Читать книгу Люди как боги (сборник) - Сергей Александрович Снегов, Сергей Снегов - Страница 32

Мы вышли на поляну и сели на скамейку. Ходить с Фиолой не очень удобно: она неспособна ковылять по-человечески, а мне за ней не угнаться. Зато с ней хорошо сидеть, от нее исходит приятная теплота: вегажители, как и мы, теплокровны.

Над поляной раскрылось ночное небо. Луна погасла, и звезды пылали чисто и напряженно (на Оре они ярче). Фиола глядела на Вегу. На Земле я часто любовался прекрасной Вегой, а здесь просто пришел в восторг – такая она великолепная. Фиола попросила указать наше Солнце, я поинтересовался, какое созвездие ей больше нравится. Я с волнением ожидал ответа. Созвездия на Оре не похожи на земные, но Большая Медведица, Кассиопея, Орион, измененные, и здесь прекрасны – я боялся, что она покажет на них.

Но Фиола обратила светящиеся глаза на параллелограмм, отчеркнутый Фомальгаутом, Альтаиром, Арктуром, Сириусом и Капеллой. В центре его сияли три малозаметные, дорогие моему сердцу звездочки – Поллукс, альфа Центавра и Солнце.

– Ты хорошо выбрала, – сказал я торжественно. – Мы оттуда, Фиола. – Я показал на Солнце.

Она удивилась, что Солнце маленькое. Я ответил, что просто оно очень далеко. Фиола задумалась.

– Вы могущественны, люди, – сказала (вернее, просветила и пропела) она. – Когда вы опустились на нашу планету, некоторые решили, что вы божества, так сверхъестественно было ваше появление.

– Теперь вы, однако, понимаете, что мы обыкновенные существа? Не лучше вас.

Она покачала головой, глаза ее засверкали сумеречно и влажно. Задумываясь, она становилась похожей на опечаленного ребенка.

– Во многом вы даже хуже нас. Вместе с тем вы безмерно нас превосходите.

Я попросил объяснения. Отныне мы были способны беседовать на любые темы. Вскоре я убедился, что легко разбираю лишь простые понятия, а сложные мысли ей приходилось повторять по два-три раза. Она начала с того, что при первом знакомстве люди кажутся беспомощными.

– Вы неповоротливы, неспособны к быстрым движениям. И может быть, самое главное: вы жизнедеятельны лишь в узком интервале условий, чуть измени их – вы погибаете. Вы не переносите ни жары, ни холода, ни разреженного воздуха, ни больших давлений, ни жестких излучений, ни длительного голода, ни жажды, ни перегрузок. Выбрось любого из вас без орудий и машин во внешний мир – что с вами будет? Даже средства общения у вас до удивления несовершенны: речь груба и медленна, прямой передачи мысли вы не применяете. Спектр существования людей настолько узок, что трагически превращается в линию – жизнь человека висит на этой линии, как на волоске. Мы во многом совершеннее вас. Хоть мы и предохраняемся от жестких излучений нашего безжалостного светила, зато мы легко дышим и при одном, и при сорока процентах кислорода, переносим стоградусную жару и стоградусный холод, понимаем друг друга без звуков и цветов (они лишь сопутствуют прямой передаче наших мыслей), мы не тонем в воде, месяцами живем без пищи и питья, не умираем, если не поспим неделю. И каждый из нас хранит в мозгу все знания, накопленные обществом, поэтому мы не нуждаемся в справочных машинах. Вот каковы мы – и каковы вы. Когда знакомишься с вами, поражаешься, что вы, такие беспомощные, все же существуете, что вы не погибли на заре своей истории.

– Это потому, что мы заставили наши недостатки служить нам. Наше могущество – оборотная сторона наших слабостей.

– Да, – сказала Фиола, – ваше величие – продолжение ваших слабостей. Это второе, чему в вас поражаешься. Вам опасны колебания температуры – вы защитились от них одеждами, помещениями, генераторами тепла. Вам страшно падение кислорода в воздухе, вы не переносите разреженности – вы придумали скафандры. Без еды и питья вы не способны жить – вы берете их с собой, умеете изготавливать из любых веществ. От перегрузок вы защищены силовыми полями, те же поля преодолевают невесомость, создавая единственно устраивающие вас узенькие условия тяготения, лишь случайно выпадающие в разнообразии Вселенной. У вас плохая память – вы безгранично расширили ее запоминающими устройствами. У вас немощные мускулы – вы усилили их чудовищно мощными машинами. Мысль ваша замедленна, словесные средства ее выражения примитивны, понимание чужих слов отсутствует – вы преодолеваете эти врожденные недостатки дешифраторами, за вас работают невероятно точные и быстрые механизмы. И хоть сами вы не способны быстро передвигаться на своих слабых, неудачно сконструированных природой ногах, зато вы создали космические машины, далеко обгоняющие самого быстрого мирового бегуна – свет. И так во всем, так во всем, Эли! Вы отыскиваете слабые свои места, беспредельно усиливаете их механизмами – и несовершенства ваши обращаются в преимущества. Без своих изобретений вы до ничтожества жалки, с ними – непостижимо велики. Беспомощные перед каждой стихией природы, вы одновременно самая величественная из ее стихий. Во Вселенной нет более могучей силы, чем вы, маленькие, неповоротливые люди. И хоть это не главное, чему следует у вас удивляться, – как все же не удивиться?

– Хорошо, – сказал я. – Мне нравится твоя речь о недостатках и достоинствах людей. Но чему же ты больше всего удивляешься в нас, если не могуществу?

– Сразу видно, что люди – примитивны. Как засияли твои глаза! Ты тщеславен. Ты заранее радуешься, что тебя похвалят – неважно за что, лишь бы похвалили.

Это было беспощадно метко, я покраснел.

Фиола смотрела на меня с улыбкой. Ее глаза освещали меня и мрак в саду. Она была дьявольски умна, эта божественно прекрасная девушка, мне становилось не по себе. И она не была человеком, а меня томило человеческое, чересчур человеческое! Земных девушек обнимают и целуют, шепчут им ласковые слова – такова наша человеческая любовь, примитивная, как мы, а что требуется совершенным звездожителям?

Фиола разобралась в моем молчании, вероятно, лучше, чем я. Глаза ее быстро меняли цвет, голос пел звучно и мелодично. Если бы я не старался проникнуть в смысл пения, я бы просто наслаждался им, как музыкой.

– Что ты замолчал? – спросила Фиола. – Или тебя не интересует, чем вы удивительны?

– Нет… то есть да, интересует! Чем?

– Своей добротой. Вы покоряюще добры, милый мой человек Эли.

Я немного приободрился. Правда, я мог бы кое-что рассказать о случаях, когда мы злы, но не хотел. Мнение Фиолы было мне приятно.

– Мощь поднимается над мелочами, величие выше частностей – таков закон природы. Звезде безразлично, что ее радиация поддерживает жизнь одних живых существ и убивает других. А люди нарушают этот закон природы. Их мощь не слепа, она разрушает и создает планеты – ради жизни. Когда первые люди опустились к нам, нас охватил ужас, мы ждали гибели. Но люди помогли нам защититься от летнего избытка радиации, от зимних жестоких морозов. Они построили экранирующие помещения – и теперь в жару не надо прятаться под деревьями. И мы уже не страдаем от холода, когда планета зимой уходит от Веги: нас согревает искусственное красное солнце. Многие думают, что люди прибыли лишь затем, чтобы помочь нам, иной цели в их прибытии нет, – разве это не удивительно? Во время перелета с Веги на Ору нам говорили: «Здесь все для вас». На Оре люди твердят: «Наша обязанность – создать вам наилучшие условия». Вот каковы люди! Они считают помощь иным существам своей обязанностью – что может быть выше?

– А разве вы сами не поступили бы так? Скажем, прилети вы на другую звезду…

– Не знаю. На планетах Веги жизнь нелегка, а ваших механизмов мы не имеем. Боюсь, мы всюду заботились бы прежде всего о себе. Вот ночью ты пришел без предупреждения, и все испугались тебя, Эли, а когда я приблизилась, нас хотели разъединить. Но я сижу с тобой, и мне хорошо. Это так прекрасно, что существуете вы, люди!

Она проникновенно сияла, пение ее хватало за душу. В этот момент я чувствовал себя представителем человечества, я гордился, что людей любят.

И я с негодованием вспомнил, что Ромеро презрительно отзывался об искусственном солнце, за которое благодарила Фиола. Экипаж звездолета, отправленного на Вегу, израсходовал на это светило все резервы активного вещества. Программой полета такие действия не были предусмотрены – им придется держать ответ на Земле.

Я мысленно видел планету, где жила Фиола, – летом сжигаемую белокалильным жаром, зимой темную и холодную. Вдали сияла синевато-белая Вега – декоративная, неживотворящая звезда. Да, конечно, можно приспособиться к самым безжалостным условиям существования – и вегажители приспособились. Ценой страданий. Разумом и чувствами я был с теми, кто бросил луч в их ледяную темноту, послал волну тепла в скованные морозом сумрачные убежища, защитил от пронзительного летнего света! Но, несомненно, кто-то из людей поддержит Ромеро, объявив транжирством бескорыстную человеческую помощь… Но сказать Фиоле, что люди разные, я не мог.

А между тем погасшая было луна стала возрождаться в солнце. На черном пологе неба засветился диск, он становился ярче и горячее. Звезды тускнели и пропадали. Фиола прижалась ко мне. Я хотел ее поцеловать, но не знал, принято ли на Веге целоваться. Мне было радостно и без поцелуев.

– День идет, – сказал я. – Рабочий день, Фиола.

– Да, день, – отозвалась она. – И ты уйдешь. Спасибо, что ты был эту ночь со мной, человек Эли.

– И тебе спасибо, Фиола. Ты подарила мне лучшую ночь в жизни.

– Что было в ней лучшим, Эли? То, что я критиковала людей за несовершенство?

– Нет, то, что мы сидели рядом и, разные, чувствовали свое единство.

Она унеслась, звеня и сверкая, в глубину сада, а я поплелся к выходу.