Читать книгу Очень серьезная организация - Сергей Соболев - Страница 7

Оксана думала, что бурно разрыдается, когда доберется до дому и увидит родную маму. Но нет: настолько перенервничала, что к тому времени, когда таксомотор, подбросивший ее от автостанции «Пiвденна»[15] в адрес, притормозил возле крайнего слева подъезда шестиэтажного жилого здания на Саксаганьского, она уже была не способна на проявление каких-либо эмоций.

Анна Николаевна, статная шатенка лет пятидесяти с небольшим, наоборот, вся извелась, издергалась… Чуяло материнское сердце, что с дочерью, родной кровинушкой, случились какие-то неприятности. Она уже ругала себя, что отпустила Оксану одну к этому ее «жениху». Что не отговорила от этой затеи, не отсоветовала, не нашла нужных слов. Ведь он, этот Андрей, не звонил ей уже столько времени, как будто даже и забыл. Пусть бы дождалась от него первого шага… Так нет же: помалкивала все это время, вздыхала… А потом р-раз… собралась в один миг и умчалась к «коханому», пропустив все материнские слова мимо ушей.

Она заранее вышла из квартиры и спустилась во двор (Оксана позвонила еще с автостанции и сообщила, что скоро приедет). Увидев такси, метнулась к машине. Едва сдерживая слезы, расцеловала дочь. Сама расплатилась с шофером. Обнявшись, прошли в подъезд, затем поднялись на лифте на четвертый этаж. Все это время, пока они не оказались в своей квартире, Анна Николаевна держала дочь за руку, словно боялась, что та испарится, исчезнет. Рука была сухой и очень горячей, а сама Оксана выглядела уставшей, даже измотанной – она едва-едва передвигала ноги.

Причем на ногах у нее были какие-то странные шлепанцы – таким дешевым китайским ширпотребом нынешним летом завалены все киевские вещевые рынки…

…Анна Николаевна заперла входную дверь. Некоторое время они стояли в прихожей молча, обнявшись. После смерти Ирины Григорьевны, бабушки Оксаны и родной матери Анны Палей, они уже четвертый год жили в этой просторной трехкомнатной квартире вдвоем. Родители Анны Николаевны, надо сказать, были очень заслуженными людьми, сумевшими проявить себя еще в сороковых-пятидесятых годах прошлого века, в трудные послевоенные времена. Дедушка начинал свою научно-производственную карьеру молодым сотрудником в эпоху легендарного Евгения Оскаровича Патона, основавшего в Киеве знаменитый Институт электросварки АН Украины, впоследствии трудился под началом его сына, Бориса Евгеньевича. Среди всего прочего разработал новаторский метод сварки, применявшийся затем десятилетия на днепропетровском Южмаше при сборке корпусов космических ракет. Доктор технических наук, Герой Соцтруда, автор многочисленных изобретений под грифом «совсекретно». Умер дедушка рано, в восемьдесят седьмом. Ирина Григорьевна на протяжении многих лет трудилась замом заведующей технической библиотекой НИИ им. Патона, в этом же заведении сейчас работала мама Оксаны. Муж Анны Николаевны – соответственно папа Оксаны – трудился там же, в Институте сварки, но уже лет десять преподавал в Киевском политехе, доцент, кандидат технических наук. Примерно столько же времени они состояли в разводе. Забавно, но отчасти причиной семейного разлада послужил «национальный вопрос». Иван Мыколайовыч, папа Оксаны, после обретения Украиной «нэзалэжности» настолько распоясался, что стал уже в глаза называть жену и тещу «кацапками», а своей дочери-полукровке не раз пытался запретить разговаривать на «клятiй москальскiй мовi»…

Понятно, что долго такое не могло продолжаться – самосознание щирого украинца Палея с годами обрело гипертрофированные, порой даже болезненные черты. Дело дошло до смены гардероба, в котором теперь присутствовали сплошь вышиваные сорочки, а также померанчевого окраса шарфы и «краватки»[16]. Трехкомнатную квартиру, которую молодоженам выделила когда-то советская власть, а вернее сказать, лично директор НИИ (учитывая заслуги старшего поколения), пришлось в конце девяностых годов разменять на две «однушки». Вскоре Анна Николаевна и дочь переехали жить к бабушке, а квартирку в районе Святошино стали сдавать. Именно по объявлению о сдаче жилплощади внаем, кстати говоря, и познакомилась Оксана сначала с Юрием Гайдуковым, а затем и его братом Андреем – Гайдуков-старший оформил аренду на себя. Этих денег хватало на оплату содержания обеих квартир. Жили скромно, по средствам, но продавать или обменивать профессорскую квартиру у них и в мыслях не было. Анна Николаевна, женщина еще достаточно привлекательная, второй раз замуж так и не вышла (хотя были варианты). Что касается того, что у дочери, говоря старомодным штилем, возникло влечение к поселившемуся после Нового года в их святошинской квартирке Андрею Гайдукову, то Анна Николаевна относилась к этому поначалу довольно позитивно. Но в последнее время, когда Оксана на глазах у нее маялась и сохла, а ее «ухажер» даже не соизволил в последний месяц прислать о себе хоть короткую весточку, она сама стала сильно переживать за дочь. Опасалась, что этот случай может отбить у ее и без того замкнутой в себе, комплексующей из-за «физического недостатка» дочери всякое желание заводить сколь-нибудь серьезные знакомства с представителями мужской половины человеческого рода…

– Ну что у тебя стряслось, доченька? – сдерживая себя, мягко сказала Анна Николаевна. – Я тут чуть с ума не сошла, пока ты мне не позвонила! Хотела уже в милицию обратиться…

– Не надо беспокоить милицию, мама. – Оксана сбросила шлепки, купленные на пристанционном базарчике нынешним утром, и босиком проследовала в гостиную. – Я ездила к Андрею. Сначала я приму душ, хорошо?

– Подожди, доченька…

Анна Николаевна только сейчас обратила внимание, что у Оксаны на левой голени виднеется довольно глубокая царапина.

– Да у тебя же нога… порезана! – запричитала она, метнувшись к секции, где в одном из ящичков хранились медикаменты и аптечка. – Что ж это такое… Где твои туфли, Оксана? Да подожди же… дай-ка я сначала тебе рану обработаю! Сядь в кресло! Глянь, какая глубокая царапина?! И вот еще ссадины… Ах ты боже ж мой!.. Сиди, я сейчас!..

Оксана, смирившись, уселась в кресло. На нее напало странное оцепенение: не могла ни шевелиться, ни даже, кажется, думать о чем-то. Теперь, когда она добралась наконец до дому и когда рядом находится родная душа, все, что с ней произошло сравнительно недавно, всего несколько часов тому назад, казалось фантазией, дурным сном.

Определенно, сейчас все ее недавние страхи казались надуманными. Ну или сильно преувеличенными, скажем так. Оксана даже допускала, что ею были неправильно истолкованы слова двух мужчин, которые она невольно подслушала там, на базе, которую охраняет ее Андрей. Надо признать, что тот подслушанный разговор поначалу ее сильно напугал. Да чего уж там: она бежала оттуда стремглав, не помня себя. Часа два или три плутала по лесу, пока какой-то добрый человек, ехавший по лесной дороге на велике, не подсказал ей кратчайший путь до станции…

Там же, на станции, на маленькой привокзальной толкучке, она купила себе эти дешевые шлепанцы. На нее напал какой-то психоз: Оксане было так страшно, что она какое-то время не осмеливалась даже показаться на перроне. Потом все ж решилась и, когда подошла следующая электричка, прошмыгнула в хвостовой вагон. Но из-за того, что нервничала, все перепутала: электропоезд этот шел, как выяснилось, не в Киев, а в обратном направлении. Проехав пару остановок, сошла с электрички в райцентре Богуслав. Там, в газетном киоске, купила карточку для таксофона. Сначала позвонила матери на домашний: сказала, что потеряла мобильник, что волноваться не следует, что она скоро уже будет дома. Потом попыталась дозвониться на домашний номер Гайдукову-старшему, но ни Юрий Алексеевич, ни его супруга Алена к телефону не подошли… Анна Николаевна принесла в гостиную таз, до половины наполненный теплой водой, а также пару чистых рушников.

– Детка, опусти ножки в воду… Вот так… Ничего, я сейчас тебе эту царапину йодом прижгу… Мне еще от бабушки известен хороший рецепт… Сама сделаю целебную мазь! Вот увидишь, через пару дней и следа от этой вавки не останется!

– Мама, ты не волнуйся… пожалуйста. Со мной все в порядке.

Анна Николаевна присела на корточки и принялась осторожно обмывать исколотые, исцарапанные ноги – они выглядели так, как будто дочь бегала босиком по ссохшейся жесткой стерне или по бритвенно острой осоке.

– Оксана, ну что ты такое говоришь?! Как это – «не волнуйся»? Я мать тебе или кто? Расскажи-ка мне, детка, что стряслось? Я ведь вижу… чувствую, что что-то случилось. Тебя кто-нибудь обидел? Может, Андрей?.. Он что-то лишнее себе позволил, да? Я всю ночь не спала! Не удержалась и позвонила на твой сотовый, но ответил какой-то незнакомец. А после вообще не могла дозвониться! Кстати. Где твои туфли, Оксанка? Нич-чего не понимаю…

– Мама, при чем тут Андрей? – произнесла спекшимися губами Оксана. – Я его люблю. Он ко мне тоже хорошо относится. Я очень устала, мамуля. В принципе все нормально. Хочу в душ… а потом – спать…

Анна Николаевна вздохнула. Оксана, что давно уже не секрет, характером пошла в бабушку. Если та не хотела что-то рассказывать, из нее и клещами слова не вытащишь…

– Мама, кто-нибудь нам звонил? – сделав над собой усилие, поинтересовалась Оксана. – Меня кто-нибудь спрашивал?

– Что? Ах да… – Анна Николаевна вытерла дочери ступни, после чего стала обрабатывать антисептиком царапину, оказавшуюся, к счастью, не такой глубокой, как ей поначалу казалось. – Звонил в районе полудня… какой-то парень. Спрашивал тебя… Не больно? Не щиплет? Я вот думаю… может, перебинтовать? Или ограничимся пластырем и «сеткой»?

– Нет, не больно. Пластыря будет достаточно… А этот парень как-то назвался? И что ему нужно от меня?

– Сказал, что твой однокурсник… но я что-то по голосу его не узнала. Спросил, где ты и когда будешь дома. Я сказала, что ты скоро приедешь. Спросила, что передать, но он положил трубку… Ну вот, теперь можешь идти в душ. А я пока тебе сделаю чай с медом и молоком…

После того как Оксана приняла душ, Анна Николаевна еще раз обработала царапины и наложила на поврежденные участки кожи свежие полоски пластыря.

– Детка, выпей сначала чаю. Потом я тебя кормить буду…

– Мама, не надо. Ничего не хочу. Если только воды… И побольше!

Анна Николаевна принесла с кухни пластиковую бутылку минералки. Налила в стакан, передала дочери. Оксана выпила, жестом попросила налить еще. Анна Николаевна выполнила ее просьбу. Дочь выпила стакан залпом.

– Оксанка, на тебе лица нет! Что с тобой, детка? – В голове у Анны Николаевны вдруг возникла мысль, заставившая ее похолодеть. – Слушай… а вы с Андреем, часом, не того?.. Может, вы какие… гм… нехорошие вещества употребляете?

Оксана вымученно улыбнулась:

– Если ты намекаешь на наркотики, то… нет, не употребляем. И «травку» не курим. Я просто себя не очень хорошо чувствую. Подпростыла, наверное… Но ничего страшного, пройдет.

Она решила пока не говорить матери всей правды. Ни о том, что три дня назад, в понедельник, была у гинеколога – результат этого визита оказался вполне предсказуем, учитывая и сам факт «задержки», и ее собственные внутренние ощущения. Ни о другом: о том разговоре, имеющем отношение к Андрею, что она ненароком подслушала на базе. Про беременность она расскажет маме чуть позднее, потому что сегодня у нее и без того имелась масса поводов для переживаний и волнений. Что касается невольно подслушанного ею, то Оксана намеревалась поделиться этой информацией исключительно с одним Юрием Алексеевичем. Он ведь родной брат Андрея, да еще к тому же и сам человек многоопытный, работает в спецслужбах…

Да, именно так. Нужно как можно скорей встретиться с Гайдуковым-старшим и рассказать ему слово в слово обо всем, что ей довелось этим утром услышать собственными ушами. А уж он-то наверняка сообразит, что там на этой самой базе происходит, что за люди там такие объявились и что нужно сделать, чтобы с Андреем вдруг не случилось какой-нибудь беды…

– Мама, у тебя записан номер мобильного телефона Юрия Алексеевича?

– Кого, кого? – удивилась поначалу Анна Николаевна.

– Гайдукова, который квартиру у нас арендует… Брата моего Андрея.

– А-а… теперь поняла. Где-то был записан. А зачем он тебе?

– Привет от Андрея хочу передать. Найди для меня этот номер, хорошо? И подай мне, пожалуйста, телефонный аппарат.

Оксана чувствовала себя в эти минуты очень неважно. Ее била мелкая дрожь. Ей было зябко, все время хотелось пить. В глазах как-то странно двоилось, в горле сильно першило, где-то глубоко под черепом пульсировала боль, отдаваясь болезненными толчками в лобовых долях, заставляя ее время от времени страдальчески морщиться и прикрывать веки…

Сотовый Гайдукова-старшего – Анна Николаевна нашла его номер в своей записной книжке – не отвечал. «Абонент временно недоступен». Оксана еще раз попыталась позвонить Гайдукову на домашний телефон. К счастью, на этот раз ей ответили.

– Юрия Алексеевича нет дома, – сказал женский голос. – А кто его спрашивает?

– Оксана Палей… Вы у нас квартиру в Святошино снимаете. Вернее, не вы, а Андрей… Мы как-то с вами по телефону уже общались, Алена… помните?

– Как же, конечно, помню! Извините, Оксана, не узнала вас по голосу… богатой будете! Муж в командировке. Вчера уехал в Харьковскую область…. Завтра вроде бы должен вернуться. Может, даже утром появится. А что, собственно, случилось? Есть вопросы по оплате?

– Нет, нет, все в порядке… в этом плане. Я по другому вопросу звоню… по личному. Хотелось бы переговорить с Юрием Алексеевичем…

– Насчет Андрея?

– Гм… В общем-то… да. Алена, а вы не в курсе, как сейчас дозвониться до вашего мужа? Может, знаете еще какой-нибудь номер, кроме мобильного? У меня к нему довольно срочное дело.

На другом конце провода на несколько секунд воцарилась тишина.

– Оксана, извините, не могу пока ничем помочь. Хмм… Давайте поступим так. Как только муж вернется, я ему скажу о вашем звонке. Он вам сразу же перезвонит! На домашний звонить? Хорошо, вот и договорились. Всего доброго, Оксана, до свидания.

На этот телефонный разговор у Оксаны, кажется, ушли остатки ее жизненных сил. Анна Николаевна приложила ладонь к ее пылающему лбу – у дочери определенно был жар. Она заметалась в поисках градусника. Нашла его, сама сунула дочери под мышку. Ужас: столбик ртути почти зашкалил… тридцать девять и семь!

– Я вызываю «Скорую»! – адресуясь скорее к себе, нежели к дочери, сказала Анна Николаевна. – Ты же вся горишь, детка… как в огне!

Ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем раздался звонок. В квартиру вошел врач – совсем молодой парень, лет двадцати семи. Осмотрел и прослушал Оксану, вколол жаропонижающее. Сказал, что больную следует срочно госпитализировать и что точный диагноз ей поставят в стационаре, после более тщательного медицинского обследования.

Оксана не хотела, чтобы ее везли в какой-то госпиталь. Но она действительно чувствовала себя очень, очень худо. Единственное, что обошлось без носилок: мама и молодой врач осторожно, под руки, довели ее сначала до лифта, а затем усадили – вернее, уложили – в карету «Скорой»…

Мужчина, сидевший в кресле пассажира серебристого авто «Фольксваген Пассат», припаркованного во дворе шестиэтажного дома на Саксаганьского – а именно во двор выходят жилые подъезды, – вдруг выбрался из салона и, подойдя довольно близко к «Скорой», не без интереса стал наблюдать за происходящим.