Читать книгу Ратибор и Ода. Третья книга - Сергей Skolorussov - Страница 6

Ода, выросшая в неге усадьбы Адельсё, не знала до этой поры, что человеку может быть так плохо. Кругом всё было чуждое, ненавистное, не родное. Чужой дом, чужие слуги, чужой народ. И самое страшное – Хельги, который не давал ей прохода. Рядом не было даже родственников. Собственно, кроме отца никого из своих родных она не знала или не помнила. Теперь и его не было рядом. Да, собственно, если бы он был рядом – от этого ей не было бы легче. Для неё он перестал быть родным человеком. Она не могла ему простить загубленной жизни, счастья, любви. Не было рядом с Одой и её Сольвейг. При воспоминании о подруге ныло сердце. Не было кормилицы, которая умерла через полгода после жестокого наказания, устроенного Иваром. Её бездыханное тело подобрали в озере рыбаки. И главное, что рядом не было её любимого. Скорее всего, она бы тоже умерла от горя, разлуки и безысходности. Но как всегда бывает в жизни, её спасло рождение ребёнка, которого она назвала Харальдом. Всю свою любовь, свою страсть, свою заботу она посвятила ему.

Встав с постели, Адель склонилась над люлькой. Спит! Как он прекрасен! Глаза закрыты, но веки подёргиваются. Может, ему снится сон? Мама и папа рядом? Папа. Папа неизвестно где. И думает ли он о нас? Он не знает, какой ты красивый и ладный. Глазки мамины, губки мамины, носик…, неизвестно пока чей. Но подбородок – точно весь в отца. С ямочкой посередине. Эх, Харальд, Харальд. Дай тебе боги счастье в жизни.

В это время в дверь заглянула служанка:

– Госпожа, вы уже встали? К вам пришли.

– Кто там ещё? Я не хочу никого видеть.

Отстранив из дверного проёма прислугу, в комнату протиснулась Тора.

– Это я. Твоя наречённая сестра.

Настроение Оды мигом улетучилось:

– Не сестра ты мне. Даже не надейся. Отстань от меня. Мне твоего брата достаточно, чтобы быть несчастной.

– Хрёрека? – Тора подошла к люльке, пытаясь заглянуть внутрь.

Адель встала между незваной гостьей и сыном, не давая золовке возможности увидеть Харальда:

– Причём здесь Хрёрек? Я говорю о Хельги.

– Он пристаёт к тебе?

– Не то слово! Проходу не даёт.

– Негодяй!

– Ты чем лучше? Вы одна семейка. Кроме пакостей, что мне от вас ждать? Тора, я по-хорошему прошу, уйди! И рядом со мной и моим сыном больше никогда не появляйся.

Ода, зло глядя на золовку, стала напирать на неё грудью:

– Будьте вы все прокляты! Желаю вам, чтобы вы все, словно пауки, перекусали друг друга своим смертельным ядом.

Обескураженная Тора попятилась к двери, сказав при этом:

– Я понимаю тебя, Ода. Но я зашла сказать всего два слова.

– Это слишком много для меня – твои два слова. Проваливай!

– Ты сильно изменилась. Стала злой.

– Учителя в жизни мне хорошие попались! Не зли меня!

Ода выхватила кинжал, висевший на груди под сарафаном, и замахнулась на золовку:

– Уйди! Нет уже сил тебя рядом с собой видеть. Не дай мне грех убийства на свою душу взять.

Тора лишь грустно улыбнулась:

– Я была бы рада этому. Но для твоей души такой обузы тоже не хочу. Я была у Вальдира в Хедебю.

– Это ложь! Ты с братцем вновь задумала интригу!

– Нет. Не ложь. Берсерк меня простил.

– Простил? Он что за этот год обо всём забыл?

– Нет, не забыл. Тебя он всё так же, к сожалению, крепко любит.

Ода недоверчиво покачала головой:

– Всё ложь. Не может он тебя простить. Такого не прощают.

– Прощают и не такое. Но страшно то, что сама себя я не смогу уже простить.

– Такие речи в устах Торы? – Ода демонстративно засмеялась. – Это смешно! Я так глупа? Ты так считаешь?

– Нет не считаю. Я завидую тебе. Тебя он любит всё также страстно и непоколебимо. Его письмо я привезла. Возьми.

Только сейчас Ода увидела в руках Торы дорожную церу, которая закрывалась на замочек. Она недоверчиво взяла из рук золовки восковую дощечку и открыла её. На воске были руны, явно написанные рукой любимого: «Адель, если ты счастлива в браке и считаешь, что я проявляю неуважение к твоему положению супруги, можешь дальше не читать. Сотри! Но я не могу не сказать тебе всего три слова, на которые ты раньше не могла ответить «я тоже». Я ярл, слуга твоего отца, его верный воин, узнал совсем недавно, что он меня сюда сослал, надеясь, что венды здесь меня убьют. Если ты не забыла, что я тебя люблю и любишь меня «тоже», хочу просить у тебя совет. Считаешь ли ты желание меня убить нарушением слова твоего отца? Если – да, тогда я снимаю с себя все клятвы, данные мной конунгу и считаю себя отныне свободным от всяких обязательств перед ним. Если – нет, то даже не хочу об этом думать. Тогда я уеду ещё дальше от тебя и попытаюсь найти утешение в смерти. Купцы сказали, что в Царьграде берут на службу таких воинов, как я. Без твоего согласия я не могу предпринять никаких шагов. Скажи мне «люблю» – или «прощай навеки». Я первое приму счастливым – второе, с грустью на сердце, но пойму. На веки твой, Берсерк».

Слеза сорвалась с ресниц и разбилась о воск церы. Это была слеза счастья. Она копилась целый год. Любимая берсерка перебрала все церы в дорожном приборе для письма, пытаясь отыскать ещё хоть что-то. Потом взглянула на Тору. По выражению её счастливого лица, сестра мужа всё поняла:

– Как я вам завидую! Но это уже не та чёрная зависть, которая год назад во мне со страшной силой клокотала. Ты будешь счастлива. Теперь я это знаю. Любовь – это ледоход! Она все преграды на своём пути смести способна.

Ода немного успокоилась:

– Что ты с ним сделала? Как он мог довериться тебе? Тора, ты правда не играешь снова в свои игры, в которых главный приз – наша с Вальдиром смерть? Что с тобой случилось? Я не верю, что так может человек вдруг сам собой перемениться?

– Вдруг? Разве ты не видишь, что со мною стало?

– Да, ты осунулась. Вся исхудала и цвет лица стал нездоровым. Ты заболела?

– Любовью я больна. Целый год я мучилась недугом этим. Я сходила с ума, не спала ночами, подушку мучила слезами.

– Ты умеешь плакать?

– Я? Нет! Но моя любовь сидит занозой в сердце и плачет, плачет, плачет, стонет и болит. Нет на свете ничего страшнее – чем безответная любовь. Поверь, всё что с вами год назад свершилось и в подмётки не годится этой болезненной любви. Выхода нет. Только сойти с ума или найти счастье в петле самоубийства.

– Но как Вальдиру чистоту своих намерений ты доказала? Зачем помогаешь ты ему?

– Я помогаю не ему. А вам. Вашей любви. Пусть хоть кто-то на этом свете будет счастлив. Полюбив, я стала понимать причину, по которой он меня отверг. Если любишь – для тебя нет никого на свете лучше и желанней, чем та, что в сердце поселилась навсегда. Я хотела запереться в доме и его поджечь. Чтобы через огонь попасть в Вальхаллу и там его дождаться. Но потом поняла, что и там он будет не со мной. Любовь не исчезает после смерти человека. Она с ним навсегда.

Тора отошла к окну, пытаясь утаить свои чувства. Немного постояв так и успокоившись, она глубоко вздохнула:

– Поэтому я решила последний раз его увидеть, а затем расстаться с жизнью навсегда. Но вновь в его глазах страсть к тебе узрела и решила вам помочь. Может, вы меня успеете простить, чтобы на том свете меня не мучило всё то зло, что я свершила.

Ода молча слушала исповедь девушки. Тора продолжила:

– Поверил он мне тогда, когда от расправы вендов я его спасла.

– Расправы? Как?

– Я сказала разъярённой толпе, что он тоже венд.

– И это помогло?

– Да! Тем более выяснилось, что он наследник великокняжеского рода. В этом он равен тебе и твоему отцу.

– Вальдир по происхождению конунг?

– Да!

– Я думала он раб, берсерк, никто.

– Это что-то для тебя меняет?

– Нет. Он для меня – любимый. И это главное. Но как он стал берсерком?

– Никто не знает – как. Если ты согласна, он перед тем как к тебе приехать, встретится с риксярлом. Только твой отец и Бальдр знают, кто такой Вальдир.

– Да, наверное. Боюсь только, чтобы встреча с Бальдром несчастье нам не принесла.

– Это вам решать. В первую очередь – тебе. Но подумай: важно это для вас – или не важно. Каждый человек имеет право знать, кто его отец и мать.

– Да, ты права, – Ода склонилась над открывшим глаза Харальдом, – каждый имеет право знать, кто его мать и, кто отец.

Она взяла малыша на руки и прижала к своей груди:

– Скоро ты увидишь своего папку. Пусть в этом нам помогут боги.