Читать книгу Флешка - Сергей Тепляков - Страница 3

Положив трубку, Филипп заварил себе чаю и откинулся в кресле. В стеклянной стене напротив он видел себя – блондинчик с простыми неброскими мелкими чертами лица. Глядя в стекло, он попробовал взбить чубчик, но это ничего не поменяло. Он вздохнул – уж слишком напоминал себе манекен, а манекены напоминали ему себя. Манекены, как известно, имеют внешность «в общем». Вот такую же «в общем», типовую, внешность, без характерных черт – разве что почти сросшиеся брови и небольшой пухлогубый рот – имел и Филипп. Знакомые нередко говорили ему – мы тебя видели, махали тебе, а ты не оглянулся. Филипп понимал, что видели они не его, перепутали с кем-то, но даже не обижался, привык. Отдельным горем – ну, может, не горем, а так, расстройством – был рост, ниже среднего, так, что он всем был по плечо.

Из-за роста он, когда был помоложе, иногда грустил, хотя и говорил себе, что есть огромное количество девушек, вполне подходящих ему по росту. Однако то ли в росте все же была проблема, то ли еще в чем, но Филипп был с юности робок с девушками. Вполне ожидаемо ему не сильно с ними везло. Сначала он комплексовал, а потом решил, что не больно-то и надо. Мать, заметив что-то, сказала ему однажды: «Если ты из-за девушек, то не грусти. Все наладится». Он тогда удивился – как она поняла? Но ответил, что с девушками у него все хорошо.

Потом, в двадцать восемь, он женился, и с виду все и правда было хорошо. Маргариту он увидел на показе мод – она ходила по подиуму, сильная, длинноногая, красивая, с густыми шикарными волосами. Он подошел к ней словно завороженный. Для Филиппа с его воспитанием девушка из модельного агентства была почти девушка из эскорта, но он – может, именно поэтому – вдруг познакомился с ней. Она была еще и выше него, даже без каблуков – это выяснилось довольно скоро, так скоро, что он долго удивлялся, но потом удивляться перестал: понял, что Маргарита сделала на него ставку. Он в то время уже имел неплохую работу, ездил на своей машине, что среди его сверстников было нечасто. Когда в первый вечер он предложил ее подвезти и она в первый раз села на переднее сиденье его машины, его поразило выражение ее лица. Он уже потом, намного позже, через несколько месяцев или даже лет, понял это выражение – она уже знала, что все это будет ее! Они поехали в кафе, а потом он, осмелев, предложил ей заехать к нему. Он был готов к отказу, но она согласилась (потом он тоже понял – она хотела посмотреть весь товар сразу). У него и квартира уже была – правда, тогда еще не своя, съемная, но с теплым полом, зеркалом во всю стену, большой ванной – с первого взгляда на квартиру было ясно, что ее хозяин при деньгах. Наверняка Маргарита видела квартиры и получше, но, думал теперь Филипп, с теми хозяевами у нее что-то не срослось, а возраст – двадцать шесть – поджимал. Поэтому тут она решила не терять времени.

Утром как-то так вышло, что она не ушла. Они провели вместе весь день и он понял, что она намерена остаться и на вторую ночь. Он был не прочь – это было воскресенье. В понедельник утром он довез ее до работы и она сказала: «Ты во сколько заедешь за мной?» – то есть, вопрос, заедет ли вовсе, не обсуждался, это разумелось само собой. У него не хватило духу сказать ей, что в общем-то он и не собирался за ней заезжать. Да к тому же она была так шикарна, что грех было жаловаться. Он приехал за ней в этот вечер, потом – в другой. Потом он увидел у себя в ванной комнате разные ее женские штучки. Потом она сказала, что надо поехать в обувной – купить ей что-нибудь не на шпильках. Он понял, что это ради него, это его тронуло.

Матери Маргарита не нравилась. «Уж слишком красивая…» – говорила она. Теперь Филипп понимал, что у матери к невестке была не только эта претензия, но тогда расспросить ее не догадался – объяснил это материнской ревностью, посмеялся. Он к тому времени был влюблен в Маргариту по уши. Ее красота льстила ему – ему нравилось, как столбенеют, увидев ее, мужики, и как перекашиваются лица женщин. К тому же, он очень быстро к ней привык. В ней было немало хорошего – она была упорная, редко жаловалась на усталость. Было, правда, много такого, что он не любил. Прежде всего, она видела его насквозь.

К тому же, имея диплом юрфака и какие-то связи, она сдала адвокатский экзамен и быстро пошла в гору. Клиенты у нее были богатые, дела запутанные, иски многомиллионные, гонорары многотысячные.

На ее корпоративы или в гости к ее клиентам ходить было ему не по душе – там была совсем другая жизнь, слишком много брильянтов. Ему даже говорить, что он работает в продуктовой оптовке было неудобно – словно приказчиком в лавке. Чтобы соответствовать, он залез в разные долги, набрал кредитов, болезненно напоминавших о себе эсэмэсками и звонками о просрочках платежей.

Скоро вышло, что Филипп оказался при жене. У нее постоянно позвякивал телефон, она с кем-то разговаривала и уезжала куда-то по вечерам. Поначалу Филипп задавал вопросы, но она отвечала на них «Я свободная женщина!», глядя ему в глаза с некоторым насмешливым вызовом, будто подначивая: ну, спроси у меня еще что-нибудь, ты же хочешь. Филипп боялся спросить – ведь ответит, и в конце концов перестал задавать вопросы: ложился спать, не дожидаясь ее, один.

Хорошо, что были дети – две дочери, Татьяна семи лет и пятилетняя Анна. И Маргарита, и Филипп очень любили девочек. Но, Филипп замечал, дети чувствовали, что родители борются друг с другом, и это их расстраивало. Филипп как-то объяснял девчушкам их с мамой размолвки, ее отсутствие в доме по ночам. Пытался корить жену. Но градус любого разговора на эту тему она сразу повышала до скандала (ему все чаще казалось – намеренно). Да еще убеждала его, что все так живут – вот, мол, и Сидоровы ругаются, и Петровы, а Ивановы и вовсе дерутся, так что мы еще нормально живем. Филипп чувствовал, что не нормально, но сказать ничего не мог. Он чувствовал, как что-то нехорошее растет внутри, понимал, что выход один – развод, но не мог себе этого представить. К тому же, знал, что Маргарита с ее опытом и знакомствами, отсудит у него все, – и квартиру, и машину, и дочерей. Дочерей Филиппу было жаль.

Он отхлебнул из кружки чай, поставил кружку на стол и задумчиво посмотрел на нее. На кружке были пирамиды. В Египте они – Филипп и Маргарита, детей оставили ее родителям – были два года назад. Хоть и планировали отдохнуть, но тоже поругались: Маргарита думала, что они едут загорать, купаться и заниматься сексом, Филипп же готов был чуть не весь срок путевки потратить на походы по пирамидам, гробницам и музеям.

В детстве Филипп мечтал стать археологом, даже потом учился на историческом. В оптовку же попал из-за страсти к деньгам, которая тоже была у него с детства, с самой первой, подаренной бабушкой, копилки. Он помнил ее до сих пор – стеклянный квадрат, из таких в советские времена делали прозрачные стены. Кто-то пропилил в верхней стенке щель – получилась копилка, замечательная еще и тем, что деньги в ней было видно. В десять лет он для денег собирал бутылки, а потом, в перестройку, когда в киосках стали продавать невиданное прежде широкими массами бутылочное пиво и широкие массы стали пить это пиво в три горла, Филипп понял, что один не справится и организовал на сбор стеклотары пацанов во дворе. Причем, деньги делили не поровну – он был главный, пацаны работали на него.

С тех бутылок и пошло, закрутилось, и в результате он вышел кем вышел – менеджером в оптовке, да и то в небольшой. Многие, кто работал вместе с ним, уже имели свои магазинчики, но ему это было неинтересно. Он снова начала читать, уходил в книжки, словно запирался в тайной комнате. Эту его привычку мало кто понимал. На корпоративах он иногда пытался блеснуть, но коллеги его не понимали, подначивали: «Филя, ну если ты такой умный, то почему такой небогатый?».

В Египте, в одной из пирамид, осматривать которые Филипп поехал в одиночестве (с Маргаритой поругались, она сказала, что покупала бикини для пляжа, и отказалась ехать по жаре черт знает куда), экскурсовод показал ему необычную роспись – с вертолетами и подводными лодками. Поначалу Филипп не поверил своим глазам. Потом подумал, что это арабы нарисовали специально – для туристов – и хоть и сфотографировал, но забыл (тем более, ссора с Маргаритой не шла из головы). Они в конце концов помирились с Маргаритой и остаток отпуска прошел как хотела она – то на пляже, то в постели (Филипп, впрочем, признался сам себе, что это не самая плохая программа).

Однако потом, уже дома, он вспомнил про снимки и решил почитать в интернете о них и о разных других казусах истории. Он и раньше слышал, что археологи время от времени находили то, чего не должны были находить – то авторучку в мозге древнего бизона, то пулю в мамонте. Относился к этому снисходительно – треп, сказки. И тут не надеялся на что-то серьезное – хотел просто себя развлечь.

Однако первое, на что он налетел, была большая статья о том, что пирамиды сделаны инструментами, которые египтяне не могли иметь: Древний Египет, по мнению ученых, относился к бронзовому веку, но каменные блоки резались и обрабатывались высококачественной сталью. Ученые эту странность или обходили совсем, или объясняли маловразумительно. Потом он прочитал про огромные постройки в Баальбеке – там неизвестно кто уложил громадные плиты, которые и нынче, с подъемными кранами и другими механизмами, уложить будет нелегко. Так как не было найдено ни папирусов, ни иероглифов на камнях, ученые решили, что цивилизация в Баальбеке не имела письменности – получалось, что все эти работы велись «на глазок», без расчетов и чертежей. Но тогда почему, думал Филипп, у строителей Баальбека результат лучше, чем у нынешних? Баальбек стоит почти три тысячи лет, а нынешние дома требуют ремонта уже лет через тридцать…

Не то чтобы Филиппа осенило, но однажды он подумал: если принять, что цивилизации прошлого были зачастую более развитыми, чем наша, то все становится на свои места. Как построили пирамиды? Да таскали плиты грузовыми вертолетами. Как прорыли первый Суэцкий канал? Экскаваторами. Что такое рисунки в пустыне Наска? Да выставочный зал, по которому экскурсии летали на самолетах. Филиппа больше всего удивляло то, что если какую-то странность уж совсем никак нельзя было объяснить, то вспоминали про инопланетян – мол, прилетели и передали знания. Мысль же о том, что предки могли быть не дурнее потомков, не допускалась, как когда-то не допускалась мысль о том, что земля – шар.

«Нашей цивилизации две тысячи лет, и вот мы уже разговариваем по сотовым, у нас есть компьютеры, интернет и мы летаем в космос. А египетская цивилизация существовала пять тысяч лет – и почему мы решили, что они не придумали ничего, круче колеса?! – думал он, сам удивляясь очевидности своих прозрений. – Мы смотрим на прошлое свысока, сверху вниз. Мы считаем, что развитие человечества последовательно, и Египет, и древние греки, и мы звенья одной цивилизационной цепи. Но цепей-то могло быть много!» – думал Филипп, и от этих мыслей его бросало то в жар, то в холод.

Но не только мысли о том, что древние были не дураки, пришли ему в голову. Однажды, увидев на скамейке вырезанное «Саша+Лена», Филипп вдруг подумал, что для человека очень важно оставить по себе след. И не столько след, сколько память, информацию. Но могли ли тогда те, кто жил до нас, не попытаться передать потомкам «привет»?

Можно было бы считать «приветами» те же пирамиды, те же рисунки в пустыне Наска. Однако о рисунках Филипп думал, что просто был и у древних свой Церетели, а пирамиды считал проявлением древних понтов – так сейчас миллионеры меряются яхтами, просто у каждого времени свой стиль. Настоящий «привет», думал Филипп, должен содержать информацию, много информации. При этом, сам по себе он должен быть невелик, компактен. «Это должно быть что-то вроде флешки…. – однажды подумал он.

– Какой-то предмет, небольшой, предназначение которого нам по нашему высокомерному отношению к предкам, не понятно и который мы, может быть, пинаем ногами. Если от древних цивилизаций остались такие штуки, значит, они жили дольше и лучше нас. Так, может, на этой флешке есть и рецепт – как нам жить?».

Филиппа так захватили эти идеи, что он даже книжку об этом написал, и, выдержав скандал с Маргаритой, издал ее за свой счет нынешним летом. Книжка называлась незатейливо – «Флешка: нам привет из прошлого». Филипп думал, что совершил открытие уж куда полезнее атомной энергии – в общем-то он подарил человечеству надежду на вечную жизнь: достаточно найти послание предков и дальше действовать по инструкции. Он ждал, что ему начнут звонить журналисты, он будет раздавать интервью. Но книжка пропала где-то среди прочих. В местном книжном магазине ее поставили на полку местных писателей, между книжек о деревне, тракторах и доярках. Покупали книжку редко. Он выставил ее отрывками в интернете, но и там ее не больно-то читали – только несколько сумасшедших, которым явно хотелось показать свою ученость, оставили комментарии, от которых Филиппу хотелось плеваться, да кто-то несколько раз вставил рекламу дурацкого дезодоранта.

Филипп после этого загрустил. Кроме человечества, он за книжкой думал и о себе – может, вынесет эта книжка его из беспросвета и скуки? Получалось – не вынесла. Он говорил себе, что, может, оценят его потом, но знал, что потом ему не надо, надо – сейчас. Но выходило так, что сейчас ничего, кроме работы, Варфоломеева, Марьяны, Маргариты, эсэмэсок из банка, поисков денег на кредиты (а нынче еще и на новогодние подарки!), беспросвета со всех сторон – по вертикали и по горизонтали – не будет.

Филипп поморщился, допил из кружки чай одним глотком и поставил ее вниз, под крышку стола – чтобы не мозолила глаз.