Читать книгу Путь. Книга 2 - Сергей Сироткин - Страница 2

* * *

Я летел по просторам Мира Богов и не мог насладиться его красотой и покоем, что он дарил мне объятиями небес. Его воздушная плоть обволакивала тело, и у меня захватывало дух от резких, но приятных порывов ветра. Будоражащими душу потоками воздуха, словно невидимыми дланями, мир прикасался ко мне, и я чувствовал его радость и надежду, с которой он взирал и верил, что теперь ему ничего не угрожает. Расправив крылья, я парил, полагаясь не на бурные, протекающие сквозь плоть мира силы, а лишь благодаря держащему меня прохладному дыханию организма, что стал моим домом. Я перевернулся на спину, и, раскинув руки, стал падать. Сначала медленно, но затем, словно мир тянул меня к себе невидимым лассо, которым была его притягивающая сила, падение ускорилось и стало довольно быстрым, чтобы разбиться о стремительно приближающуюся твердь. Я сложил крылья и отдался свободному падению. Сердце забилось быстрее, тело напряглось, не желая расставаться с жизнью, и за мгновение до удара о твердь я расправил крылья, ухватившись ими за потоки сил, так как воздух меня бы не удержал. От такой резкой остановки мне показалось, что крылья готовы оторваться от остального тела, и спину пронзила вспышка боли.

– У-ух! – вырвалось из грудины, но меня захлестнул такой восторг, что захотелось зарычать. Это я и сделал, отчего содрогнулось окружающее пространство.

Упав на спину, я распростёрся на тверди, и от переполняющих мою сущность эмоций, вызывающих восхищение, меня передёрнуло. Желая испытать такие ощущения ещё раз, я снова набрал высоту и повторил падение. Во второй раз оно было не таким волнующим и захватывающим, но всё же я взлетал и падал вновь и вновь, пытаясь выжать из аттракциона как можно больше впечатлений, пока довольно сильный порыв ветра не прекратил забаву и не отнёс меня далеко в сторону.

Расправив крылья и прервав падение, я увидел под собой прозрачную, но тёмного цвета гладь. Вода – вспыхнуло в сознании название субстанции. Благодаря ей мир имел неповторимый цвет в бесконечной паутине миров Сущего. Она покрывала практически всю твердь и была основой жизни всех рождённых миром существ. Вглядевшись в глубь мира, я обнаружил, что в его чреве также содержится огромное количество этой материи, и даже больше, чем на поверхности. Если бы плоть моего обретённого дома была ровной, без впадин и возвышений, то его поверхность полностью была бы покрыта водой. Видимо, Творец специально спроектировал мир так, чтобы отделить твердь от воды для более многочисленного разнообразия жизни.

Я дотронулся до слегка волнующейся водной глади, и почувствовал такое нежное прикосновение, что, не раздумывая, бросился в манящую жизненной силой бездну. Меня сразу окружило множество пузырьков, устремившихся к поверхности. Воздух, вторгшись с моей помощью в пределы другой стихии, стремился её покинуть и занять отведённое замыслом Творца место. Расслабившись, я начал погружаться. Мир вновь тянул меня к своему центру, но сквозь водную стихию делал это медленнее. С отдалением от поверхности я чувствовал нарастающее давление, будто вода обнимала меня и сжимала в объятиях всё сильнее. Правда, привыкнув к ним, я заметил, что испытываю скорее удовольствие, чем неудобства. Вода пыталась проникнуть в мою плоть, но у неё ничего не получалось. Тело, будучи вместилищем огня, эту материю принимать не хотело, и я ощущал только холодное и мягкое прикосновение, доставляющее невероятное блаженство.

Чем глубже я погружался, тем холодней становилось, и создавалось впечатление, что я проваливаюсь во Тьму. Так оно и было. Мир был частью плоти моей матери, а согревающей и дарующей жизнь всем существам частицей Света являлась жёлтая звезда. Так же, как этот мир родился на границе двух столпов Сущего, так и всё существующее в нём многообразие жизни имело возможность быть только благодаря постоянному столкновению Тьмы и Света.

Когда Свет полностью исчез, я очутился в кромешной Тьме, и через некоторое время опустился на мягкую поверхность тверди мира, слегка в неё провалившись. Будто в уютную колыбель, я как можно удобнее улегся, закапываясь телом в песчаный слой дна мирового океана, оставив непокрытым только лицо. Мир продолжал ненавязчиво тянуть к центру, от чего песок подо мной утрамбовался, повторив рельеф тела. Частично погребённый, окружённый тишиной и покоем, я замер и прислушался.

Глубоко подо мной, в мерно текущей лаве, билось сердце мира. Я слышал и ощущал телом это биение. Оно заставляло стучать в унисон моё собственное сердце, и их звуки сливались воедино. Растворившись в безграничных потоках сил, пронизывающих плоть мира, я увидел, как пульсировало огненное сердце моего обретённого дома. Его волны распространялись по вселенной, встречаясь с другими мирами, словно разговаривали. Окинув взором пространство этой части Сущего, предо мной осветилась яркая картина, изображающая внутреннее устройство вселенной.

Огненная паутина, на пересечении нитей которой располагались бьющиеся сердца миров, простиралась в бесконечность, пытаясь занять всё возможное пространство. Лава, порождаемая в огненном мире Вельзевула, текла по нитям всё дальше, заставляя появляться новую жизнь. И там, вдали, где-то на краю вселенной, я увидел, как рождается ещё один мир. Его огненное сердце, сотворённое лавой, окутала вода, подобная той, которая сейчас покрывала мою ипостась, и от столкновения двух стихий огненная масса стала превращаться в твердь, а вода преобразовывалась в воздух.

Зрелище было настолько завораживающим, что невозможно отвести взгляд. Вырывающаяся от соития энергия была поистине колоссальной. Она сливалась с остальными потоками сил, пополняя мощь Тьмы, за счёт которой её сущность распространялась всё дальше, заполняя пространства Хаоса и создавая основу для зарождения будущей жизни. Хаосу же ничего не оставалось, как расширяться и заполнять собой Пустоту, чтобы Тьма его не поглотила. И если бы не Свет, сдерживающий распространение моей матери, Хаос бы сгинул. Именно чистая и непорочная материя, чью первую искру я теперь хранил в душе, заняв место Люцифера, наносила последний, основной штрих в непрерывном создании картины жизни. Своими согревающими лучами, что несли в себе тончайшие нити, Свет сотрясал Тьму, вдыхая в неё замысел Творца – жить ради жизни. Но в новом мире, за рождением которого я наблюдал, появиться жизни сейчас было не суждено из-за отсутствия поблизости звезды, которая смогла бы согреть и дать толчок к появлению. Вода стала превращаться в лёд, сковав в себе огненное сердце, и новорождённый мир заснул глубоким сном в ожидании частички Света, которая разбудит его согревающим прикосновением жизни.

Меня начал охватывать покой. Я открыл глаза и всмотрелся в бездонную пропасть, которая меня окружала. Водная стихия спрятала меня от Сущего, и, как мне показалось, от самого себя. Умиротворённость позволила забыть о прошлом. На какое-то мгновение даже удалось избавиться от вины за гибель Люцифера, и от предназначения, которого я не желал. Мир, окутав прохладной и властной плотью, убаюкивал, словно давал возможность отдохнуть перед новым, более сложным этапом пути. И я очень хотел забыться, но не мог. Душа переполнялась чувствами и эмоциями. Неудовлетворённость собой саднила, не давая расслабиться и раствориться в безмятежности хотя бы ненадолго. То ли Сущее, то ли я сам требовал от себя действий и продолжения пути, который для меня выбрали. Не я, а чья-то могучая воля, решившая создать ещё одну марионетку для театра жизни, в котором мне отвели роль палача. Это терзало меня и заставляло противиться судьбе. Но душа однозначно давала понять, что всё, с чем я сталкиваюсь, является моим и только моим уделом, который, подобно бремени, смогу нести только я. Хотелось понять, чья эта воля, что создала меня и заставляла идти дальше, не смотря на несогласие с доставшейся участью. И вновь мысли уткнулись в Творца. Только он мог пролить свет на терзающие вопросы. Какая-то необъяснимая уверенность заставляла отыскать высший разум, который затаился в безднах созданного им же мира.

Через водную стихию я мог явно ощутить любое существо, которое с ней соприкасалось. Причём вода занимала большую часть поверхности мира. Но в ней Творца не было. Он был где-то на тверди и тщательно скрывал своё местоположение. Скорее всего, он знал о моём присутствии, и специально, не желая встречи, мешал мне себя обнаружить. Я был уверен – рано или поздно он всё равно прикоснётся к этой материи, и тогда ему не скрыться. А пока торопиться мне было некуда, и потому я решил заняться исследованием своего дома и тех, кто в нём живёт.

Я медленно встал на ноги и оттолкнулся от тверди. Поднятое мной облако песка медленно опустилось на дно. Вода не хотела отпускать, и мне пришлось воспользоваться крыльями. Совершив несколько взмахов, и, словно взлетая, я начал подниматься вверх. Пользоваться силами не хотелось, так как соприкосновение крыльев с водой при взмахах доставляли удовольствие. Окружающее пространство стало светлеть, и когда до поверхности оставалось не так далеко, я остановился, замерев на месте.

Вокруг происходила невообразимая игра света. Лучи пронзали водную стихию, переливаясь различными красками. А там, впереди, зияла жёлтая звезда, которая будто лежала на поверхности водной глади, плавно качаясь в такт волнам. Мне захотелось нырнуть в манящий светом диск. Сделав крыльями несколько мощных взмахов, меня выбросило вверх. От обдувающего прохладой ветра снова захватило дух. А согревающая теплом звезда бесцеремонно вселяла безудержное желание жить, и от переполняющей меня радости я зарычал.

Заложив вираж, я лёг на потоки сил и полетел в сторону тверди, над водной гладью, касаясь её кончиками пальцев. Мои когти разрезали поверхность, оставляя пенистый след. Воздушные потоки сталкивались и создавали вихри. Они раскачивали меня, будто пытались прервать полёт и опрокинуть навзничь. Создавалось впечатление, что мир со мной играл. Уклоняясь от воздушных ловушек, а иной раз специально прорываясь сквозь них, что доставляло ни с чем не сравнимый восторг, я и не заметил, как оказался над твердью.

Предо мной лежали скалистые горы, раскинувшиеся далеко вглубь материка и вдоль всего побережья. Крылатые твари, покрытые полностью перьями, как у ангелов, облепили поверхность скал, напоминая бесов несметным количеством и постоянной суетой, царившей в их рядах. Эти создания, что назывались птицами, создавали невероятный гомон, от которого сотрясалось пространство. Но он не надоедал, естественностью сокрушая тишину, громко заявляя, что здесь царит жизнь.

Я продолжил полёт вдоль горного хребта над поселениями птиц, от чего они взлетали, собираясь в огромную живую массу, а затем снова усаживались на твердь, возвращаясь на места по мере моего удаления. Так, будоража местных жителей и создавая в их рядах забавную панику, я и летел над границей между водной стихией и твердью мира. Сопровождавшая меня какофония птичьих криков, выражающая недовольство моим присутствием, полностью отвлекла от тревог и осмысленного созерцания местности, над которой я проносился. Как вдруг пространство пронзил жуткий крик, от которого стало не по себе. Я остановился и увидел застывшего на месте человека, пристально смотрящего на меня. Его лицо было белым, глаза выпучены, и, кроме страха, ничего не выражали. Он полностью онемел и был не в состоянии пошевелиться от сковавшего его чувства. Но спустя некоторое время человек смог побороть страх, восстановив контроль над телом, и медленно попятился назад. Затем резко развернулся и побежал прочь, сломя голову. Видимо, моя внешность не вписывалась в окружающий пейзаж мира и приводила местных обитателей в негодование, и даже, как в этом случае, в ужас. Поэтому пришлось стать невидимым и продолжить знакомство с миром в менее заметном облике, не нарушающем местное спокойствие и обыденность.

Человек скрылся из вида и был уже на достаточно большом расстоянии, а едкое чувство страха продолжало витать в пространстве. Я прислушался к нему и обнаружил, что оно не исчезает, а только растёт, причём принадлежит множеству людей. Помимо ужаса я уловил принесённый из-за гор порывом ветра запах крови. Именно той, что имел возможность вкусить в замке Тьмы. Сладкий, дурманящий аромат, наполненный огромной жизненной силой, распространялся быстро, словно кровь текла рекой, и манил, затмевая разум. Во мне проснулась неведомая до сих пор жажда, пробудившая основной инстинкт демона – убивать.

Не предпринимая попытки сопротивляться, я полетел на запах крови. Огибая рельеф горной гряды, я увеличил скорость. Жажда гнала меня вперёд, постепенно сводя с ума. Окружающий мир сменил краски и очертания, став красного, возбуждающего цвета. Я видел перед собой лишь тропинку в воздухе, образованную пьянящим благоуханием, исходящим от щедро растекающейся алой жидкости. Во мне будто всё умерло, словно душа уснула, и бодрствовал лишь инстинкт убийцы, требующий немедленного удовлетворения жажды.

Когда я оказался над равниной, запах крови усилился и стал настолько сильным, что из моего чрева стало вырываться рычание. «Убить! Убить! Убить!» – стучало в разуме, сотрясая тело и заставляя увеличить скорость.

С приближением к источнику крови я начал проваливаться в небытие, словно разум исчезал и вновь появлялся в реальности. Участилось сердцебиение, причём настолько сильно, что в голове призыв «Убить!» стал пропадать. Меня охватил жар от пробудившейся лавы. Внутри разгорелся настолько сильный огонь, что в аду Вельзевула, казалось, намного прохладнее. Но, помимо пламени, дала о себе знать и искра Света. Она вспыхнула, ослепляя меня, и я потерял ориентацию. Полёт прервался, и я грохнулся на твердь мира, покатившись кувырком, вспарывая его мягкую плоть внезапно обессилевшей ипостасью. Я не мог пошевелиться.

Распростёртого на равнине и совершенно обездвиженного, меня терзала лава и искра. Они выжигали во мне жажду и желание убивать, возвращая контроль над собой и телом. Свет гасил инстинкт убийцы, а огонь устранял его воздействие на разум. Почувствовав вновь тело, меня пронзила жуткая боль, будто меня разрывали на части.

Я встал на колени и схватился руками за твердь. Она была невероятно мягкой и податливой. Сжав кулаки и воткнув крылья в плоть мира, из меня вырвался не рык, а рёв раненого зверя. Я схватился за голову, и, не в состоянии справиться с охватившей меня болью, начал зачем-то разрывать твердь под собой, тем самым в неё погружаясь. И, что удивительно – боль стала отступать, словно мир впитывал её в себя. Свет искры и огонь лавы начали угасать. Через мгновение они так же, как и раньше, мерно горели во мне, задушив полностью демонический инстинкт убивать.

Я лежал на дне вырытой ямы, уткнувшись лицом в прохладную плоть мира. Крылья неуклюже торчали в разные стороны, будто были поломаны и выкручены. Когти на пальцах воткнулись в ладони. Вытекающая из ран чёрная, с лёгким свечением от лавы кровь смешивалась с рыхлой тканью тверди в моих руках.

Я медленно поднялся на ноги и расправил крылья. Вновь потоки сил потекли по телу, возвращая меня к полноценной жизни. Тело слегка покалывало. Раны на ладони быстро затянулись, а пролитая чёрная кровь мгновенно впиталась в твердь мира. Я вылез из ямы и принюхался. Запах крови всё также отчётливо чувствовался, но теперь не сводил с ума.

Став вновь невидимым, я вылез из ямы, и, взлетев, продолжил полёт к источнику крови. Преодолев равнину, я оказался над кронами деревьев, высаженных настолько плотно, что ярко-зелёными верхушками они создавали сплошной ковёр, покрывающий достаточно большую часть мира.

Раскинувшиеся на огромной территории деревья были единым живым организмом, благодаря которому немыслимое многообразие различных тварей имели возможность жить. Невероятно, но кишащая всевозможными видами животных сущность была подобна столпам Сущего, так как создавалась миром для рождения жизни и дальнейшего сохранения. Я нырнул в её чрево, и, огибая стволы деревьев, последовал далее сквозь завораживающий красками, звуками и запахами организм. На миг показалось, что органы чувств дали сбой от множества ослепляющих контрастов, наполняющих мир деревьев. Но затем в моём восприятии всё встало на места. Тело довольно быстро адаптировалось к окружающей среде, определяя всё, что происходит вокруг. Единственное, чего я не мог обнаружить, так это запаха крови, который исчез, и я летел, потеряв ориентацию, в надежде, что вновь его почувствую. Найти скрывшийся след крови было нелегко. Буйство ароматов и благоуханий, создаваемое растениями, сбивало с толку, и мне пришлось окинуть взором весь бурлящий рождением и смертью вечнозелёный столп жизни, именующийся лесом.

Он был очень похож на Тьму. Все твари находились в такой же жёсткой иерархии и полной зависимости друг от друга, благодаря чему могли существовать. Один вид тварей поедал другой. Его, в свою очередь, третий, и так далее, создавая некий порядок и заставляя находиться в равновесии. Как и во Тьме, все существа выполняли свои функции, поддерживая созданную миром жизнь. Вымирание одного вида могло полностью изменить весь уклад жизни, и единый организм, сквозь плоть которого я летел, мог не только безвозвратно трансформироваться в нечто новое и непредсказуемое, но даже и погибнуть. Понимая, насколько хрупким является созданное Творцом вместилище жизни, во мне появилась боязнь утраты мира, который стал моим домом.

Вдруг я снова уловил запах крови. Ветер, пробившийся сквозь кроны деревьев, донёс его до меня, словно мир сам помог отыскать потерянный след. Взмыв вверх над зелёным ковром листвы, едкий, ни с чем несравнимый запах, ударил в голову. Я увеличил скорость полёта, и быстро оказался перед вырубленной посреди царства деревьев огромной территорией. На ней копошился единственный вид существ, никак не вписывающийся в картину жизни мира – люди. Как я был лишён места во Тьме, так и эти существа были лишними в этой части вселенной.

Подобно паразитам, они выгрызли на теле живого организма кусок плоти и обосновали на опустошённой тверди поселение. На всей по-хозяйски отобранной ими территории возвышались пирамидальные постройки. Их было довольно много, и располагались они кругами, создавая большой город с вымощенными камнем улицами. Каждое строение было выполнено исключительно из камня и представляло собой многоярусное жилище с прямоугольными отверстиями для вентиляции и освещения естественным светом. В одном сооружении могло расположиться довольно много людей, но ни в одном из зданий их не было. Город был пуст, и лишь из одной его части доносились крики, на отзвук которых я и направился.

По мере приближения крики становились громче, и в них отчётливо улавливались ноты безумия и отчаяния. Вместе с тем, именно из этой части города и распространялся по всей округе ни с чем не сравнимый запах крови. Я летел на него в центр поселения людей, к самому высокому зданию каменного города.

Это был храм в виде пирамиды, по стенам которой поднимались лестницы. На верху впечатляющего масштабами строения было отчётливо видно каменное изваяние трёхголового чудовища с телом дракона, олицетворяющее тёмного бога. Стены храма были испещрены непонятными символами, видимо, на языке народа, который и построил город. Довольно большая площадь перед храмом была полностью заполнена людьми, которые неистово кричали, одурманенные повисшим над городом запахом крови. Теперь стало понятно, почему жилища были пусты. Люди, раскрашенные в различные цвета, собрались на трапезу. Их нижние части тел были зачем-то обмотаны тряпками, но некоторые представители народа были облачены полностью в яркие одежды.

Я сделал круг над беснующейся толпой и опустился на вершину храма, рядом с каменным изваянием чудовища, удовлетворить любопытство. И то, что пришлось увидеть, заставило меня замереть, так как столь омерзительное зрелище я не мог представить.

Посреди площади лежал плоский, огромный камень, залитый кровью. Перед ним на троне сидел человек, по-видимому, правитель, одетый в ярко-жёлтое одеяние, испачканное кровью. По бокам от правителя стояли стражники с копьями. Над окровавленным камнем была сделана конструкция из плоти деревьев, при помощи которой подвешивали людей вверх ногами. Висящие вниз головой жертвы кричали, извивались, не желая расставаться с жизнью. Правитель с равнодушным лицом указал пальцем на одно из дрыгающихся тел. Довольно больших размеров, по человеческим меркам, заплывший жиром заплечных дел мастер, полностью покрытый кровью, испытывая невообразимое удовольствие, медленно подошёл к выбранной человеком в жёлтом одеянии бьющейся в агонии жертве. Он взял её за волосы, оттянул тело на себя и одним ударом меча отсёк голову, которую затем бросил в толпу. Обезглавленное тело стало раскачиваться, обильно поливая багровой жидкостью поверхность жертвенного камня. Брызги крови разлетались далеко, окрашивая площадь и стоящих в первых рядах обезумевших зрителей в красный цвет. Когда палач неспешно отрубил головы всем висящим на конструкции жертвам, его помощники сняли тела и оттащили в сторону, сбросив в колодец рядом с храмом.

Толпа сходила с ума от зрелища и требовала продолжения представления. И тогда расторопные помощники палача приводили новые жертвы. Обречённые на смерть люди, переполненные страхом, ждали участи стать обезглавленными ради удовольствия толпы недалеко от жертвенного камня и прекрасно видели, что их ожидает. Поэтому многие жертвы от ужаса теряли сознание, но стражники обливали их водой и били плетьми, приводя в чувства перед тем, как подвесить за ноги.

Зрелище было жутким и в особенности оттого, что люди убивали себе подобных, причём ради удовольствия, но не только. Некоторые из обезумевших зрителей прорывались сквозь строй стражников к жертвенному камню и, вскарабкавшись на него, начинали слизывать с тёплой липкой поверхности не остывшую кровь. От вкуса пьянящей жидкости они приходили в полное неистовство. Палач с помощниками грубо спихивал ногами с окровавленного подиума непрошенных гостей, желающих вкусить горячительного напитка из жестоко умерщвлённых тел собратьев. Падая на вымощенную камнем площадь, люди катались по ней в жутких судорогах, ревели пронзительными, режущими слух голосами, рвали на голове волосы и расцарапывали плоть. Стражники хватали безумцев и выбрасывали обратно в толпу, которая поглощала сумасшедших, затаптывая насмерть.

Всеобщее безумие людей достигло апогея. Жители города рвались к месту казни, и, казалось, если доберутся до него, то сами разорвут оставшихся живых жертв голыми руками, но стражники умело сдерживали толпу, сохраняя оцепление, дабы не нарушить ритуал жертвоприношения.

Такого я ещё не видел. Во Тьме было огромное количество кровожадных и беспощадных тварей, но чтобы они убивали себе подобных ради забавы, получая удовольствие – этого не было. И если бы даже и случилось подобное жуткое деяние, виновного немедленно уничтожили бы, как нарушившего незыблемое вето: не убивать себе подобных.

Не в силах более смотреть на бойню, я поднял взгляд к небесам мира и обнаружил то, чего не видели люди, ослепшие то ли от рождения, то ли от охватившей жажды убивать. Именно там, за пределами мира, находилась причина устроенного жрецами храма жертвоприношения. Кровь, окропляющая жертвенный камень, преобразовывалась в силу, которую в своё время впитывал в себя Князь, а затем потоком устремлялась ввысь.

Взором я устремился вслед за ней. Сила текла во Тьму, в один из её миров. Там, в глубинах пространств моей матери, трёхголовое чудовище, видимо, поработившее этот народ в Мире Богов, впитывало в себя огромную мощь. Тёмное божество уже поглотило достаточно много силы, и, урча от удовольствия, нежилось в своих владениях. Его осоловевшие глаза закатились от охватившего его божественную сущность блаженства. Драконье тело слегка подрагивало, вмещая бурный поток энергии, делающий своего обладателя сильнее с каждой отрубленной над жертвенным камнем головой обречённого человека.

От увиденного жертвоприношения, и глядя на умилённые морды чудовища, мне захотелось кого-нибудь убить, и в первую очередь нежащееся в потоках силы создание Тьмы. Для удовлетворения возникшей во мне слабости было необходимо заманить тёмного бога сюда, к месту кровопролития, потому как самому в гости к чудовищу перемещаться не хотелось. Да и убийство трёхголового паразита в моём мире послужит хорошим уроком для остальных богов, желающих вкусить столь легко доступной жизненной силы.

Оторвав взор от тёмного бога, я сосредоточился на своей сущности и потянул из неё невидимые для людей тёмные нити, при помощи которых мы с Вельзевулом смогли локализовать взрыв воронки в его огненном мире. Подобно тонким щупальцам, они поползли по стене храма и паутиной окутали жертвенный камень, создав над ним непроницаемый купол. Сила крови уткнулась в созданное мной препятствие и устремилась вниз, в плоть мира, где бесследно исчезала в огненных потоках лавы. Я уселся в ожидании прожорливого гостя из Тьмы, устремив взор на срез Сущего.

Тёмный бог не заставил себя долго ждать. Как только поток силы в его владения прекратился, он мгновенно очутился на границе и стремительно полетел к Миру Богов. Трёхголовый бог гневался, причём очень сильно, обескураженный такой наглостью со стороны людей, которые внезапно, сами того не подозревая, перестали его кормить. Ворвавшись в мир, порождение Тьмы опустилось на вершину храма практически около меня и свирепо зарычало всеми тремя головами.

Люди, увидев бога, которому поклонялись, в ужасе стали разбегаться, устроив панику. Они толкались, топтали упавших собратьев и убегали прочь, стараясь спрятаться от разгневанного бога в каменных жилищах.

Палач со своими помощниками, стражники, жрецы, что стояли вокруг жертвенного камня, в страхе упали на колени, воткнув головы в твердь и боясь шелохнуться. Правитель народа в жёлтом перепачканном кровью одеянии, увидев чудовище, испугался настолько, что забыл упасть на колени, продолжая неподвижно сидеть на троне. Его глаза расширились, и были наполнены не только страхом, но и удивлением, выражающим непонимание столь неожиданного визита тёмного бога.

Обнаружив, что человеческая кровь продолжает обильно литься, трёхголовый дракон увидел купол над жертвенным камнем, и, следуя взглядом по отходящим от него нитям, остановил взгляд, всматриваясь в мою сторону. Понимая и чувствуя, что на вершине храма кто-то есть, но не в состоянии увидеть наглеца, одна из голов чудовища прорычала на языке Тьмы:

– Кто здесь? Кто посмел посягнуть на мою кровь?!

– Я, и кровь эта не твоя.

– Кто ты? Назовись и яви свою сущность!

– Имя мне – Демон, – тихо произнёс я в ответ, и, став видимым, убрал созданный над жертвенным камнем купол. Тёмные нити медленно вернулись в моё тело.

– В чём дело, Демон? По какому праву ты прекратил мой поток силы? – прорычала другая голова тёмного бога.

– Это не твой поток силы, не твоя кровь и люди не твои. А право мне дало Сущее. Потому пошёл вон! И чтобы я тебя в мирах среза Сущего больше не видел! – пришлось прорычать в ответ, чтобы достучаться до окутанного гневом разума чудовища.

– Я – бог! – зарычала тварь Тьмы всеми тремя головами. – Я беру то, что пожелаю. Ты мне не указ, Демон! Я не вмешиваюсь в ваши первородные дела, вы не лезьте ко мне!

– У тебя три головы, и, судя по тому, что ты меня не понимаешь, все глупые. Этот мир мой, и тебе здесь не место. Проваливай во Тьму и больше здесь не показывайся, иначе убью.

– Это я тебя убью! – прорычало чудовище. – А вы! – повернулся он к людям. – Отправитесь все в ад, на вечные муки!

– Не горячись, – спокойно произнёс я. – Ад упразднён, правда, ненадолго. Но я рад твоему выбору, – почувствовал я радость от предоставленного мне тёмным богом повода расправиться с ним, и, улыбнувшись, обнажил клинки.

Чудовище стремительно кинулось на меня, протягивая ко мне лапы и бросив одновременно тремя головами потоки пламени. Но я взмыл высоко вверх, уклоняясь от атаки бога, и огонь ударился в постройки людей, разрушая каменные стены, отчего они стали осыпаться, объятые пламенем. Перевернувшись через спину, я устремился вниз, на противника, полагаясь на притягивающую силу мира и маневрируя крыльями.

Дракон оттолкнулся от храма и полетел мне навстречу. Он раскрыл пасти, чтобы вновь бросить потоки огня. Но я не стал дожидаться очередного удара и сделал выпад клинком Тьмы. Тёмное лезвие мгновенно удлинилось и проткнуло насквозь голову тёмного бога, которая сразу же безвольно повисла мёртвым грузом. Его тело сотряслось, и две другие головы, поперхнувшись, вместо пламени изрыгнули рык от пронзившей боли.

Удивительно, но я почувствовал боль чудовища, словно она была моей. Именно она дала понять, что нанесённый удар не смертелен, и дракон сейчас оправиться, так как оставшиеся головы были вполне годны для продолжения схватки.

Воспользовавшись замешательством противника, я пролетел мимо его потерявших на миг ориентацию голов, и, кувыркнувшись, прервал падение, зацепившись крыльями за потоки сил. Оказавшись над уязвимым местом дракона – спиной, не долго думая, я воткнул в неё клинок Света, пронзая всё тело бога, и, главное, сердце. Свет мгновенно разорвал на куски тёмную бьющуюся материю, успевшую издать последний удар в теле дракона. Это был смертельный выпад, но я почему-то вонзил в умирающую плоть бога и клинок Тьмы. Клинки, столкнувшись противоположными силами, стали моментально расщеплять божественную сущность, жадно впитывая её в себя со всей накопленной за долгую жизнь дракона силой.

Я, стоя на стремительно исчезающем, поверженном боге, грохнулся на храм. Пирамида затряслась, местами обрушиваясь, и каменные осколки посыпались вниз, на площадь. Следившие за поединком люди, спасаясь от падающих камней, отбежали от храма, но продолжали смотреть, как исчезает их бог. Правитель оставался сидеть на троне, даже не шелохнувшись. Через мгновение от дракона ничего не осталось, кроме груды пепла, по пояс в которой я и стоял. Витая над прахом, на меня смотрела духовная сущность порождения Тьмы.

– Свободен, – мысленно произнёс я бывшему тёмному богу.

Мой погибший противник молчал. в нём не было больше ни гнева, ни жажды человеческой крови. Он был свободен от желаний, пороков и каких-либо потребностей. Более ничем не обременённый разум молча взирал на меня в недоумении от мгновенно оборвавшейся жизни. Рядом с опустошённым разумом материализовался Азраил.

– Я заберу его в Навь, – произнёс ангел смерти.

– Да, конечно, – ответил я.

– Довольно легко и быстро ты с ним справился, – констатировал победу Азраил. – На одного паразита в мире стало меньше, – улыбнулся он.

– Да.

– Поздравляю, но ты удивишься, узнав, сколько их здесь.

– Будет чем заняться, – улыбнулся я в ответ.

Азраил не ответил. Подозрительно ухмыльнувшись, он исчез вместе с духовными останками моего противника. Я спрятал клинки и невольно бросил взгляд вдаль.

Жёлтая звезда клонилась к закату. Горизонт окрасился в багровый цвет, словно весь был залит кровью. Ленивые жёлтобрюхие облака неподвижно зависли над потемневшими верхушками деревьев. Над проваливающейся в сон частью мира сгущались сумерки. Умиротворяющее действо. Тьма выталкивала Свет, сменяя его и окутывая мир холодными объятиями. Но впитанное плотью мира тепло стало медленно подниматься в небеса, заставляя многочисленные растения наполнять воздух новыми, будоражащими душу благоуханиями. Они смешивались, создавая неповторимые букеты ароматов, от которых возникало неутолимое желание жить. Порыв ветра приятно ударил в грудь, щедро обдавая прохладой, настойчиво сдувая с моего тела и вершины пирамиды прах тёмного бога. Облако серой пыли плавно опустилось на площадь, покрыв застывающую на жертвенном камне кровь.

Я почувствовал на себе взгляды людей и обернулся. Безумие их покинуло, но запах крови всё ещё висел над жестоким городом. Правда, сейчас он не будил в них желания убивать. Появилась мысль сжечь здесь всё дотла, но она также быстро исчезла, как и появилась. Списав преступления людей на погибшего тёмного бога, заставившего их убивать себе подобных, я вновь стал невидимым. Раскрыв крылья, я лёг на потоки сил и полетел на закат, но не покинул город, а, прервав полёт, уселся на крайнее каменное строение, чтобы насладиться скрывающейся за горизонтом звездой.

Она была прекрасна. Словно Творец вылепил её из лавы и заставил завораживать всех разумных тварей ослепительной красотой. Порывы ветра раскачивали верхушки деревьев, заставляя шелестеть листву, от звуков которой в душу врывался покой. Я смотрел на медленно тонущий в кронах деревьев багровый диск, и не мог насытиться зрелищем. Подняв взгляд, я впервые увидел ночное небо. Бездна Тьмы, усыпанная искрами Света, манила кинуться в её глубины без оглядки и стать частью неповторимой по красоте картины, написанной кистями величайшего художника, к встрече с которым я стремился. Словно глаза дракона Хаоса заслонили небосвод и неустанно следили пронизывающим взором за душами тварей, которым посчастливилось стать постояльцами Мира Богов. Только здесь, в мирах среза Сущего, где переплетаются материи столпов, можно увидеть совершенство замысла Творца и убедиться, что созданное им достойно признания и безграничной благодарности за возможность быть. Что может быть лучше, чем жить в мире и любоваться ночным небом? Наверное, жить на небе и наслаждаться красотой мира.

Погружаясь в объятия наступающей ночи, я не заметил, как звезда полностью скрылась за горизонтом, и продолжал бы дальше упиваться звёздным небом, но меня отвлекли звуки борьбы. Рядом с каменным строением, на котором я расположился, жрец, судя по одеждам, тащил за собой связанную женщину. Она извивалась и пыталась кричать, но её рот был заткнут тряпкой, и ей удавалось лишь издавать приглушенные стоны. Жрец, уставший от сопротивления пленницы, остановился и стал с остервенением её бить ногами до тех пор, пока стоны не стихли. В другой руке служитель погибшего бога нёс ребёнка, который не сопротивлялся, а безропотно висел, напуганный происходящим. Увидев, как избивают женщину, человеческий отпрыск заплакал, сотрясая ночную тишину. Птицы, сидевшие на деревьях, взлетели. Разгневанный ещё сильнее плачем ребёнка человек стал трясти его, но тот не замолкал, за что получил удар коленом по голове. Отпрыск потерял сознание, повиснув безвольной куклой, и жрец поволок пленников в глубь леса.

Взором я принялся пристально следить сквозь плотный строй деревьев за жрецом с его ношей. Через некоторое время, пробираясь сквозь плотные заросли растений, он вышел на небольшую поляну, и, остановившись, принялся всматриваться в темноту, явно кого-то отыскивая, но лес тщательно скрывал в дебрях всех затаившихся существ. Посмотрев на окружающие поляну заросли, я обнаружил довольно много различных копошащихся ночных тварей, занимающихся неотложными делами. Убедившись, что находящиеся на поляне люди не представляют опасности, они стали всем безразличны. И только по ярко выделяющейся ненасытности в кроне раскидистого дерева я заметил два совершенно неподвижных силуэта, чьё внимание было поглощено жрецом и особенно его пленницами.

На первый взгляд замеченные мной создания ничем не выделялись и не были даже похожи на живых существ, но выраженные пороки Тьмы выдавали в них присутствие еле заметных душ. А затем я увидел в каждом из существ холодный расчётливый разум. Взглянув в сущности застывших тварей, я явно определил, по наличию нитей первородных демонов, что это дети моей погибшей сестры, Лилит. Но, кроме признаков, подтверждающих тёмное происхождение существ, было и явное родство с людьми, на которых они были очень похожи телами. Только в них не было силы, что несёт в себе кровь в каждом живом создании Творца. За спинами виднелись сложенные перепончатые крылья.

Бледных, с выделяющимися на поверхности кожи тёмными жилами, их терзала жажда. Это были те самые порождения, которыми Дый попрекнул Лилит в замке Тьмы. Они явно могли существовать, только поглощая чужую кровь. Впитываемая детьми Лилит чужая жизненная сила становилась их собственной, но ненадолго. Она быстро разлагалась в телах, давая возможность просуществовать некоторое время, и они были вынуждены снова лишать жизни других, чтобы отсрочить собственную смерть.

Спрятавшиеся в ветвях дерева твари были сейчас жутко голодны, нуждаясь в новой порции чужой крови, и едва сдерживались, чтобы не наброситься на людей. Но в целях безопасности внимательно осматривали близлежащее пространство, прислушиваясь к звукам ночного леса, чтобы убедиться, что, кроме них, никого поблизости нет. Через некоторое время, так и не обнаружив присутствия посторонних глаз, в том числе и моих, дети Лилит, расправив крылья, стремительно слетели с дерева, и, опустившись перед жрецом, один из них произнёс шёпотом:

– Показывай товар.

* * *

Среди безбрежных просторов мерно текущей лавы, возле пустующих кругов ада, на огненном троне восседал Вельзевул. После освобождения мучеников, только сейчас, уничтожив Князя Тьмы, огненный демон смог навести порядок в своих владениях. Все уровни пропасти мук были готовы к приёму новых гостей, преступивших законы миров, в которых жили. Но система порталов для доставки злодеев на вечное пребывание в мире страданий была уничтожена, а новая, как задумал Вельзевул с братом, исчезнувшим в мирах среза Сущего, ещё не была создана. Потому огненные владения были как никогда пусты, за исключением остатков огненной армии, для которой ад стал новым домом. Да и помощники Вельзевулу не помешали бы. Ведь никто лучше несправедливо осуждённых мучеников, прошедших круги ада, не сможет приводить в исполнение беспристрастные будущие приговоры преступникам.

Иногда огненные воины проносились мимо погружённого в тяжкие думы огненного демона, выполняя его поручения и радуясь новой обретённой жизни. Пусть она и отличалась от первой, подаренной Творцом, но заметно лучше той, которую насильно навязали боги на одном из уровней пропасти. Для воинов, получивших огненную ипостась, Вельзевул превратился из надсмотрщика чуть ли не в прародителя, приютившего в своём доме и подарившего хоть и иной, чем в прошлом, но всё же смысл жизни, утраченный за проведённую в аду вечность.

Хозяин ада тяжко вздохнул и прорычал в бездну кругов ада. Долгое эхо покатилась вниз, сотрясая непривычную тишину пропасти мук, совсем недавно заполненную стонами и криками отчаяния, и бесследно утонуло в глубинах пропасти.

– Развлекаешься, как можешь? – услышал Вельзевул за спиной голос подлетающего Серафима.

Огненный ангел бесшумно опустился рядом с троном, на самом краю пропасти, и, усевшись, сложил крылья. Его взгляд замер на уровне, где он провёл, как ему казалось, не одну вечность. Заключённому в каменную оболочку вместе с собратьями по восстанию ангелу пришлось пройти через жуткое испытание преданности своему богу, который ныне таковым для него уже не являлся. Лишённый плоти Света, Серафим стал свободен, но его разум не ведал другого смысла жизни, как преданно служить столпу Сущего, который подарил ему возможность быть. Неприкаянность в новой ипостаси не давала ангелу покоя, и в поисках места в Сущем он и прилетел к Вельзевулу.

– Послушай, демон. Что мне делать? Я чувствую в душе пустоту, так как не вижу смысла в дальнейшей жизни.

– Брось глупости говорить! Ты – молодец! Умудрился сохранить душу после стольких веков страданий. В основном все, попавшие в ад, исчезают, утрачивая душу и отправляясь за кромку. А ты… Ты зачем-то нужен Сущему, раз сумел сохранить себя. Да и братья твои, что остались в живых после битвы с Князем, тоже имеют какое-то предназначение. Всё происходит с каким-то неведомым для нас умыслом. Ты поднял восстание не за Свет и не против Тьмы, а за сохранение равновесия между ними. Наверное, это и есть твой удел. Так что оставайся со мной. Ведь в последнее время всё, что я ни делаю, так только ради незыблемости паритета между Тьмой и Светом. Вот и Люцифер погиб за это, – демон ненадолго умолк, продолжая скорбеть по соратнику, успевшему стать другом. – Только чувствую я, что со смертью Князя ничего не кончилось. Дый и твой бывший бог Световид не смирятся с тем, что Демон забрал себе миры среза Сущего. И нас ждет ещё одна битва, причём посерьёзней последнего сражения. Только в предстоящем противостоянии я не хочу принимать ничью сторону, и тебе не советую. Иначе нам придётся воевать либо против своих братьев, что неприемлемо, либо против миров среза Сущего, чьи интересы и представляет Демон. Должен же кто-то думать о сохранении равновесия. Вот мы с тобой и займёмся этим. Раньше мне помогал Люцифер, но его больше нет среди живых. Потому тебе придётся занять его место, – на миг показалось, что огненный демон готов пролить огненную слезу по погибшему ангелу, но взгляд Вельзевула вновь стал жёстким. – Видимо, судьба у меня – водить дружбу с ангелами.

Хозяин ада ухмыльнулся и пристально посмотрел на собеседника, который продолжал смотреть в пропасть ада.

– Наверное, ты прав, – без особого энтузиазма произнёс Серафим. – Но всё же я не чувствую своего предназначения.

– Какие же вы сложные, ангелы! – сморщился Вельзевул. – Придёт время, и ты всё поймёшь. Не торопись жить! А пока перепрячь врата, при помощи которых мы с Люцифером наделили тебя и всех остальных мучеников огненной плотью. Я уверен – ими захотят владеть многие, а уничтожить их не представляется возможным, так как Светоносный погиб и унёс в Навь секрет, на основе которого светлая сила заключена в огненных кольцах и переплетается с тёмной, позволяя создавать огненную плоть.

– Разве ты не участвовал в создании врат? – удивился ангел.

– Я-то участвовал, но знаю лишь секрет тёмной силы. Так что уничтожить врата не получится.

Вельзевул осекся и всмотрелся вдаль, ощутив приближение древней тёмной силы, которой обладало только одно существо. Серафим тоже почувствовал чьё-то приближение к огненному миру и устремил взор в ту же сторону.

– А вот приближается и подтверждение моим словам. К нам в гости летит Дый. И попробуй догадаться, что ему нужно?! – Вельзевул с ухмылкой посмотрел на огненного ангела, давая понять выражением лица, что он всегда прав. – Поторопись, Серафим, а я пока отвлеку старшего брата.

Ангел вспорхнул и с огромной скоростью улетел к сердцу огненного мира, где были скрыты врата. Буквально через мгновение, как он скрылся из вида, лава разверзлась, и на краю пропасти появился Дый.

– Здравствуй, Вельзевул!

– И тебе не хворать! С чем пожаловал?

– Думаю, что ты догадываешься о причине моего визита, – произнёс Дый и сел на краю пропасти, практически на том же месте, где только что сидел Серафим. – Я прервал твою беседу с ангелом? – как бы случайно поинтересовался старый демон, давая понять, что от него ничего скрывать не стоит, и он требует откровенности в предстоящем разговоре.

– Я, может, и догадываюсь, но, чтобы избежать глупых недоразумений, хотел бы услышать о твоих намерениях.

– Мне нужна огненная армия, – произнёс тихо Дый и пристально всмотрелся в лицо брата, пытаясь по мимике определить, откровенен ли собеседник.

– Армии больше нет, а те остатки, что я привёл сюда после битвы с Князем, я оставил себе в помощь. Дел в аду невпроворот, один не справляюсь, – отмахнулся хозяин ада.

– Да дел у тебя тут не густо. Ад пустует.

– Это пока. Надо всё подготовить к торжественному приёму негодников со всего Сущего. Сам понимаешь, – стараясь быть вежливым, но всё же наигранно улыбнулся Вельзевул.

– Так я не за остатками былой армии прибыл. Зачем они мне? Оставь, конечно, их себе, – с такой же, как и у брата, наигранной улыбкой произнёс Дый, словно делал одолжение, разрешая оставить огненную армию в распоряжении Вельзевула. – Мне врата нужны, которые вы с Люцифером смастерили, – резко переменился в лице старый демон, вновь ставший верховным правителем Тьмы, с нотками жёсткости отчеканив желание, больше похожее на требование.

– Так ты опоздал, брат! Их больше нет, – продолжал ломать комедию Вельзевул, совершенно не стесняясь лгать. – Как только мы сформировали армию, так сразу с Люцифером и разобрали полезное изобретение.

– Зачем ты мне лжёшь? – совершенно не удивившись поведению огненного демона, спокойным голосом спросил Дый.

– Зачем тебе врата? – протрубил Вельзевул, смахнув с лица улыбку.

– Ты знаешь!

– Изволь пояснить!

– Я собираюсь выступить против Демона.

Произнесённые Дыем слова явно давали понять, что старый демон решил твёрдо выступить против брата, и уже не отступит. Давно Вельзевул не видел властного выражения лица верховного повелителя Тьмы, с тех самых пор, как тот уступил трон Чёрному Змею. Вновь появился воинственный блеск в глазах, где зияла сама Тьма, напоминающий о тех временах, когда Дый с тёмной армией совершал победоносные боевые походы. Но то время безвозвратно ушло, да и Дый был уже не так молод, правда, силы в старом демоне меньше не стало. От его огромных крыльев всё также веяло сокрушительной мощью.

– Я тебе в этом не помощник, и врата не отдам. У вас со Световидом свои армии есть.

– От армии Тьмы практически ничего не осталось, за исключением драконов.

– Куда тебе торопиться? Сформируешь новую армию. Тьма огромна. В её мирах достаточно воинов.

– Для расторопности повод есть, – Дый поднялся и подошёл вплотную к огненному брату. – Демон – разрушитель. Он обладает клинками, и боюсь, сил двух армий будет недостаточно.

– Всё равно помогать тебе в уничтожении собственного брата я не стану! Это мой окончательный ответ! – сказал, как отрезал, Вельзевул, еле сдерживаясь, чтобы не зарычать.

– Я ведь силой могу забрать, – спокойно произнёс Дый.

– Не пугай! Мы оба знаем, что у тебя ничего не получится.

– Посмотрим, – ухмыльнулся Дый, и, замерцав, покинул огненный мир.

Своим решительным настроем старый демон обеспокоил хозяина ада. Если старик вбивал себе что-то в голову, извлечь это обратно было невозможно. Он мог с братьями и остатками армии Тьмы ворваться в Пекло в любой момент. «В огненном мире им, конечно, не одолеть меня, но кто знает…» – подумал Вельзевул, и, сорвавшись с трона, стремглав полетел к одинокой скале.

В мгновение ока демон оказался над местом, где были спрятаны врата. Серафим уже частично достал их из недр лавы, весьма грамотно используя силу своей огненной ипостаси, но сотворённая заговорщиками конструкция оказалась довольно массивной, и в одиночку ангелу было не справиться. Хоть врата и созданы из лавы, но текущие в них силы Тьмы и Света делали творение заговорщиков неимоверно тяжёлым. Не подумав об этом, Вельзевул дал Серафиму практически невыполнимое поручение. При всём желании ангел далеко врата не уволок бы, и подоспевшая помощь в лице огненного демона была весьма кстати.

– Давай помогу! – подхватил врата Вельзевул, и уже вдвоём им удалось полностью извлечь переплетающиеся между собой огненные кольца, в которых дремали тёмные и светлые силы. – Погружать было намного легче! – попытался неуклюже извиниться он перед ангелом за непродуманное поручение.

– Тяжёлые, – оправдался ангел за нерасторопность.

– Действительно! – подтвердил демон. – Поднимать мне их не приходилось.

– Дый прилетал за вратами? – поинтересовался ангел.

– Да. И нам надо поторопиться, чтобы перепрятать их. Старик настроен серьёзно и ни за что не отступится.

– А куда их прятать? Я, пока доставал, всю голову сломал этим вопросом. Ничего толкового на ум так и не пришло, – признался ангел, придерживая врата на поверхности лавы, чтобы не упали.

Силы во вратах не двигались, потому огненной пелены в кольцах не было, и конструкция вышла неустойчивой.

– У меня есть идея! – ухмыльнулся демон. – Даже если их найдут, то воспользоваться не смогут. Хватай! Полетели к пропасти!

– Как скажешь! Ты у нас хозяин ада! – улыбнулся ангел, и, подняв врата, напарники полетели обратно.

Ноша была невероятно тяжёлой, отчего полёт ангела и демона выглядел неуклюжим. Им постоянно приходилось набирать высоту, так как огненные кольца тянулись к лаве. Но, поднимаясь слишком высоко, врата начинали притягиваться вверх, где также текла кровь Сущего. Так, стараясь нести врата меж двух огней, напарники с горем пополам продвигались к намеченной цели.

– Слушай! – во время нелёгкого полёта Серафим решил передохнуть и задать вопрос. – А где Дый возьмёт столько душ для новой огненной армии, если даже завладеет этими тяжеленными вратами? – ангел скривил лицо от серьёзной нагрузки, которую испытывало его пусть и огненное, но всё же имеющее пределы тело.

– Индра, если ты помнишь, всё ещё правитель Нави. У него душ столько, сколько есть во всём Сущем. Дый может создать с его помощью бесчисленное огненное войско, ничем не уступающее, а возможно, и превосходящее по мощи любую армию. Так что лучше спрятать врата как можно надёжнее и подальше от возможных проблем.

– Об Индре я как-то не подумал, – произнёс ангел, и, превозмогая усталость, продолжил доставку врат к намеченной цели.

Измучившись, но дотащив ношу на последнем этапе полёта, если можно его назвать таковым, напарники остановились на краю кругов ада. Вельзевул бухнулся на трон, а Серафим распластался на поверхности лавы. Обоих охватило пламя, восполняя потраченные силы.

– Сейчас восстановимся и спустим врата на дно пропасти, – оповестил Вельзевул скорее себя, чем ангела, настраиваясь на завершающий этап работы. – Сбросить бы их, да неизвестно, что будет от удара. На дне ведь лавы нет.

– Заставь лаву течь над пропастью. На неё поставим врата и постепенно спустим на дно.

– Дело говоришь, ангел! – воодушевился предложенной идеей демон, и, встав с трона, погрузил руки в огненную массу. – Ничто так не заставляет проявить смекалку, как неимоверно тяжёлый труд, от которого хочется избавиться, но выполнить который необходимо, – заключил он, закрывая глаза и начав что-то бормотать.

Лава, повинуясь воле демона, постепенно потекла над бездной, которая словно стала покрываться невидимой крышкой. Дотянувшись до противоположной стороны кругов ада, огненная масса влилась в себя же.

Напарники подняли врата и аккуратно положили на огненную поверхность созданного моста. Серафим продолжал придерживать массивную конструкцию, а Вельзевул, вновь погрузив руки в лаву, стал увеличивать поток огненной массы, постепенно прогибая новоиспечённый мост вниз. Врата медленно начали опускаться на дно пропасти.

Очутившись снова в чреве обители мук и страданий, на ангела нахлынули воспоминания о долгом заточении. Серафим хотел ещё раньше оказаться здесь, чтобы смирить себя, и, отпустив прошлое, очиститься от преследующей боли, которую запечатлела память и не хотела никак выбрасывать из себя. Но не мог найти в себе сил вернуться туда, где пришлось испытать неимоверные страдания.

Ангел старался не смотреть на опустевшие уровни ада, сосредоточившись на поддержке врат. Но, поравнявшись с кругом, где был заперт, Серафим дрогнул и чуть не уронил огромную конструкцию. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы вернуть врата в исходное положение. И, то ли от нагрузки, то ли благодаря огненной сущности, но в сознании ангела внезапно произошла долгожданная вспышка, и ему показалось, что боль в памяти, терзающая душу, наконец, исчезла. Серафим почувствовал облегчение, будто избавился от выедающего душу паразита. Тело наполнилось свободой и небывалой силой. С лёгкостью, без помощи Вельзевула, он поправил врата и продолжил, уже пребывая в столь желанном покое, спуск на дно ада.

Врата опускали медленно, боясь уронить, от чего процедура заняла много времени, хоть в пропасти оно полностью отсутствовало. Твердь дна показалась неожиданно. Лава мягко легла на поверхность, и спуск закончился.

Серафим взглянул наверх и замер, попав в ловушку Вельзевула. Огненное тело ангела застыло, а разум устремился вверх, к бушующей далеко внизу, как казалось ангелу, поверхности лавы. Врата, отпущенные Серафимом, наклонились и стали медленно падать, но грохнуться не успели. Вовремя прилетевший демон подхватил конструкцию и громко рыкнул, сотрясая круги ада и возвращая разум ангела в тело. Серафим встряхнулся и с удивлением, посмотрев на Вельзевула, спросил:

– Ты уже здесь? Я тебя не заметил.

– Забыл тебе сказать, чтобы ты не смотрел вверх.

– Почему? – поинтересовался ангел, и, подняв взгляд ввысь, снова замер.

– Серафим! – рыкнул демон. – Смотри куда угодно, только не вверх!

Очнувшийся ангел потряс головой и всё с тем же удивлением произнёс:

– Чего?

– Ничего! – срываясь, прорычал Вельзевул. – Держи врата!

– А? Понял! – полностью вернулся в тело Серафим и ухватился за огненные кольца.

– Не смотри вверх! Понял?

– Да. А почему? – всё же разум ангела давал сбои.

– Просто так! Тащи ворота в пещеру! – продолжал рычать демон.

– Хорошо. Не рычи громко. Я всё слышу.

– Слышишь, только тупишь!

– Ничего я не туплю!

– Тащи врата! – распалился демон.

– Да тащу я, тащу! – прокряхтел ангел, и они втащили огненную конструкцию в кромешную тьму.

Врата мгновенно стали невесомыми. Исходящее от врат огненное свечение слегка осветило пространство пещеры, обнажая жуткого вида каменные наросты, похожие на клыки. Ангел посмотрел вниз и обнаружил, что под ним простирается бездна Тьмы. Напарники парили в невесомости вместе с ношей, не прибегая к помощи крыльев.

– Где мы? – тихо спросил ангел.

– Во Тьме, – съязвил непривычно тихим голосом Вельзевул. – Только теперь не смотри вниз.

– Можешь ведь не рычать. Даже приятно слушать. А то заладил: «Не смотри вверх, не смотри вниз!» – но, повинуясь совету демона, ангел всё же поднял взгляд.

– Если б я не рычал, ты бы продолжал стоять, как статуя, вперившись вверх.

– Я не заметил, что стал статуей! – напарники перешли с шёпота на повышенные тона.

– Зато я заметил! – снова рыкнул демон. – Будь любезен! Помолчи!

– Хорошо. Чего рычать-то?

Силы Вельзевула пререкаться с Серафимом иссякли, и он, оскалившись, прорычал:

– А ты посмотри вниз!

– И посмотрю! – заявил ангел, опустив взгляд в бездну Тьмы, и через мгновение вновь застыл.

– Приятного тебе бесконечного падения души! – злорадно прошептал Вельзевул на ухо ангелу, и, взмахнув крыльями, с лёгкостью переместил врата в центр пещеры.

Отлетев от огненных колец, демон приблизился к ангелу, и, усмехнувшись, рыкнул:

– Проснись!

Ангел очнулся, встряхнул головой и пристально посмотрел пустым взглядом на напарника.

– Я падал, но не упал! Так что ничего страшного!

– Да ну! А где врата?

Серафим увидел, что ноша уже в центре пещеры, но, скрыв удивление, заявил:

– Странная у тебя пещера. Врата сами двигаются, – и улыбнулся, понимая, что Вельзевул был прав.

– Или я их один переместил, пока ты пристально рассматривал бесконечность.

– Что дальше делать? – спросил ангел, уклоняясь от продолжения разговора.

– Лететь к выходу и ждать меня там, только не покидай пещеру и не смотри вниз, а то опять потеряешься! – приказным тоном произнёс демон. Отвернувшись, он закрыл глаза и расправил крылья над головой.

Серафим молча отлетел, но, остановившись, к выходу перемещаться не стал из-за охватившего любопытства. Из грудины Вельзевула полились грозные звуки, огненные крылья завибрировали, и вся пещера начала сотрясаться. Хозяин ада на языке Тьмы произносил заклинание, заключая врата в сферу, в которой когда-то запер драконов Хаоса. Ангел не понимал слов, искажающих пространство, но чувствовал всей сущностью мощь и несокрушимость творимого демоном заклятия. Тёмная сила стала материализоваться и сгущаться вокруг огненных колец, окутывая их непроглядной пеленой. Постепенно уплотняясь, она превратилась в сферическую оболочку. Свод пещеры затрещал, отдаваясь эхом по всем кругам ада, готовый в любое мгновение лопнуть. Из Вельзевула потянулись тёмные нити. Они паутиной окутали стены пещеры, укрепив их, не давая обрушиться. Голос демона становился громче, и, казалось, от него сотрясается не только пещера, но и весь огненный мир. В кромешной тьме было видно только красно-оранжевое свечение, исходящее от демона, за которым ангел, открыв рот, продолжал наблюдать. Чувствуя колоссальную силу, которой управлял Вельзевул, он не шевелился. Заклятие достигло наивысшей точки. Звук в пещере превратился в тонкий, пронизывающий душу звон. Создалось впечатление, что пространство сжимается в мельчайшую частицу. Демон поднял лицо вверх, и от последнего хриплого рыка тёмная пелена исчезла. Звуки оборвались, и огненные кольца врат сразу осветили свод пещеры. Повисла звенящая тишина.

– Ну, и чего ты сделал? – нарушил тишину ангел, не видя конечного результата стараний Вельзевула. – Вот же врата! Ты их не спрятал!

– Попробуй, дотронься до них, – еле ответил Вельзевул, устав от совершённого заклинания.

Серафим устремился к вратам и, не видя препятствия, неожиданно врезался в невидимую оболочку сферы, от которой его мгновенно отбросило. Он оправился от непредвиденного столкновения, встряхнулся и предпринял ещё одну попытку приблизиться к вратам снова, только в этот раз медленно, выставив руку вперёд. Уткнувшись в препятствие, ангел провёл по нему рукой и в восхищении произнёс:

– Это нечто! Удивил так удивил!

– А то! – польщённый похвалой, воскликнул хозяин ада.

– И теперь эту оболочку не пробить?

– Поверь мне! Это невозможно. Проверено вечностью на драконах Хаоса.

Вельзевул тяжело дышал, восстанавливая потраченные силы. Огненный мир щедро делился со своим хранителем накопленной энергией, и, буквально сделав несколько вздохов, хозяин ада вновь почувствовал себя бодрым и вечно молодым.

– Оставь врата в покое! – крикнул демон помощнику, который продолжал ощупывать сферу в поисках слабых мест. – Выйдем из пещеры – вверх не смотри, пока не взлетишь!

– Как скажешь, – согласился Серафим, переместившись наверх невидимой оболочки, и если бы не рассерженный рык демона, неизвестно, сколько времени ангел провёл за увлекательным занятием.

Покинув, наконец, пещеру, напарники устремились вверх, и, ещё не достигнув середины пропасти, почувствовали, что их ожидают на выходе из кругов ада. Поток лавы, с помощью которого спустили врата, продолжал мерно течь.

– Ныряй в лаву! – мысленно приказал Вельзевул ангелу. – Собери остатки армии, и будьте готовы к возможному столкновению с моими братьями, но без моей команды в схватку не вступать. Они всё же братья.

– Сделаю! – ответил также безмолвно Серафим и растворился в огненном потоке.

Огненный демон вылетел из кругов ада, и, опустившись возле трона, воссел на него. На краю пропасти стояли пять первородных демонов, терпеливо ожидая возвращения брата.

– Приветствую вас! – с улыбкой воскликнул Вельзевул.

– И тебе не хворать, – ухмыльнулся Чарга.

– Мы за вратами, – перешёл сразу к делу Дый.

– Ничем не могу помочь. Только закончил упаковывать, – объявил хозяин ада об отказе.

– Так распакуй, – развёл руками Индра, расплываясь в искренней улыбке.

– Врата были созданы для свержения Князя и только! Потому – нет! – жёстко отрезал Вельзевул.

Настрой Вельзевула братьям не понравился. Его вспыльчивый норов был известен во всём Сущем, и вступать в противоборство с хозяином ада решалась или Мара, которая сейчас наводила порядок в своём дворце, или же Дый, на правах старшего. Остальные представители Тьмы, да и не только, старались с буйным демоном не связываться. Потому четверо братьев отошли в сторону, оставив Дыя наедине с упрямым хозяином ада.

У Вельзевула словно камень с души упал, когда он увидел, что братья не собираются применять силу и прибыли со стариком исключительно помочь ему в транспортировке врат.

– А ты подумал, мы битву с тобой устроим? – улыбнулся Дый, будто прочитал мысли Вельзевула.

– Да кто ж тебя знает, старого демона, что у тебя на уме!? – развёл руками Вельзевул.

Дый искренне расхохотался.

– Если бы я хотел забрать силой твою конструкцию, я бы напал, когда вы с Серафимом тащили её к пропасти, – признался старый демон. – Потеряв Лилит, я скорее добровольно пересеку кромку и сгину в Пустоте, чем стану враждовать с братьями.

– Тогда зачем ты хочешь выступить против Демона? Он такой же брат тебе, как я или они, – Вельзевул указал на молчавших в стороне демонов.

– Он – разрушитель. И во время схватки с Князем я явно видел в нём нити Хаоса. Демон недавно убил тёмного бога и скоро войдёт во вкус. Скольких он тогда убьёт? Мы обязаны быть готовы дать ему отпор!

– Не знаю, по какой причине и какого бога он убил, но уверен, что для этого у него были веские причины, – заключил Вельзевул.

– Люди, убивающие собратьев – это веская причина?

– Неужели из-за них? – смутился хозяин ада.

– Именно! Не знаю, что за причину он себе навыдумывал, но, увидев, как эти твари рубят головы своим же собратьям, наш брат решил убить бога, в жертву которому они и лили собственную кровь.

– Не стану делать поспешных выводов, пока не поговорю с Демоном лично. Но врата не отдам! Они могут пошатнуть равновесие. Представь, какой силой будет обладать тот, кто завладеет ими. Это же бесчисленная армия, воины которой, погибнув, снова и снова будут обретать плоть. Будь у Князя такие врата, мы бы не смогли его остановить.

– Я понимаю, – согласился Дый. – Но другой возможности остановить Демона, если он выступит против нас, не вижу.

– Поэтому вы со Световидом решили нанести упреждающий удар!?

– Да.

– Ты не думал, что, бросив вызов Демону, полагаясь лишь на предположения, своими руками сделаешь из него разрушителя. Он же ясно дал понять, что ему, кроме миров среза Сущего, ничего не надо. Так с чего вы взяли, что он нападёт на миры Тьмы или Света? Или вы просто не хотите отдавать власть?

– Кто владеет Миром Богов, тот владеет Сущим, – произнёс Дый.

– Так пусть владеет, причём его выбрало само Сущее, вручив клинки Тьмы и Света. На его сторону в случае конфликта встанут даже драконы Хаоса. Они это однозначно дали понять, когда я их освобождал.

– А зачем ты их выпустил? – упрекнул старый демон. – Мало мы сил и жизней потратили, чтобы остановить их?!

– Я был уверен, что они помогут остановить Князя, – оправдался Вельзевул.

– Что-то я их на срезе Сущего во время битвы не заметил. Где они были? Появился один неизвестный дракон, да, забрав помощника Князя, Гайдера, исчез, и ничем нам не помог.

– Не знаю, где они были, – отмахнулся хозяин ада, сделав вид, что не знал забравшего Гайдера дракона Хаоса.

– То-то и оно. Это не знаешь, то не думаешь, а разрушителя остановить надо!

– Никакой он не разрушитель!

– Когда станет – поздно будет! Отдашь врата?! – прорычал Дый.

– Нет!

– Ну и чёрт с тобой! – рыкнул старый демон.

– Да я бы рад и чёрту! Да только кто ж ко мне в ад гостем по своей воле придёт? – улыбнулся Вельзевул.

Дый ничего не ответил, а, махнув рукой, замерцал и исчез.

– Я правильно понял, что мы врата не забираем? – спросил Гаар.

– Правильно! – ответил Вельзевул.

– И то хорошо! Тащить ничего не надо, – обрадовался Каер. – А почему нельзя было их на ком-нибудь другом переместить? У нас что, тварей гужевых мало?

– Они какие-то очень важные! Дый никому их не доверит! – пояснил Индра.

– Нет больше врат! Я их упаковал так, что больше никто никуда не переместит и не воспользуется, – заявил огненный демон.

– Нам забот меньше, – заключил Гаар, и братья покинули владения Вельзевула с пустыми руками.

Вельзевул облегчённо выдохнул. Он не скрывал радости, что не пришлось конфликтовать с братьями, и, разряжая эмоциональное напряжение, прорычал в пропасть, где эхо, быстро удаляясь вглубь, бесследно утонуло.

– Всё хорошо? – спросил Серафим, вынырнув из лавы.

– И не говори, пернатый! – радостно воскликнул Вельзевул.

– Где ты увидел у меня перья? – с обидой спросил огненный ангел.

– Извини! Привычка. Ты же ангелом был, им и остался. Только теперь без перьев, – улыбаясь, подтрунил над ангелом хозяин ада.

– Очень смешно, – с серьёзным выражением лица ангел скрылся в огненной бездне.

– Я же пошутил! Не обижайся! – крикнул демон.

– Я понял! Надсмотрщик без заключённых, – ответил ангел.

– Это обидно, – еле слышно произнёс Вельзевул. – Я, как понял, ты у драконов Хаоса нахватался, во время заключения.

– Отчасти, благодаря общению с ними я не сошёл с ума, пребывая каменным изваянием у тебя в гостях.

– Ну, что ж! Шутка за шутку! – смирился демон. – Вылезай! Поговорим.

Серафим с довольной улыбкой вынырнул из лавы и уселся напротив демона. Поток лавы продолжал размеренно стекать в бездну кругов ада, поднимаясь обратно на другом конце пропасти. Вельзевул решил так и оставить созданный на скорую руку поток лавы, удачно дополняющий пейзаж пропасти мук и страданий. Иногда налетал обжигающий ветер, вырывающийся из сердца огненного мира вместе с фонтанами рождённой крови Сущего, заставляя тела демона и ангела, которые стали напарниками, вспыхивать ярче обычного. А они, не замечая игры ветра, предались беззаботному общению, по которому огненный ангел успел соскучиться за проведённую в аду вечность.

* * *

Жреца переполнял страх, но им двигала жажда наживы, и он небрежно бросил к ногам голодных крылатых существ бесчувственных пленниц.

– Как договаривались – два человека, – дрожащим голосом произнёс служитель тёмного бога. – Где моё золото?

Сын Лилит, что был повыше, медленно осмотрел товар, и, сузив глаза, прошипел:

– Ты кого приволок? Зачем нам ребёнок? В нём крови на один глоток!

– Квит, он издевается! – произнесла вторая тварь.

– Вам, упыри, не угодишь! – поборов страх, возмутился неожиданно жрец. Видимо, алчность притупила даже инстинкт самосохранения, и человек позабыл, что перед ним стоят голодные убийцы, способные, не задумываясь, лишить жизни не только связанных жертв, но и его самого. – Договаривались о двух жертвах. Про размеры вы ничего не упоминали. Так что берите этих и отдайте золото.

Над поляной повисла тишина. Упырей переполнял гнев, но оба довольно легко справлялись с ним и не предпринимали никаких действий. Видимо, главным у них был Квит, который размышлял, как поступить, а второй сын погибшей Лилит молча ждал решения.

– Хорошо, жрец. Бери, – спокойно произнёс Квит и бросил к ногам человека несколько золотых монет.

– Ты чего делаешь?! – возмутился другой упырь.

– Помолчи, Эвор! Пусть забирает.

Человек поднял монеты, и, спрятав в одежде, довольный сделкой, произнёс:

– Так бы сразу! А то на один глоток, – повторил он за Квитом. – Зато какой глоток! Кровь свежая, молодая! – продолжал хвалить он товар, радуясь вожделенной награде.

– Ты меня не понял, – обнажил клыки Квит. – Я заплатил за двоих? – задал он шёпотом вопрос.

– Да, – снова дрожащим голосом ответил жрец, почувствовав опасность.

– Второй ты! – прошипел упырь и резким движением руки распорол человеку шею.

Жрец не успел понять, что произошло, а упырь уже вонзился в разорванную глотку и начал жадно высасывать тёплую багровую жидкость. Его тело стало менять окраску, темнея и наполняясь живительной влагой, дарующей отсрочку смерти. Тёмные жилы уменьшились и скрылись в коже. Упыря охватило невероятное наслаждение. Он поднял жертву и от удовольствия стал откусывать от человеческой шеи куски плоти, медленно пережевывая, а, осушив, выплевывал.

Добравшись до позвоночника, Квит перекусил его, нарушив тишину глухим хрустом разламывающихся костей. Держа в одной руке не полностью выпитое тело, он принялся высасывать кровь из головы. Побледневшая физиономия жреца, как мне показалось, выражала недоумение и некое несогласие с тем, что этой ночью он превратился в жертву. Его отвратительная духовная сущность парила над упивающимся кровью Квитом и удручённо взирала, как осушают некогда полную сил плоть.

Второй упырь, почувствовав запах крови, набросился на бесчувственную женщину, которой повезло оказаться в этот момент без сознания. Она умерла, так и не успев понять при жизни, куда и зачем её тащили. Вырвавшаяся из вспоротого тела душа пленницы была переполнена страхом, но не от увиденной картины трапезы упырей, а за жизнь ребёнка, который продолжал лежать в стороне без сознания.

Бестелесный дух метался, не зная, как защитить дитя, жизнь которого находилась теперь в руках голодных тварей. Но упыри, поглощённые телами взрослых людей, не обращали внимания на небольшой, но полный жизни глоток крови, которым обладал ребёнок.

Выпив жизненную силу жреца, Квит отбросил пустое тело, и, закрыв глаза, принялся медленно усваивать поглощённую пищу. Смерть ослабила хватку на горле сына Лилит, давая возможность прожить ещё некоторое время. Удовлетворив голод, упырь сел, наслаждаясь мгновением покоя, пусть недолгим, но дающим возможность побыть хозяином своей сущности, а не голодным рабом терзающей ненасытности. Эвор, напротив, иссушив женщину, вошёл во вкус, и, не в силах сопротивляться потребности паразита, посмотрев на бесчувственного ребёнка, решил полакомиться и им. Он отбросил связанное, побледневшее тело женщины и в один прыжок преодолел расстояние до сладкой закуски.

В этот момент в моей душе что-то ёкнуло. Появилась уверенность, что я не должен допустить убийства ребёнка, и, взлетев с каменного строения, мгновенно переместился к упырю, уже открывшему окровавленную пасть, чтобы впиться в пульсирующую жилу.

– Оставь ребёнка! – тихим голосом произнёс я. – Договор был о двух жертвах.

Эвор от неожиданности отбросил тело ребёнка, но я его поймал и положил перед собой. Оба упыря меня не видели, и инстинктивно, в целях безопасности отпрыгнули назад.

– Кто здесь? – спросил Квит, пытаясь разглядеть обладателя голоса.

За его спиной робко прятался Эвор. Он был труслив и слабее брата. Поглощённый страхом, он трепетал и был не в состоянии справиться с паникой, полагаясь исключительно на защиту Квита, который, напротив, был спокоен и пытался прислушаться к ночной тишине, чтобы определить моё местонахождение. Проникнув в сущность упырей, я обнаружил, что они обладают более совершенными органами чувств, чем их родственники люди, и практически не уступающими моим, демоническим. Слух у них был превосходным, позволяющим услышать даже шелест травы на довольно большом расстоянии. Зрение и обоняние также были на высоте, но сейчас они никак не могли помочь Квиту. Потому он положился исключительно на слух. И не зря. Услышав моё сердцебиение, он мгновенно определил, где я нахожусь. И теперь аккуратно пытался почувствовать своей тёмной сущностью, кто посмел заступиться за ребёнка. Упырь медленно протянул тёмные нити и словно невидимой дланью коснулся моей души. Противиться я не стал, позволив ему попытаться самому распознать во мне родственника.

– Ты демон?! – произнёс Квит, ощутив мою тёмную сущность.

– Да, – ответил я, дожидаясь, когда упырь обожжётся об искру Света, скрытую в глубинах моей души.

– Наверное, тот демон, что убил дракона, – прошептал из-за спины брата Эвор.

– Это ты убил тёмного бога? – спросил Квит.

– Да.

– Но зачем?! – не скрывая недоумения, воскликнул он, и в следующий миг вскрикнул от пронзившей его сущность боли, дотронувшись до искры.

Упырь упал на твердь и скорчился. Его тело напряглось, сотрясаясь от серьёзного ожога. Часть тёмных нитей мгновенно исчезла, и если бы Квит не отпрянул от меня, то, скорее всего, превратился в прах.

Эвор попятился назад, глядя, как брат извивается. Уткнувшись спиной в дерево, он замер, видимо, ожидая такой же участи. Но я не желал расправы над созданиями, а лишь не хотел отдавать им ребёнка. Потому просто стоял и наблюдал за их поведением. К моему удивлению, благодаря только что выпитой крови жреца, утраченные нити души Квита быстро восстановились, и боль отступила. Он поднялся, и, глядя на меня, словно я был видимым, произнёс:

– Покажись, а то я сомневаюсь, что ты демон!

Я медленно явил сущность. Эвор, увидев во мне демона, осмелел и подошёл ближе. Страха в нём больше не было. Его место заняло любопытство, с которым он принялся меня разглядывать.

– Отойди от него! – приказал любопытному брату Квит.

– Почему? Он такой же, как мы, сын Тьмы!

– Он не демон. В нём Свет, который может нас уничтожить.

Эвор снова попятился назад, но не от страха, а исключительно поддаваясь инстинкту самосохранения и прислушиваясь к совету Квита. Встав снова за спиной брата, он шёпотом спросил:

– Как в нём может быть Свет, если он демон?

– Не знаю, но я обжёгся, дотронувшись до его души.

– Чудеса! – изумлённо произнёс Эвор.

У меня вопросов к детям Лилит не было. Я ждал от упырей, что они добровольно отступят и оставят ребёнка в живых. Квит, по-видимому, не знал, как поступить, а его брат и подавно. Оттого между нами повисло молчание.

Ребёнок, приходя в сознание, издал тихий стон.

– Усыпи её, – произнёс Квит. – Ей не надо нас видеть.

Не зная, как это сделать, я отошёл назад, предоставляя возможность усыпить дитя Квиту. Он быстро подошёл к человеческому отпрыску и положил руку ему на лоб. Тёмные нити души упыря коснулись пробуждающегося сознания и лёгким движением частично отсоединили от тела, моментально погружая в сон. Ребёнок заурчал, и, повернувшись на бок, тихо засопел.

– Чего тебе надо? – поднимаясь, спросил Квит и посмотрел мне в глаза.

– Сохранить жизнь ребёнку.

– Забирай! – спокойно ответил упырь.

Он повернулся и хотел уйти, но остановился, и, повернувшись, спросил:

– Зачем тебе девчонка? Вырастишь её, а потом съешь?

– Верну обратно людям.

– Её мать мертва. Вон она лежит, – Квит указал на обескровленное тело женщины. – Кормить, кроме матери, никто её не будет, и она умрёт от голода. Хочешь ей помочь – убей, пока спит.

– Люди настолько жестоки? – спросил я, вспомнив недавнее жертвоприношение.

– Да, демон, – уверенно ответил упырь. – Если, конечно, ты им являешься, – усмехнулся он. – Но они не жестоки, а равнодушны. Любое порождение Тьмы просто убило бы ребёнка, у которого нет защиты. А люди не убьют. Они предоставят возможность медленно и мучительно умирать в одиночестве. Хотя нет! Убьют, если будут голодны.

– Они поедают себе подобных?! – удивился я.

– О, да! – воскликнул Эвор. – И с огромным удовольствием. Но большее наслаждение они получают от вида страданий ближнего, когда его убивают.

– Не верю, – полный сомнений тихо произнёс я.

– Недавно в этом мире? – с язвительной улыбкой задал вопрос Квит, и, покачав головой, дал понять, что ответ уже знает. – Верни ребёнка и проследи за ним. Люди лучше меня поведают о себе своими поступками. И ты поймёшь, что трёхголового тёмного бога не надо было убивать. Он всего лишь питался силой крови, которую люди проливали сами.

– Он был злом! – уверенно произнёс я.

– Нет! – возразил Квит. – Зло – люди. Ты убедишься в этом, когда познакомишься с ними поближе. Из ребёнка, которого ты защищаешь, вырастет монстр, и по сравнению с ним убитый тобой Князь будет выглядеть невинным созданием.

Упырь был прекрасно осведомлён о последних событиях в Сущем и говорил искренне. Я видел это в его душе. Потому возражать не стал, да и не имел права. Упыри живут рядом с людьми давно, и, скорее всего, прекрасно их знают. А мне только предстояло познакомиться с народом, чьи души загадочным и невероятным образом сплетены из нитей Тьмы и Света. Это я заметил ещё в пророке, но он настолько отличался от людей из каменного города, что напрашивался вывод: либо пророк – не человек, либо люди далеко неодинаковы и являются представителями разных народов.

– Убедил. Я верну ребёнка и посмотрю, что с ним будет, – произнёс я, взяв человеческого отпрыска на руки. – Не прощаюсь.

– Мы будем неподалёку ждать, когда ты примешься уничтожать людей, – уверенно произнёс Квит. – Глядишь, и нам перепадёт бесплатной крови, – улыбнулся он.

Став невидимым, я взлетел и мгновенно переместился в город. Ночь поглотила каменные постройки людей, погрузив во тьму. Умиротворяющие звуки ночного леса наполнили улицы города. Люди спали, беззаботно витая во снах, словно не было жертвоприношения, не лилась кровь собратьев, и они не сходили с ума от запаха и вкуса смерти, заключающей невинных жертв в вечные объятия.

Я опустился около обильно политого багровой жидкостью камня, и, положив на тёплую поверхность руку, ощутил огромную мощь, скрытую в его чреве. Мгновенно предо мной пронеслись картины прошлого, ярко отображающие жестокие казни людей. Всего за миг я успел почувствовать страх и боль тысяч хладнокровно разрубленных жертв, услышать крики отчаяния и восторженные вопли безумной толпы. Отпрянув от камня, я положил ребёнка на площади, а сам взгромоздился на вершину храма около каменного изваяния дракона, заняв удобную позицию для наблюдения.

Ночь не торопилась отступать. Тишина иногда нарушалась от редких звуков, издаваемых лесными тварями. Я поднял взор вверх и вновь предался наслаждению звёздным небом, ожидая, когда люди обнаружат спящего ребёнка.

Ждать пришлось недолго, или мне показалось, что время пролетело незаметно, пока я всматривался в бесконечность среза Сущего. Человеческий отпрыск проснулся и заплакал, видимо, не найдя рядом мать. Его переполнял страх и отчаяние. Сквозь плач ребёнок звал мать, но вместо неё из храма вышел человек в одеждах жреца. В руках у него горел факел. Он медленно подошёл к ребёнку, затем стал освещать площадь в надежде увидеть родителей. Обнаружив, что площадь пуста, и виновник нарушения тишины подброшен, жрец поднял плачущую находку и скрылся в храме.

Я продолжал взором следить за ребёнком. Служитель погибшего бога прошёл длинным, освещённым факелами коридором, и, войдя в просторное помещение, оставил ребёнка возле пустующего трона; сам, пройдя между колонн, покинул зал через узкий проход другого коридора. Ребёнок перестал плакать то ли от усталости, то ли от впечатлений, которые вызывал сверкающий роскошью интерьер храма. В центре зала располагалась каменная чаша. В ней горел огонь, свечение которого отражалось от стен, колонн и всего начищенного до блеска убранства. Человеческий отпрыск, раскрыв рот, с любопытством рассматривал необычное жилище, в котором ему бывать не приходилось. Но в одиночестве он пробыл недолго. В зал неспешно вошёл правитель народа, которого я видел во время жертвоприношения. Одетый на этот раз в алые одежды он прошёл к трону в окружении нескольких жрецов, среди которых был и нашедший ребёнка служитель погибшего бога. Усевшись на трон, правитель жестом подал команду, чтобы к нему подвели находку. Один из жрецов расторопно подбежал к ребёнку и, взяв за руку, подвёл к господину.

– Где родители девочки? – спросил правитель.

– Неизвестно, – ответил нашедший ребёнка жрец. – Я нашёл её на площади. Она плакала, звала мать, но никого рядом не было.

– Подготовьте её, и можете быть свободны, – приказал правитель.

Один из жрецов подошёл к девочке и лёгким движением кисти бросил ей в лицо какой-то порошок. Ребёнок, мгновенно потеряв сознание, обессилел и плавно упал на пол. Остальные храмовники засуетились и по очереди покинули зал. Спустя некоторое время они принесли ванну с водой, в которую положили уснувшего ребёнка и, раздев, тщательно вымыли. Затем жрецы отнесли человеческого отпрыска на постамент около трона и крепко привязали за руки. Затем, забрав ванну, покинули зал.

Правитель неспешно подошёл к бесчувственному ребёнку и достал нож. Я устремил взор в душу этого человека и увидел нечто уродливое, вызывающее отвращение. Душой эту сущность назвать было трудно, так как нитей, на которых зиждется любая жизнь, имея начало Тьмы или Света, практически не осталось. Вместо них находилась серая перетекающая из самой в себя сущность, полностью охватившая разум и подчинившая волю человека. Пороки переплелись в ней, пытаясь поглотить друг друга, заняв собой всё вместилище, но вместо этого образовывали нечто омерзительное, противоречащее жизни. В человеке не было ни Тьмы, ни Света, лишь ненасытная хмарь, заменившая душу, желающая одного – убить. Правитель занёс нож над ребёнком и собирался нанести смертельный удар. Выяснять, что он собирался делать дальше, съесть умерщвлённую плоть, как говорили упыри, или только выпить кровь, я не стал. Расправив крылья, я влетел в храм, и, опустившись за спиной жаждущего чужой смерти человека, произнёс шёпотом:

– Приятного аппетита, если, конечно, он приятный.

От неожиданности правитель выронил нож и обернулся. Его взгляд метался из стороны в сторону по всему залу, пытаясь определить, кто пожелал ему приятного аппетита. Я стоял прямо перед человеком, но он не видел меня и медленно попятился к трону; запнулся о свою же ногу, упал и продолжил суетливое отступление ползком.

– Кто здесь? – дрожащим голосом произнёс он.

Его отвратительное подобие души захлестнул ужас. Всё-таки что-то от прежней сущности в правителе осталось, если страх имел место быть.

– Ты собирался её съесть? – также шёпотом поинтересовался я. Меня продолжало интересовать – едят ли люди себе подобных?

– Нет, – замотал головой человек.

– Что тогда ты собирался сделать? – спросил я, почувствовав ложь.

– Ничего, – заявил он. – Кто ты?

Постепенно став видимым, я показал правителю сущность. Человек узнал во мне того, кто убил тёмного бога и дрожащим голосом воскликнул:

– Я приготовил девчонку тебе! Выпей её жизненную силу и стань нашим новым богом!

– Я не бог, а демон. Мне не нужна её сила, – ответил я, усмехнувшись. – Если ты хотел её съесть, то продолжай. Извини, что я тебя прервал, – решил я убедиться в намерении человека и в утверждении упырей.

Судя по выражению лица, правитель не ожидал такого поворота событий. Он был в нерешительности, и не знал, как поступить. Я мысленно дотронулся до лежавшего рядом с постаментом ножа и резко переместил его к ногам человека.

– Возьми нож, – спокойно предложил я. – Закончи начатое.

Человек поднял нож и встал на ноги. Страх не отпускал пленника, отчего ноги правителя слегка подкашивались. Но желание убить ребёнка было явным, и он не мог себе отказать в удовольствии. Правитель подошёл ко мне и повернулся к постаменту, на котором лежал ребёнок. Я сделал пару шагов назад, чтобы удобней убить человека, когда он будет наносить смертельный удар.

Повисла тишина, шло время. Правитель успокаивался, пытаясь побороть страх. Затем резко замахнулся и массой всего тела устремил нож к жертве. Но неожиданно для себя оторвался от пола, и удар пришёлся в пустоту. Он удивлённо смотрел на свою грудь, из которой торчал шип моего крыла. Я повернул правителя лицом к себе и разочарованно констатировал:

– Упыри были правы.

– За что? – сипло выдавил правитель, и из его рта струйкой потекла кровь.

– За то, что ты есть, – ответил я, и, породив огонь из лавы, текущей в моих жилах, испепелил тело человека так быстро, что он не успел издать и звука, но всё же доставив ему кратковременную неимоверную боль, которую способно подарить только пламя.

Прах осыпался на пол. Отвратительная сущность человека парила предо мной и пыталась кричать от охватившей её мгновенной боли, которая не желала отпускать разум и останки души правителя. Когда он всё-таки успокоился, освободившись от мук пламени, я тихо произнёс:

– Ты будешь первым, кого я отправлю в ад навечно.

Прибегнув к состоянию, позволяющему быть невидимым, я схватил парившее подобие души и вылетел из храма. Бестелесный дух пытался вырваться, но я крепко его держал, желая лично доставить в мир Вельзевула, но не мог этого сделать сейчас, так как ребёнок был ещё в опасности. Жрецы в любой момент могли войти в главный зал храма и, не обнаружив повелителя, расправиться с беззащитным отпрыском. Пришлось вернуться. И вовремя. Храмовники находились рядом с постаментом и молча рассматривали груду пепла.

– Наверное, тот демон, что убил нашего бога, испепелил и правителя, – произнёс один из жрецов.

– Бога нельзя убить! – возразил служитель храма, обнаруживший ребёнка на площади. – Он бессмертен, и покарал повелителя за то, что мы прервали жертвоприношение. Мы должны убить девчонку и вместе с ней всех жертв!

– А если ты не прав? – предположил другой жрец. – Правитель хотел съесть ребёнка! Это противоестественно! За это он и был сожжён демоном! – пытался убедить он.

– Демоны сами не прочь полакомиться плотью. Отдадим пролитую кровь демону, и он пощадит нас, – предложил третий, самый старый из храмовников.

Служители мёртвого бога разделились на два лагеря и принялись отчаянно спорить друг с другом, даже не подозревая, что решают судьбу не только свою, а, возможно, и всего города. Победил жрец, видимо, имеющий самый высокий ранг, предложивший принести ребёнка в жертву. Он громко крикнул:

– Всё! Решено! На рассвете убьём девчонку и всех остальных жертв, избранных повелителем для услаждения нашего бога!

Он отвязал ребёнка и унёс в другое помещение.

– Мне всё равно, – махнул рукой жрец, предлагавший сохранить ребёнку жизнь, и скрылся в узком коридоре.

О себе напомнил дух повелителя, продолжающий трепыхаться в руке, чувствуя мою неприязнь к нему и желание жестоко наказать. И план расправы над кровожадными служителями мёртвого бога родился сам собой. Я покинул храм и подошёл к жертвенному камню. От лёгкого прикосновения к окровавленной поверхности заключённая в чреве камня сила пробудилась и пришла в движение. Я направил её в стороны, а затем соединил вырвавшиеся потоки преобразованной силы алого цвета друг в друга, создав замкнутое пространство в виде купола.

– Это твоя клетка, из которой, надеюсь, ты отправишься в Пустоту, – мысленно произнёс я и бросил внутрь созданного купола дух повелителя.

Отправлять в огненный мир эту тварь уже не хотелось, дабы не омрачать столь прекрасный мир её присутствием. Пустота была для бывшего правителя лучшим пристанищем из всех возможных, о которых я знал. Потому решил уничтожить его отвратительную сущность навсегда. Подобие души человека металось из стороны в сторону, пытаясь вырваться из ловушки, но лишь бессмысленно билось о стены бушующих замкнутых потоков силы. Правитель пытался кричать, но не мог из-за отсутствия плоти, а его мысли никто, кроме меня не слышал. Да и мыслями их назвать было трудно. Поглощённый отвратительной серой хмарью, источенный пороками разум практически распался и желал лишь сохранить останки первозданной сущности. Наверное, равнодушно отправляя жертв умирать над камнем, правитель и не предполагал, что его постигнет такая же участь, и даже страшней той, что досталась несчастным подданным. Я бросил последний взгляд на бьющийся об алые стены купола дух, и, оставив наедине с самим собой, взлетел встретить восход.

Светало медленно. Свет настойчиво вытеснял Тьму, занимая место над этой частью мира. Ночь отступала, покидая лес и каменный город. Звёзды на небосклоне неумолимо гасли, пропадая в лучах восходящего светила. Яркий оранжевый диск словно заново рождался, являя неповторимый лик просыпающемуся миру, заставляя жить его каждую частицу. Поток невероятной силы, схожий с порывом ветра, стремительно и неудержимо покатился по тверди, будто звезда заключала мир в невидимые согревающие объятия. Он стремительно долетел до меня и чуть заметно ударил, наполняя тело энергией, заставляющей кровь веселее течь по жилам. Вдохнув полной грудью щедрый подарок жёлтой звезды, я ощутил в себе радость жизни, но, вспомнив о предстоящем жертвоприношении, омрачился, и, взмахнув крыльями, направился к храму.

Я вновь занял место на вершине самой высокой пирамиды города в ожидании жертвоприношения. Ребёнок был жив. Он так же оставался без сознания, и я был рад этому, так как был уверен, что ему не стоит видеть то, что ожидало жрецов, и, возможно, всех жителей города. Какая-то сила внутри меня заставляла защитить человеческого отпрыска, и она же настойчиво предлагала уничтожить причину порождаемого зла в мире. Видимо, не случайно судьба свела меня с этим ребёнком. Да и вообще случайностей не бывает. Всё закономерно и имеет смысл, надо его только найти. Но чаще всего поиски тщетны, и не стоят того, чтобы осознавать совершаемые поступки. Надо лишь быть самим собой и довериться душе, где уже заложен замысел Творца, который надо непременно исполнить.

Когда звезда полностью взошла над горизонтом, на площадь ровным строем вышли стражники. Они организованно оцепили жертвенный камень, над которым метался заключённый под куполом дух повелителя. Из храма вышел жрец, и изо всей мочи стал дуть в длинную трубу, звуки которой разбили утреннюю тишину и наполнили город. Люди уже не спали, занимаясь своими делами, но сигнал храмовника заставил их следовать к площади. Многие из них воодушевились, так как звук предвещал о предстоящем жертвоприношении, и перешли на бег, чтобы занять места в первых рядах перед каменным постаментом.

Жрецы, облачённые в жёлтые одежды, стояли перед храмом, ожидая, когда соберется толпа. Из глубины города стражники вели связанных жертв. Те молча и покорно шли к месту смерти. Обречённый вид и безысходная тоска, поглотившая души связанных людей, давали понять, что они смирились с участью и превратились в живых мертвецов. Оставалось вспороть жилы и освободить безвольные сущности от телесных оболочек. Жертвы вошли на площадь, и, остановившись, многие закрыли глаза в ожидании смерти.

– Решил следовать предназначению? – услышал я таинственный голос из Пустоты. – Верное решение!

– Я успел соскучиться по тебе, – мысленно ответил я.

– Я всегда с тобой, так что можешь не скучать. Не буду тебя отвлекать. Единственное, что позволю себе, так это посоветовать.

– Внимательно слушаю, – заинтересовался я.

– Убить придётся всех, в том числе и детей. Ты не судья! Ты палач! И широкие жесты милосердия, как во время освобождения мучеников из ада, здесь неуместны. Поверь мне!

Голос исчез. Каждый раз, когда я слышал его, совершенно не чувствовал чьего-то присутствия, словно обладатель голоса был действительно Пустотой или её частью. Это пугало, так как я не мог осознать возможность существования разума без души. А тот, кто говорил со мной, явно обладал разумом, причём не обременённым ни душой, ни плотью, ни тем более чувствами или эмоциями, так как я сразу смог бы их ощутить.

Но вот толпа собралась на площади, и представление началось. Жрец вынес из храма ребёнка, и, взойдя с ним на жертвенный камень, прокричал:

– Мы приносим в жертву нашему всемогущему богу это дитя, чтобы он смилостивился над нами и позволил нам процветать вечно.

Толпа неистово закричала в предвкушении смерти. Рядом с храмовником продолжал метаться дух правителя, не в состоянии вырваться из-под купола. Я потянул свои нити к жертвенному камню, и, как только они достигли кричащего жреца, окутал полностью его тело. Человек не чувствовал и не подозревал, что его смерть близка, как никогда. По проложенным тончайшим дорожкам моей сущности потекла лава. Толпа увидела её и замерла, наблюдая, как светящаяся масса медленно спустилась по стене храма, а затем начала покрывать храмовника. Он прервал напыщенную лживую речь и испугался, обнаружив на себе окутывающую огненную субстанцию, выронил ребёнка, но я поймал его тёмными нитями души и аккуратно положил на твердь камня. Человек пытался содрать с себя огненную оболочку, но не мог, начав метаться из стороны в сторону, как и его повелитель. Лава не жгла, так как не касалась плоти. Я поднял жреца вверх. Он дрыгался, пытаясь вырваться, агонизируя и жутко крича, но все попытки освободиться из моих объятий были тщетны. Мгновение – и устремившийся в центр сотворённого кокона огонь превратил человека в прах. Освободившаяся от плоти сущность жреца замерла на месте, разглядывая толпу, а, заметив рядом с собой серую хмарь, ужаснулась и отпрянула от неё прочь, но уткнулась в стену купола.

Душа храмовника выглядела не такой отвратительной, как у его повелителя, но была на том же пути. Покрытая серыми язвами, подобными мечущейся рядом хмари, она оставалась первозданной духовной материей, позволяющей жить в Сущем. Проживи дух жреца в теле ещё некоторое время, следуя установленным принципам храма, и он ничем бы не отличался от той сущности, с которой был заключён в одной клетке.

Толпа безмолвствовала, видимо, ожидая другого представления, и, продолжая находиться в оцепенении, ждала дальнейшего развития событий. Я взял ребёнка и потянул к себе, на вершину храма, освободив прах жреца, который бухнулся на камень, покрыв собой образовавшуюся на нём засохшую корку крови. Люди молча взирали, как человеческий отпрыск плавно летит по воздуху, возвышаясь над их святыней. Увлеченные полётом ребёнка, жители города не видели, как лава окутывает весь жертвенный камень. Я сосредоточился на огне и устремил взор в душу каждого человека, стоящего на площади. Разбираться, кто из них зло, а кто нет, я не стал, сделав вывод, что все твари, собравшиеся насладиться смертью собратьев, достойны лишь сгореть заживо в очистительной стихии.

Используя накопленную силу в жертвенном камне, я стал порождать при помощи лавы огонь. Он стал быстро заполнять купол, в котором металось уже два духа. Серая хмарь, бывшая когда-то душой, от соприкосновения с огнём стала тлеть, медленно исчезая. Правитель испытывал в жизни последнюю и невыносимую боль. Его переполнял ужас, так как единственный остов, за счёт которого остатки разума сохраняли хоть какую-то целостность, таял. Разум человека стал разваливаться на мелкие куски, после чего принялся бесследно пропадать в Пустоте, так как Сущему он был не нужен.

Через некоторое время правитель сгинул, а огонь продолжал уплотняться в сдерживающем его куполе, рождаясь из силы, сосредоточенной в жертвенном камне. Душа жреца напротив, не исчезла. Покрывавшие её язвы сгорели, и оставшаяся сущность, поглощённая огнем, неимоверно страдала. Жрец, наверное, молил о духовной смерти, завидуя исчезнувшему правителю, но ему ничего не оставалось, как стать в последние мгновения жизни жертвой, только его муки удовольствия толпе не доставляли, так как она их не видела и не чувствовала.

Наконец, люди заметили на площади огненную полусферу и переключили внимание с летящего ребёнка на неё. Заворожённые красивым и необычным зрелищем они увлеклись им, и уже не могли оторвать взгляды от сияния пламени, продолжая смирно стоять на площади, не подозревая, что скоро превратятся в пепел. Правда, часть толпы продолжала смотреть на вершину храма, показывая пальцами на меня. Вытекающая из моей ипостаси лава сделала меня видимым, но я, поглощённый сотворением огня, не обращал на это внимания. Когда сила в камне иссякла, я протянул к куполу длань своей духовной сущности и ударил по нему сверху, прорвав алую оболочку.

Огонь вырвался наружу с огромной скоростью, превращая в прах всё, что оказалось у него на пути. В мгновение ока он заполнил собой площадь и распространился по всем улицам города, огибая каменные строения, оплавляя стены и закрадываясь в каждую щель, испепеляя всё, к чему прикасался. Взрыв огня был настолько сильным, что языки пламени достали и вершины пирамиды, где я находился с ребёнком. Взяв его на руки, я закрылся крыльями и лишь взором души наблюдал за очищением города.

Людей уничтожала кровь их же погибших собратьев. Телесной боли они не чувствовали, потому что не успевали. В основной своей массе их души постигала та же участь, что и правителя города. Лишь некоторые из жителей, как и жрец, сумев сохранить первозданность сущностей, не исчезали в яростном огне лавы и растерянно взирали на огонь, в объятиях которого оказались. Но, ощутив жжение, устремились ввысь, спасаясь от мучительной боли.

Я обнажил клинок Тьмы. Оружие сразу определило моё намерение и быстро превратилось в тёмную сеть. Я взмахнул рукой, и все человеческие души, соприкасаясь с тёмным клинком, исчезли. У них не было никаких шансов спастись и остаться в Сущем.

Огонь иссяк, и опустевший, местами разрушенный город, погрузился в безмолвную тишину. Тёмные нити с текущей по ним лавой медленно вернулись в мою ипостась. Клинок скрылся в длани. Жертвенный камень с хрустом раскололся, умерев вместе со своими создателями.

– Кто ты? – услышал я голос последнего, оставшегося в живых жителя города, проснувшегося у меня на руках.

На меня смотрели тёмно-зелёные глаза ребёнка, напоминающие о моей погибшей сестре Лилит. Чёрные, как смоль, волосы были спутаны. Смуглое заспанное лицо осветилось лучами жёлтой звезды и выражало наивность и искренность.

Я взглянул в сущность маленького человека и увидел чистую, светлую душу, в которой не было места порокам, а главное, лжи. Тёмная часть духовной сущности ребёнка спала и была полностью поглощена Светом. Я держал в руках совершенное творение жизни, от которого впал в оцепенение, и не мог упиться увиденной чистотой духа, способного соперничать даже с богами Света.

– Кто ты? – повторил вопрос ребёнок и тем самым вывел меня из оцепенения.

– Демон, – тихо ответил я.

– А где мама?

– Умерла.

И в тот же миг душа ребёнка наполнилась такой печалью и отчаянием, от которого мне захотелось умереть, лишь бы его мама была жива, и детская светлая сущность вновь засияла чистотой. Тёмно-зелёные глаза девочки затопились слезами. Она моргнула, и покатившиеся по щекам слёзы упали мне на руку, обдав теплотой и жгучей, проникающей в мою сущность тоской безвозвратной потери близкого существа. Я вспомнил гибель Люцифера и почувствовал, как мои глазницы наполняются леденящей, но в то же время обжигающей жидкостью. По моему лицу потекли слёзы. Я почему-то попытался скрыть их, прижав к груди крохотное беззащитное создание, и еле сдержался, чтобы не зарычать. Но, боясь напугать ребёнка, сжал зубы и промолчал.

– Твоя мама в Нави и когда-нибудь снова вернётся в мир живых, – попытался я успокоить девочку.

– Ты обещаешь? – сквозь слёзы еле внятно произнёс ребёнок.

– Да, – вырвалось из меня обещание, хоть я и не имел власти над Навью, но был уверен, что смогу договориться с Индрой, и верну девочке мать, лишь бы печаль оставила душу ребёнка в покое.

Я поставил её на твердь храма. Она вытерла маленькими ладошками слёзы, размазав по лицу. Налетевший лёгкий порыв ветра мгновенно их осушил. Повисла пауза, наполненная тишиной, изредка разбиваемой звуками леса. Я отвернулся, скрывая печаль и пытаясь отмахнуться от будоражащего душу образа ангела Света.

– Мне нужна одежда, – произнёс ребёнок.

– Зачем? – удивился я.

– Без одежды нельзя! Я уже взрослая!

Спорить с ребёнком я не стал, но где взять одежду, не представлял. Огонь, скорее всего, превратил в прах всё, в том числе и одежду. Хотя поискать стоило.

Взором я окинул город. Практически всё было сожжено, даже окраина леса. Но внутри каменных зданий находились какие-то каменные ящики. Возможно, в них можно отыскать и одежду. Я взял на руки девочку, и, расправив крылья, подлетел к ближайшему строению. От короткого полёта у ребёнка захватило дух и его лицо осветилось улыбкой.

– Здорово! – с выпученными глазами произнёс восторженный человеческий отпрыск, и его душа вновь засияла чистым сиянием Света.

Я незаметно и к своему удивлению обрадовался, что душа ребёнка освободилась от печали. Ещё никогда мне не доставляло душевное удовлетворение осознание чужого благополучия. Пребывая в некоторой растерянности от охватившего чувства, я вошёл в жилище вслед за человеческим отпрыском. Пройдя по просторному коридору, мы завернули в первое помещение. Оно было полностью освещено естественным светом, который заполнял пространство за счёт расположенных под определённым углом блестящих дисков. Ребёнок опередил меня, и, подбежав к одному из каменных ящиков, попытался поднять крышку, но неудачно.

– Здесь! – крикнула она. – В нашем доме одежда хранилась в таком же ящике!

Я подошёл и снял крышку. Ящик действительно был заполнен тряпьём, в котором девочка принялась копаться, и, вытаскивая одежды, стала примерять.

– А где все люди? – спросила она.

– Покинули город, – ответил я.

– А когда вернутся?

– Никогда.

– Мы теперь вдвоём будем здесь жить?

– Нет, – ответил я. – Мы полетим дальше, на поиски Творца.

– А кто это? – не унималась она, и, найдя подходящее по размеру платье, натянула на себя.

– Тот, кто создал мир.

– А что такое мир?

Это существо не иссякало в вопросах и любопытством напоминало меня. Потому я терпеливо принялся отвечать на все: «что?», «кто?», «почему?», «зачем?» и так далее.

– Я хочу есть! – наконец прервался поток вопросов, и ребёнок молча смотрел на меня в ожидании еды.

– Что ты ешь? – поинтересовался я и насторожился, вспомнив слова упырей и алчущего плоти ребёнка правителя.

– Что мама даст. Фрукты, рыбу, мясо.

– Чьё мясо? – тихо спросил я.

– Не знаю, – робко ответила девочка, почувствовав повеявшую от меня угрозу.

– Мяса не будет! – жёстким тихим голосом заявил я, боясь предположить, что ребёнок успел вкусить человеческой плоти. Но, вспомнив о незапятнанной душе, успокоил себя тем, что, скорее всего, мать не потчевала дитя мясом людей.

– Хорошо, – не задумываясь, согласилась она.

– А где мама брала еду?

– Там, – девочка указала на лестницу в дальнем углу помещения, ведущую вниз.

– Пошли.

Мы спустились вниз. В нижнем помещении было совершенно темно и прохладно. Ребёнок застыл на месте, потеряв ориентацию в темноте, и притих. Я без труда отыскал фрукты, кувшины с питьем, рыбу и мясо. Взяв с полки куски прохладной плоти, я обнаружил, что мясо было не человеческим, и обработано огнём. Но всё же не стал его брать и положил обратно на место, предположив, что сначала люди едят чужую плоть, а затем переходят на собратьев. Ограничившись фруктами и питьём, проверив предварительно, что это не кровь, мы вышли наверх.

– Как ты всё отыскал? Там же ничего не видно.

– Мне видно, – ответил я и отдал еду.

Ребёнок, забравшись на каменный ящик, принялся жадно есть и пить из кувшина. Делала она это неуклюже, отчего питьё капало на одежду, оставляя пятна.

– Как тебя зовут? – с полным ртом мякоти фруктов спросил ребёнок.

– Демон.

– А меня Ломира.

Понимая, что говорить и есть одновременно неудобно, она замолчала, и, наполнив помещение чавканьем, дала мне возможность отдохнуть от вопросов.

Жизнь в этом существе била ключом. Поглощённые фрукты очень быстро усваивались молодым организмом, превращаясь в необходимую для тела энергию, которая мгновенно разносилась кровью по плоти, насыщая её жизненной силой. Я смотрел, как девочка ест, и мне это нравилось.

Почему люди не могут питаться только фруктами? Зачем им плоть? Они же не хищники. У них даже зубы не предназначены для убийства и поедания мяса. Наверное, порок ненасытности заставляет их поглощать чужие тела. Но что пробуждает пороки? В этом ребёнке они спят и подавлены Светом.

К моему сожалению, трапеза быстро закончилась. Ломира вытерла испачканный рот ладонью, и вместо вопроса заявила:

– Полетели искать твоего Творца!

Творец ей был не нужен. Ребёнок хотел летать.

Тем не менее, оставаться в городе смысла не было. Мы вышли из каменного жилища. Я вспомнил об упырях, и, главное, об осведомлённости Квита. Возможно, он знал, где отыскать Творца. И, прижав ребёнка к себе, я полетел на ту самую поляну, где их и встретил. От порывов ветра и огромной скорости ребёнок вцепился в мои руки. Впечатления захлестнули его, и, мне показалось, девочка затаила дыхание.

Полёт занял мгновения. Мы плавно опустились на твердь. Ребёнок визжал от переполняющего восторга и явно хотел ещё. А я совершенно забыл, что на поляне оставались трупы жреца и матери Ломиры. Испугавшись, что она может увидеть разорванные тела, я бегло осмотрел поляну. Но тел нигде не было. Видимо, упыри убрали за собой остатки скромного пиршества.

Жёлтая звезда была ещё высоко в небе и не собиралась клониться к закату. Пообщаться с Квитом я мог только ночью. Потому решил порадовать ребёнка, и, взлетев с ним как можно выше, лёг на потоки воздуха и предавшись парению, зажмурился от разрывающего слух восторженного визга Ломиры.

Пронизывающие меня потоки сил мира меркли на фоне вырывающегося на волю детского восторга. Радость, излучаемая непорочной душой маленького человечка, ослепляла, и я не мог ориентироваться не то, что в Сущем, в мире. Ребёнок временами замирал, останавливая дыхание, но затем вновь взрывался пронзительным визгом, особенно в моменты изменений потоков воздуха, когда приходилось ловить их и маневрировать, то падая вниз, то взмывая вверх. Я был подобен упырям, пьющим чужую жизненную силу, только в отличие от них моя сущность впитывала радость, и, что было поразительно, насыщалась немыслимой по мощи и объёмам энергией. А крохотное создание не унималось, продолжая щедро излучать невидимую силу непорочной души, словно звезда, бескорыстно дарующая возможность жить всем остальным существам.

Не знаю, как далеко от каменного города нас отнесли потоки воздуха, но я почувствовал под собой след жуткого страха. Я остановился и всмотрелся вниз, на твердь мира.

– Чего? Чего остановились? – недовольным голосом возмутилась Ломира.

Я не ответил и начал стремительно пикировать вниз. Ломира завизжала от нового аттракциона, но, вдруг осеклась. Её тело было не в состоянии вынести такой перегрузки, и мне пришлось спускаться постепенно, закладывая виражи большого радиуса. Испытав допущенные по моей оплошности неудобства, ребёнок притих. Его мутило, кружилась голова, но он молча терпел. Мы, наконец, опустились на твердь. Я положил Ломиру, оставив её одну, и окинул взором небольшую часть мира, наполненную страхом.

События, произошедшие здесь, канули в прошлое, но память о них продолжала храниться миром. Он запечатлел в своей плоти ужас, который я и почувствовал, пролетая над этим местом. Я лёг на твердь, и, уткнувшись в неё лицом, впустил в сущность отголоски прошлого.

Жуткий, всепоглощающий ужас, отчаяние и неизбежность смерти захлестнули меня. Перед моим взором побежали картины, словно я окунулся в чёрную реку времени, что размеренно текла в Хаосе. Мой разум проваливался в глубь веков, и, достигнув нужного промежутка времени, остановился.

Предо мной лежал огромный город, охваченный огнём и чёрным дымом. Люди сражались с ангелами. Битва была неравной. Воины Света небольшими группами налетали на ощетинившиеся пиками отряды людей и хладнокровно уничтожали их, взрезая оборону, а затем беспощадно рубя сверкающими клинками плоть смертных. Но сдаваться защитники города не собирались. Теряя воинов, они всё же наносили урон светлой армии, прерывая бессмертные жизни слуг богов Света. За каждый десяток убитых людей ангелы платили как минимум двумя крылатыми воинами. Но поражение людей было неизбежно. Их силы таяли. Улицы города были покрыты окровавленными, чаще всего разрубленными, трупами, к которым непрерывным потоком продолжали присоединяться новые мёртвые защитники.

Судьба людей, казалось, была предрешена. Но на вершину самой высокой башни города вышли три женщины, облачённые в чёрные платья. Они встали в центр пентаграммы, такой же, что я видел в замке Тьмы, и вскрыли себе на руках вены, при этом что-то нашёптывая. Кровь обильно потекла на вырезанную в камне звезду, наполняя её человеческой жизненной силой. Я прислушался к еле улавливаемому шёпоту. Женщины произносили заклинание на языке Тьмы! Поразительно! Они владели языком, словно он был для них родным!

Пентаграмма вспыхнула алым светом, и её лучи, подобно клинкам, стали пронзать ангелов. Воины Света замертво падали на улицы города, навсегда прощаясь с бессмертием. Звезда потухла, так как раны на руках женщин затянулись, и поток крови прекратился, но они продолжали произносить заклинание. Город начал быстро погружаться во Тьму, накрываясь непроницаемой плотью. Через мгновение люди были покрыты защитным куполом.

И тогда в Мир Богов ворвался светлый бог. Это был Световид. Его сияющие чистым Светом глаза переполнялись яростью. Верховный бог воспарил над миром, схватил первое попавшее под руку небесное тело и бросил в город, наполнив сокрушающей силой. Каменное тело, пронзая небесную хлябь мира, вспыхнуло, и, обрушившись на чёрный купол, заставило твердь встрепенуться. Ослепляющая вспышка была подобна жёлтой звезде. Мир Богов пронзила острая боль. Он застонал, и из его чрева вырвался кусок плоти, разлетающийся волнами в разные стороны. Город мгновенно сгинул вместе со всеми погибшими воинами и жителями. А ударная волна продолжала распространяться дальше, сметая и предавая забвению всё оказавшееся на пути. Световид злорадно усмехнулся и покинул раненый мир.

Меня терзала боль, словно был ранен я. Разум клокотал и бился, пытаясь избавиться от мучительной травмы, но она горела, будто её прижигали раскалённым железом. Я чувствовал, как из меня вытекает кровь. Это была вырвавшаяся на поверхность лава. Рана кровоточила, но постепенно затягивалась. Вырванный кусок плоти разлетелся на мелкие части, а меня преследовало ощущение, что он ещё на месте, отчего боль превратилась в стонущую, накатывающую снова и снова волну. Я потянулся обратно в демоническое тело, но не мог оторваться от мира. Его боль меня крепко держала. Он не желал меня отпускать, стремясь облегчить страдания, передав их мне, хотя бы частично. Создалось впечатление, что я застрял в прошлом и не смогу вернуться обратно, пока не осушу чашу мук до конца. Но чья-то спасительная рука схватила мой разум и повлекла обратно из глубин памяти Мира Богов. Из меня вырвался глухой рык, сразу утонувший в тверди мира, и я ощутил свою ипостась. На моём затылке лежала прохладная ладошка Ломиры.

– Вставай! Вставай! – кричал ребёнок, слегка похлопывая мне по голове.

Я поднялся на ноги, посмотрел на спасительницу.

– Ты умер? – тёмно-зелёные глаза Ломиры были полны испуга.

– Нет, – тихо ответил я, пытаясь справиться с остатками боли.

– Ты не двигался и не дышал очень долго. Уснул? – спросила она, успокаиваясь.

– Да, немного.

– Тогда ладно. А я уж подумала – умер. Даже ногами била тебя, а ты, как мертвый, не обращал внимания. Я есть хочу! – требовательно заявил ребёнок.

– Какая ты прожорливая! – улыбнулся я.

– Мне расти надо! Видишь, какая я маленькая?

– Вижу, – тряхнул я головой, полностью покинув плоть мира и вернувшись в тело.

Ноющая боль, наконец, отпустила, и я посмотрел на небо. Видимо, в прошлом я был достаточно долго, так как жёлтая звезда находилась уже над горизонтом, вымазав его в пастельные тона красного цвета. Кое-где на небосклоне начали появляться всевидящие зрачки глаз драконов Хаоса. Надо возвращаться к упырям.

– Полетели обратно. Там и поешь.

Я поднял Ломиру на руки и взмыл ввысь. Набрав довольно большую высоту, я бросил взгляд на переполненную страхом часть мира. Подо мной простиралась огромная воронка, хранящая память о гневе светлого бога. «Не так ты прост, Светлейший!» – произнёс мысленно я и устремился к опустевшему каменному городу.

* * *

Неповторимость, изящные очертания, чистота и свежесть белоснежного лепестка, что невольно заметила тёмная душа демона, заставили остановить его скользящий, и, как могло показаться на первый взгляд, поверхностный взор на красоте совершенства незамысловатого простого цветка. Но только на первый, потерянный для окружающего мира взгляд, обнажающий погружённость разума сына Тьмы в свои, скорее всего, никому, даже самому себе, не нужные мысли. Взор тёмного путника замер, видя, как лепестки заботливо и нежно обнимали друг друга, создавая белый, не запятнанный завистью и прочими пороками живой организм. Цветок являл собой пример возможного сосуществования разных, но подобных частиц жизни, должных по замыслу Творца быть вместе, помогая друг другу украшать окружающий мир. Бутон, сплетённый из непохожих по форме, но одинаковых по сути лепестков, крепко держался на стебле, раскачиваясь на ветру, отчего соприкасался с соседними такими же цветами. Ветер заставлял бутоны роз прижиматься друг к другу и создавать сплошной ковёр, покрывающий равнину вокруг чертогов Света. Демон окинул взглядом благоухающий цветник и тяжело вздохнул. Когда он посещал Световида, то, пользуясь случаем, наслаждался красотой вечно цветущего мира и всякий раз замирал, услышав бередящие душу звуки крохотного певца. В небесах лилась соловьиная песня, стараясь разбить печали тёмного гостя, и на миг ему показалось, что тоска ослабила удушающую хватку.

Дый, еле касаясь белых цветов, провёл дланью по их нежным бутонам, а они в ответ потянулись к первородному демону, желая поделиться с ним чистотой и радостью жизни. Повелитель Тьмы, глядя на лепестки розы, вспомнил о погибшей сестре. Подобно оторвавшейся от единого организма части, Лилит покинула семью, навсегда исчезнув в Нави. Старый демон стоял посреди белоснежного ковра, всемогущий, вновь обретший власть над армией Тьмы, но совершенно беспомощный перед смертью, так как воскресить сестру он не мог. Зато мог не допустить гибели остальных братьев и сестры, являющейся по иронии судьбы богиней смерти.

Старший из первородных демонов прибыл на встречу со старым врагом, с которым вновь был вынужден объединять силы в противостоянии с разрушителем. Он знал, что Световид будет убеждать его убить младшего брата, но в душе чувствовал, что не должен этого делать, какой бы необходимостью оно ни выглядело. Именно смерть Лилит заставляла старого демона сомневаться в правильности столь крайней меры, и потому противился не столько стремлению Световида расправиться с разрушителем, сколько самому себе, являющемуся первым во Тьме и обязанным думать о судьбе всех её жителей. Младший из первородных демонов уже убил одного бога, и, видимо, останавливаться не собирался. Надо было что-то предпринимать, и чем быстрее, тем лучше.

Дый расправил огромные крылья и мгновенно переместился к вратам сияющих чертогов Света. Ангелы, охраняющие обитель Световида, ждали гостя из Тьмы, и, открыв главные ворота, с непроницаемыми лицами проводили взглядами вошедшего демона. Поступь правителя Тьмы была тяжёлой, сотрясающей твердь. От него веяло мощью, а грозный взгляд говорил о своём обладателе, что он находится в мрачном расположении духа.

Дый проследовал до зала советов, и, войдя, окинул взором всех присутствующих богов Света. За столом сидели только верховные представители светлого столпа Сущего. Когда демон остановился, в чертогах повисла тишина, и наступил некий покой.

Свет не желал вмещать в себя грозного сына Тьмы, отчего и сотрясалась твердь обители Световида. Демон занял приготовленное для него за столом место, и, казалось, чертоги председателя совета смирились с присутствием чуждой сущности.

– Я рад, что собрались только верховные боги Света, – произнёс Дый.

– Молодняк был бы лишним, – выдал неприятие к молодым богам Перун, кивнув повелителю Тьмы в знак приветствия.

Старый демон ответил Громовержцу таким же кивком и затем поздоровался с остальными богами:

– Приветствую вас, – мрачным голосом произнёс он.

– Прими соболезнования по поводу утраты Лилит, – тихим приятным голосом произнесла Макошь.

Дый не ответил, а лишь бросил короткий взгляд на богиню судьбы, то ли укоряя её, то ли выражая благодарность за сочувствие.

– Дый, что ты надумал? – спросил Световид, перейдя сразу к сути встречи.

– Я не могу убить брата, хоть и понимаю, что он может быть разрушителем, – глядя в глаза верховному богу, ответил старый демон.

Совет прекрасно понимал Дыя, оттого и повисло молчание. Никто из присутствующих не смог бы поднять руку на собственного брата. И требовать этого от правителя Тьмы глупо и противоестественно. Но Световид всё-таки отступать не собирался.

– Если не убить, то как ты предлагаешь остановить разрушителя? – задал вопрос Световид, стараясь избегать слов «брат» и «демон», но вполне чётко определяя сущность младшего первородного демона.

– Не знаю, – ответил Дый. – Я надеялся, что получится запереть его так же, как драконов Хаоса, но Вельзевул отказался выступать против Демона. И даже врат, при помощи которых была создана огненная армия, не отдаёт. Причём Вельзевул утверждает, что в случае противостояния на стороне Демона выступят драконы Хаоса. В итоге мы получим в противники непобедимый союз Тьмы и Хаоса.

– Ты уверен, что представители Хаоса выступят заодно с твоим братом? – спросил Даждьбог.

– Да. Демон обладает клинками Тьмы и Света. Они являют, что само Сущее выбрало его править мирами. Вспомните, когда мы противостояли драконам, единственным условием их отступления были клинки. Если бы мы представили это оружие, драконы удалились бы обратно в Хаос. Помнишь, Световид? – Дый посмотрел на председателя совета.

– Помню, – отстранённо покачал головой верховный бог, явно находясь в каких-то размышлениях. – Закрыть – идея хорошая, но думаю, мы с ней не справимся. Вельзевул против брата выступать не станет, да и Князя, который помог сдержать натиск, как оказалось, своих родственников из Хаоса, больше нет. И получается, что нам остаётся ждать, когда Демон, повинуясь порокам, которые рано или поздно возьмут над ним верх, нас всех передушит. Если, конечно, Сущее не породит нам защитника, – добавил он, усмехнувшись.

Старый демон молчал, соглашаясь разумом с доводами Световида, но душой был по-прежнему против убийства брата. И, чем больше погружался в душевные сомнения, тем уверенней отказывался от мысли убийства.

– Ты напоминаешь мне себя, – продолжал Световид, – до битвы с Князем. Многие указывали мне на тот факт, что светлые боги стали тёмными, заразившись пороками. Но я отказывался верить, закрывая на правду глаза. И чем закончилось? Ты видел, как они, не задумываясь, одержимые бесами, набросились на собратьев. Ты можешь дать гарантию, что твой брат не превратится в чудовище Хаоса и не набросится на тебя, на меня или ещё на кого-нибудь?

– Нет, – тихо ответил Дый, понимая, куда клонит Световид, практически зажав вопросом в угол. Ведь Демон уже убил тёмного бога, и тем самым подтвердил, что не является таким же, каким его породила Тьма. – Но, если бы не он, то мы, скорее всего, не справились с Князем.

– Согласен, – не стал отрицать Световид уместную помощь Демона. – Но скажи мне, что твой брат должен сделать, чтобы ты, наконец, понял неотвратимость единственно возможного выхода – убить разрушителя? – спросил верховный бог и пристально посмотрел на старого врага.

– Я не согласен с тем, что Демон является разрушителем, – не дал ответить Дыю Перун. – Да, мы все видели, что младший первородный демон изменился и обрёл нити Хаоса, но он также наделён и Светом. Искра Люцифера принадлежит теперь ему, а это неспроста. Мы все переживаем не за Сущее, а за власть, которой Демон нас лишил в мирах, рождённых на границе Тьмы и Света. Ну, убил он тёмного бога. И что? Он защищал людей. Была честная схватка, в которой Демон оказался сильнее.

– Смотрите, какой защитник людей отыскался! – неожиданно для всех воскликнул Световид, сверкнув глазами, полными Света, но выражающими недовольство и просыпающуюся ярость. – Это не тот ли светлый бог, что приложил руку и другие части божественного тела к порождению этих тварей в Сущем?!

– Ты о чём?! – прогремел Громовержец.

– Я о тебе! – не менее громогласно крикнул верховный бог. – Или ты думаешь, я не знаю о твоей связи с Марой?!

– Полноте вам! – попытался успокоить Даждьбог Световида.

– А ты не встревай! Сам не лучше! – прорычал Световид, словно демон, на заступника, который наравне с Перуном проявил не меньшее участие в появлении людей.

Видимо, председатель совета знал всё обо всех, только делал вид, что пребывает в неведении.

– Все запреты попрали, негодники! Любовь у них, видите ли! Наплодили непонятно кого, а теперь эти твари выживают народы Тьмы и Света практически во всех мирах. Совсем житья от ваших отпрысков тайной любви не стало. В некоторых мирах эльфов вовсе выжили, в других гномов. Про народы Тьмы вообще молчу! Их просто истребляют, объявляя порождением зла, не задумываясь, что сами люди, по сути, злом и являются. Так, когда я решил навести порядок и покарать этих жалких тварей, заступники наши, – он посмотрел сначала на Даждьбога, затем на Перуна, – спасать их принялись, да ещё с таким видом, что творят должное, и я при этом ничего не узнаю! Совсем страх потеряли?! – сотряс громогласным басом пространство Световид.

– Это к вопросу о Демоне отношения не имеет! – пробасил Перун так, что над равниной послышались раскаты грома, и сверкнула молния.

– Ты мне сверкни ещё тут! – пригрозил Световид.

– И сверкну! Мало не покажется, а то упрекать меня вздумал! Ты мне не указ!

– Цыц! – вскочил Сварог и ударил по столешнице с такой силой, что символ Света вспыхнул ярким свечением, на миг ослепляющим разгорячённых богов, возвращая в чертоги тишину.

Вскочившие с мест боги молча и по-злому смотрели в глаза друг другу. Создавалось впечатление, что через мгновение они начнут битву прямо в зале советов и неизвестно, чем это закончится. Но тишину нарушил старый демон тихим грустным голосом:

– А у вас на совете весело. Надо почаще к вам наведываться. А то у меня во Тьме тихо как-то, скучно.

От произнесённых вслух мыслей старого демона Лада залилась звонким, девичьим смехом, заставляя присоединиться всех собравшихся богов, что некоторые из них и не преминули сделать. В зале совета появились оттенки веселья, и напряжённость несколько спала, что дало возможность разъярённым представителям Света успокоиться.

– Я согласен с Перуном, – произнёс Даждьбог. – ещё не очевидно, что Демон – злодей, которого необходимо убить.

– Я уже понял, что ты согласен с Перуном! – с ярко выраженным сарказмом перебил Световид. – Предлагаешь подождать, когда он придёт снова в этот зал и торжественно объявит, что стал злодеем, и попросит всех удалиться в ад на вечное пребывание, дабы не мешать ему править всем Сущим! Так? – верховный бог подался вперёд и пристально посмотрел на Даждьбога, словно хотел пронзить взглядом насквозь.

– Не так! – с не меньшим сарказмом парировал тот. – Это наш удел отправлять неугодных в ад. Думаю, Демон так поступать не станет. У него, судя по всему, ума побольше нашего.

– Дерзишь?! – снова вспылил Световид.

– Понимай, как хочешь! – бросил Даждьбог.

И вновь Сварог треснул кулаком по столешнице, заставляя символ Света вспыхнуть.

– Да хватит колотить по столу! – переключился верховный бог на Сварога. – Расколешь вдребезги – потом не соберёшь!

– И чёрт с ним! Лишь бы вы не ссорились! – крикнул Сварог.

– Я за него, – тихо произнёс Дый, вызываясь за чёрта, чем вызвал раскатистый смех у Велеса и Стрибога, которым собрание началось нравиться.

Их подхватили остальные боги, и на этот раз засмеялись все, сотрясая стены зала совета. Даже выведенный из себя Световид улыбнулся, и, усевшись обратно на трон, пытался сдержаться, но всё-таки рассмеялся.

– Хоть твои братья и сходят с ума по моей сестре, но в их словах истина, – произнёс Дый, после возвращения тишины. – Мы собираемся расправиться с Демоном, основываясь исключительно на предположениях. И страх перед потерей власти тоже играет немаловажную роль. То, что мой младший брат вместил в себя силы трёх столпов, подтверждает только его избранность миром, и не более. Ты, Световид, да и я вместе с тобой, пытаешься подстраховаться. Но Вельзевул сказал мудро: не создадим ли мы из Демона действительно разрушителя, напав на него, только полагаясь на ничем не подкреплённые доводы?

– Риск слишком велик, чтобы бездействовать, – спокойно ответил председатель совета.

– Риск всегда велик, – произнесла Макошь. – Любой из нас может заразиться пороком, стать одержимым, и в итоге – разрушителем. Так может нам всем заранее отправиться за кромку?

Световид молчал, не зная, что ответить. Богиня судьбы напомнила о незыблемом законе – без вины виноватого быть не может.

– Мы не должны судить, но обязаны быть готовы к возможному противостоянию с Демоном, – заключил Стрибог. Его длинная седая борода, которую он заботливо поглаживал, лежала на столе. Ясные, голубые глаза повелителя стихий выражали полное спокойствие и душевную гармонию. Длинные волосы были собраны в косу и спадали до пола. – Потому должны восстановить обе армии, благо время для этого есть.

– Верно, – согласился с ним Велес. – Нельзя лишать жизни кого бы то ни было только из-за страха перед возможностью оным совершить преступление.

– Я вообще против битв, – произнесла богиня любви Лада. – Вам лишь бы воевать, да силой мериться, когда все разногласия можно разрешить мирно. Демон явно дал понять, что его интересуют только миры среза Сущего. Так оставьте их в покое. всё равно бьёмся за них неведомо сколько, и всё безрезультатно. А тут Сущее само выбрало себе хозяина. Смирись, Световид! – богиня взглянула на верховного бога очаровывающим тёплым взглядом, способным покорить всякого стоящего перед ней мужа.

– Ты очами расчудесными меня с панталыку не сбивай! Я тебе не мальчик! – недовольно буркнул Световид.

– Ой, ли! Давно в старики подался? – игриво пропела богиня любви.

– Он стариком родился. Сам видел, – тихо произнёс с улыбкой Дый, чем вызвал раскатистый звонкий смех Лады.

– Вот он, молодец красный, сидит! – с нотой обиды ответил председатель совета. – Того и гляди, крылья от древности отвалятся!

Дый, наконец, рассмеялся, правда, натянуто, но всё же. Услышав мнения всех членов совета, старый демон обрадовался в душе, что решение о расправе над младшим братом не будет принято. Большинство голосов против убийства, и Световиду придётся повременить с преждевременным походом. Правитель Тьмы повеселел, словно с плеч гора свалилась, но тщательно скрывал изменившееся настроение, продолжая сидеть с хмурым видом.

– Я правильно понимаю, что все сидящие за столом против уничтожения Демона? – вопрошая, подвёл итог собрания председатель совета.

– Нет. Я полностью с тобой согласен, Световид, – произнёс размеренно Сварог. – Я сторонник пресекать вероятные проблемы на корню, так сказать, в зародыше. Но из-за того, что нас всего двое, мы не можем напасть на Демона. Придётся повременить и дать возможность первородному сыну Тьмы убедительнее заявить о своём разрушительном предназначении.

– Тогда на этом всё, – произнёс Световид, приглашая всех на выход.

Боги неспешно покинули зал советов. Вслед за ними собрался и повелитель Тьмы, но верховный бог остановил его тихим голосом:

– Задержись, Дый.

В зал вошёл начальник охраны, ожидая распоряжений от хозяина чертогов. Световид посмотрел на ангела, и учтивым тоном произнёс:

– Оставь нас, Гавриил.

Ангел кивнул головой и оставил правителей столпов Сущего наедине, закрыв высокие резные двери, выполненные из кристаллов.

Световид медлил, не зная, как начать разговор. Видимо, тема была щепетильной, отчего верховный бог начал привычное хождение из стороны в сторону. Старый демон терпеливо ждал, пребывая в любопытстве, так как не подозревал о теме предстоящей беседы.

– Я прекрасно понимаю твои чувства, Дый, – начал после некоторого молчания Световид, – и потому не могу просить и тем более требовать помощи в возможном противостоянии с твоим младшим братом. Я повинуюсь мнению большинства, и не буду предпринимать никаких единоличных действий против Демона, за исключением, конечно, подготовки и увеличения числа армии. Но меня не меньше, чем разрушитель, беспокоят люди, размножающиеся невероятными темпами во всех мирах среза Сущего, за которых заступился твой брат. Мы оба знаем, что этот народ – плоды запретных связей между тёмными и светлыми богами. Он, подобно заразе, может вытеснить все остальные формы жизни, уничтожив их и оставив после себя мёртвые миры. Все мои попытки покончить с этими существами закончились неудачно, но мне удаётся сдерживать стремительный рост их численности. А сейчас, когда Демон проявил симпатию к выродкам, я могу столкнуться с ним ещё раньше, чем он явит, как выразился Сварог, разрушительное предназначение.

– Выродки? – удивился Дый. – Я знаю точно, что один из многочисленных народов людских рас является твоим порождением, и живёт он в Мире Богов.

Световид был поражён осведомлённостью Дыя. Сиддхи были малочисленным народом, появившимся благодаря захлестнувшей светлого бога страсти к дочери Тьмы Кали. Своим детям верховный бог Света открыл многие тайны Сущего, наделив их тем самым огромной властью. Но они к ней не стремились, будучи по природе кроткими и бескорыстными, ведущими скрытный образ жизни. Световид тщательно скрывал причастность к появлению народа, чьим символом был крест с загнутыми в левую сторону концами, но старый демон каким-то образом узнал о тайне. Отрицать этот факт сейчас было бессмысленно.

– От тебя ничего не утаишь, – усмехнулся Световид, почувствовав себя обезоруженным, словно обнажённым, и воссел на трон.

– Помню, как ты рьяно принялся уничтожать людей, а затем неожиданно прекратил так называемые очистительные от скверны миров походы. Тогда я и решил выяснить причину внезапной в тебе перемены мнения. Я нашёл твоих детей и достаточно долго за ними наблюдал, благодаря появившемуся свободному времени после сдачи Князю трона Тьмы. Ты можешь не поверить, но я нашёл твоих отпрысков весьма достойными существами, у которых можно даже поучиться.

– И чему же? – поинтересовался Световид, явно польщённый похвалой со стороны Дыя.

– Благоразумию, сдержанности, которой не хватает их отцу. И, что главное, способности отказаться от благ, имея возможность их взять легко, без усилий, благодаря силе и знаниям, которыми ты наделил своих детей. Они смиренны во имя мира, ставшего домом, и просто благодарны за жизнь, которая у них есть, и больше им ничего не надо.

– Ты на что намекаешь? – сузил глаза правитель Света.

– Оставь миры среза Сущего. Вспомни, как мы стремились заселить их своими народами, дабы установить свою власть. Жизнь взяла своё, помутив наши рассудки и заставив породить новых существ, которые стали выживать остальных, а местами и истреблять. Не будь нашего безудержного стремления безраздельно властвовать в мирах, рождённых на границе Тьмы и Света, не было бы ни Князя, ни рождения моего младшего брата. Да и люди, скорее всего, не появились бы. Мы с тобой создали проблемы, которые решает за нас Сущее, порождая разрушителей установленного нами порядка, – Дый на некоторое время замолчал, прислушиваясь к себе, и почувствовал на душе облегчение от сказанного. – Я боюсь, что мы можем стать причиной разрушения самого Сущего, если не отступимся.

– Мы не можем отступиться. Не имеем права, так как править – наше предназначение! – воспротивился Световид.

– С которым мы не справились, – мрачно дополнил Дый.

– Тогда мы должны сгинуть, и поможет нам твой младший брат. Но выступить против него мы обязаны, чтобы остаться теми, кем родились.

– Это меня и удручает. Я разрываюсь на части оттого, что должен выступить против Демона и не могу, так как он мой брат. Наверное, это наказание за то, что добровольно отдал власть самозванцу.

– Так прими наказание достойно, с поднятым в бесконечность взглядом. Каким я тебя знаю всю свою вечную и немыслимо короткую жизнь, – произнёс Световид, вглядываясь в зияющие Тьмой глаза старого демона, пытаясь увидеть в них понимание.

Дый посмотрел на Световида и только сейчас увидел в полных Света глазах верховного бога, что старый враг давно приготовился к смерти, в которой искал избавления от вины за совершённые ошибки. Скорее всего, ещё перед схваткой с Князем он всё для себя решил, придя к выводу, что гибель неизбежна, надо лишь достойно её встретить.

– Я выступлю с тобой, чтобы умереть тем, кем родился! – твёрдо произнёс Дый, словно давал клятву.

– Обещаю! Ты не будешь одинок. Я с удовольствием составлю тебе компанию в последнем походе за кромку Сущего, – с радостной улыбкой на лице ответил Световид, найдя понимание в заклятом друге.

Зал советов погрузился в тишину. В открытое окно ворвалась песнь соловья, призывая правителей одуматься и жить дальше, пусть по-другому, но жить. Только сыновьям Тьмы и Света такая жизнь была не по нраву, иначе зачем рождаться. Правители столпов подошли друг к другу и впервые пожали руки, заключая договор, приговаривающий их к смерти.

* * *

Ночь вновь незаметно и плавно сменила день, наполняя мир покоем и тишиной. Только тишине не было суждено долго жить. Где есть жизнь, ей не место. Она внезапно рождается и также неожиданно умирает. Каждый неосторожный звук стремиться её низвергнуть, делая это легко и непринуждённо. Но тишина упрямо, вновь и вновь пытается поработить мир, окутывая мягкими, ненавязчивыми прикосновениями невидимых и многочисленных дланей.

На лесной поляне, как по команде, разразились ласкающим слух стрекотанием противники ненавистной тишины. Сонм кузнечиков наполнил симфонией пространство поляны, прогоняя тишину как можно дальше, чтобы не смела появляться. Скрывшиеся в траве музыканты играли старательно, вкладывая в, казалось бы, ненужное, но прекрасное ремесло душу и всё умение, на которое были способны.

Я бросил короткий взор на небо, и мне показалось, что звёзды плавно опускаются на поляну. Встряхнув головой, я попытался избавиться от наваждения, но яркие искры были уже вокруг меня. Сверкающая россыпь света стала загадочными крошечными существами. Светлячки разбивали собой темноту, подобно ангелам, сражающимся с армией Тьмы. Они испускали свет синхронно, то мерцая, то угасая. Но вспыхивали снова и продолжали исполнять завораживающий танец в ночи. Видимо, Творец создал этих насекомых, чтобы приблизить ночное небо к миру, окружить себя танцующими звёздами и забыться в плавных размеренных па. Почему-то я был уверен в его замысле создания этих существ. Возможно из-за того, что замер от незамысловатой, но заставляющей забыться игры света, которая незаметно растворяла в себе каждого наблюдателя тревожащими ночную темноту искрами. И только сопение Ломиры отрезвило меня, выдернув из пленительного танца светлячков.

Утолив голод, ребёнок уснул, как только прилёг на покрытую мягкой травой твердь мира. Я завидовал его беззаботности и непосредственности. Жизнь овладевала человеческим отпрыском, и у него не было времени обращать внимание на всякие глупости, окружающие просыпающийся разум. Ломиру не интересовали ни миры, ни боги, ни столпы Сущего. Её целью была жизнь, смысл которой и заключался исключительно в ней самой. Эта, казалось бы, простая, но весьма сложная в осознании истина особенно проще понимается, когда наблюдаешь за крошечным созданием, вмещающем в себе и Тьму, и Свет. Только Свет в начинающем жить существе безраздельно властвовал над человеческой душой, покрыв Тьму и подавив все её пороки, благодаря чему Ломира являла собой совершенство и безупречность достигнутого Творцом мастерства в создании жизни.

К нам, скрываясь в гуще леса, летели дети Лилит. Ловко огибая стволы раскидистых деревьев, упыри быстро приближались. Их полёт был бесшумен и стремителен. Идеальные ночные хищники, способные настигнуть и убить практически любую жертву, способную поделиться против своей воли необходимой для них жизненной силой, спустя мгновения заставили своим присутствием затаиться ночную жизнь на поляне. Даже насекомые скрылись в густой траве, и искры света, недавно радующие мой взор, моментально потухли. Первым вылетел на поляну Квит. Он резко прервал полёт и мягко опустился около спящего ребёнка. Я был невидим, но упырь почувствовал моё присутствие и тихо поздоровался:

– Здравствуй, Демон! – он чётко определил моё местонахождение и развернулся ко мне. – Улавливая витающий в воздухе запах смерти, смею предположить, что ты убил жителей города, но из-за отсутствия любимого мной аромата человеческой крови уверен, что ты их испепелил и не оставил нам с братом на поживу ни капли желанного напитка.

– Ты пока от голода не страдаешь, так что перебьёшься, – тихо, чтобы не разбудить ребёнка, ответил я, став видимым. – Да и как-то не думал о вас, когда очищал город.

– Так ты чистильщик, а я думал, просто палач, – попытался уколоть меня упырь.

– Одно другому не мешает.

– А девчонку почему оставил в живых? Привязался? – полюбопытствовал Квит, ехидно улыбнувшись.

– Не твоего кровожадного ума дело, – с нотой угрозы произнёс я.

– Не злись! Я не смею претендовать на твою скотинку.

– Что за скотинка? – поинтересовался я.

– Люди, которых ты то защищаешь, то уничтожаешь, выращивают всяких тварей, чтобы потом убить и съесть. Они называют таких животных скотиной.

– Я смотрю, упырь, ты не в настроении жить и вежливо просишь меня помочь в поисках смерти.

– Увольте меня от щедрой помощи, первородный сын Тьмы, – учтивым голосом произнёс Квит и слегка поклонился. – Просто я не возьму в толк, зачем тебе человеческий отпрыск?

Квит совершенно меня не боялся, и мне это нравилось. Он искренне выражал мысли и называл вещи так, как относился к ним. Девчонка была для него куском мяса. Маленьким, которым не насытишься, но всё-таки мясом. Он с лёгкостью бы её убил, но, являясь хищником практичным и целесообразным, делать этого не собирался, даже если бы Ломира была без моей защиты. Он предпочитал убивать исключительно одну жертву, дабы оставаться в живых. Что нельзя сказать о его брате Эворе. Этот прожорливый упырь был полностью подчинен пороку и даже сейчас, понимая, что может расстаться с жизнью, продолжал ненасытно смотреть на спящего ребёнка.

– Не знаю, – честно ответил я. – По велению души.

– Поразительно! – воскликнул Квит, но тихо, чтобы не разбудить Ломиру. – Впервые вижу демона, и вообще порождение Тьмы, которое поступает, не повинуясь пороку, а по чуждому для тёмных существ велению души бескорыстно сохранить чью-то жизнь, – ярко подчеркивая мимикой, переиначил он на свой лад мою фразу.

– Я тебе сейчас голову откушу, – постарался я мило улыбнуться.

– Умнее от этого ты не станешь, – упырь вновь поклонился. – И всё же. Зачем ты нас ждал?

– Ты проницателен, Квит. Я действительно вас ждал. Ты на редкость хорошо осведомлён о событиях не только в этом мире, но и в Сущем. Не подскажешь, где искать Творца?

– С чего ты взял, что я знаю, где Творец? – удивился упырь.

– Он здесь, и ты, наверное, располагаешь сведениями о его местонахождении.

– Творец – байка, – твёрдо заявил Квит, но я чётко уловил, что он кривит своей тёмной душой.

– Лжёшь! – тихо прорычал я. – Не смей мне лгать! Или я разорву твоего ненасытного брата на куски, а потом заставлю тебя его сожрать!

На Эвора мои слова подействовали весьма убедительно, и он медленно попятился назад, немея от страха перед возможно близкой смертью. Квит очень дорожил родственником и скорее умер бы сам, чем позволил причинить ему вред. Эвор был его слабым местом, и я решил этим воспользоваться. Причём за ложь Квита можно было и пригрозить. Веселый настрой упыря исчез, и он, не скрывая злобы, пристально посмотрел на меня, искренне желая моей смерти. Но, понимая, что в схватке у него шансов на победу нет, он справился с гневом и вместо броска на угрожающего брату демона сел на корточки, наиграно улыбнувшись.

– Что ж, убеждать ты умеешь. Готов поделиться всем, чем располагаю, – произнёс Квит, но всё же нотки гнева проскальзывали в его интонации.

– Замечательно! – улыбнулся я в ответ. – Где Творец?

– Не знаю, Творец ли это, но от соплеменников я узнал, что в землях Ра есть высший разум, увидев который, превращаешься в прах.

– Твои соплеменники, увидев любого светлого бога, являющегося носителем Света, непременно превратятся в прах.

– Нет, – упырь сощурил жёлтые глаза со щелевыми зрачками. – Ты не так понял. Любая живая тварь, увидевшая этот разум, отправляется за кромку Сущего, в Пустоту.

– Тогда от кого ты узнал об этом разуме, если все видевшие его уже в Пустоте?

– Когда умирает один из нас, мы все чувствуем его боль, а память угасающего потомка Лилит становится достоянием того, кто был ближе всех к нему в момент смерти.

– То есть ты находился рядом с упырём, который имел неосторожность увидеть этот разум? – уточнил я.

– Да. Это была наша с Эвором сестра, когда мы жили в тех землях, – Квит опустил глаза, но я успел заметить в них печаль. – После её смерти мы нашли этот город и стали жить здесь.

– Нашли кормушку и тихо подкармливались, – злорадно улыбнулся я. – А я лишил вас источника жизни. То-то ты расстроился, а я всё понять не мог, чего ты сожалеешь об опустевшем городе.

– Не смешно, – упырь отвернулся.

– А мне весело. Я даже не подозревал, что, лишая вас человеческой крови, обрету в вашей дружной семье проводников в земли Ра.

– Мы никуда не пойдём! – злобно прошипел упырь.

– Не надо идти! Полетим! И не спорь со мной, а то я расстроюсь и ты обретёшь память своего ненасытного брата, – приказным тоном заявил я Квиту.

– Убей! Но по твоей воле не будет! – жёстко ответил он.

– Мой тёмный племянник! Я ведь могу тебя так называть?

– Нет! Мне не нравится! – оскалился упырь.

– Терпи! – улыбнулся я. – Так вот! Мой тёмный племянник, что вам тут делать? Людей поблизости не осталось. Не станете же вы с братом бегать по лесу за зверушками! А так, вернётесь на родину, в земли Ра. Мне окажете услугу в поисках высшего разума. Потом наловите людей, возвратитесь в этот пустой город и станете разводить их, как скотину. Заживёте лучше прежнего! И, главное, никто не будет мешать вести кровососущий образ жизни. Это я обещаю.

– Ты же первородный демон Тьмы! Неужели не можешь сам отыскать то, что тебе надо.

– Не что, а высший разум. На то он и высший, что, пожелав скрыться, найти его весьма сложно. А с тобой я поиски ускорю. Так что соглашайся, я почти тебя не заставляю.

– Какой ты щедрый и ненавязчивый! Сейчас разрыдаюсь от умиления! – бросил Квит в ответ, скорчив гримасу презрения, но предложением заинтересовался, судя по наигранному гневу.

Я бросил взор в сущность упыря и увидел, что он согласился стать проводником, только продолжал делать вид, что по-прежнему противится. Поэтому я умолк и принялся рассматривать звёздное небо в ожидании, когда Квит сам предложит отправиться в путь. Перепуганный Эвор сидел тихо на противоположном конце поляны, внимательно нас слушая, в ожидании брата. Его ненасытная плоть жаждала крови, заставляя не терять ночного времени и отправиться на охоту, но страх не позволял упырю шевелиться.

– Хорошо! Полетели! – произнёс Квит.

– Преклоняюсь перед твоим благоразумием, – ответил я и взял на руки спящую Ломиру.

– Эвор! – мысленно обратился Квит к брату. – Отправляемся обратно, в земли Ра.

– Зачем… – хотел он возразить, но Квит его перебил:

– Так надо!

– Ладно. Как скажешь, – повиновался перепуганный упырь.

Дети Лилит взмыли вверх и взяли курс на восход жёлтой звезды. Я устроился за ними, и, окутав тело ребёнка нитями своей сущности, чтобы потоки воздуха не беспокоили, лёг на текущие сквозь Мир Богов силы. Упыри летели, полагаясь исключительно на воздушные массы, потому наш полёт был не быстрым. Но меня это не беспокоило, так как торопиться было некуда, лишь бы высший разум, о котором говорил Квит, оказался Творцом.

Упыри общались мысленно. Эвор внимательно, не перебивая, слушал брата о причине возвращения на родину. Ему понравилось предложение об использовании опустевшего города. Ферма по разведению людей воодушевила ненасытного упыря, и, предавшись мечтаниям о ближайшем беззаботном будущем, он был готов лететь хоть на край Света.

К брату Квита я испытывал чувство неприязни, и чем больше наблюдал за ним, тем сильнее меня одолевало желание свернуть ему голову. Не из-за того, что он убил мать Ломиры, это удел хищника, а скорее по причине безудержной ненасытности. Эвор совершенно не стремился, в отличие от Квита, контролировать свою жажду, и был тем, кем должен быть с рождения, повинуясь пороку. Но Квит однозначно был недоволен выпавшей участью упыря и пытался подчинить жажду своей воле. В связи с этим братья настолько сильно отличались друг от друга, что создавали впечатление принадлежности к разным столпам Сущего. Обладая одинаковыми ипостасями, они были совершенно разными по духу. Словно плоть упыря была для них не сутью, а клеткой, наказанием. Только один смирился с участью, став кровожадным убийцей, а другой противился и убивал из-за необходимости остаться в живых. И единственное, что их делало братьями, так это предпочтение в пище. Оба охотились исключительно на более слабых прародителей, и ирония заключалась в том, что привычку поедать себе подобных они унаследовали у жертв, которые подарили им жизнь и продолжали её поддерживать ценой своей крови.

Лилит, породив упырей, оригинально пошутила, то ли над людьми, то ли над самой жизнью. И я склонялся больше к первой версии, вспоминая, с каким наслаждением сестра пила кровь и с каким равнодушием относилась к человеческой смерти. Но, по сути, она посмеялась над Творцом и его замыслом, за что и поплатилась бессмертием. Дый оказался прав, назвав порождений погибшей сестры ошибкой. Но ошибкой весьма забавной и поучительной для тех, кто осмеливается презреть жизнь. И причиной неосторожной и глупой насмешки над жизнью опять-таки был порок.

Не страсть, а похоть поглотила Лилит и заставила предаться безумному, извращённому соитию, следствием которого стали летящие впереди упыри. Страсть должна всего-навсего заставлять существа размножаться, и не более того. Но, поглощая душу существа, заставляя его забыть о роде и законах продолжения жизни, страсть превращается в похоть, разрушающую разум, впрочем, как и другие пороки. Последствия печальны. Дети, рождённые уродами, становятся ущербными, вынужденными не жить, а влачить жалкое существование. Как Эвор, неспособный усмирить ненасытность, или как Квит, постоянно борющийся с недугом, но вынужденный повиноваться жажде. Они ошибка. И, вспоминая слова таинственного голоса из Пустоты во время казни освобождённых мучеников ада, я чувствовал в душе, что обязан исправлять ошибки, причём не свои, а чужие. Это удручало. Я хотел жить, а не исправлять последствия чужих жизней. Я хочу жить. От этой мысли стало тепло. Я впервые осознал это желание. Возможно, благодаря миру, который стал моим домом. И в этот момент понял, как устранить чужие ошибки, не прибегая к способам, присущим палачу, которым противился.

Причина проступков разума кроется в его воле. Словно чья-то еле ощутимая сущность подсказала мне, что каждое разумное существо само выбирает путь, и, соответственно, сбиваясь с него, само же и судит себя, решая жить или сгинуть. Быть может, Творец и воплощает свой замысел через души существ, но не посягает на волю разумов, позволяя им самим сделать выбор. Это право, наверное, вкладывается в разум всякой твари, рождающейся в Сущем. Только, чтобы жить, а не влачить жалкое существование, эту тайну необходимо отыскать в дебрях своего разума или раскрыть душу и внимать еле уловимому голосу мира, который, скорее всего, и подсказал мне эту истину.

Я взглянул на Ломиру. Она мирно спала, витая в снах. Глядя в её сущность, я никак не мог понять, что заставляет обладателей столь чистых и непорочных душ, вырастая, отказаться от Света и предаться порокам. Ведь желание пожирать подобного себе упыри унаследовали явно от людей. Они, конечно, не трапезничали друг другом, но охотились на прямых родственников. Эту мерзкую особенность породила именно человеческая сущность, отчего люди нетерпимы и богами Света, и демонами Тьмы. Наверное, столпы Сущего могут порождать не только жизнь, но и то, что способно её уничтожить. Возможно, верховные правители именно по этой причине запрещали связи между представителями Тьмы и Света. Но запретный плод сладок, и устоять перед ним невозможно, особенно под влиянием похоти. Подтверждением тому была спящая у меня на руках пока непорочная сущность человеческого отпрыска, способная стать отвергающим жизнь монстром. В это верилось с трудом, но увиденное жертвоприношение в каменном городе не оставляло сомнений.

Скорее всего, именно Мир Богов подсказал мне спасти девочку, чтобы я мог воочию увидеть превращение совершенного творения жизни в отвратительное чудовище смерти. Как она, делая добровольно неверный выбор, сбивается с предначертанного пути и отвергает жизнь. И замысел об устранении ошибок прочно утвердился в моём сознании, давая чётко понять, что создавать никаких законов не надо. Он уже есть и всего один. Его надо осознать. И возродить ад в соответствии с этим законом.

От размышлений меня отвлекли резко спикировавшие упыри. Мы пролетели достаточно большое расстояние, но моим проводникам усталость была неведома, и я продолжил полёт на той же высоте, предполагая, что они вернутся. Только братья возвращаться не торопились. Они внимательно осматривали твердь мира и вскоре скрылись под кронами деревьев.

– Скоро восход Ра, – услышал я мысленное объяснение Квита неожиданному маневру. – Нам надо найти укрытие, чтобы переждать день.

– Хорошо, – ответил я. – Встретимся следующей ночью.

Мы летели на восход, чем сокращали продолжительность ночи, и от того путь требовал больше времени, чтобы достигнуть намеченной цели.

«Что ж, лететь к землям Ра будем ночами, а дни можно посвятить более тесному знакомству с этим удивительным миром, – сказал я себе. – Всё, что ни происходит и как ни складывается, только к лучшему».

На руках проурчала Ломира, давая понять, что скоро проснётся. «Однозначно прожорливое существо захочет есть!» – пробежала мысль. Надо было найти для ребёнка еды, и я стал снижаться, но постепенно, чтобы не причинить вреда хрупкой спутнице.

Начав плавное снижение, я сразу обнаружил раскинувшийся на тверди огромный живой организм. Подо мной текла извивающаяся река с множеством притоков. Я окинул её взором и был шокирован. То, что предстало предо мной, являлось настоящим вместилищем жизни. С высоты оно походило на ветвистое дерево, растущее в плоти мира, неся по жилам воду, дающую возможность жить многочисленным тварям, чьё многообразие обескураживало.

Птицы, звери, насекомые, рыбы сбивали с толку неповторимостью и способностью уживаться друг с другом, находясь в гармоничном сосуществовании. Немыслимое разнообразие существ лишало возможности охватить за короткий миг всех до единого, чтобы понять отдельные, и, скорее всего, огромные роли, благодаря которым этот единый организм имел место быть. Насколько же скудны миры Тьмы и Света по сравнению с кишащим жизнью клочком Сущего! Его размеры ничтожно малы, но он успешно вмещал в себя огромное количество форм жизни. Поглощённый любопытством, я нырнул в неиссякающий источник жизненной энергии.

Достигнув речной глади, я продолжил полёт над ней в поисках удобного места для ребёнка, чтобы оставить его, и окунуться в мир вечно кипящей жизни. Берега и часть водной кромки были заняты плотно растущими разнообразными кустарниками и деревьями, не дающими возможности остановиться, заставляя лететь дальше. Словно они безмолвно предлагали удалиться, чтобы я не беспокоил своим присутствием. Теряя терпение, я ускорился, и, покинув основную реку, полетел над первым попавшимся притоком. Здесь свободных от деревьев мест было также немного, но одно подходящее обнаружить удалось. Опустившись на твердь, я положил ребёнка, освободив от своих духовных нитей, и сразу ощутил на себе множество настороженных взглядов. Попав в утробу проглотившей меня жизни, я стал объектом её внимательного изучения. Она делала это мириадами глаз своих разумов. Чувствуя во мне чуждое существо, основная часть тварей поторопилась спрятаться, но некоторые проявили недюжинное любопытство и продолжали пристально меня рассматривать. Причём во многих животных я почувствовал угрозу. Не к себе, а к ребёнку, который был беззащитен, являясь лёгкой добычей для хищников. Поэтому оставлять его наедине с затаившимися любителями плоти было нельзя, и, оставшись со спящей Ломирой, я окинул взором всю реку, несущую в водах огромную жизненную силу.

Пробравшись в её сущность, я распространился по всей водной плоти. Река, подобно порождению Тьмы с множеством щупалец, расползлась по тверди мира, пополняя себя из всевозможных источников. Как ненасытный упырь, она впитывала каждую каплю воды, стекающую с заснеженных гор, выбивающуюся из чрева мира, падающую с небес. Но, в отличие от тёмных тварей, она вмещала живительную влагу, чтобы жизнь не забирать, а напротив, отдавать. И делала это безудержно, с размахом, не жалея заключённой в ней животворящей силы. Оттого и была полна благодарными тварями, живущими по тому же принципу, что и порождения Тьмы – «выживает сильнейший». И твари старались быть сильными, хитрыми, изворотливыми, лишь бы доказать право существовать в этом вместилище жизни.

Закрадываясь в каждое живущее рекой существо, став неощутимой для него частью, я посмотрел на мир другими глазами. Превратившись в обладателя мириад взглядов, мой разум вспыхнул от втекающей визуальной информации. Поначалу я ослеп, но затем привык к многогранности видения и был поражён, насколько непохожими могут быть взгляды на мир. Мир предстал совершенно в незнакомом обличии и под другими ракурсами. Моя демоническая способность видеть включала возможность полностью оценивать Сущее, а сейчас она была разделена на бесконечное множество картин, давая возможность увидеть какую-нибудь исключительную черту окружающего мира, доступную одному существу, но невозможную к восприятию другому. Цвета, их оттенки, пестрели и сводили с ума, пожирая разум немыслимыми переливами и смешиваниями. Индивидуальное строение органов зрения каждого организма позволяло воспринимать мир в определённом формате, весьма изысканном и чаще всего необычном, к которому приходилось некоторое время привыкать. Многие существа видели окружающую среду не одной картиной, а несколькими, благодаря чему могли контролировать большую часть пространства. Если я таким же образом контролировал Сущее посредством постоянного восприятия тёмной души, то они это делали, пользуясь зрением. И это поражало! Насколько щедро мир одаривал своих жителей, чтобы они могли существовать в нём. В каждом организме чувствовалась заботливая рука Мира Богов, который холил и лелеял подопечных, постоянно их совершенствуя.