но всё же, может, соблаговолишь поговорить? – с надеждой в голосе пытался склонить к откровенному разговору упрямца Ярга.

– Хотелось бы мне посмотреть, как бы вы меня заставили! – понижая голос до шёпота, мгновенно изменился в лице Люцифер, и, рассерженный, приблизился к богу.

Нетерпимость Люцифера к Ярге была вызвана исключительно душой бога, отравленной пороками. Ангел видел достаточно отчётливо чёрную, впившуюся язву в некогда светлую сущность правителя Света, чтобы испытывать отвращение к собеседнику. Но он сдерживался, и даже заставлял себя быть учтивым. Правда, получалось у него весьма плохо.

– Не гневайся! – попытался успокоить собрата Гавриил. – Мы всего-то хотим задать пару вопросов!

– Идите вы со своими вопросами! – повернулся Люцифер к начальнику охраны Световида и приблизился к нему так, что тот почувствовал его дыхание. – Помню, когда я пытался вам рассказать о пророчестве и демоне, вы язвительно надо мной посмеялись. И многие даже слушать не стали, послав куда подальше. А потому и вы отправляйтесь туда же с наилучшими пожеланиями. Не до вас, убогих!

Это прозвучало очень обидно, особенно для Ярги. Убогим его ещё никто не называл, и, закипая от ярости, он вышел из терпения, закричав:

– Да кем ты себя возомнил! Кто ты вообще такой! Если ты первый из ангелов Света, тебе можно безнаказанно оскорблять бога?!

– Я тот, кто есть! – спокойно и чуть ли не шёпотом ответил ангел. – Имя мне Люцифер, первый ангел, созданный Творцом в Свете. Тебя я не оскорблял, Ярга, а справедливо охарактеризовал нынешнюю твою сущность и таких же подобных тебе божков, которые погрязли в пороках. А по поводу наказать меня… Попробуй, если сможешь! – уже прогремел, а не прошептал он последнюю фразу, как вызов на битву, и, расправив крылья, обнажил клинок.

Сражаться со Светоносным в планы Ярги не входило. Причём мастерства в битвах занимать Люциферу не приходилось. Да и клинок первого ангела Света, известный сокрушающей разительностью по всему Сущему, мгновенно остудил пыл Ярги и заставил его вместе с Гавриилом отойти подальше от разъярённого соплеменника. Не хватало вернуться обратно без столь нужных ответов, да и ещё, скорее всего, потерпеть поражение от ангела, которого большая часть совета считала сумасшедшим. Поэтому Ярга был вынужден отступить и сглаживать возникший конфликт.

– Люцифер, извини, что не слушали тебя раньше. Пойми! Нельзя нам возвращаться с пустыми руками.

– Всё одно! Говорить с вами не желаю! – отрезал Люцифер, давая понять, что они ничего не добьются. – Ступайте в Мир Богов, там найдёте пророка. От него пророчество и услышите.

– Ну, что ж! Не хочешь – не надо. Световиду не понравится, что ты отказал ему! – решил пригрозить Ярга верховным богом.

– Ты меня Световидом не пугай! С ним уж как-нибудь без тебя слажу! – жёстко ответил ангел.

– Воля твоя! Придёт время – сочтёмся! – пригрозил бог, отправляясь с Гавриилом обратно в Свет.

– Верно! Воля только моя! – кинул вслед богу Люцифер и снова взгромоздился на пик скалы.

Ангел испытывал неприязнь к оступившемуся богу, и после разговора с ним чувствовал себя так, будто испачкался. Проснувшаяся ярость лишала покоя, не позволяя обрести контроль над мыслями и эмоциями. В сердцах Светоносный ударил кулаком по скале, отколов кусок кристалла, который покатился вниз, создав небольшой обвал. Взгляд ангела остановился на оставшемся треснутом обломке прозрачного камня, который уже никогда не станет столь же красивым, как был до разрушения. «Всего одна несдержанная эмоция может погубить не только красоту, но и породившую её жизнь», – промелькнула мысль в сознании Люцифера. Он немедленно успокоился и уже полным умиротворения взглядом проводил удаляющихся в Свет визитёров.

Дождавшись, когда Ярга с Гавриилом покинут границу и окончательно скроются в Свете, ангел, взмахнув крыльями, стремительно взмыл ввысь. Сделав пару кругов над долиной, усыпанной чёрными валунами, он ринулся вниз, к тверди, подобно соколу, падающему камнем на жертву. На мгновение показалось, что он хочет разбиться, но внезапно один из огромных валунов разверзся, являя в чреве бурлящую лаву, которая вмиг поглотила воина Света. Чрево также стремительно захлопнулось, и Люцифер исчез, будто его вовсе и не было.

Спустя некоторое время из Света в сторону Тьмы промчался могучий Перун, который пересёк равнину среза Сущего, заметив, как на пике скалы восседает Люцифер, охраняющий равновесие. Ангел не двигался и безучастно смотрел в одну точку, словно покинул разумом тело. «Надеюсь, он меня не заметил», – подумал Громовержец, стараясь избегать постороннего внимания к своей персоне, следуя в стан Тьмы по поручению совета, и через мгновение растворился в бескрайних просторах Тьмы.

* * *

Я был опустошён неожиданным для меня предательством и попыткой родственников избавиться от меня. Словно из меня вырвали какую-то часть души, и образовавшуюся пустоту заняли разочарование, гнев и желание отомстить. Шквал чувств захлестнул и терзал меня, не давая трезво оценить произошедшие события. В непонятном душевном состоянии я и летел за Вельзевулом в его огненные владения. На миг мне показалось, что я, как преступник, виновный в том, что посмел родиться, следовал к месту заключения, где хозяин ада придумает самое страшное наказание, и мне придётся вечно осознавать свой проступок, испытывая вечные муки. Забавно! Наверное, Князь был бы очень доволен, если бы случилось именно так. Возможно, и Тьма… Нет! Я всё же не хотел верить, что мать желала мне смерти.

Сразу вспомнилась аллея каменных статуй, где страдали, по моему мнению, несправедливо осуждённые мученики. Их не убили, а предали забвению. Хотя, наверное, лучше бы убили. Ведь муки, которые они испытывали, ужасны. Я вспомнил невыносимую боль того окаменевшего существа, до которого имел неосторожность прикоснуться, и меня передёрнуло, словно она вновь меня пронзила. Мученик тогда щедро поделился страданиями, и моё тело их прекрасно помнило, а вместе с ними память явила и причину, приведшую несчастного изобретателя на аллею каменных изваяний. Его судьба была похожа на ситуацию, в которой и мне пришлось оказаться. Он своим творением представлял угрозу для власти бога его мира, а я сам по себе, только родившись, уже мешал, как минимум, Князю. Только мне, в отличие от изобретателя, посчастливилось бы стать личной каменной статуэткой самой Тьмы. «Это честь!» – ухмыльнулся я, пытаясь пошутить.

Но то ли шутка была плохой, то ли шутник из меня не очень хороший, но разочарование не собиралось меня оставлять. Мысль о предательстве матери меня просто изводила, и, чтобы не сойти от неё с ума, я решил гнать горькие думы как можно дальше, потому как во мне ещё теплилась надежда, что я ошибаюсь на счёт породившей меня Тьмы. Тем не менее, я твёрдо решил для себя: во что бы то ни стало разрушить аллею во владениях Вельзевула, освободив всех пленников, даже если брат будет против. Иначе она не даст мне покоя.

Окунувшись в неприятные размышления, я летел за огненным братом и надеялся, что он никогда меня не предаст. Почему-то я чувствовал, что на него я могу положиться. Чего бы ему ни стоило, он всегда меня поддержит и поможет. Мысль об этом согревала и немного утешала. Откуда возникла эта уверенность? Не знаю. Может, кто-то её в меня незаметно поселил. Например, тот же Хаос, чьё повсеместное и незримое присутствие я теперь ощущал в полной мере. Он был действительно повсюду, являясь неотъемлемой частью Сущего, и на чьих основах оно зиждилось. Или Тьма вселила в меня веру, что Вельзевул никогда не предаст, чтобы потом, когда я не буду ожидать, уничтожить меня его руками? Ведь она может нанести удар, завладев разумом Вельзевула. Моё же сознание ей практически удалось растворить в себе!

Мысли и подозрения становились навязчивыми, и всё оттого, что мне не давало покоя предательство и бесцеремонное поведение со стороны Тьмы. Она, скорее всего, уверена, что поступала в интересах всех сразу, и так было бы лучше, в том числе и для меня, если я сгину в её чреве. Только почему она меня не спросила, хочу ли я стать её безвольной частью?! Это бесило!

Сейчас я ощущал всю сущность Тьмы, будто был ею. Мог мгновенно обнаружить всё происходящее в ней и оказаться в любой её части. Вернувшись в демоническую ипостась, я почувствовал, как наложенные на меня ограничения пали. Именно они, лежащие на плечах каждого отпрыска Тьмы, определяли его безоговорочную принадлежность этой части Сущего, и он был обязан беспрекословно ей подчиняться. Вырвавшись из любящих объятий матери, я был предоставлен теперь только самому себе, перестав быть чьей-либо собственностью. Но, что меня настораживало, так моё разное восприятие Тьмы, которую я чувствовал в себе, будучи её частью, и той, что назвалась моей матерью, продолжающей неустанно следить за мной. Её пристальный взгляд чувствовался постоянно, будто она ждала удобного случая для расправы. Хотя сейчас я её присутствия не ощущал, словно она потеряла меня из виду.

Я постарался отбросить мысли о предательстве и сосредоточиться на том, где искать Творца, который, наверное, смог бы ответить на не дающие мне покоя вопросы. Обыскать Сущее не представлялось возможным, так как на это не хватит и вечности. Отыскать его через Хаос тоже не получится. Там было только эхо его гласа. А, осознавая колоссальность масштабов его творения, я понимал, что о месте его нахождения действительно, как и сказал дракон, знает только он сам. Где его искать? Ничего толкового на ум не приходило.

Поглощённый мыслями, создавшими путаницу в голове, я не заметил, как вновь оказался в огненном мире Вельзевула. За всё время полёта в Пекло мы не проронили ни слова. Брат, наверное, из тактичности, заметив мой задумчивый вид, меня не беспокоил. Поэтому я даже не заметил, куда мы летим, слепо следуя за его огненным силуэтом. Только когда мы остановились посреди безбрежных просторов мерно текущей лавы, я спросил:

– Где мы? Почему не в твоих покоях?

– Здесь рождается кровь Сущего, и здесь она умирает, – объяснил Вельзевул с явно выраженным к ней уважением.

Перед нами простирался бесконечный огненный пейзаж, на котором была только лава, всё также завораживающая немыслимыми формами, образующимися от её течения в разные стороны. Раскинувшееся бескрайнее огненное море то вспучивалось, то проседало. Местами из него вырывались внушительного размера фонтаны, которые падали на огненную гладь, создавая огромные впадины, стремящиеся сразу затянуться. Иногда лава замирала, но затем снова вздрагивала, и по её поверхности пробегали волны. Она словно танцевала поражающий своими па танец, в котором порождала саму себя и несла жизнь всем мирам Сущего. Зрелище умиротворяло и приводило в полное оцепенение. Было страшно пошевелиться, чтобы не нарушить невыразительными движениями огненную красоту танца.

– Цель нашего прибытия сюда ты скоро узнаешь, – вывел меня из созерцательного состояния Вельзевул. – Лучше расскажи, как ты? Туго пришлось?

– Даже более того! Сначала мать хотела поглотить меня. Еле вырвался. А потом и Хаос чуть не поглотил, – кратко поведал я о бестелесном путешествии и плавно упал на поверхность лавы.

Огненная материя медленно меня окутала, оставив на поверхности только голову.

– Почему Тьма хотела тебя поглотить? – требовал подробностей Вельзевул, усаживаясь на огненный трон, выросший из глубин лавы.

– Сказала, что я представляю угрозу её детям. Но, не желая моей смерти, решила растворить меня в своей сути. Так сказать, вернуть обратно в заботливое лоно, из которого я и вылупился, – улыбаясь, ответил я. – Хотя, по мне, это и есть та же самая смерть.

– Согласен, – кивнул он головой, явно не ожидая от Тьмы таких категоричных действий. – И как ты вырвался?

– Сам толком не осознаю. Могу сказать, что с трудом. Начал сопротивляться и так увлёкся, что оказался в Хаосе. Но я тогда почувствовал, что Тьма, вопреки своему разуму, мне и помогла, – намеренно пропустил я ту часть путешествия, в которой оказался на кромке Сущего, где снова слышал таинственный голос.

– Это как? – удивился Вельзевул, не понимая, о чём я толкую.

– Не знаю. Наверное, это сродни тому, когда ты не хочешь, но делаешь, – попытался я объяснить, но, судя по всему, не исчерпывающе, так как лицо хозяина ада всё также выражало непонимание.

Усталость давала о себе знать. Говорилось с трудом. Но, чтобы не провалиться полностью в забытье, я решил продолжить повествование. Как вдруг ощутил через лаву какое-то стремительное движение. Я растворился сознанием в лаве, и, всмотревшись сквозь неё, увидел искру света. Она была такой яркой, что ослепляла. В искре чувствовалась рука самого Творца. От радости и в надежде, что это он и есть, я встрепенулся и вскочил на ноги. Лава подо мной сразу затвердела, неохотно отпуская из нежных объятий. Я ощутил прилив сил, от былой усталости не осталось и следа. Воодушевлённый, всматриваясь в глубины мира мук и страданий, я замер. Вельзевул, увидев моё беспокойство, вскрикнул:

– Что с тобой?! Куда ты смотришь?!

– Свет! Видишь! Он приближается к нам! Наверное, это Творец!

– Какой свет?! Какой Творец?! Ты, случаем, умом не тронулся?

– Да вот же, вот! – чуть ли не кричал я, показывая пальцем на яркий сгусток света, который был уже совсем близко.

– Это не Творец! – заявил уверенно Вельзевул, наконец-то почувствовавший приближение света. – Это Люцифер!

И с его словами гладь лавы разверзлась, открывая тоннель, из которого вынырнул и предстал перед нами во всей красе первый ангел Света.

– Приветствую тебя, свирепый и беспощадный хозяин ада, в чьём мире неугодные богам Тьмы и Света очищаются от скверны через муки и страдания вечные! – зловеще воскликнул Люцифер, приветствуя Вельзевула. – И тебе здравствовать, новорождённый демон, пришедший покарать негодных богов Сущего! – уже с улыбкой повернулся ко мне ангел.

– Чего? – в изумлении произнёс я.

– Здравствуй, Люцифер! – приветствовал ангела мой брат, как ни в чём не бывало, словно тот был его старым другом. Будто и не было стычки на границе, в которой он меня защищал.

– Ты уж извини за спектакль, что мы с Вельзевулом разыграли для Князя, – сказал Светоносный, приближаясь ко мне. – Он за всем наблюдал, ещё находясь во Тьме. Так что пришлось импровизировать, чтобы не раскрыть перед ним наш с Вельзевулом тайный союз.

– Какой союз?

– Мы с ним соратники в борьбе против злодеев, которые разрушают равновесие, – усмехнувшись над пафосом своих же слов, объяснил брат.

– То есть боретесь со мной? – сделал я вывод.

– Нет! – скорчил недовольную гримасу Вельзевул. – Люцифер передавал пророчество о твоём рождении слово в слово, а вот извращают его все кому не лень, причём каждый в угоду себе. Всем удобно считать тебя злодеем, которого Свет не видывал. А вот они все, боги Света и правители Тьмы, все такие хорошие и положительные герои, что непременно должны уничтожить тебя, разрушителя, чтобы сохранить всё прекрасное, что создал Творец.

– Зачем им из меня делать злодея?

– Весьма трудно говорить себе правду. Особенно правду, обнажающую слабую и не очень хорошую сторону, – пристально посмотрел мне в глаза ангел, как будто пытался внушить мне эти слова.

– Где-то я это слышал, – произнёс я тихо, вспомнив дракона у реки Хаоса.

– Понимаешь… – задумчиво начал Люцифер, не обратив внимания на мою последнюю фразу. – Ещё до услышанного пророчества я пытался убедить богов Света перестать предаваться порочным желаниям, в которых они погрязли. Мои собратья, ангелы, даже подняли восстание против светлых богов, за что жестоко поплатились, – сказав это, Светоносный осёкся и замолчал на некоторое время, видимо, вспоминать о тех временах ему было непросто. – В ответ я слышал лишь смех и издевательства. В мирах, которыми они правят, царят несправедливость и пороки. А ведь это миры Света, которые, благодаря потерявшим разум богам, уже есть Тьма. Тем самым нарушается равновесие, и под угрозой уничтожения не просто какой-то один мир или несколько, а всё Сущее. Тьму это устраивает, точнее, её правителя, Князя. Он желает ещё большего, не задумываясь о том, что ввергает в Хаос не только миры Тьмы и Света, но и самого себя. И если бы я стал убеждать светлых богов, что они скверна, которую ты должен выкорчевать, то правители Света, не желая правдиво признаться в своей порочности, непременно приложили бы все усилия к твоему уничтожению. Ведь ничто так не заставляет скрыть свои недостатки, как правда, указывающая на них. Потому они неверно и толкуют пророчество, делая это умышленно. Так зачем их переубеждать? Пусть так и продолжают думать. Уверенные в своей святости и правоте, усыпив тем самым бдительность, они не торопятся с твоим уничтожением и дают тебе возможность набраться сил. Это нам только на руку, так как ты ещё не готов к битве с ними. А придётся сражаться не только с правителями Света, но и с твоими тёмными братьями. Ведь никому не хочется быть свергнутым.

– Князь уже предпринял попытку уничтожить Демона, – подтвердил слова ангела Вельзевул, вызвав у того удивление.

– О, как! – повернулся ангел к соратнику. – А подробности? Чего так скоро?

– Пока Демон был в Хаосе, куда он попал при помощи пентаграммы, Тьма хотела запереть в себе его сущность, а Князь – уничтожить демоническую ипостась, – с некой ноткой вины сообщил Вельзевул.

– Я же предостерегал тебя о таких путешествиях! – с упрёком заявил Люцифер. – Это самый лёгкий способ избавиться от любого существа, уничтожив его телесную оболочку!

– Я не мог вмешаться, иначе бы выдал себя слишком рьяной заботой о Демоне. Да и не всё так страшно было. Сама лава защитила его.

– Чего это ей вдруг кого-то защищать? – снова удивился ангел.

– Не знаю! Там все были в изумлении, когда она окутала тело Демона, превратив в неприступный кокон.

– Видно ты, Демон, действительно нужен Сущему, раз тебя защищает сама лава. А чего вообще ты полез в Хаос? – с упрёком, как ревностный родитель, переключился снова на меня Светоносный.

– Хотел узнать, кто я, – как-то виновато ответил я.

– Узнал?

– Нет, зато познакомился с хранителем Хаоса.

Мой ответ привел в полное недоумение обоих заговорщиков, от чего Люцифер сел на выросший рядом с ним пузырь из лавы. Они, как по команде, посмотрели друг на друга, а затем снова принялись меня пристально рассматривать с приоткрытыми ртами.

– Ты видел хранителя Хаоса? – еле выдавил из себя Вельзевул, выходя первым из оцепенения.

– Да. Я встретил его на берегу реки, из которой берёт начало Тьма. Он просил не убивать Князя, который, оказывается, его сын, – с неким равнодушием ответил я.

– От его взгляда превращаются в пыль! Как он выглядел? – с любопытством воскликнул брат.

– Сын?! Это новость! – очнулся Люцифер, и, перебив Вельзевула, из него посыпались вопросы. – Убить? С чего он взял, что ты его убьёшь?

– Взгляд у него действительно тяжёлый и назойливый! – принялся я рассказывать, и меня передёрнуло, вспомнив пронзающий взгляд дракона. – Выглядел он, как… дракон, – не зная, как описать, ответил я. – А по поводу убийства он объяснил, что видел это неоднократно в будущем.

– Интересно! Если Князь – сын хранителя, значит, мы имеем дело с порождением Хаоса, – заключил Люцифер, опуская взгляд.

– Это не факт! – возразил Вельзевул. – Князь никоим образом не проявил себя, как дракон Хаоса.

– Змей хитёр, дальновиден, и мог легко скрыть истинное происхождение, причём замаскироваться под дракона Тьмы не так сложно, – продолжал настаивать ангел на своём утверждении, пристально посмотрев на хозяина ада.

– Мы бы заметили! – в недоумении прорычал в ответ Вельзевул, не желая соглашаться с наивностью первородных демонов, которых с такой лёгкостью ввело в заблуждение порождение Хаоса, в случае, если Князь действительно сын хранителя.

– Все ошибаются. И мы с тобой, Вельзевул, знаем это лучше других. Вспомни моих собратьев у себя в аду, – Светоносный сделал паузу, закрыв глаза, словно вспомнил о том, что пытался забыть. – В Свете тоже ни у кого не возникло сомнений, что Князь – сын Тьмы, – с печалью в голосе произнёс Люцифер, и Вельзевул опустил голову, более не собираясь возражать ангелу.

Оба замолчали, будто затронутая Светоносным тема о его собратьях была весьма неприятной, которую заговорщики старались не обсуждать. Но именно вскользь затронутое прошлое заставило Вельзевула признать возможную правоту ангела. Расспрашивать об узниках ада, являющихся, судя по всему, запретной темой для разговоров, я не стал, чувствуя возникшее нежелательное напряжение между братом и Люцифером.

– Чего ещё ты от него услышал? – нарушил, наконец, неловкое молчание ангел.

– Больше ничего. Зато слышал эхо гласа Творца. Ты не знаешь, как его найти? – с надеждой спросил я Люцифера, переводя разговор на другую тему.

– Эхо он слышал! – с усмешкой повторил за мной ангел, глядя на Вельзевула. – Это эхо никто не слышал! Потому как если и слышат, то это последнее в их жизни. От него превращаются в пыль, из которой Творец, наверное, и создал Сущее. Тебе показалось, а если нет, то несказанно повезло, что ты сохранил целостность после услышанного голоса! А где его искать? – задумчиво спросил Люцифер скорее самого себя. – Я тоже хотел бы знать, где он…

Ангела окутала печаль. Он застыл, будто превратился в мгновение ока в прекрасную статую, выточенную из кристалла, что излучает чистый ослепляющий Свет. Над нами повисло тоскливое молчание. Каждый погрузился на мгновение в самого себя. Я заметил, что тревожные мысли о предательстве меня покинули, словно Светоносный смахнул их с моего сознания своим светом. А сам, забрав тревоги себе, погрузился в них полностью, давая мне возможность вкусить мгновение покоя. Его глаза излучали тёплый свет, как тогда, на границе, когда я впервые его увидел. Только сейчас свет понемногу угасал, создавая впечатление, что ангел нас покидает, отправляясь в неведомый мир тоски и печали, из которого не возвращаются.

Я снова откинулся на спину и плавно лёг на поверхность лавы, погружаясь в её тёплые объятия. Она заботливо обняла меня, затягивая в приятную дрёму, согревая и выжигая последние остатки гнева и разочарования. И я бы уснул, если бы не громогласный бас брата, который заставил всех очнуться.

– Свет моих очей! – крикнул он Люциферу. – Не покидай меня! Ещё о многом надо потолковать. Да и ты, путешественник, потом отдохнёшь, – добавил он уже мне. – Чего это вы раскисли! Не время предаваться меланхолии! Надо выработать стратегию, что и как будем делать с заблудшими родственниками. Будь они неладны!

– Извини. Задумался, – произнёс Люцифер, возвращаясь мыслями в огненный мир Вельзевула.

Я нехотя открыл глаза, пытаясь освободиться от сладких оков дрёмы, и медленно покинул лаву. Затем расправил крылья, и, уткнувшись ими в огненную гладь, уселся на таком же пузыре, что и Люцифер.

– Кстати, вы не допускаете мысль, что кто-нибудь знает о вашем тайном обществе заговорщиков? – иронизируя, спросил я.

– Откуда им знать? – заключил ангел. – Да и кому в голову придёт бредовая мысль, что один из правителей Тьмы сговорился с ангелом Света?

– Ну, например Тьме. Она постоянно следит за мной, – небезосновательно предположил я.

– Ты и сейчас ощущаешь её слежку? – спросил хозяин ада.

Я прислушался к себе, сосредоточившись на сущности, которая назвалась моей матерью…

– Нет, – ответил я, действительно не обнаружив на себе пристального взгляда той, что желала моей смерти.

– Это потому, что вездесущим быть невозможно, – продолжил Вельзевул. – Даже если ты в состоянии проникнуть в любые уголки вселенных, постоянно их контролировать никто не может. Каждый из нас наделён с рождения недюжинными способностями, одной из которой является умение находиться сознанием в нескольких местах и проникать во все глубины Сущего. Но никто не может находиться везде и всё контролировать. А если ещё и прикрыться, что мы сейчас непременно и делаем при помощи лавы, то вообще подсмотреть за нами становится нереальным. Мы, например, для всех находимся не здесь, а на одном из кругов ада. Там я специально оставил наших двойников, зная, что должен прибыть Люцифер. Именно с целью скрыться от посторонних глаз, мы и находимся в месте, где рождается и умирает лава. Этот процесс колоссален по масштабам и силе, исходящей во время него. Поэтому нас невозможно увидеть.

– Ну а я всё так же сижу на пике скалы, на границе, – добавил Люцифер. – Это для любопытных ангелов, находящихся в дозоре.

– Что вы задумали? – спросил я заговорщиков напрямую.

– Ничего! – заявил Вельзевул. – Кроме как помогать тебе. Ты у нас главное действующее лицо по свержению прогнившего вселенского порядка, а мы твои помощники.

– Почему вы решили, что я стану кого-то свергать?

– Это твоё предназначение, – тихо и с некой обречённостью произнёс Люцифер. – Я уверен, что именно для этого Тьма и породила тебя. Сущее нуждается в новом порядке, при котором равновесие будет неприкасаемым.

– И кто этот порядок будет строить? – поинтересовался я.

– Мы с Вельзевулом объединились не просто на основах пророчества какого-то старика из Мира Богов. К каждому из нас приходил посланник из Хаоса, в котором ты побывал. Правда, не знаю, чей он посланник. Быть может, он действует по своей инициативе. Но суть в том, что он знал о нашем недовольстве правителями Тьмы и Света. Откуда? Не знаю. Может, он за нами следил. Вот он и предложил нам заняться исправлением существующей ситуации. «Что мы можем вдвоём противопоставить армиям Тьмы и Света, состоящим из бесчисленного количества воинов?» – спросил я тогда посланника. Он ответил, что наша цель – защитить тебя на первых этапах твоей жизни, быть тебе опорой, и затем помочь в установлении нового порядка. Как ты это сделаешь? Он не сказал, и мы не знаем. Знаем только, что порядок устанавливать будешь ты.

– Замечательно! – недовольно воскликнул я.

Я не знал кто я, зачем родился, а от меня уже ждут свержения существующей власти, да ещё и установления нового вселенского порядка. От этого в голове путаница только усилилась. Захотелось послать всех куда подальше и спрятаться. Но где? Везде, куда бы я ни отправился, желающих убить меня и убеждённых в моём злодействе будет прибывать. Успевай только от них отбиваться. С каждой новой встречей моя жизнь становилась всё насыщенней и интересней. Теперь ещё и посланника искать, и для этого снова возвращаться в Хаос.

– А как посланник выглядел? – спросил я опекунов, чтобы в будущем представлять, кого искать.

– Скорее не посланник, а посланница, – уточнил Вельзевул. – А выглядела она, ну… как дракон, – описал он мне её также неопределённо, как и я ему хранителя Хаоса.

– Исчерпывающе, – иронично поблагодарил я его.

– Извини! Как смог! – улыбнулся он, разведя руками.

– Красивая она! Даже очень! Хоть я ничего не понимаю в драконьей красоте, но она мне показалась именно такой, – впав в некую задумчивость, описал посланницу Люцифер. – Её глаза были как звёздное небо, которое можно видеть в мирах на срезе Сущего. Они глубокие, словно бездна, и невероятно выразительные.

– Что я слышу! – улыбнулся хозяин ада. – Вы, случаем, не запали на неё, Светоносный?

– Отстань! – отмахнулся Люцифер.

– Твоё описание глаз очень похоже на те, которыми обладает хранитель Хаоса, – произнёс я.

– Кто знает? Может, тот дракон и был посланницей, – предположил ангел.

– Это исключено! Хранитель Хаоса никогда не покидает своей обители. Если бы это был он, мы ощутили бы всю мощь Хаоса, которая сосредоточена в нём. Сущее от его перемещения неимоверно бы колыхнулось, и, возможно, вообще не выдержало! А в момент моей встречи ничего такого не происходило. Однозначно, это был другой дракон, точнее, драконица! Ты сам, Люцифер, признал, что в ней присутствовало женское начало, – безапелляционно заключил Вельзевул. – Может у них там, в Хаосе, все с такими живописными и глубокими глазами, – предположил он, усмехнувшись.

– Может быть… – задумался я. – Только теперь искать встречи не только с пророком, но ещё и с вашей драконицей. Кстати, а что за Мир Богов? Уверен, я его неоднократно видел: и во сне, и в Хаосе при помощи чёрной реки, на берегу которой встретил дракона. Каждый раз я чувствовал боль этого мира, от которой он изнывает.

– Верно! – повернулся ко мне Люцифер с вспыхнувшими снова ярким светом глазами. – Нарушение равновесия ощущается, в первую очередь, именно в этих мирах и весьма сильно отражается на их сущности. Потому как они не принадлежат ни Свету, ни Тьме. Они рождены на срезе двух столпов и состоят из обеих материй. Если мы, находясь в мире Вельзевула не чувствуем его боли, так это потому, что ад есть мир исключительно принадлежащий Тьме, и боли поэтому в нём нет. Она появится, когда начнёт разрушаться сама Тьма. Также и с мирами Света. Только они начнут исчезать первыми, погружаясь во Тьму. Ну а та, в свою очередь, сгинет в Хаосе.

После его слов наступило молчание. Каждый понимал, что, начнись разрушение равновесия, остановить его будет невозможно. Никто из заговорщиков не хотел терять родные миры, а вместе с ними и жизнь.

Светоносный рассуждениями только добавил уверенности моим догадкам, что я пришёл в Сущее из-за миров, которые могли исчезнуть вследствие нарушения равновесия. Они ещё держались, но, вспоминая их боль, я понимал, что нити, из которых они сплетены, уже начали трещать, и чем больше я буду медлить, тем меньше останется шансов на их спасение. Но с чего начать? Мысли снова начали спонтанно прыгать и скакать, отыскивая верное решение, как тогда, в Хаосе. Я успокоился, сосредоточившись на Мире Богов, устремив взгляд именно к нему, сквозь пространства. Сделать это оказалось невозможно. Сила, вырывающаяся в месте рождения лавы, где я находился, действительно была сокрушающей и сметала всё на пути, в том числе и моё сознание. Поняв, что пробиться сквозь мощный заслон не получится, я попытался пробиться через саму лаву, как во время приближения Люцифера к аду. И мне удалось весьма легко. По тончайшим нитям, из которых она состояла, я, как по протоптанным тропинкам, мгновенно достиг прекрасного мира.

Сфера ясно-голубого цвета приковывала к себе взгляд чистым сверкающим сиянием. От неё исходило тепло, от которого веяло покоем. Захотелось взять мир в руки и прижать к себе, только рук у сознания не было, так как я застыл в царстве Вельзевула, как статуя, устремив взгляд в недра лавы. Я направился в сам мир, и, ворвавшись в него, мгновенно испытал острую, пронзившую меня насквозь боль. Она сводила с ума. Терпеть её было невыносимо трудно, но, понимая, что только так я пойму, как спасти миры, продолжил проникновение в глубины Мира Богов. В какой-то момент вместе с болью в моём сознании начали возникать картины. Это были видения, в которых мир показывал мне весь охвативший его ужас от творившихся в нём деяний. Крики, стоны, ужас истязаемых существ, напоминавших людей, кровь которых мне предложили испить в замке Тьмы, переполняли его. Мир был поглощён насилием, бессмысленным жертвоприношением, развратом, и, что самое поразительное, уничтожением всякого, кто этому противился. Все осмелившиеся восстать против воли жрецов, служивших погрязшим в пороках богам, отправлялись после физической расправы на вечные муки в ад, в царство Вельзевула.

Богов, которым поклонялись, было немало, и каждый требовал крови, причём обязательно человеческой. Не гнушались приносить в жертву даже детей! Некоторые живущие в мире народы действительно следовали пути своего начала, то есть Прави, и основой их жизни была справедливость. Но тех, кто предался лжи и порокам, было намного больше. От того равновесие и качалось. Чаша терпения мира была наполнена сполна. И, казалось, любая пролитая капля крови невинной жертвы готова её переполнить, ввергнув мир во Тьму. Но более всего мир стонал не от боли, исходящей в нём, а от той, что испытывали его порождения, несправедливо находящиеся в аду. Именно бесчисленный сонм мучеников терзал мир болью через невидимые нити, которыми были привязаны к нему с рождения. И ко мне сразу пришло осознание того, что надо делать.

Изнемогая от боли, я возвращался обратно тем же путём, что и прибыл. По мере удаления от мира боль ослабевала и практически оставила меня, но её остатки давали о себе знать. Очнувшись в своём теле, я упал, хватаясь руками за голову и издав пронзительный стон, прокатившийся эхом по бескрайним просторам огненного мира.

– Что с тобой? – подхватил меня Люцифер. – Ты был в замученных мирах?

– Да, в Мире Богов, – через силу ответил я. – Он показал мне, что там творится. Я знаю с чего начать свержение заблудших правителей.

Ангел помог мне сесть, но я провалился в лаву, которая окутала меня, поглотив полностью. Огонь вытягивал остатки боли, словно она была отравляющим мою сущность ядом. Наконец-то, почувствовав облегчение, я снова ощутил в полной мере свою ипостась и вынырнул из чрева спасительного огня. Посмотрев на Люцифера, затем на хозяина ада, я решительно заявил:

– Мы должны уничтожить ад!

– Совсем ума лишился? Или ещё не полностью разумом в тело вернулся? – прорычал Вельзевул.

– Не кипятись! – попытался успокоить возмущённого хозяина ада Люцифер. – А ты объясни! – повернулся ко мне ангел. – Что ты задумал?

– Миры стонут и рвутся от боли несправедливо наказанных в аду мучеников. Поэтому необходимо их освободить, – начал я объяснять, но тут же был прерван не на шутку разъярившимся братом.

– И для этого уничтожим весь ад?! Перебьёшься! Не будет этого, пока есть я! – вскочил с трона Вельзевул и приблизился ко мне.

– Дослушай! – спокойно ответил я. – Ад надо уничтожить по его сути, а не в буквальном смысле.

– Это как? – кривясь, спросил мой огненный брат.

– Здесь мучаются и страдают не виновные, а неугодные правителям во всём Сущем. Это те, кто воспротивился их воле терзать и насиловать в своё удовольствие. Мы же освободим их и сделаем из них армию, которая и будет сражаться с армиями Тьмы и Света. Каждый из них с радостью встанет в наши ряды, так как это лучше, чем провести вечность в муках ада. Да и несправедливость наказания будет прекрасным мотивом для мести, которой они всецело предадутся, освобождая свои миры от тиранов. А твой огненный мир сделаем для наказания действительно виновных, и, в частности, для тех, кто посягает на равновесие.

– Хорошая мысль, – согласился Люцифер. – А ты рычал почём зря! – упрекнул соратника ангел.

– Хочу, вот и рычу! – не успокаивался хозяин ада. – Меня и так всё устраивает!

– Не лукавь! Тебя всё далеко не устраивает! – возразил я. – В первую нашу встречу ты подчеркнул, что в аду слишком много без вины осуждённых, и обратил моё внимание на то, как из-за этого нарушается равновесие. Я всего лишь предлагаю изменить твой мир для сохранения Сущего.

– Он прав! Ты и мне об этом говорил, – пришёл мне на помощь ангел.

– Какая у вас хорошая память! – успокаиваясь, съязвил Вельзевул. – Хорошо. Убедил. А где мы возьмём столько тел для армии? Ведь здесь находятся только духовные сущности обречённых.

– Тела мы возьмём в твоём же огненном мире.

– И где же? – уже более тихим голосом спросил Вельзевул. – У меня здесь, кроме лавы, ничего нет! – скорчив язвительную гримасу, он приблизился к моему лицу вплотную.

– Вот из неё мы и создадим новые ипостаси, наподобиё твоей. Наши воины станут действительно сокрушающими.

– Верно! – воодушевился идеей Люцифер. – А вооружить их мы сможем вполне подобающе.

– Оружие – не проблема. Его по всему Сущему навалом, – махнул рукой Вельзевул, уверенный, что в оружии нужды испытывать мы не будем. Главное – тела.

– Обязательно надо попробовать склонить на нашу сторону всех богов и демонов, кто недоволен нынешней существующей властью в Сущем, – добавил я.

– Слушай, стратег! Это будет очень сложно, – уверенно заявил огненный демон, всё ещё пребывая в состоянии гнева от дерзости моего предложения. – Этим склонением мы можем себя раскрыть.

– Рано или поздно все узнают правду. Только сделать это надо будет после изменения ада и создания своей армии.

– Зная своих братьев и сестер, не уверен, что кто-то захочет перейти на нашу сторону, – скептически заявил Вельзевул. – Их всех всё устраивает. По крайней мере, они это показывают.

– Может, устраивает так же, как и тебя? – предположил я. – Попытаться-то стоит. Не все в стане Света предались пороку. Я это однозначно увидел в Мире Богов. Возможно, и во Тьме найдутся недовольные Князем и его властью, – предположил я.

– Возможно, ты и прав, – согласился Вельзевул, снова усаживаясь на троне, который, как он ошибочно подумал, хотели у него отнять.

– Мне пора. А то какие-нибудь особо любопытные дозорные ангелы смогут обнаружить моё отсутствие. Как соберётесь переделывать ад, зовите меня. Чем смогу – помогу. До встречи! – попрощался ангел и взмыл вверх.

Сделав пару кругов, он ринулся камнем вниз. Лава разверзлась, и, поглотив в себя ангела, захлопнулась. Мы снова остались вдвоём с Вельзевулом, который недовольно крикнул вслед Люциферу вместо прощания:

– Конечно, позову! Ломать – не строить! Строители нового порядка! – кинул последнюю фразу он уже мне. – Полетели в мои покои! Тайное собрание закончено. Скрываться нет смысла, – буркнул он, всё ещё пребывая в гневе.

* * *

Покинув собор первородных демонов, Мара поспешила в свои владения. Замок богини смерти находился у границы Света и Тьмы. Но больше он походил на дворец, который внешним видом подчеркивал изысканный вкус владелицы. в нём присутствовали и кристаллы Света, стоящие шпилями на вершинах башен, и чёрные валуны, выполняющие функцию фундамента и стен. Ворота замка, как и в обители Князя Тьмы, были сделаны из того же чёрного блестящего мрамора, который славился прочностью. Крыши башен и остальных строений были покрыты белой черепицей, не уступающей нерушимостью чёрному мрамору. Но главное, что выделяло замок из всех других во Тьме, так это деревья, растущие как на его территории, так и вокруг, которые превратили обитель Мары в зелёный остров посреди тёмного царства. Видимо, их принесли вместе с почвой по велению хозяйки из миров с границы. Деревья довольно хорошо прижились, благодаря, конечно, Свету, лучами дотягивающемуся со среза Сущего до зелёных крон.

Такое близкое расположение обители богини смерти к границе было обусловлено предназначением их владелицы – следить за переходом умерших из Яви в царство теней, в Навь, во всём Сущем, включая и владения Света. Но, будучи порождением Тьмы, её верной слугой она и оставалась. Хотя заметно выделялась из круга первородных демонов чарующей внешностью, более похожей на ангела.

Сотворивший эту красоту мастер наделил её пепельными густыми волосами, волнистые локоны которых водопадом спадали по пышной груди до округлых бёдер, ещё более подчёркивающих тонкую талию. Богиня была высокой, со стройными ногами, являвшими собой совершенство, достигнутое выточившим их скульптором живых тел. При взгляде на милое лицо Мары замирало сердце. То ли от её чувственных, слегка пухлых губ, то ли от ясных голубых глаз, наступало оцепенение, от которого не то, чтобы двигаться, дышать становилось тяжело. Невероятно прекрасным телесным сосудом она разжигала внутри каждого испепеляющий душу огонь страсти, который сводил с ума и полностью подчинял всякий разум её воле. Попавший в сети божественной красоты разум желал лишь одного – испить из этого сосуда. Сделав глоток сокровенного питья, дотронувшись до сочных дурманящих губ, безумец, жаждущий утолить страсть, умирал. Так как пил он саму смерть, освобождающую его от бренных оков телесной жизни. Таков был удел прекрасной богини – освобождать. И такова была участь каждого счастливчика, оказавшегося на её пути – вкусить истинную страсть и уснуть вечным сном.

Особенным отличием Мары среди порождений Тьмы были её крылья, покрытые хоть и чёрными, но всё же перьями. Все демоны рождались исключительно с перепончатыми крыльями, и только она обладала явным ангельским признаком, из-за которого многие во Тьме считали её порождением Света, засланным отнимать жизни особо опасных для светлых богов тёмных противников. Но на самом деле необычные крылья всего лишь определяли обязанности богини смерти, по замыслу Творца, не только в мирах Тьмы, но и в Свете.

В подчинении у богини находились как демоны, так и ангелы, которые помогали ей на нелёгком поприще. Среди них была иерархия чёткая и жёсткая, благодаря которой жатва смерти работала без сбоев. За каждый мир отвечал конкретный демон во Тьме и ангел в Свете. Они, соответственно, подчинялись старшим собратьям. А те уже хозяйке, Маре. Всё было подвластно неумолимой и неизбежной длани смерти, даже боги, которые были бессмертными, так как и им, прожившим вечность, захочется покоя, который они обретут с поцелуем прекрасной богини. И так будет всегда, пока есть Сущее, а соответственно, жизнь, чьей вечной спутницей является смерть.

Судя по тому, как Мара суетилась, прибыв в замок, было очевидно, что она куда-то торопилась. В суете она была неподражаема. Всё в её руках горело. Богиня ловко, не прибегая к помощи слуг, навела порядок в покоях. Сняв доспехи, она переоделась в лёгкое, почти прозрачное платье бирюзового цвета. Это облачение придавало её телу загадочность, больше будоражащую фантазию, чем прикрывающую наготу, и явно говорило, что красавица ждёт визита никого иного, как возлюбленного, который ждать себя не заставил.

Двери в покои богини распахнулись настежь, и вошёл громогласный Перун. Не говоря ни слова, он стремительно подошёл к Маре, крепко её обнял и прильнул к влажным, слегка приоткрытым устам. Жадно, как измученный жаждой в пустыне путник пьёт воду, Громовержец начал страстно целовать губы богини. И с каждым поцелуем из него стремительно уходила жизнь. Огонь его тела затухал, ноги подкашивались, оказываясь держать могучее тело бога, которое с каждым мгновением покрывалось трещинами. Плоть, чью жизнь стремительно выпивала смерть, иссыхала. Ещё немного – и светлый бог превратится в прах, рассыпавшись на полу опочивальни, а он всё не останавливался, будто желал смерти. В последнее мгновение, почувствовав грань, переступив которую наступает безвозвратная кончина, Мара вырвалась из ослабевших объятий обезумевшего от страсти бога и оттолкнула его. Громовержец неуклюже упал и запрокинул голову. Хрипя, с еле открытыми глазами, Перун беспомощно лежал, не в состоянии пошевелить веками. Но с каждым вздохом, дающимся с неимоверным трудом, жизнь снова возвращалась в божественное тело, и полная Света сущность восстанавливалась.

– Ты когда-нибудь себя убьёшь! – сердито крикнула Мара.

– Возможно! Но если ты любишь меня, то не дашь умереть, – вставая с усилиями на ноги, ответил Перун. – А если не любишь, так лучше я умру от твоих сладких губ.

– Я боюсь! Каждый раз, когда ты так долго меня целуешь, я начинаю думать, что ты ищешь смерти!

– Не могу насытиться твоими губами. Всякий раз, целуя тебя, я умираю, но, отталкивая меня, ты возрождаешь главное – желание жить! Жить ради любви к тебе! – уже с мягкой улыбкой на счастливом лице произнёс бог.

– Ты сумасшедший льстец! – тихо сказала она в ответ, и со слезами на глазах обняла своё запретное, но всё же счастье.

– Я соскучился, – прошептал он ей на ухо, и, подхватив на руки, положил богиню на ложе.

Он аккуратно снял с возлюбленной платье, и, бросив на пол, на мгновение замер. Каждый раз, глядя на совершенную красоту Мары, Перун наслаждался изгибами её тела и не мог оторвать взгляд. Будто впервые увидел это единственное и неповторимое тело смуглого цвета, слегка прикрытое в смущении иссиня-чёрными крыльями.

Перед ним лежала дева Тьмы, лишившая покоя сердце бога с того самого момента, когда они случайно столкнулись во дворце Световида. Мара в сопровождении ангела смерти, Азраила, по своим божественным обязанностям посещала чертоги Света. Они уже покидали дворец и шли на выход по главному коридору. Но судьбе было угодно столкнуть их с Перуном, прибывшим с докладом на совет. Богиня смерти не шла, она плыла в белоснежном наряде ему навстречу, словно лебедь средь волн бушующего океана страстей. Страстей, которые закипели в сердце могучего бога, для которого, кроме битв, до этого момента ничего в жизни не существовало. Увидев немыслимую красоту, он застыл на месте, не в силах оторвать от неё взгляда.

Азраил, конечно, заметил шок Громовержца, но вида не подал. А вот Мара слегка улыбнулась остолбеневшему богу, чем подарила надежду и дала повод для взятия своей неприступной персоны, славящейся на всё Сущее равнодушием ко всем поклонникам. Только бороться Перуну за сердце Мары не пришлось, потому как и в её душу тогда ворвалась долгожданная любовь.

Тайно прокравшись в её покои в первый раз, он не думал, что красавица его ожидает, и, не сказав ни слова, она впервые одарила Громовержца смертельным поцелуем, мгновенно подкосившим бессмертную сущность бога.