Читать книгу Дыхание жизни - Сергей Смирнов - Страница 4

23 декабря 2023-го года. Рига, Латвия

Рождество и Новый Год являются для многих из нас наиболее любимыми праздниками, наступления которых мы с нетерпением ожидаем даже больше собственного дня рождения. И дело тут не столько в дорогих и памятных подарках, которые мы можем получить от родных и близких, а в свойственной рождественской поре магии волшебства, которая незримо переносит нас в ощущение безмятежного детства, сколько бы нам лет при этом ни было. Тонкая материя Рождества и Нового Года наполнена радостью, улыбками и волнительным предвкушением стоящего на пороге счастья. Поэтому, когда в эту сказочную пору происходит нечто поистине из ряда вон выходящее, всего одно событие может полностью перевернуть казавшийся нам доселе незыблемым порядок вещей и привести к совершенно непредсказуемым и пугающим своей неопределённостью последствиям.

**************************************************************************************

Полсотни брендовых магазинов одежды и обуви, два десятка ресторанов, дюжина магазинов товаров для дома, кинотеатр с девятью залами на одну тысячу зрителей, развлекательный центр с аттракционами для детей, спортивный бар с боулингом и бильярдом, фитнес клуб, салон красоты, два книжных магазина, почта, аптека, гипермаркет и большая ледовая арена. Всё это – торгово-развлекательный центр «Акрополь» площадью в сто тысяч квадратных метров, выросший в 2019-ом году в южной части Риги на шестнадцати гектарах земли. Настоящая Мекка для тысяч любителей модного шопинга, вкусной еды и активных развлечений, среди которых так легко затеряться, будучи при этом у всех на виду.

Пока мы терпеливо ожидали с Даней сделанный мной заказ, сидя за столиком одного из окружавших всесезонную ледовую арену ресторанов, моя одетая в облегающий спортивный костюм дочь ловко лавировала между неспешно катающимися на льду людьми и уверенно делала по периметру застеклённой арены различные дорожки шагов с изящно раскинутыми в стороны руками.

Безоглядно влюбившись в одиночное фигурное катание после того, как увидела выступление лучших фигуристок планеты на зимней Олимпиаде в Сочи, Лиза встала на коньки в три года с желанием научиться исполнять самые сложные элементы фигурного женского катания и получать от восторженных зрителей нескончаемую гору плюшевых игрушек. Изнуряющие многочасовые тренировки на льду шесть дней в неделю под чутким руководством личного тренера, наряду с маниакальным упорством в постоянном росте над собой и тягой к соревнованиям со сверстницами привели в итоге мою дочь к тому, что она стала в этом году лучшей одиночницей Латвии среди девочек до двенадцати лет. Первая завоёванная Лизой в жизни золотая медаль почётно висела на стене её комнаты среди плакатов лучших фигуристок последнего десятилетия, вселяя в мою дочь веру в то, что ей по силам занять спустя три года высокое место на женском чемпионате мира и отобраться по его итогам на зимнюю Олимпиаду 2026-го года в Италии.

Сосредоточенная и полностью отстранённая от внешнего мира, словно в эту секунду в нём никого, кроме неё не существовало, Лиза набрала скорость, вышла на относительно свободный от людей участок катка, резко развернулась, оттолкнулась ото льда и взмыла невесомой бабочкой в воздух. С нескрываемой гордостью я завороженно наблюдала за тем, как моя дочь выполнила сложный каскад из тройного акселя и двойного риттбергера, после чего исполнила серию быстрых вращений, перейдя из либелы в заклон и бильман с удержанием руками за спиной за лезвие конька над головой одной ноги и вращением вокруг своей оси на второй ноге.

Завершив катание, Лиза отправилась к открытому бортику арены, в то время как десятки оставшихся на льду людей провожали мою девочку удивлёнными взглядами, внезапно осознав, что рядом с ними катался не обычный ребёнок, а одна из лучших в своей возрастной категории фигуристка страны. Пока Лиза снимала за бортом арены коньки и переобувалась в зимние сапожки, я взглянула на сидящего напротив меня сына, который неотрывно смотрел сквозь тёмные очки на экран своего мобильного телефона, в то время как рядом с его пустой тарелкой на столе лежал собранный Даней из ЛЕГО космический звездолёт.

Будучи всего на год младше Лизы, у которой было много друзей и ещё больше подписчиков в социальных сетях, Даня жил в тени своей звёздной сестры, что, впрочем, его нисколько не тяготило, поскольку, испытывая живой интерес к знаниям, он предпочитал общению со сверстниками уединённое чтение энциклопедий и просмотр научно-образовательных программ. Большую часть свободного от школьных занятий времени Лиза проводила на льду и, не испытывая энтузиазма к учёбе, за исключением разве что иностранных языков, не имела после тренировок сил на выполнение домашних заданий, которые делал за неё Даня, с радостью изучая программу своего следующего учебного года.

Последние несколько лет мой сын жил с диагнозом – эндотелиальная дистрофия Фукса и носил вне дома солнечные очки, защищающие его глаза от яркого света. Чтобы вовремя успеть в школу к первому уроку Дане приходилось вставать гораздо раньше старшей сестры и на ощупь пробираться из своей комнаты в ванную для самостоятельного совершения утреннего туалета. В первые часы после пробуждения зрение моего сына было затуманенным от накопившей за ночь в роговице влаги, из-за чего Даня видел лишь очертания окружавших его предметов, ожидая несколько часов, пока лишняя влага испарится, и картинка перед его глазами станет ясной и чёткой.

Дистрофию Фукса Даня получил в наследство от меня, а я от мамы, но к моим сорока двум годам эта тяжёлая болезнь, вызывающая необратимые дегенеративные изменения в роговице, по какой-то причине не коснулась ни меня, ни Лизы, избрав в качестве своей беззащитной жертвы моего сына. Болезнь стала прогрессировать у Дани минувшим летом, после гибели моего мужа и отца моих детей. Внезапная смерть Олега от разрыва аневризмы стала невосполнимой потерей для нашей семьи, и каждый из нас по-прежнему тяжело её переживал, однако лишь Данино зрение неумолимо ухудшалось с каждым днём и требовало операции, заставляя меня бесчисленное количество раз на дню с надеждой тянуться к своему телефону. Лечащий врач Дани обещал, что я получу заветное сообщение сразу, как только станет доступна для трансплантации подходящая моему сыну донорская роговица. А это, к несчастью, означало лишь одно – чтобы Даня мог видеть, другой ребёнок его возраста должен был неожиданно умереть от тяжёлой болезни или несовместимой с жизнью травмы, чтобы роговица его глаз была пересажена моему сыну.

Наступившая три недели назад зима, которую я никогда не любила из-за холодов, сделала меня ещё более напряжённой и уязвимой, а моё ожидание заветного сообщения неистовым. Начало доходить до того, что я повсюду стала выискивать глазами в чужих детях того самого ребёнка, который мог бы скоропостижно скончаться и стать донором для моего Дани. Вот и сейчас, мысленно коря себя за материнский эгоизм, я окидываю взглядом соседние столики ресторана в поисках семьи с подходящим ребёнком, который мог бы подавиться куском ягодного пирога и умереть на руках у своих любящих родителей. Ведь тогда, не теряя времени, я могла бы подбежать к ним с соболезнованиями и сказать, что понимаю их чувства и разделяю постигшее их горе, умоляя при этом пожертвовать глаза их ещё не остывшего ребёнка моему слепнущему сыну. Я бы горячо убеждала этих родителей в том, что нет лучшего способа почтить добрую память их славного мальчика или девочки, чем милостиво пожертвовать сердце, лёгкие, почки и печень их безвременно ушедшего на небеса ребёнка нуждающимся в трансплантации органов тяжело больным детям.

Безутешные родители были бы глубоко поражены моими словами и смотрели на меня, как на полоумную, в то время как я робко указала бы им на сидящего за соседним столиком в тёмных очках Даню и рассказала о его неизлечимой болезни. Я бы сказала им, что они совершат поистине богоугодное дело, если отдадут моему сыну глаза их погибшего ребёнка, которого они ещё даже не успели оплакать. И пока эти родители не успели ответить мне отказом, я бы поспешно добавила, что органы их ребёнка спасут жизни ещё троих или даже четырёх нуждающихся в них детей, и их погибшее чадо продолжит жить не только в моём сыне, но и в других невинных детях.

Я бы сказала этим родителям, что, увидев счастье в светящихся глазах вновь обретших здоровье детей и их благодарных родителей, они бы вскоре обрели исцеляющий душу мир и покой, зная при этом, что нелепая смерть их любимого ребёнка имела высший смысл. А затем, испытывая муки совести, я бы кротко добавила, что всё это может стать реальным только, если они как можно скорее доставят бездыханное тело их ребёнка в больницу, где опытные врачи бережно вынут из него подходящие для донорства органы, пригодность которых для трансплантации ограничена считанным количеством часов.

Осознавая, насколько жутко и бесчеловечно звучат все эти слова в моей голове, я виновато опустила глаза и в очередной раз разочарованно взглянула на свой телефон. Какой бы неисправимой эгоисткой и любящей своего сына матерью я ни была, это не изменит того чудовищного факта, что для того, чтобы Даня мог сохранить зрение, его ни в чём не повинный сверстник должен умереть. Эта трагедия морально сломит родителей погибшего ребёнка и принесёт в их жизнь невообразимое горе, однако вместе с тем вернёт толику утраченного счастья в нашу осиротевшую со смертью Олега семью, чего я всем сердцем желаю и в чём более всего на свете нуждаюсь.

Другой ребёнок погибнет или Даня навсегда ослепнет. Третьего не дано, поэтому, что бы ни произошло, это неизбежно обернётся тем, что кто-то будет мучительно страдать до конца своей жизни, и ни я, ни кто другой не в силах этого предотвратить.

– Заказ ещё не принесли? – неожиданно возникла у нашего столика Лиза и вырвала меня из плотно переплетённого клубка гнетущих мыслей.

– Ещё нет, – ответила я присевшей рядом с Даней дочери. – Как покаталась?

– Неплохо, но на катке слишком много людей, поэтому особо не разгонишься, – констатировала Лиза и взглянула на младшего брата. – Что смотришь?

– Ты знала, что сила гравитации чёрной дыры настолько велика, что искажает вокруг себя пространство и притягивает любую материю, включая фотоны света? – нехотя оторвавшись от экрана своего телефона, ответил вопросом на вопрос сестры Даня.

– Так это каждый знает, – с невозмутимым видом сказала Лиза, словно втайне от меня и брата изучала всю сознательную жизнь природу чёрных дыр во Вселенной.

– Допустим, – недоверчиво заметил Даня и слегка поправил на носу свои чёрные очки. – А ты знала, что в центре Млечного Пути есть сверхмассивная чёрная дыра, удалённая от Земли на целых 26.000 световых лет, масса которой составляет от двух до пяти миллионов масс нашего Солнца?

– А есть в твоём видео что-нибудь про белые дыры? – оставив без ответа очередной скучный вопрос младшего брата, решила поставить его в тупик Лиза.

– Астрофизики полагают, что раз во Вселенной есть чёрные дыры, то в ней должны быть и белые, которые не притягивают, а наоборот отталкивают материю, но пока существование таких дыр не доказано, – пожал плечами мой сын.

– Ну, раз не доказано, у тебя впереди ещё целая жизнь, чтобы это доказать.

Сочтя высказанное старшей сестрой замечание весьма достойной целью для земного бытия разумного индивидуума, Даня согласно кивнул Лизе и перевёл с неё взгляд на подошедшую к нашему столику с круглым подносом официантку.

– Пицца! – воодушевлённо воскликнул мой сын и погладил себя по животу под белой надписью NASA на свитере, пока молодая официантка разместила между четырьмя тарелками большой поднос с нарезанной кусочками пиццей с сыром и пепперони, а также тремя молочными коктейлями и бутылкой воды.

– Приятного аппетита, – улыбнулась девушка детям и направилась к другим гостям семейного ресторана.

– Пицца?! – недоумённо спросила Лиза, с ужасом глядя на меня своими карими, как у брата глазами, мысленно подсчитывая количество калорий, которые может себе позволить, дабы не поправиться и остаться способной исполнять свои сложные прыжки на льду.

– Один рождественский кусочек пиццы вряд ли навредит твоей стройной фигуре, – виновато улыбнулась я дочери, памятуя о том, что сумела затащить её сегодня в «Акрополь» лишь благодаря расположенному в нём ледовому катку, а Даню – обещанием большой и вкусной пиццы по его выбору.

Лиза с предубеждением взглянула на лежащую перед ней на столе калорийную бомбу и, частично обезвредив её перекладыванием с одного куска пиццы тонких кружочков пепперони на рядом лежащий кусок, откусила крохотный ломтик от покрытого расплавленным сыром теста. Решив, что манящий кусок пиццы с двойной порцией пепперони предназначался ему, Даня заботливо свернул его в трубочку и поместил себе в рот, зная, что следить за калориями ему ни к чему.

К счастью, мой сын унаследовал от Олега хороший метаболизм, поэтому, даже кушая за двоих, не имел лишнего веса и был на полголовы выше Лизы. Еда была для Дани настоящей отдушиной, помогая ему справляться с тщательно скрываемым от всех страхом навсегда потерять зрение. Однако каждое утро я видела этот страх в застланных непроглядной пеленой глазах моего сына, прежде чем лишняя влага испарялась с роговицы Даниных глаз, и он снова мог видеть. Я почти физически ощущала глубоко проникший в душу моего мальчика первобытный страх и ужасно боялась того, что именно сегодня наступит тот самый день, когда из-за полной деградации эндотелиальных клеток в роговице зрение к Дане уже никогда не вернётся.

Поэтому для нас обоих было настоящим чудом и большим облегчением, когда каждое утро спустя несколько мучительно долгих часов плотная туманность перед глазами Дани рассеивалась, и он снова мог смотреть на окружающий мир чётким и сфокусированным взглядом. Уже два года мы изо дня в день жили с этой страшной и неизлечимой болезнью, и каждый день я молила Всевышнего о том, чтобы Он подарил моему сыну донорскую роговицу, прежде чем станет слишком поздно.

И если свой страх ослепнуть Даня заедал большим количеством вкусной и не самой полезной еды, которая пока не откладывалась на его боках благодаря хорошей папиной генетике и растущему организму, то я преодолевала свои страхи ежедневной дозой антидепрессанта. Двадцать миллиграмм содержащегося в нём ингибитора обратного захвата серотонина меняли химию в нейронах моего мозга и позволяли противостоять депрессии, которая лишь усилилась после недавней смерти мужа. Антидепрессант делал меня вялой и сонливой, однако этой без волшебной таблетки я пребывала в полной апатии и не могла подняться с постели, чтобы позаботиться о себе и детях.

Внезапная смерть Олега настолько надломила меня, что мир вокруг внезапно лишился всех своих красок и погрузился в тишину, которая лишь усугублялась короткими зимними днями с низко висящим над головой грифельным небом и царящей за окном большую часть суток темнотой. Поэтому искусственное повышение настроения с помощью антидепрессанта было для меня отнюдь не прихотью, а острой необходимостью в выживании и сохранении способности держаться на плаву.

Так мы и жили с детьми последние полгода. Я сидела на таблетках и соблюдала с Лизой её спортивную диету с полным отказом от мучного, низким содержанием жиров, соли и сахара, а также большим количеством зелени, овощей, рыбы, белого мяса и сложных углеводов. Даня же в плане еды ни в чём себе не отказывал и проводил большую часть свободного от школы времени в своей комнате, делая уроки за себя и сестру, а также читая энциклопедии, смотря научные передачи и собирая из ЛЕГО звездолёты.

Последнее время мой сын увлёкся изучением ближнего космоса и стал грезить о пилотируемом полёте на Марс, для чего собирался построить космический корабль, который доставил бы его на красную планету со всем необходимым для терраформирования оборудованием. Я не стала вставать на пути у детских фантазий Дани, понимая, что его желание покинуть Землю во имя создания обитаемых условий жизни на Марсе было вызвано стремлением моего мальчика пережить смерть отца и сбежать от пугающей реальности. Будучи ребёнком, Даня оказался не в силах придумать ничего лучше для оживления своего опустошённого смертью папы мира, чем оставить Землю ради мёртвой красной планеты, которую пожелал наполнить жизнью, вернув тем самым к жизни самого себя. Понимая это, я не жалела денег на дорогие конструкторы для новых звездолётов Дани, надеясь, что их возведение поможет моему сыну пережить это тяжёлое время без приёма искусственно изменяющих химию мозга лекарств, которые вынужденно принимала я.

Что касается Лизы, то её аналогом антидепрессанта являлся лёд с многочасовыми тренировками до полного изнеможения, не оставляющими моей дочери времени и сил на уныние и хандру. Смерть отца сделала Лизу более замкнутой и отстранённой от школьных товарищей и тысяч подписчиков в социальных сетях. Моя девочка практически перестала выкладывать свои свежие фото в интернет и полюбила, подобно брату, коротать долгие зимние вечера в своей комнате, часами слушая в наушниках любимую музыку.

Когда несколько недель назад Лизе торжественно вручали на полной зрителей ледовой «Арене Рига» первую в жизни моей дочери золотую медаль за победу над двадцатью фигуристками одиночницами не старше двенадцати лет, Лиза не скрывала своих слёз. И пусть другие фигуристки и их родители думали, что заслуженно стоящая на верхней ступени пьедестала Лиза плачет от переполняющего её счастья, я была единственной, кто знала, что моя дочь проливала слёзы от душевной боли по любимому отцу, посвящая ему свою победу, которую Олег так и не увидел.

Замкнутые в своих переживаниях, каждый из нас провёл последние шесть месяцев в одиноких застенках своих комнат, почти не разговаривая друг с другом и не выбираясь за пределы нашей квартиры, чтобы отдохнуть, как мы прежде делали всей семьёй каждые выходные с Олегом. Понимая, что ни к чему хорошему это в итоге не приведёт, и нам необходимо хоть изредка бывать на людях, чтобы быстрее вернуться к нормальной жизни, я с большим трудом сумела выманить сегодня детей в «Акрополь», заманив в него Лизу всесезонной ледовой ареной, а Даню сырной пиццей с пепперони.

И вот мы сидим втроём за столиком семейного ресторана, слушаем доносящуюся из пластиковых колонок над нашими головами рождественскую музыку и едим остывающую пиццу, изображая из себя самую обычную семью, не отличающуюся от тех, что сидят рядом с нами за соседними столами. И пусть пока это получается у нас не слишком убедительно, это всё же лучше, чем безвылазно сидеть зимними вечерами дома и пассивно ждать, что наша жизнь сама собой наладится, и мы вскоре соберёмся в гостиной нашей квартиры, чтобы посмотреть новую новогоднюю комедию или очередные «Звёздные войны». Знаю, как раньше уже не будет, однако в этот субботний вечер накануне католического Рождества мы смогли преодолеть самих себя и сделали маленький шажок на пути к нашему душевному исцелению, сколько бы времени оно в итоге у нас не заняло.

Спустя четверть часа Лиза склевала два очищенных ею от пепперони кусочка пиццы, в то время как я съела на один кусок больше дочери, а Даня расправился с четырьмя кусками, после чего мы приступили к молочным коктейлям. Когда и вкусные напитки благополучно остались на дне пустых стаканов, мы с детьми встретились глазами, и я приступила к выполнению нашего семейного ритуала. В полной тишине я взяла последний кусок пиццы и переложила его в пустую тарелку рядом с моей, после чего налила из бутылки немного воды в чистый стакан. Затем мы взялись с Лизой и Даней за руки и, закрыв глаза, я начала тихо шептать молитву о небесном упокоении души Олега.

Подобным образом мы с детьми ежедневно почитали за трапезой память Олега, показывая друг другу и самим себе, что помним главу нашей семьи и не собираемся забывать его, оставляя в неумолимо стирающемся со временем из памяти прошлом. Данный ритуал за столом не только объединял меня с Даней и Лизой переживанием общего горя, но и разделял его на троих, помогая смягчить живущую в сердце каждого из нас боль. Уверена, всем нам это было крайне необходимо, особенно мне, поскольку вся ответственность за детей со смертью мужа легла на мои хрупкие плечи, и я боялась не выдержать эту ношу, учитывая моё психологическое состояние.

Завершив молитву, я открыла глаза и тут же вздрогнула от неожиданности, увидев её мрачно стоящей надо мной у стола. Женщина в чёрном траурном платье, длинных чёрных перчатках по локоть и непрозрачной вуалью, покрывающей лицо женщины до губ, пугающе возвышалась надо мной и взирала на меня из-под своей вуали. За долгие годы, что моя тёмная попутчица неотступно преследовала меня, то и дело внезапно возникая передо мной, когда я меньше всего этого ожидала, я так и не научилась спокойно её воспринимать, хотя у меня было для этого более чем достаточно времени. Я понимала, что женщина в чёрном существует лишь в моей голове, поэтому никогда не рассказывала о ней мужу и детям, чтобы не тревожить их своими видениями, свойственными душевнобольным людям. За последние пятнадцать лет я просто свыклась с неотъемлемым существованием моей тёмной попутчицы, которая напоминала своим появлением о совершённых мной прежде ошибках, и считала женщину в чёрном исключительно своей ношей и проклятием.

– Всё хорошо? – спросила меня Лиза, заметив, как я неожиданно вздрогнула.

– Да, – солгала я дочери и отпустила ладони детей, после чего встала из-за стола и разгладила руками свои серые брюки и тёплую водолазку.

Как только мы с Даней и Лизой надели висящие на спинках стульев зимние куртки с меховой подкладкой, я оставила на столе наличные за обед и направилась с детьми к выходу из ресторана. Всем своим существом я ощущала, как оставшаяся неподвижно стоять у стола женщина в чёрном провожала меня неотрывным взглядом. Однако, ни разу не оглянувшись назад, я лишь нервно сглотнула, сморгнула выступившие на глазах слёзы и оставила свою тёмную попутчицу позади.

Спустя минуту я уже шла с детьми по просторным коридорам украшенного рождественской иллюминацией торгового центра, напоминающего круизный лайнер, и, найдя глазами нужный магазин, подвела детей к ларьку с пряничными человечками. Купив две коричневые фигурки улыбающихся человечков, покрытых разноцветной глазурью, я вручила их Дане и Лизе, после чего оставила детей у ларька, а сама зашла в расположенный рядом с ним пиротехнический магазин. После недолгих поисков я взяла с одного из стеллажей квадратную коробку китайских фейерверков с тридцатью шестью залпами, оплатила её на кассе и вышла с покупкой к ожидавшим меня детям.

– Большая хлопушка, – заметила Лиза, с интересом разглядывая в моих руках увесистую коробку. – Такая будет греметь в небе не меньше минуты.

– Можно я сам запущу её во дворе нашего дома на Новый Год? – обратился ко мне Даня, спешно доев пряничного человечка сестры, которого та любезно отдала брату, решив, что ей уже хватит на сегодня калорий.

– Только под моим присмотром, – ответила я сыну и, заметив мелькнувшую на его лице ухмылку, направилась с детьми к центральному выходу из «Акрополя».

Пока мы неспешно шли к дверям торгового центра, я с грустью думала о том, что это будет первый Новый Год, когда мы будем запускать с детьми фейерверки без Олега. Последние десять лет именно он покупал для нас все фейерверки и, выходя всей семьёй в новогоднюю ночь во двор нашего дома, с подобными нам любителями пиротехники, мы честно вносили свой вклад в нестихающие в полуночном небе в течение часа взрывы ярких разноцветных огней. Это была наша ежегодная семейная традиция, которую мы неизменно совершали вместе, и я решила не нарушать её в этот год, надеясь, что запуск фейерверков добавит моим детям в предстоящую новогоднюю ночь праздничного настроения. Я даже собиралась сделать Дане и Лизе новогодний стол и испечь детям праздничный торт, чтобы мы встретили этот Новый Год так, как привыкли делать это раньше.

И пусть минувший год оказался для нас трагичным, мы не имеем права унывать и должны двигаться вперёд, с надеждой загадав под бой курантов свои заветные желания, даже если далеко не всем из них будет суждено сбыться. Незыблемая вера людей в то, что следующий год окажется лучше предыдущего и принесёт с собой вместо новых бед и потерь неиссякающую радость, счастье и добро воодушевляет и придаёт сил двигаться дальше, и эта вера в лучшее именно то, в чём мы с детьми сейчас нуждаемся.

– Это что, тоже фейерверки?! – удивлённо спросила меня Лиза, указав рукой на вечернее небо, как только мы вышли из «Акрополя» на плотно заставленную машинами парковку торгового центра.

Подняв голову и увидев в затянутом серыми облаками небе россыпь жёлто-зелёных изогнутых дуг с разливающимися по ним волнами яркого света, я поначалу и, правда, решила, что эти красивые разноцветные всполохи на небе вызваны рождественскими фейерверками. Однако ни одного взрыва от запусков последних не было слышно, и на просторной парковке «Акрополя» не было видно никаких людей с коробками фейерверков, подобными той, что я держала в руках.

– Ты что, никогда раньше не видела северного сияния? – обратился к старшей сестре Даня после так, как снял на улице свои тёмные очки и поместил их в куртку.

– Что такое северное сияние и где я, по-твоему, должна была его видеть, пропадая днями напролёт в школе или на льду? – ответила брату вопросом на вопрос Лиза.

– Северное сияние – это свечение в верхних слоях атмосферы, вызванное взаимодействием магнитосферы Земли с потоком заряженных частиц солнечного ветра, которые устремляются из солнечной короны в окружающее космическое пространство со скоростью до тысячи километров в секунду.

– И как долго оно длится?

– Каждый раз по-разному, но в основном от нескольких минут до двух дней.

– Значит, это яркое волшебство может сиять на небе целых два дня? – обрадовалась Лиза и достала из кармана зимней куртки свой телефон. – Надо бы запечатлеть это северное сияние на память и выложить его в социальные сети.

Пока моя дочь увлечённо снимала на телефон вместе с десятками других людей на парковке покрывшие собой небеса всполохи северного сияния, я поймала себя на мысли, что и сама никогда прежде не видела это природное явление вживую, будучи удивлена его неожиданному появлению в вечернем небе Риги. Большую часть зимы небо в столице было плотно затянуто низко висящими над головой грифельно-серыми облаками, что давило мне на психику, равно как и замёрзшая почва под ногами, голые деревья, напоминающие прошедших курс химиотерапии онкобольных, и слишком рано наступающая на улице темнота.

Даже снег в Риге выпадал за последние десятилетия лишь в отдельные годы, и латвийская зима редко баловала людей снежным покровом и трескучими морозами. Вот и на этот раз, хотя мокрый снег в столице почти ежедневно выпадал с конца ноября, он тут же таял из-за застывшей на уровне нуля температуры воздуха. Поэтому, едва успевавшая покрыть собой тонким слоем мрачные улицы города снежная красота мгновенно испарялась, оказываясь совершенно нежизнеспособной. На протяжении всего декабря вялотекущая зима в Риге так и не смогла должным образом заявить о своих правах, и мне с горечью приходилось ежедневно лицезреть всюду тающий снег, обнажавший под своим хрупким покровом угнетающую серость и черноту города. Поэтому, увидев неожиданно озарившее ныне свинцовое небо столицы яркое северное сияние, я очень обрадовалась столь редкому для Риги небесному явлению, и мне отчаянно захотелось, чтобы оно продлилось, как можно дольше, создавая собой воцарившуюся на вечернем небе атмосферу праздника.

После того как я поместила коробку с фейерверками в небольшой багажник своего «Мини Купера», я, наконец, смогла расслабить руки и хорошенько рассмотреть безраздельно заполнившее собой небо северное сияние. Все эти ярко переливающиеся волны жёлто-зелёного света, конца и края которым не было видно, выглядели, словно на ожившей картинке из волшебной детской сказки, и невольно вынудили меня ощутить себя мелкой рыбёшкой, которая впервые оторвала глаза от однообразного океанического дна и неожиданно осознала величие окружающего её мироздания. Я, конечно, не столь хорошо разбиралась в заряженных фотонах солнечного ветра, как мой сын, но и без научных знаний была вполне способна оценить красоту дышащего космической жизнью северного сияния и искренне радовалась тому, с какой лёгкостью это небесное явление смогло вызвать на лицах моих детей восторженную улыбку.

Следующие полчаса, что мы ехали с Лизой и Даней домой по широкой улице Краста, застроенной супермаркетами, торговыми центрами и крупнейшим в Риге центром общественного питания и отдыха «Лидо», а затем пересекали по украшенному рождественской иллюминацией Вантовому мосту тёмные воды Даугавы, мои прильнувшие к окнам машины дети завороженно смотрели в небо. Когда я выехала у ботанического сада на длинную улицу Юрмалас гатве, которая соединяла воедино три района Риги, мы вскоре добрались до Иманты, и я с удовлетворением заметила через лобовое стекло, что огни северного сияния столь же ярко светят и в нашем районе.

Площадью в девять тысяч квадратных метров и населением в пятьдесят тысяч человек Иманта при этом компактно располагалась на левом берегу Даугавы, в западной части Риги, и напоминала сверху окружённую сосновым лесом лошадиную подкову с лесопарковой зоной в её сердцевине. Разделённый архитектурной мыслью на пять равномерных частей район с сотнями многоквартирных и частных домов, торговыми центрами, гипермаркетами, магазинами стройматериалов, сантехники и мебели, а также десятью школами и детскими садами, походил на небольшой город и являлся одним из крупнейших спальных районов столицы.

Остановившись на светофоре у въезда в первую часть Иманты, я заметила стоящий на остановке по левую от меня сторону низкопольный трамвай, немалая часть пассажиров которого везла купленные в различных магазинах новогодние подарки. Я повернула голову направо и взглянула на светящуюся вывеску крупнейшего в Иманте торгового центра «Дамме», в котором планировала подыскать завтра детям подарки, а также закупиться продуктами на следующую неделю и всевозможными вкусностями для новогоднего стола. Затем я перевела взгляд на приборную панель «Мини Купера» и заметила, что температура воздуха на улице в кои-то веки приобрела отрицательное значение, что гарантировало сохранение тонкого снежного покрова, после чего услышала звуки клаксонов стоящих передо мной автомобилей и подняла глаза.

– Что случилось? – обратилась ко мне с заднего сиденья Лиза. – Куда пропал свет?

– Странно, – промолвил сидящий рядом с сестрой Даня. – Может быть, авария?

Обернувшись по сторонам, я увидела, что ещё пару мгновений назад хорошо освещённый изнутри трамвай погрузился в кромешную тьму, равно как и расположенные за ним у дороги дома и торговый центр справа. Светофорное табло впереди так же было чёрным, как смоль, и находящиеся передо мной автомобили многоголосно сигналили водителям замерших у погасшего светофора машин. Единственным источником света на улице оставалось жёлто-зелёное зарево северного сияния в декабрьском небе вечерней столицы.

– В Риге иногда случается аварийное отключение электричества, но свет всегда появляется в течение нескольких часов, – ответила я детям, пытаясь найти логичное объяснение происходящему.

– И как же мы доберёмся до нашего дома без светофоров? – спросила меня Лиза.

– Не спеша и осторожно, – сказала я и медленно поехала за тронувшимися, наконец, передо мной машинами. – До дома осталось меньше километра.

Проехав по Курземскому проспекту мимо объятых тьмой жилых пятиэтажек с одной стороны дороги и ряда массивных торговых центров с другой, я проводила напряжённым взглядом габаритные огни последовавших далее по проспекту машин и свернула на ближайшем перекрёстке налево, резко ударив по тормозам от внезапного крика Дани: – Осторожно, машина!

Далее я, будто в замедленной съёмке остросюжетного кино, увидела пронёсшийся перед нами на высокой скорости автомобиль, который направлялся к выезду из Иманты, и нервно сглотнула, вцепившись пальцами в рулевое колесо.

– Спасибо, – с облегчением выдохнула я, поблагодарив своего сына, и отметила про себя, что по приезду домой мне нужно ненадолго вздремнуть, чтобы восстановить нарушенную утренним приёмом антидепрессанта реакцию внимания.

Будучи полностью сосредоточена на тёмной дороге впереди себя, я не заметила на повороте внезапно выскочивший на нас автомобиль, который едва не врезался в правый бок компактного «Мини Купера» лишь благодаря тому, что Даня вовремя заметил опасность. Внимательно посмотрев на этот раз по сторонам, я продолжила движение и выехала на небольшую улицу Бебру с расположенными по обеим её сторонам частными двухэтажными домами, чёрные глазницы погасших окон которых неприветливо глядели нам с детьми вслед. Наученная приобретённым на прошлом повороте опытом, я заранее притормозила в конце улицы и, убедившись, что на дороге слева от меня не было видно света фар других машин, повернула направо, выехав на дугообразный бульвар Анниньмуйжас, который располагался в самом сердце Иманты и заключал в себя сосновый лесопарк.

– Вот мы и дома, – радостно сказала я детям через пару сотен метров, увидев справа от себя расположенную у дороги пятёрку узких пятнадцатиэтажек с панорамными окнами и застеклёнными балконами.

Далее я свернула с широкого бульвара на разделённую посредине колеями трамвайных путей улицу Даммес и, повернув к высоткам, заехала на подземную парковку нашего дома, где заняла свободное место у одной из стен, бетонные сваи которой соединяла металлическая решётка.

– Мы сделали это! – победно воскликнула Лиза, как только я заглушила мотор «Мини Купера».

– Хоть и едва не попали в страшную аварию, – пробурчал Даня, выбираясь из машины.

Проветриваемая со всех сторон парковка дома встретила нас лёгким морозцем и зловещей тишиной, поэтому, не теряя времени, мы спешно покинули её с детьми и подошли по выложенной брусчаткой дорожке к металлической двери нашего дома. Затем я вытащила из кармана брюк электронный чип и по привычке поднесла его к домофону, чтобы открыть дверь, и лишь спустя какое-то время вернула чип обратно в карман, поняв, что входная дверь дома обесточена, как и весь район.

– Надеюсь, свет скоро починят, и нам не придётся долго сидеть дома в темноте, – сказала я, заходя с Даней и Лизой в открытую дверь, в тревожном осознании того, что без электричества в наш дом может зайти с улицы любой желающий.

– Доброго вам вечера, Ольга Сергеевна! – внезапно обратился ко мне из темноты вестибюля многоэтажного дома пожилой консьерж, ослепив меня слепящим светом своего фонарика. – Простите за доставленное неудобство. Приходится светить в лицо каждому входящему в дом человеку, дабы убедиться, чтобы не проскочил кто чужой.

– Конечно, – понимающе ответила я Матвею Алексеевичу после того, как он опустил массивный фонарик и осветил им выложенный кафельной плиткой пол перед нашими с детьми ногами.

– Другие жильцы говорят, что света нет не только в нашем доме, но и соседних зданиях, – доложил мне консьерж, казалось, ожидая от меня подтверждения полученной им информации.

– Похоже, что обесточена вся Иманта, но аварийные службы должны вскоре восстановить энергоснабжение в районе, – ответила я мужчине.

– Хорошо бы эти службы и интернет с мобильной связью починили, – тяжело вздохнул консьерж.

– О чём это вы? – удивилась я и тут же почувствовала, как по моей спине пробежал неприятный холодок.

– Так с отключением света в доме перестали работать не только камеры наблюдения и лифт, но и интернет с телефонной связью. Сначала я подумал, что проблема только у нас, и решил вызвать электрика, но так и не смог до него дозвониться.

Не поверив на слово пожилому консьержу, я взволнованно вытащила из куртки телефон и попыталась зайти в интернет, однако надпись на открывшейся странице браузера сообщила о том, что соединение в данный момент недоступно.

– Ерунда какая-то, – негодующе пробурчала я себе под нос, после чего набрала номер Лизиного телефона и увидела на экране, как мой вызов был спешно завершён ещё до соединения. – Лиза, попробуй мне позвонить.

Моя дочь послушно вытащила из куртки свой телефон и набрала мой номер, однако результат её звонка оказался аналогичным моему.

– Вызов завершён, – подытожил вслед за нами Даня, которому так же не удалось дозвониться мне или сестре. – И интернет соединения тоже нет.

Поняв, что оставаться далее в тёмном вестибюле не имеет смысла, я пожелала Матвею Алексеевичу успешной вахты и направилась с детьми к ведущей на лестницу двери, поскольку лифт не работал. Однако только я успела открыть дверь, как на меня внезапно выскочил из темноты кто-то высокий и коренастый, едва не сбив меня с ног.

– Осторожнее! – испуганно воскликнула я и машинально отступила назад.

– Извините, – промычал мне в ответ подростковый голос, в котором я тут же узнала четырнадцатилетнего сына своих соседей по лестничной клетке.

– Ты бы не носился, как угорелый, Илья, особенно по такой темени, – обратился к парню консьерж, осветив лицо молодого человека ярким светом фонарика.

– Постараюсь, – криво улыбнулся подросток, обнажив скованные брекетами зубы, после чего прошмыгнул мимо меня с детьми и спешно направился к выходу из обесточенного дома.

– И куда это ты собрался на ночь глядя? – крикнул Матвей Алексеевич в спину долговязого парня, прежде чем тот успел открыть металлическую дверь. – Ты ведь не хочешь, чтобы родители о тебе волновались?

– Они пробудут до вечера в гостях, а сейчас ещё детское время, чтобы сидеть дома без электричества и всего остального, – попытался оправдаться перед консьержем Илья и взглянул на меня в поисках понимания. – Схожу пока к живущим по соседству друзьям.

– Не засиживайся только допоздна, чтобы по возвращению домой родители не ломали голову, где тебя искать, не сумев до тебя дозвониться, – сказала я юноше, благоразумно решив занять сторону Матвея Алексеевича.

– Ладно, – пожал плечами подросток и юркнул в следующее мгновение в открытую им дверь, скрывшись в уличной темноте.

Оставив пожилого консьержа в вестибюле, я включила на своём телефоне фонарик и, освещая им путь, стала осторожно подниматься с детьми по ступеням лестницы.

– Хорошо, что мы живём на третьем, а не на пятнадцатом этаже, – с облегчением произнёс Даня, впервые на моей памяти поднимавшийся по лестнице, а не на лифте.

– Физические нагрузки полезны для здоровья, – ответила я сыну, будучи уверена, что преодоление пары лестничных пролётов пойдут Дане только на пользу.

– Особенно после такого сытного обеда, – добавила Лиза, желая подколоть своего младшего брата.

– Да я съел всего четыре куска пиццы и полтора пряничного человечка, – возразил сестре Даня, поднимаясь вслед за мной по освещаемым лучом фонарика ступеням.

– И выпил большой молочный коктейль, – не унималась Лиза.

– Ты тоже его выпила и съела два куска пиццы с половиной человечка, – попытался осадить сестру Даня. – Ты ведь понимаешь, что теперь тебе придётся до Нового Года сидеть на строгой диете, чтобы не выглядеть на льду толстой коровой.

– Я не толстая, – возразила Лиза и тут же смерила взволнованным взглядом свою стройную фигурку в облегающей зимней куртке.

– Это тебе так только кажется, – ехидно хмыкнул мой сын за мгновение до того, как я открыла перед детьми деревянные двери третьего этажа, и мы благополучно вышли на лестничную площадку, оказавшись у нашей квартиры.