Читать книгу Хрустальная армия - Сергей Соболев - Страница 7

За несколько дней до описываемых событий Медвежья гряда

Медная гора, как прозвали ее пришедшие сюда когда-то с запада государевы «работные» люди, издавна пользуется недоброй славой. Почему так, толком никто не может объяснить. Существуют самые разные мнения на этот счет. Одно только перечисление легенд, мифов и озвучиваемых старожилами слухов заняло бы не одну страницу…

Место действительно странное; однако ни здешние краеведы, ни ученые мужи, вооруженные знаниями и современными приборами, не могут толком объяснить, что здесь не так. Ничто: ни анализы почвы, воды и образцов горной породы, ни любые иные исследования – не подтверждают наличие вредных для живых организмов веществ или примесей. Равно как не указывают и на какую-то иную опасность.

В непосредственной близости от гряды, в радиусе нескольких километров нет никакого жилья. Мало того, что люди не селятся здесь, но уже некоторое время в этом районе не ведется никакая хозяйственная деятельность. Но что люди, если даже птицы по какой-то ведомой им причине не вьют гнезда на склонах Медной горы… Да и дикий зверь, от зайцев и огненно-рыжих лисиц до лосей и кабанов включительно, тоже обходит ее стороной. И это при том, что по другую сторону Медвежьей гряды, за водоразделами истока Чусовой и местной речки Полевой, зверья этого полным-полно – там функционирует заповедник.

В какой-то момент тишину здешних мест нарушил топот шагов и хриплое, с клекотом, надсадное дыхание. По полотну заброшенной узкоколейки бегут – и не столько уже даже бегут, сколько трусят, напрягая последние силы, – четверо мужчин.

Двое беглых зэков одеты в серые ватники и треухи, еще на двоих форменные куртки сотрудников УФСИН. Малой повесил трофейный автомат на шею и придерживает на бегу ложе рукой. Старший же, наоборот, закинул «калаш» за спину – ему так удобней (хотя «сучка» временами, когда приходилось уклоняться от веток или прыгать через промоины, хряскала по хребту). За плечами у Монаха самодельный матерчатый рюкзак на лямках. Еще прежде они уговорились нести довольно тяжелый сидор по очереди. Первый час побега так и было. Но когда усталость взяла свое, когда пошла гонка на выживание, Степанов не стал передавать берданку[10] Дюбелю или еще кому-то. Так и бежал с горбом на спине всю дорогу.

В рюкзаке собранный этими четырьмя, приобретенный в лавочке или выменянный у других зэков и хранившийся до поры в нычках, запас продуктов. А именно: два десятка банок мясных и рыбных консервов, килограммовый шмат сала, два круга сухой колбасы, а также прорезиненный мешок с заготовленными впрок сухарями. По их прикидкам, этого должно им хватить на срок до десяти дней. Именно столько времени они собираются пересидеть в укрывище до того момента, пока после закономерного кипиша по случаю побега вооруженных зэков не спадет – хотя бы несколько – активность и интенсивность поисково-розыскных мероприятий.

Взгляд вязнет в окружающей их белесой субстанции. Для северных увалов Среднего Урала кисейно-молочные завесы в это время года скорее норма, чем диковина. Но надо все же уточнить: таких густых и продолжительных по времени туманов, как в районе именно Медвежьей гряды, больше нигде в этой местности не наблюдается. Такой вот имеется локальный природный феномен – вернее, аномалия, – который не могут объяснить ни местные жители, ни даже ученые мужи. Сейчас, ближе к вечеру, туман уже не такой плотный, как это было в момент побега; но видимость все равно в основном не превышает полусотни шагов.

Обуты зэки в грубые керзовые ботинки с резиновой подошвой, называемые в простонародье «гадами». Промокшие после прохождения ручья носки они сменили во время привала (в сидоре лежала «запаска», четыре пары полушерстяных носков). Но и эта смена белья уже промокла… Керзачи – не самая удобная обувь для такого рода забегов, однако другой обуви у них нет. А вот что у них имеется, и имеется в изобилии, так это желание как можно дальше убраться от учреждения, где каждый из них провел по нескольку сотен не самых лучших в жизни дней и ночей.

Пошел четвертый час, как они на свободе. И все это время четверка беглецов находится в движении – за все это время они позволили себе лишь один пятиминутный привал.

– С-той! – хрипло выкрикнул старший. – Все… Пр-ривал!..

Трое тут же повалились наземь; улеглись, обессиленные, хекая, прямо на полотно – кто на бок, кто опрокинулся плашмя, на спину.

Четвертый, самый старший по возрасту, остался на ногах. Этот смирный немногословный уральский мужичонка, как выяснилось, оказался выносливее и даже проворнее, чем можно было подумать, глядя на его сутуловатую фигуру.

Развернувшись в ту сторону, откуда они двигались, Монах стал вглядываться в белесую полосу тумана. По его расчетам, они находятся довольно близко к подошве Медной и совсем неподалеку от того места, где берет начало один из двух когда-то проложенных внутрь гряды тоннелей. До колонии отсюда километров восемь, если прокладывать линию по прямой.

Рельсы на этом участке узкоколейки – когда-то она проходила через военгородок, в котором нынче расположилась ИТК 55-б, и тянулась до южного портала тоннеля – были частично разобраны еще в восьмидесятых. Само полотно, за которым давно уж не следят, размыто в некоторых местах паводковыми водами. Остатки изогнутых под разными углами ржавых рельсов и шпал кое-где топорщатся на манер противотанковых ежей. Это обстоятельство имеет свои плюсы и минусы. Плюс в том, что по полотну не сможет проехать никакой легковой транспорт, даже вездеход. То есть даже если начальство колонии пошлет еще одну поисковую команду к Медведь-горе, то на колесах бойцы не смогут проехать. С обеих сторон этой заброшенной узкоколейки лежат давно превратившиеся в болота бывшие заводские пруды. Там и пешком-то не пройти, а на машине и подавно не проедешь. Значит, погоня в «северном» направлении будет организована пешая – солдатикам и их командирам, а также четвероногим ищейкам придется пробираться пехом вдоль полотна, рискуя свалиться в промоину или оступиться. Даже если большое начальство прикажет спешно перебросить в окрестности ИТК внутренние войска – к примеру, привезут «вованов» из райцентра, где дислоцируется их часть, – то и им придется совершить в конце пеший марш-бросок по пересеченной местности, да еще в условиях ограниченной видимости.

Что касается минусов, то таковые проистекают из единственного плюса. Почти весь путь к Медвежьей гряде, до южной подошвы которой теперь осталось всего ничего, беглые зэки проделали, двигаясь либо по самому этому полотну, либо вдоль него – параллельно, не удаляясь от этой заброшенной дороги, чтобы не потерять ее из виду, чтобы не заплутать в густом тумане и не забрести в болота. То есть вплоть до момента, пока они не окажутся непосредственно у подошвы гряды, вдоль которой планируют двигаться далее к укрывищу, беглецы тоже лишены маневра, лишены возможности свернуть с этой местной «магистрали».

Монах медленно вытер взмокшее лицо рукавом ватника. Так же неспешно, перебирая загрубевшими пальцами крючки, расстегнул его на груди. Застыл на какое-то время, насторожился, подобрался, подобно пойнтеру, вынюхивающему, высматривающему, караулящему верхним чутьем любое движение, звериный запах или шорох зверья. Степанов вслушивался так около минуты, оставаясь все это время недвижимым. Кроме надсадного хрипа подельщиков, приходящих в себя после затяжного марш-броска, да собственного учащенного дыхания, он никаких сторонних звуков пока не уловил. Задрав голову в мокром от пота треухе, поворачиваясь то в одну сторону, то в другую, осмотрел видимую часть небосклона. Каковая, надо отметить, на самом деле особо не отличается от вида земной тверди – та же мутная, как сивушный самогон, белесая субстанция.

«Повезло с погодой, – отметил Монах про себя. – В пригожий день уже заметили бы… Да и вымахнуть за периметр не дали бы так легко».

Кое-что его все же беспокоило. Примерно полтора часа назад спешащие уйти по полотну старой дороги на север, к горной гряде, зэки услышали приглушенный расстоянием стрекот. Из Полевского, вероятно, подняли вертушку. Степанов вновь прокрутил в голове весь этот эпизод. Звуки, издаваемые винтокрылой машиной, усиливались; по мере этого росла тревога в душах беглецов. Вскоре, гремя винтами – как показалось, над головами, – пронесся вертолет, почти не различимый, впрочем, в молочной взвеси. Зэки моментально залегли среди негустого голого кустарника!.. Все четверо прижались к влажной земле, надеясь, что пилот не сможет увидеть, различить недвижимые человеческие фигурки, сливающиеся с фоном местности. Да и густой туман наверняка мешает обзору. По-видимому, их не заметили. Во всяком случае, вертушка, барражировавшая какое-то – недолгое – время в районе Медвежьей, звеня винтами, полетела затем на юг, в сторону поселка Леспромхоз Два.

Саныч уже слегка оклемался; взгляд его стал почти осмысленным. Покряхтывая, он поднялся на ноги. Забросил автомат за спину. В горле все еще стоял комок; очень хотелось пить; ноги и руки гудели от усталости. Но все же он чувствовал себя гораздо лучше, чем еще несколько минут назад. «Пока что все ништяк идет… – подумал он. – Поисковая команда, поднятая по тревоге, похоже, пошла по ложному следу…»

Саныч покосился на Монаха – тот, развернувшись лицом на юг, что-то высматривал в белесой мгле.

Старший присел на корточки у низкого берега, подходящего в этом месте почти к самому полотну озерца. Набирая горстями воду, стал жадно пить. Утолив жажду, выпрямился. Лично он по-прежнему расценивает их шансы уйти от погони как довольно высокие. Монах знает эту местность, как собственную ладонь. И не только потому, что он родился в Полевском районе, в северном уголке которого как раз находится Медвежья гряда. До райцентра, кстати, отсюда не так уж далеко – до колонии по старой дороге и сорока верст не наберется, – но многие жители Полевского, даже из числа старожилов, отродясь здесь не бывали.

Степанов же не только бывал здесь – в свое время, – но и работал несколько месяцев на одном интересном объекте, расположенном как раз в районе Медведь-камня. Место это и вправду не совсем обычное. С послевоенного времени и вплоть до середины восьмидесятых Медвежья гряда и ближние к ней окрестности имели статус особой охраняемой зоны. Сюда нельзя было проехать ни по одной из местных дорог – на них были выставлены запретительные знаки, а на старой «медной» дороге, как и на другой дороге, ведущей к бывшим рудникам из поселка Леспромхоз, оборудовали еще и КПП. Кроме этого, местность патрулировали наряды, пешие и мобильные. По слухам, режим в этой зоне был гораздо-гораздо строже, чем в дни сегодняшние, когда вместо передислоцированной отсюда военной части в ее бывших казармах расположился контингент ИТК-55-б – осужденные и те, кто их охраняет. Кое-что об этих местах Саныч знал и без Монаха (среди зэков на этот счет тоже ходят разные разговоры). Но только от Степанова он узнал о том, что в районе Медвежьей гряды можно найти надежное укрывище на случай побега. И как раз об одном таком месте после долгих разговоров с Монахом наедине, после раздумий и прикидок Саныч написал в засланной из зоны маляве оставшемуся на свободе двоюродному брату. Велев тому в этом послании аккуратно – чтобы не засветиться – посетить это место и заложить там тайник с продуктами, гражданской одеждой и некоторой суммой наличкой…

– Братва, подымайтеся! – скомандовал старший. – Когда дочикиляем до укрывища, там и покемарим, и поедим!..

Малой нехотя поднялся. Парень он здоровенный, однако затяжные марш-броски, как выяснилось, не его конек.

Но этот-то хоть сам встал, а вот Дюбеля пришлось поднимать пинком ноги по ребрам.

– Улегся, как шлюха! – сипло выругался Саныч, когда общими усилиями его и Малого удалось поставить этого клювоноса на ноги. – Вытри рожу… облевался весь, йокарный бабай!..

Парень, получивший погоняло Дюбель за длинный крючковатый нос и еще за то, что иногда совал этот свой нос куда его не просили, вытер дрожащей рукой губы и подбородок – они были в налете пены или в остатках рвотной массы. Шатаясь, подошел к берегу заболоченного водоема, возникшего на месте одного из существовавших здесь некогда карьеров – медных рудников открытого типа. Опустившись на колени, стал черпать воду горстями. Сначала Дюбель жадно лакал воду – от ледяной жидкости стыли зубы, застыли и пальцы, но горевшее нутро требовало влаги. Затем попытался отмыть следы рвоты на рукаве ватника, но был остановлен окриком старшего:

– Ну, хватит! Встали тут посредь дороги… как шмонькин комитет! Командуй, Монах! Может, спрямим путь? И дальше двинем по краю болота?!

– Ша! – вдруг сказал Монах. – Тихо всем!..

Зэки замерли. Они стояли так, недвижимо, подобно статуям, примерно с полминуты. Старший уже хотел было спросить у «проводника», в чем причина задержки и не поблазнилось ли тому что-то. Но в следующее мгновение он и сам услышал то, что Монах распознал еще раньше, – собачий лай.

Звуки погони услышал не только он один. Малой, оскалив зубы, сорвал с плеча трофейный автомат! Дюбель, наоборот, побледнел до синевы. Сжав губы в узкую полоску, он стал пятиться вдоль полотна так, словно собирался порскнуть подобно зайцу, засекшему подбирающуюся к нему лису.

– Ну че, Монах? – полушепотом спросил старший. – Погоня?

– У них по меньшей мере два зверя… – почти спокойным тоном сказал Степанов. – И они идут по нашему следу.

– Йокарный бабай!.. Далеко до них?

– Около версты примерно… А может, и того меньше.

Старший дернул щетинистым кадыком – было даже слышно, как он тяжело, с усилием сглотнул. Монах хранил молчание, прислушиваясь к доносящимся откуда-то из белесой полумглы звукам, всматриваясь в клубящийся над полотном туман.

Первым не выдержал Дюбель! Он резко сорвался и, пригнувшись, потрусил по обочине вдоль полотна – в сторону Медной, уходя от приближающейся погони.

– Сколько у нас времени, Монах? – свистящим шепотом произнес старший. – И куда будем уходить?

– Собачек покамест одерживают, – сказал Степанов. – Однако еще минут восемь или десять, и они нас заметят. А зверей так-то могут спустить в любой момент.

– Так чего стоим?! – Малой нервно мотнул головой. – Уходить надо!!

– Так куда уходим, Монах? – повторил вопрос старший. – К горе? Или наискосок через болото ломанем?

Степанов не успел ответить, поскольку в следующий момент явственно послышался хлопок. Беглецы дружно повернули головы на звук. Завеса тумана в стороне от них – по правую руку – окрасилась сначала в розоватый, а затем в багряный цвет: кто-то выпустил сигнальную ракету! Следом – одна за другой – над полотном узкоколейки, довольно близко к ним, а также в стороне, километрах в полутора, но уже на восток от тоннеля, взлетели три сигнальные ракеты; белая, как показалось, и две зеленые.

– Теперь понятно… – пробормотал Степанов. – Че уж… ясно… не дадут уйти за Медведь-камень… Не думал, что по такому туману рискнут поднять машину…

– Что тебе понятно? – прошипел Малой, глядя не на этого странного мужика, а высматривая приближающихся преследователей вдоль окутанной пока еще спасительной туманной дымкой узкоколейки. – Вот мне ничего не понятно!

– С вертолета партию высадили, – сказал Степанов. – Не зря, однако, эта стрекоза тут летала…

Он деловито поправил лямки – примериваясь, проверяя, удобно ли лежит на загривке сидор. Теперь уже вполне отчетливо был слышен лай идущих по следу служебных собак; а иной раз до них уже долетели звуки человеческих голосов – окрики или команды старшего.

Трое зэков рванули в ту же сторону, куда минуту назад побежал самый нервный из их компании.

– Один только выход у нас, братцы. – Монах договаривал уже на бегу. – В Медной есть потаенные места… Ну, дык… есть где укрыться… Лишь бы… Лишь бы штольни не затопило.

Троица беглецов нагнала четвертого у самого тоннеля. Клювонос, у которого с перепуга снесло крышу, затравленным зайцем метался у стесанной отвесно «стены». Вход в тоннель имеет форму квадрата в поперечнике со стороной примерно в два с половиной метра. Сам тоннель, судя по открывшейся взору части, имеет такую же форму. Когда-то проход – или проезд – во внутрь горы был закрыт плитами, приводящимися в движение механически либо при помощи гидравлики. Но в свое время эти многотонные плиты сняли и куда-то увезли.

Видимо, поддавшись панике, Дюбель примчался сюда, к зеву тоннеля – прямиком по полотну. А что делать дальше, «куды бечь», вот этого он не знал.

Увидев вынырнувшие из сизого тумана мужские силуэты, разглядев в них потерянную было компанию, он метнулся к старшему. Саныч хрипнул на ходу:

– С-сука, Дюбель! Уррою!!

Но разбираться с гаденышем некогда; из белесой мглы – по полотну! – настигая зэков, вынеслась темно-серая псина… овчарка! Одновременно из тумана раздался чей-то крик – должно быть, кинолога, упустившего натянутый до предела рвущейся изо всех сил ищейкой поводок:

– Альма?! Альма, к ноге!!!

Малой, скаля щербатый рот, выпустил очередь по мчащей на него собаке! Свинцовая очередь разнесла псине голову!.. И тут же невдалеке, в кисейной завесе, тонко вскрикнул человеческий голос – кого-то из преследователей тоже зацепило!..

И вновь раздался трескучий грохот, отбиваемый отвесной, вырубленной в скальной породе стеной, усиливаемый вдобавок – как раструбом резонатора – тоннельным проходом! Это старший выпустил автоматную очередь вдоль полотна, в том направлении, откуда они сами только что сюда прибежали!..

– Быстро за мной! – скомандовал Степанов. – Сюда, братцы!!

Зэки, пригибаясь, метнулись в темный зев прохода – вслед за «проводником». Вслед им застучали автоматные очереди и одиночные выстрелы; пули с визгом рикошетили от стен тоннеля, плющились о скальные выступы. У беглецов имелось всего несколько секунд в запасе, чтобы найти убежище. По спинам зэков гулял в эти мгновения смертельный холодок. Каждый из них понимал, что обратного хода нет. Хотя бы потому, что настигшие их люди, судя по открытому ими ответному огню, имели четкий однозначный приказ – «в случае оказания сопротивления открывать огонь на поражение».

Тоннель, как выяснилось, оказался частично затоплен водой. Более того, он упирался в некую перегородку. Только стена эта, преграждающая проход, не из скальной породы, как на входе, а выложена из серых бетонных блоков.

Сначала Малой, а затем и старший – оба пятились, щерясь, как загнанные за флажки волки, – выпустили еще по одной недлинной очереди. Не столько надеялись зацепить кого-то из преследователей, сколько для острастки. Чтобы задержать их у входа и тем самым выиграть еще несколько драгоценных мгновений. В тоннеле сумрачно, стыло, страшно. Вода плещется почти у самого входа. До второй стены расстояние составляет метров тридцать, не более. Дюбель завыл от безысходности, от охватившего его животного ужаса!.. Место, в котором они очутились, казалось западней. Тупиком. Стенкой, у которой их всех и порешат.

Единственным, кто не потерял окончательно голову в их компании, оказался Степанов. Он безбоязненно вошел в воду; при этом держался левой стены тоннеля. Когда вода достигла полы ватника, он, чуть пригнувшись, свернул в открывшуюся – видимую только с близкого расстояния – штольню.

– Берегите головы! – предупредил он. – Здесь потолок местами низкий…

За ним, как нитка за иголкой, в этот же проход потянулись остальные беглецы – Дюбель, потом старший и, наконец, замыкающим, Малой.

– Хозяин, впусти к себе беглых странников! – хрипло пробормотал под нос Монах. – Дай нам приют… и дай защиту от ворогов наших!..

Из-за спины доносились гулкие резкие звуки – снаружи обстреливали вход в гору и сам тоннель. Что-то громыхнуло! Похоже, бросили «светошумовую». А может, и боевую гранату швырнули, кто знает? Вновь затараторили короткими очередями «калаши». Ух, разозлились-то как охотнички! Но внутрь самого подземного пространства, похоже, пока не заходят; не хотят рисковать, зная, что зэки вооружены и что терять им, по большому счету, нечего.

Степанов брел в ледяной воде, в сгустившейся темноте. В этой боковой штольне воды было сначала по пояс. Затем – по грудь. И, наконец, не слишком-то рослому «проводнику», чьи плечи вдобавок оттягивал «сидор», пришлось задирать голову, потому что вода дошла уже до подбородка. Позади все еще слышались звуки стрельбы, перемежаемые больно бьющими по перепонкам хлопками гранат. Когда беглые зэки, едва переставляя ноги, брели по залитой водой штольне, кто по грудь, а кто и по шею в ледяной воде, уже лишились всякой надежды на спасение, каменная поверхность под ногами стала подниматься, а вода – заметно убывать.