Читать книгу Скриптер - Сергей Соболев - Страница 6

3 мая, объект «Волынское»,

база Спецотдела

В Западном административном округе Москвы, сравнительно недалеко от Поклонной горы, есть одно интересное и достаточно укромное местечко. До недавних пор оно даже не было толком обозначено на карте мегаполиса. Именуется эта местность Волынское, по названию бывшего сельца, о котором известно, что оно существует с XIV века (его основал один из ближних людей великого князя Дмитрия Донского, а первое письменное упоминание относится ко временам царствования Иоанна Грозного). Начиная с первой четверти XIX века село Волынское становится дачным местом. А еще спустя сотню лет именно здесь, в Волынском, стали как грибы после дождя появляться дома и дачи для партийной номенклатуры, включая высшую – так называемые «ближние дачи».

Местность эта находится в пределах заповедной зоны, вытянувшейся неширокой полосой вдоль берега Сетуни, южнее железнодорожных путей киевского направления. Примерно полвека назад Волынское вошло в городскую черту, и нынче является частью района «Очаково-Матвеевское».

Тогда же, в последние годы правления Хрущева, в шестидесятых годах прошлого века в Волынском по заказу Девятого управления КГБ СССР одним из СМУ Спецстроя был построен – в ударные сроки – некий комплекс строений, обнесенный высокой стеной. Объект довольно компактный: серое приземистое здание с узкими окнами-бойницами и плоской крышей, гараж для служебного транспорта, хозблок… Перед штабным модулем асфальтированная площадка скромных размеров, использующаяся как паркинг, вместимостью не более десяти автомашин. Еще одна площадка, лишь немногим больших размеров, видна перед поделенным на боксы прямоугольным одноэтажным строением, в котором расположен гараж. Пространство между строениями и стеной засеяно радующей глаз изумрудной травкой. Внутри периметра там и сям растут сосны; всего их на территории, этих рослых красавиц, не менее трех десятков.

Волынское, этот некогда заповедный уголок, в значительной степени изменило свой облик за последние годы. Каждое время имеет свои приметы; нынешнее – не исключение. Но, тем не менее, наряду с возведенными поблизости и в самом этом районе элитными комплексами, отелями и коттеджами, зачастую соседствуя с ними, и по сей день существуют такие объекты, как тот, что носит служебное название «База № 9», или неофициальное – «база Спецотдела».

Именно оттуда на другой объект в Волынском, не в пример более известный, чем «Девятка», около двух часов пополудни прибыл фельдъегерь.

Авакумов, несмотря на свой преклонный возраст, никогда не позволял себе послеобеденного отдыха. Не было у него такой привычки в молодости – спать днем. Не водилось такого за ним в зрелые годы, когда он создавал наряду с еще несколькими товарищами практически с нуля одну из самых засекреченных структур в стране. Не имеет такой привычки и сейчас. Хотя уже многие годы Авакумов не занимает официальных должностей, но лишь числится старшим хранителем на одном из опекаемых ФСО объектов, ответственность на нем лежит всё та же, что и прежде.

Фельдъегерь, крепкий рослый мужчина лет тридцати, – он приехал на служебной машине Спецотдела – сопровождаемый сотрудником ФСО, прошли через главный вход в вытянутое двухэтажное строение. Авакумову предварительно прозвонили; он видел в окно, как к воротам подъехал серый массивный джип, видел, как из него показался фельдъегерь в штатском, к правой руке которого цепочкой на браслете прикреплен кейс.

Авакумов неспешно спустился по лестнице со второго этажа в небольшой вестибюль, пол которого, выложенный поистершимся за несколько десятилетий паркетом, в данный момент был застлан ковровым покрытием.

– Здравия желаю, товарищ Авакумов! – Фельдъегерь, увидев его, вытянулся. – Вам пакет от полковника Левашова!

Авакумов взял у него небольшой плоский пакет из коричневатой бумаги. Расписался на служебном бланке Спецотдела. Кивком поблагодарил курьера, затем легким жестом отпустил его восвояси.

Так же неспешно, почти не держась за перила, поднялся на второй этаж ближней дачи, одно из помещений которой вот уже много лет закреплено за ним, за Авакумовым. Вошел в комнату, интерьер которой остается неизменным с конца тридцатых годов прошлого века. Плотно прикрыл за собой дверь. Взял со стола перочинный нож. По въевшейся за годы службы привычке проверил сначала целостность пакета, а затем и сохранность сургучной печати с изображением перекрещенного мечами щита на его тыльной стороне.

И лишь после этого вскрыл сам конверт, присланный ему Левашовым.

В конверте обнаружились сканы двух страниц одного из служебных журналов. Авакумов, надев очки, внимательно прочел то, что там было записано. Минуты две или три он стоял у окна, держа в руке полученные от своего молодого – сравнительно молодого – протеже бумаги. Потом отошел от окна, смял эти листы, положил бумажный комок в пепельницу, зажег спичку. Бумага, пропитанная спецраствором, полыхнула мгновенно… В пепельнице осталась крохотная щепотка серой золы, более – ничего.

Впрочем, даже если бы он, Авакумов, не сжег эти листки, то уже вскоре, спустя ровно шестьдесят минут после того, как листы были извлечены из пакета, они сами бы распались под воздействием химической реакции, а именно, реакции на кислород, превратившись все в ту же крохотную щепотку серой золы.

Он пересек комнату. На приставном столике – целая батарея телефонных аппаратов, их здесь не менее двух десятков. Некоторые из них современного дизайна, кнопочные. Другие с дисковым набором (на одном – на диске – красуется эмблема СССР, этой давно уже несуществующей страны). Есть и старинные экспонаты; один из аппаратов едва ли не времен Эдисона. Там же стоит телефон полевой связи в коричневатой коробке, а также еще парочка довольно странных с виду аппаратов. Все они действующие, исправные, рабочие.

Авакумов снял трубку телефонного аппарата, у которого вместо наборного диска открытый – без защитного стекла – циферблат механических часов.

Сверился с показаниями своих наручных часов. Установил стрелки наборного механизма. В трубке тотчас же что-то щелкнуло; раздался длинный гудок, затем послышался мужской голос.

– Гильдия часовщиков.

– Здравствуйте, коллеги! Это Авакумов.

– Здравствуйте, Михаил Андреевич.

– Соедините меня с Петром Иммануиловичем!

– Соединяю.

Часовая и минутная стрелки на аппарате с тихим жужжанием скользнули по окружности наборного устройства. И замерли, чуть подрагивая, в такт зазвучавшим в трубке гудкам.

– Петр Иммануилович? Приветствую, это Авакумов!

В трубке послышался знакомый хрипловатый голос:

– Рад твоему звонку, Михаил Андреевич!

– Как дела, Петр? Как там твои винтики, шестеренки, анкерочки? Крутятся ли?

– Пока еще не рассыпался, Михаил. А ты как?

– Тоже скриплю помаленьку… Мне передали твою просьбу о встрече.

– И что ты решил?

– Обязательно встретимся. Нам, старикам, найдется о чем поговорить… Но ты ведь по делу меня разыскиваешь?

– От тебя, Михаил, трудно хоть что-то укрыть. Один человек ищет встречи. Дело у него, как я понимаю, архиважное. И архисрочное…

– Дай-ка попробую угадать, о ком речь. Редактор Третьего? Это он тебя просил задействовать твои старые связи?

– Давно уже не удивляюсь твоей информированности и прозорливости.

– Это моя работа, – Авакумов усмехнулся. – Добро, Петр, я тебя услышал. С тобой мы тоже встретимся в ближайшем времени. Так что до встречи, Часовщик.

– До свидания, Хранитель.

Михаил Андреевич, закончив разговор со старым знакомым, снял трубку другого аппарата.

– Старший диспетчер на связи!

– Авакумов у аппарата.

– Слушаю вас, Михаил Андреевич!

– Я прочитал вашу докладную по вчерашнему ЧП. Решение будет такое. – Звонивший сделал паузу. – Решение такое. Редакции Третьего канала продолжить работу над декодированием скрипта. Обеспечьте должный уровень безопасности и надежное хранение накапливаемой информации.

– Будет исполнено.

– Отбой связи.

Авакумов коротко переговорил по прямой линии с полковником Левашовым. Потом вызвал – утопив кнопку в торце стола – помощника и велел подать машину.

Сотник и его коллега Зимин завершили дежурство в девять утра. В половине десятого они приехали на объект в Волынском. Поставили машину – черный внедорожник – в бокс. Наведались в штабной модуль; доложились оперативному дежурному, затем сделали служебные записи в Журнале дежурства в соответствии с установленным здесь порядком.

Сотник предположил, что их могут сразу же вызвать к начальству, но этого – не произошло. В начале одиннадцатого они покинули объект, пройдя через единственный КПП – на своих двоих. Квартируют сотрудники Спецотдела – не все, но некоторые – в компактном офицерском общежитии, находящемся здесь же, в Волынском, всего в трехстах метрах от «Базы № 9». Общежитие – красивое трехэтажное строение, более смахивающее на небольшую гостиницу – находится на балансе Федеральной службы охраны. Вход на территорию, обнесенную невысокой оградой из металлических прутьев, по пропускам, как и в само здание. Здесь же, на первом этаже, функционирует столовая, где можно покушать в любое время дня и ночи, и где даже можно заказать наперед какое-нибудь из своих любимых блюд.

Жилой блок, в котором поселили – по предписанию начальника Спецотдела полковника Левашова – зачисленного недавно в штат подразделения Валерия Сотника, ничем не отличается от стандартного номера «люкс» в какой-нибудь приличной трехзвездочной гостинице.

Вернее, таких отличий немного: например, в «номере» отсутствует городской телефон, нет и выхода в Интернет.

Левашов, выделивший на днях около часа своего драгоценного времени на личную беседу с переведенным из подразделения «Вымпел» сотрудником, в числе прочего, сказал: «Все новые сотрудники, хотя и подключаются к выполнению служебных заданий с первых дней, проходят карантин. В среднем этот период акклиматизации, период полного погружения занимает два месяца. Те, кто проходят сито отбора и закрепляются в нашей структуре, получают новое жилье в Западном округе, в одном из соседних микрорайонов – в соответствии с потребностями и семейным положением. Мы заботимся о своих сотрудниках, Сотник. Но сначала вы должны пройти обкатку и доказать делом, что выбор, сделанный нашими кадровиками, оказался правильным …»

Около трех пополудни в дверь номера, – с табличкой «№ 27» – в котором расположился новый сотрудник Спецотдела, громко постучались. Сотник только что принял душ (он не смог уснуть сразу после возвращения с дежурства, и лишь сейчас собирался прилечь). Как был, в трусах и майке, открыл дверь. В коридоре – напарник Зимин.

– Дрыхнешь, Сотник? – угрюмо сказал коллега. – С базы гонца прислали!..

– Какого гонца? – недоуменно переспросил Валерий. – Что случилось, Евгений?

– Нам с тобой приказано немедленно прибыть на объект! Так что давай одевайся, и на выход… в темпе!

Лицо у напарника было хмурым, как небо в ненастный осенний день.

«Может так статься, дружище, – промелькнуло в голове у Сотника – что сегодняшний день станет последним днем твоей службы в Спецотделе…»

Оперативный дежурный, как и все прочие сотрудники (кроме охранников, экипированных в камуфляжную униформу), одет в штатское. На нагрудном кармане пиджака закреплен бейдж. Выслушав короткий доклад, он велел двум только что привезенным на базу сотрудникам следовать за ним. Кабинет Левашова находится в цокольном этаже штабного модуля. У полковника был гость. Дежурный, открыв без стука дверь, доложил:

– Товарищ полковник, привезли Зимина и Сотника!

Хозяин кабинета, невысокий, кряжистый, плотный мужчина лет сорока пяти с обритой наголо головой, бросив быстрый взгляд на мужчину, с которым он только что беседовал, встал из-за стола. Басистым рокочущим голосом распорядился:

– А ну-ка давай сюда этих ар-рхаровцев!

Первым вошел Зимин, за ним – Сотник. Дежурный остался снаружи, плотно закрыв за ними дверь.

– Товарищ полковник, – один из вошедших вытянулся в струнку, – капитан госбезопасности Зимин по вашему приказанию явился!

– Товарищ полковник, – подхватил другой, – старший лейтенант Сотник по вашему приказанию явился!

Левашов некоторое время молча глядел на них, переводя взгляд с одного на другого и обратно.

– Надо бы вас пропесочить в положении «смирно»! – наконец произнес он густым басом. – Понавтыкать, как следует, обоим на этом самом ковре!.. Что?! Молчите? То-то же…

Кабинет, в котором Сотнику уже доводилось однажды бывать, обставлен довольно скромно. Интерьер его старомоден, отдает казенщиной, но определенный стиль все же просматривается. Стены облицованы ореховыми панелями; паркетный пол в «елочку». Часть стены – той, что напротив входной двери – закрыта тяжелыми сборчатыми шторами. Из мебели солидный двухтумбовый письменный стол, к которому под прямым углом приставлен еще один, крытый зеленым сукном; по обе стороны его стоят стулья с высокими спинками. В противоположном углу кабинета низкий столик и два кожаных кресла. Поскольку окон в помещении нет, предусмотрено искусственное освещение. Сейчас, в данную минуту, подсвечен потолок (самих источников света не видно). Мягкий и ровный свет с янтарным оттенком также исходит от пространства стен между панелями и потолком. На стене – за спиной у начальника Спецотдела – висит репродукция картины русского художника В. И. Сурикова «Утро стрелецкой казни». И это тоже явно не случайный выбор.

– Ну, чего застыли, как римские статуи?! – пробасил полковник. – Присаживайтесь, товарищи офицеры, начнем разбор полетов.

Левашов уселся в свое кресло. Сотрудники, уловив его жест, устроились на стульях за приставным столом – столом для совещаний – по левую руку от начальника.

Причем, Сотник, соблюдая субординацию, намеревался сесть на второй стул. С тем расчетом, чтобы старший по званию напарник сидел ближе к начальству… Но Левашов заставил их поменяться местами, так что именно Сотник теперь сидел ближе к нему, по левую руку от полковника.

Когда они вошли в кабинет, Валерий сразу же обратил внимание на то, что у Левашова – гость. Тот сидел спиной к явившимся по вызову начальства сотрудникам, пока полковник держал их – минуты две или три – у двери, поставив по стойке «смирно».

И, как казалось, не обращал на вновь прибывших никакого внимания. Он даже не обернулся, не полюбопытствовал, кого это именно из сотрудников глава Спецотдела вызвал на ковер, кого он собирается «пропесочить».

Но теперь, когда Валерий сидел напротив этого человека, он смог наконец хорошенько его разглядеть.

Это был мужчина весьма преклонного возраста, если не сказать – старик. Роста он, по-видимому, среднего (когда человек сидит, не всегда определишь его ростовые параметры). Худощавый, несколько сутуловатый, подсушенный прожитыми годами; надетые на нем светлая рубашка без галстука и нейтральной серой расцветки пиджак кажутся чуть великоватыми.

Коротко остриженные седые волосы.

Даже не седые, а какие-то желтоватые, тонкие, как пушок…

Тонкая, оттенка слоновой кости со следами пигментации кожа туго натянута на скулах, на лбу залегли глубокие продольные морщины. Из-под седых бровей на удивление молодо смотрят глаза – взгляд их живой, пристальный, заинтересованный.

Этот человек похож на отставного военного, какого-нибудь полковника или даже генерала в отставке. Об этом свидетельствует его выправка, то, как он сидит, пытаясь распрямить спину, как не дает – во всяком случае, на людях – времени, прожитым годам согнуть его, превратить в дряхлого старца.

В нем есть, пожалуй, и что-то аристократическое; прямой нос с чуть заметной горбинкой, горделивая посадка головы, сама манера поведения давали повод к такому умозаключению. Вместе с тем, он вел себя достаточно скромно, не привлекал к себе лишнего внимания.

Этому человеку – гостю Левашева – по крайней мере, лет восемьдесят. А может, и все девяносто, кто знает. В какой-то момент их взгляды, взгляд рослого шатена, отлично подготовленного тренированного молодого человека в самом расцвете его жизненных сил, и взгляд многое повидавшего, доживающего свой век старика – пересеклись, примагнитились…

Сотник ощутил в какой-то миг, как глубоко, как далеко проник этим своим взглядом старик; в следующую секунду тот отвел глаза и стал смотреть куда-то в сторону.

– Ах да, – спохватился Левашов. – Я же забыл вас представить. Товарищи офицеры…

Увидев, что сотрудники встали с занятых только что мест, полковник махнул рукой.

– Садитесь! Михаил Андреевич… наш многолетний консультант. Капитан Зимин… Старший лейтенант Сотник.

Пожилой мужчина легким, но акцентированным кивком поприветствовал по очереди обоих молодых спецслужбистов.

– Михаил Андреевич будет присутствовать при нашем разговоре, – сказал Левашов. – Он имеет соответствующий допуск. Прошу отвечать на мои вопросы, а также на вопросы нашего консультанта четко, исчерпывающе, а главное – правдиво.

Начальник Спецотдела открыл верхний ящик стола. Не глядя, извлек оттуда сброшюрованный, пронумерованный, прошитый, с печатью на сургуче на предпоследней странице, оформленный по всем правилам делопроизводства служебный журнал.

Положил сверху пятерню, постучал задумчиво пальцем с коротко остриженным ногтем по твердой переплетной обложке. На которой – посередке, в двух графах – черным маркером было записано:

Журнал дежурства

Пост № 3

Полковник открыл журнал в нужном месте, воспользовавшись закладкой. Пробежал глазами – уже не в первый раз за сегодня – оставленные Зиминым и Сотником записи.

Эти двое заступили на дежурство ровно в двадцать один час второго мая (но приехали на место, понятно, минут на десять раньше). Пара их коллег, дежуривших в Вознесенском переулке в первой половине дня, были отозваны Центральной и перенаправлены к другому объекту. Обычное двенадцатичасовое дежурство. Причем, лишь треть его эти двое, Зимин и Сотник, провели в зоне ответственности Третьего поста. Во втором часу ночи Центральная по рации перенаправила их в другую часть города. В точку, где они продолжали оставаться все оставшееся до окончания дежурства время.

В журнале этом есть несколько размеченных вертикальными линиями граф. Там, где следует, Зимин вписал номер транспорта ВГРТК, время выезда оного с объекта, – ровно 21.00 – а также прописал маршрут перемещения, место и время остановки, время возвращения на объект в Вознесенском. В графе «Происшествия» Журнала дежурства поста № 3 Зимин поставил прочерк.

Иными словами, никаких «чрезвычайных происшествий», по мнению старшего дежурной бригады во время их нахождения в зоне данного поста – не было.

Запись, сделанная более молодым по возрасту сотрудником по окончанию дежурства, занимает почти целую страницу.

Под ней, под этой записью, сделанной аккуратным почерком, – похожими на прописные буквами – содержится приписка:

По окончанию деж-ва лично осуществил стандартную процедуру проверки приборных показаний. Никаких отклонений не отфиксировал. Сведения, изложенные т. Сотником выше, не соответствуют действительности.

К-н Зимин.

– Не соответствуют действительности, – вслух повторил полковник. – Сотник, надеюсь, вы понимаете, что запись, сделанная вами… Это…

Левашов покосился на консультанта; вероятно, подбирал слова взамен вертящихся на языке сильных выражений.

– Это бред сумасшедшего, – процедил Зимин.

– Ни в какие рамки не лезет, – покосившись на Зимина, пробасил начальник. – Можете ли вы доказать, Сотник… что то, о чем вы сделали запись в журнале – правда, а не ваши досужие выдумки?

– Никак нет. Не могу.

– Ладно… давай без этой казенной официальщины! Говори человеческим языком! Ты сам-то видеозапись просматривал?

– Так точно.

– А что сказал ты, Зимин, когда коллега поставил тебя в известность о своих наблюдениях?

– О своих видениях, – угрюмо сказал Зимин. – Сказал, что ему… то есть, Сотнику – примерещилось! Что я ничего такого эдакого не видел!

– Продолжай!

– Я ведь лично, товарищ полковник, писал на камеру их выезд! Мы еще ночью просмотрели кассету.

– И на ней ничего нет?

– Ничего из того, о чем записал Сотник!

Левашов вновь задумчиво огладил гладкую, как бильярдный шар, голову.

– Наши люди из технического подотдела отсмотрели видеоматериалы, – сказал он, выдержав паузу. – Просмотрели ту кассету, на которой заснят их транспорт…

– Я камеру вообще не выключал! – торопливо произнес Зимин. – Строго по инструкции!

– …и другую запись, от вашей камеры переднего обзора на джипе. Особое внимание эксперты обращали на временные отрезки, которые указаны в записи товарищем Сотником.

Полковник смотрел теперь на самого младшего по возрасту и званию в их компании.

– Скажу больше, – продолжил он. – Мы по своим каналам затребовали информацию от городских служб, от центров видеонаблюдения… А также от иных компетентных структур. В районе Вознесенского, Леонтьевского и Тверской площади работают в круглосуточном режиме несколько десятков телекамер. Так вот. Событие, о котором вы написали в журнале, товарищ Сотник, не зафиксировано ни одной из этих следящих камер. Вы меня слышите?

– Так точно!

Увидев, что Сотник встал, полковник жестом велел ему сесть обратно на стул. Затем продолжил:

– Сотрудники милиции и дорожных служб, дежуривших вчера вечером и ночью в том районе, ни словом не упомянули о ЧП…

– Этого события нет ни в сводках, ни в новостных сюжетах! – воспользовавшись сделанной начальником паузой, дополнил Зимин. – Как бы он мог, этот синий «фолькс», отъехать, если… если там закрыто движение! И выезды все перекрыты! И, опять же, мы… хотя будет лучше, если стану говорить о себе… я с этого транспорта глаз не спускал! Да и на камерах, в том числе и наших, нет этого события!

– А ты чего молчишь, Сотник?! – Полковник уставился на своего молодого подчиненного. – Сидишь тут… как в рот воды набрал.

– А что говорить? Получается, что я врун, что я – фантазер. Выходит, что все, о чем я написал в журнале – «бред сумасшедшего»?!

– Так и есть, – процедил Зимин. – Всё это выдумки, от начала до конца. Бред! Чушь собачья. Вот только не знаю, зачем ты все это присочинил…

– Помолчи, Зимин! – прикрикнул на него начальник. – И без тебя найдется кому и какие давать оценки! А кому и выдать люлей!!

В этот момент – довольно неожиданно, по крайней мере, для Сотника – включился в разговор четвертый из их компании.

Голос, прозвучавший в кабинете, был начисто лишен старческих дребезжащих ноток. Если бы Сотник не видел перед собой этого сухощавого старика, подумал бы, что заговорил мужчина среднего возраста.

Причем, заговорил хорошо поставленным голосом.

– Будет правильно, если товарищ Зимин обождет за дверью, – сказал Авакумов.

Левашов, посмотрев на него, почтительно кивнул. Потом перевел взгляд на сотрудника.

– Обожди в предбаннике, Зимин.

Тот, бросив напоследок косой взгляд на напарника, выбрался из-за стола и направился к выходу.

Из-под седых бровей на Сотника смотрели глаза этого весьма немолодого человека – взгляд был проникающий, просвечивающий.

– Мы читали вашу запись, Сотник, – Михаил Андреевич употребил местоимение «мы» с такой интонацией, как будто речь шла не только о присутствующих здесь. – Мы нашли ее довольно необычной. Такого рода события, или, если угодно, их фиксация, даже для нашего… – и вновь ударение на местоимении – даже для нашего отдела – большая редкость.

Говорил он неторопливо, рассудительно, спокойно; в своем преклонном возрасте мастерски управлялся с дыханием. Сотник смотрел ему в глаза, вслушивался в каждое слово. Этот человек располагает к себе сразу. Вернее сказать, он, похоже, располагает ключиками ко многим человеческим душам. И точно знает, в какой момент пускать в ход ту или иную отмычку.

«Будь осторожен, Валера, – пронеслось в голове. – Этот дедуля очень непрост…»

– Что еще, Сотник, кроме отмеченного вами в журнале, вы увидели? Ну, или ощутили, скажем так, в момент описанного вами события?

– Говорить следует правду и только правду! – уточнил Левашов.

Сотник некоторое время молчал, собираясь с мыслями. У него возникло странное ощущение. Оно, если коротко, заключается в том, что он, во-первых, не мог сейчас отмолчаться, или отговориться как-то. А во-вторых, всё, о чем он собирается сказать – и вот-вот расскажет – уже им известно.

Он стал рассказывать о полосе мрака, в которую он – или они с Зиминым? – угодил, когда погнался за этим синим «фольксвагеном». О тех странных ощущениях, которые тогда пережил, о «светлячках», или искорках, или золотистых пчелах, которые появились в этой странной темноте, об огненном вихре, взметнувшемся впереди, почти у самого капота… О прожигающем темень, как пламя бумагу, сдвоенном золотисто-оранжевом следе, про который он подумал, что это – след шин оторвавшегося от него транспорта с эмблемой ВГРТК на бортах.

Не забыл рассказать о запахе мяты, который уловили его ноздри.

И, наконец, поведал о том, как, не выдержав напряжения, не совладав с подступившими страхами, утопил в пол педаль тормоза, одновременно дернув ручник.

– Прекрасное описание, – задумчиво сказал Михаил Андреевич, когда Сотник закончил свой доклад. – Превосходное… Жаль, что в реальности ничего этого не было. Вернее… – он пожевал сухими губами, подбирая верную формулировку, – такого не должно быть.

Авакумов посмотрел на начальника Спецотдела. Левашов выглядел несколько смущенным, каким-то озадаченным (что редкость для такой властной натуры). Полковник убрал журнал в ящик стола. Потом, огладив механическим жестом блестящую лысину, пробасил:

– Отправим его к доктору?

– Хм… – старик бросил на него задумчивый взгляд. – Так уж сразу и к доктору?

– Пусть его осмотрит!

– А я бы с этим не торопился.

Сотник кашлянул в кулак, привлекая к себе внимание.

– Что-то хочешь сказать? – поинтересовался начальник.

– Разрешите, товарищ полковник?

– Уже разрешил.

– Я, товарищ полковник, не напрашивался… на это новое место службы!

– Знаю. И что?

– Как это – «что»? Я подавал рапорт своему руководству с просьбой оставить меня в спецподразделении.

– И это мне известно.

– Повторяю, я не горел желанием переходить в ваш отдел! Не напрашивался!

– А к нам, Сотник, невозможно напроситься.

– Если есть мнение, что меня надо показать доктору… – На скулах у Сотника перекатились желваки. – Если во мне видят то ли лгуна, то ли не совсем нормального в психическом плане субъекта…

– Не совсем нормального, – задумчиво произнес старик. – Так, так…

– То почему бы… – Сотник, несколько сбившись из-за прозвучавшей только что реплики, все же нашел в себе силы и озвучил свою мысль полностью. – То почему бы, товарищ полковник, не принять соответствующее решение? Я с удовольствием вернусь в свое подразделение!

– В подразделение «Вымпел»?

– Туда, где прослужил три года и где меня не держат за «шизика», – уточнил Сотник. – А вы возьмете в штат другого человека. Кого-нибудь более подходящего для той работы, которой вы занимаетесь.

Левашовым и «консультант» вновь обменялись многозначительными взглядами.

– Может, все-таки отправим к доктору, Михаил Андреевич?

– А если произойдет активация?

– Шанс один из миллиона…

– Согласен. Но мы и такой вариант не можем не принимать в расчет.

Сотник удивленно посмотрел на консультанта – о чем это он? Какая такая «активация»? Может, им обоим, начальнику Спецотдела и его древнему, как египетская мумия, гостю, самим надо обратиться к врачу?

В кабинет без стука вошел оперативный дежурный по Спецотделу.

– Разрешите, товарищ полковник?

– Что у тебя? Не видишь, мы заняты?!

– Вы распорядились докладывать о всех заявках от Третьей редакции!

– Докладывай.

– Только что они дали запрос на Центральную! Сообщили о времени выезда и о своем маршруте.

– Так, так… Куда именно направляются?

– В Южный округ.

– Промежуточный?

– Ленинский проспект.

– Можешь быть свободен!

Когда дежурный вышел, закрыв за собой дверь, Левашов посмотрел на свои наручные часы. Старик тоже поднял манжет рубашки; его запястье с пигментированной кожей обливает узкий коричневатый кожаный браслет с какими-то не самыми дешевыми часами.

– Это довольно нетипично, чтобы они сами подавали заявку на проезд, – пробасил Левашов. – Михаил Андреевич, вы думаете о том же, о чем и я?

– Очень хорошо, – сказал консультант. – Вполне успеют.

Левашов утопил пальцем кнопку селектора.

– Зимина ко мне!

Вновь распахнулась дверь; дежурный пропустил в кабинет дожидавшегося в предбаннике сотрудника. Левашов поднялся из-за стола; Сотник тоже встал.

– Зимин, отправляйтесь на задание! – распорядился полковник. – Состав бригады прежний – вы и Сотник! Маршрут и необходимые подробности у дежурного, связь через Центральную!