Читать книгу Кофе с корицей - Сергей Терещук - Страница 1

Нулевая отметка. 0 часов. 0 километров.

Я отдал все деньги, что у меня были. Все мои, да что я говорю? Все семейные сбережения. Все до копеечки. Все, что накопила наша семья за пару лет совместной жизни. И вот я все отдал совершенно незнакомому человеку. И знаете, что? Я сделал это без всяких раздумий и угрызений совести. Потому что отдал я их вот за эту красавицу. А она стоит того. Она стоит даже больше. Больше всяких там денег. И я не смог удержаться. Мое желание было сильнее рассудка. Выше всех моих сил…

И вот она стоит передо мной, ослепляя своими влажными округлыми боками цвета слоновой кости. Она приняла душ, чтобы предстать передо мной во всей своей красе.

Я смотрю на нее и не верю своим глазам. Только в самых сумасшедших снах я видел этот миг. И вот мечта обрела формы и стала совершенно осязаема. Я могу дотронуться до нее. Потому что она моя. И случилось это отнюдь не вдруг. Не как снег на голову. Мой поступок не был спонтанным. Он был обдуман со всех сторон, холодным рассудком. Но, в тоже время, шел от сердца. Сколько бессонных ночей я провел в мучительных раздумьях и попытках утихомирить свою страсть. Сколько сил потратил на борьбу с безудержными фантазиями и грезами родом из детства. Сколько времени я провел у окна, разглядывая тихо спящие припаркованные у дома автомобили. Сколько стаканов воды было выпито, пока я мечтательно смотрел на звезды, чтобы затушить эту жажду обладания.

И вот когда все чувства и порывы были уничтожены, включился холодный расчет. Теперь мы стоим друг напротив друга, замерев в предвкушении блаженства взаимного обладания. Она принадлежит мне, а я ей. Безраздельно. Никто не сможет разрушить эту связь. Никому не удастся проникнуть в ее суть. Потому что это будет нашей тайной.

Почему именно она? Все просто. Любовь с первого взгляда. Мечта детства. Как-то ночью мы возвращались домой. Папа заказал такси. И приехало вот такое чудо.

– Мне нужна такая мафина! – сказал я маме.

– Нужна, значит, будет! – мама погладила меня по голове.

– Када?

– Вот заработаешь и купишь, – она улыбалась своей обжигающей улыбкой.

– А када?

– Когда подрастешь! Даже лучше купишь!

– Я не хочу лучше! Я хочу такую!

…Наверно, в тот миг от нахлынувших впечатлений во мне соединились все любови, какие только существуют на свете. К маме, к папе, к жизни… И автомобиль стал олицетворением этих чувств. Мне казалось, что, будь у меня эта машина, время притормозило навсегда. И мы остались в нем такие же молодые и беззаботные. Как бабочки в янтаре. А с годами это ощущение становилось все сильнее и сильнее…

Счетчик исполнял колыбельную, отсчитывая километры. Кожаный диван мягко покачивал меня в своих объятиях. Я, свернувшись калачиком, лежал на коленях у мамы и вдыхал запах тепла, бензина и ночной дороги. Знакомый с детства запах такси. Сколько раз, будучи уже взрослым человеком, я пытался найти нечто подобное. Хоть издали напоминающее те самые детские переживания. Но тщетно. Это был первый объект моей юношеской страсти, и ничто не могло затмить его.

– Забыл вам сказать! – из гаража вышел пожилой мужчина, прежний обладатель моей прелести. – Там ручка скорости отстреливает назад и влево. Когда газуете. Так что будьте осторожны. Чего не делал, починить не получилось.

– Спасибо! Я знаю! Вы мне говорили.

– Правда? Не помню. Ну, желаю вам всего хорошего. Поздравляю с покупкой!

Он протянул мне шершавую ладонь. Мы пожали друг другу руки. Мужчина достал сигареты без фильтра.

– Курите?

– Нет! Бросил.

– Бесполезно! Я столько раз пытался…

Меня начала немного напрягать его словоохотливость. Неужели он в сотый раз, опять расскажет про все свои попытки бросить вредную привычку.

– Да, вы рассказывали

– Правда? Хм! Вот память! Болтаю, болтаю! А с кем и о чем – уже и не помню! Это все сигареты проклятые. Жена говорит: сходи, проверься…

– Да!

Мужчина затянулся и тут же закашлялся.

– Вот теперь займусь своим здоровьем. Ну, удачи вам! Звоните, если что!

– Спасибо еще раз… Непременно позвоню…

– А машинка-то с норовом…

– Предупреждали… Уже…

– Все, ухожу! Ухожу! Прощайте. И ты прощай, бестия цвета слоновой кости. Сколько же ты мне крови попортила…

Он повернулся ко мне. Глаза его были полны слез.

– Она прекрасная… Просто силы у меня уже не те. Здоровья не хватает ухаживать за ней. Стоит в гараже. Жалко…

Он провел рукой по округлому гладкому боку «Волги ГАЗ-21».

– Ну, бывай, красотка!

Обратился ко мне.

– Уезжайте, пока я не передумал.

В его голосе промелькнула угроза.

Мало ли что там у него в душе сейчас происходит. Еще, чего доброго, и правда передумает. Надо уносить все четыре колеса.

Я открыл дверь. Устроился на переднем диване. Провернул ключ в стартере. Мотор приветливо заурчал. Запах моей мечты окутал меня и наполнил мои легкие. Еще раз проверил бумаги в кармане куртки. Полчаса назад там лежали деньги. Теперь – договор купли продажи и документы на машину. Сомнений не было. Этот автомобиль теперь мой. Мой! Мой!

В зеркале заднего вида мужчина грустно пылил по дорожке между гаражами. Его сгорбленная спина и шаркающая походка не внушали оптимизма. Надо было поскорее уезжать отсюда.

Покрышки захрустели по гравию. Я увозил свою красавицу к себе домой.

Прохладный пожелтевший руль радовал руки своей пластиковой твердостью. Никакой инфантильной мягкости, присущей современным экземплярам. Никаких заискивающих кнопочек и подсветочек. Аскетизм и брутальность. Три спицы, уходящие т-образно от рулевой колонки, и стальное кольцо звукового сигнала, создающее среднюю орбиту на рулевом колесе. Управление тугое. Но зато ты чувствуешь, что у тебя в руках. Тут и правда нужна сила, чтобы управлять этой грациозной девушкой. Нет этой невнятной податливости нынешних авто. Услужливости. Если хотите повернуть, будьте добры быть настойчивее. Еще настойчивее! И увереннее в своих движениях.

Выезжаем из ворот гаражного кооператива. Наконец-то дорога. Я чувствую, как стучат от счастья клапана моего сердца. Ладони становятся влажными от возбуждения. Захватывает дух, словно я лечу. Но я еду. Я еду на своем собственном автомобиле. На своей «Волге» 1968 года рождения. Не знаю почему, но именно этот год производства сыграл решающую роль. Было пару машин и помоложе. Но я выбрал именно эту. Нет. Не так! Мы выбрали друг друга.

А еще, это очень редкая комплектация. Экспортная. Так мне сказали. Тут скорости переключаются не как у всех «Волг», на руле. Тут ручка находится у правой ноги. Она украшена прозрачным многоугольным набалдашником. Искусственный бриллиант размером с кулак. С застывшей розой внутри. Нажимаю газ. Пустая дорога вдоль промзоны. Почему бы и нет!

– Эх, прокачу! – восклицаю я.

И в следующий момент вскрикиваю от боли. Ускорение выбивает передачу. Металлическая трость отстреливает мне в колено граненым стеклом. Я бью по тормозам и вою от боли. Меня же предупреждали. Несколько раз. Наверно, я в этот момент отлучался полетать в облаках. Безответственность и безалаберность. Как говорила моя жена.

– Ведерко с лопаткой, песок в сандалиях! – добавляла она.

Я останавливаюсь у обочины и выхожу из машины.

Этот удар отрезвил меня. Привел в чувства. Точнее, вылил на меня ушат вины. Колено болит, но я хватаюсь за голову. Как? Как я мог такое сделать? Спустить весь семейный НЗ! Это недоразумение! Непростительная несознательность… Вернуться назад к этому мужику? Какой ненормальный вернет деньги? Но он же хотел ее вернуть!.. Да что со мной, в самом деле? Как я мог!

Я достаю мобильный телефон и набираю номер. Долгие гудки.

– Да! – женский голос.

– Простите! А могу я поговорить с Григорием?

– Нет!

– Я не туда попал?

– Попали туда. Только поговорить вы с ним не сможете?

– Почему?

– Потому что он лыка не вяжет. Напился на радостях!

– Так быстро?..

– Долго ли в его-то возрасте и с его здоровьем… Что вы хотели? Машину вернуть?

Это было еще одно ведро холодной воды. Какая-то нездоровая кутерьма затевалась вокруг меня.

– С чего вы взяли? – промямлил я, имея в виду: «Как вы догадались?».

– Случалось уже такое… Два раза. – Женщина была на взводе. – Только вот что я вам скажу. Не выйдет у вас ничего! Через мой труп! Не машина, а наказание какое-то! С милицией приходите. В суд идите. А за здорово живешь я вам деньги не отдам!

– Да я… просто… просто…

Увиденное, как удар под дых, сбило мне дыхание и заставило сердце биться учащенно в горле. Передо мной на дороге зиял раскрытый люк. Из него на тридцать сантиметров торчало бревно. Во время телефонного разговора у меня есть привычка бродить. Вот и сейчас я прошелся вперед. И увидел такой «сюрприз». Оглянулся на машину. Она смотрела на меня слепыми выключенными фарами. А сумерки скрыли опасность от моих глаз. Сделали ее почти невидимой. Это что же получается? Находясь в эйфории обладания, я забыл о безопасности. Не включил ближний свет. И если бы не этот удар в ногу. Где бы я сейчас был? На больничной койке! В лучшем случае!

– Что вы замолчали? – женщина продолжала кричать в трубку.

– Молчу?.. Безответственный и безалаберный криворук. – Я опустился на бордюрный камень.

– Что? Это вы о ком?

– Это я о себе. Вы не знаете, почему я такой… такой рукожоп? – злоба на самого себя сдавливала горло.

– С вами там все в порядке? Алло! Молодой человек… Может, скорую?

– МЧС… вызовите!

– Какое МеЧеэС?

– Тут надо люк закрыть…

Я дал отбой. Встал с холодного камня и поплелся к машине. Я знал, что как минимум семь миллиардов человек на планете Земля вернули бы деньги и еще получили бы компенсацию за ущерб… как его… ну, который не материальный. Моральный… Но я в их число не входил.

Надо было ехать домой, а по дороге придумать, как приподнести супруге известие, что я сегодня выбросил на дорогу:

1. ее норковую шубу,

2. ее новый горнолыжный комбез с комплектом наикрутейших и наидорогущих горных лыж и ботинок

3. ее зимнюю поездку на горнолыжный курорт

4. ее летнюю поездку на райские острова

Не считая всякой сопутствующей мелочи.

Пружины жалобно заскрипели подо мной. Дверь захлопнулась тяжелым железом. Первым делом надо включить свет. Щелчок рукоятки. Бешено заходили дворники, издевательски повторяя со скрипом:

– Не то, не то, не то…

Щелчок другого переключателя заставил явиться во всей красе торчащее из земли бревно в десяти метрах от машины. Вот это был бы номер! Купить автомобиль и тут же его раскокать. Я думаю, не многие могут позволить себе такой аттракцион. Было бы что вспомнить в момент казни на кухонном столе посредством скалки.

«Волга» вздрогнула всем телом. Отряхнулась. Сбросила все дурные мысли. Медленно объехала препятствие. Предоставила мне возможность плюнуть в открытый люк. И покатила нас навстречу судьбе. Первое совместное испытание мы преодолели, оставшись целыми и невредимыми. Если не считать моей коленки. Первая щепотка соли из предполагаемого пуда была съедена.

Крадучись вдоль бровки под ироничные сигналы обгоняющих машин, я ехал, раздумывая о нашем будущем. По всей видимости, он не было безоблачным. Чтобы отвлечься от тяжелых раздумий, включил радио. По всем программам передавали одно и то же. Хрипение и шипение. Внутри приемника расплодились страшные рептилии. Нужно заняться их изгнанием, дабы открыть простор для современных радиоволн. Но это когда будут свободны обе руки, машина будет надежно припаркована и в округе не будет нервных прохожих. А пока крепко держаться за баранку и внимательно смотреть за дорогой.

Не имея никакой поддержки со стороны ввиду неработающего приемника, пришлось оказывать первую психологическую помощь самому себе.

– В конце концов, до зимы еще далеко. Может случиться всякое. Мода на шубы, например, пройдет… Или их вообще запретят. А что касается лета, то на ближайшее мы не планировали отдыхать. Тетя моей гостеприимной жены собралась приехать полным семейством прямиком из Якутии на все три месяца. Поправить свое здоровье у местных шаманов. Тамошние целители ей уже не помогают. Вот приедут они и будут развлекать друг друга всякими снадобьями. А мы будем предоставлены сами себе и займемся наведением марафета. Моя красавица. Моя умница. Моя хорошая.

Так разговаривая вслух, я совершенно инстинктивно погладил руль, и приятная гладкость перенесла меня на тридцать с гаком лет назад. И вот я, четырехлетний мальчишка, сижу на заднем сидении дедушкиного авто и показываю нос обгоняемым машинам. Дедушка был лихачом. Дождь, снег, узкие серпантины – ничто не могло его заставить сбросить газ. Даже бабушка, сидящая рядом и умоляющая: “Ну, Коленька, ну, пожалуйста! Осторожнее! Ведь у нас внучек в машине! Ой, мамочки…!”

Дед подмигивал мне в зеркало заднего вида и давил на гашетку. Бабуля хваталась одной рукой за сердце, другой за ручку над дверью и прикусывала губу от страха. Тишину нарушал только неистовый рев мотора и тихий шепот деда:

– Ну, давай, моя хорошая! Давай! Немного осталось! Ты сможешь! Давай, милая!

И старенький «Москвич» 403-й модели медленно карабкался в гору по раскаленному асфальту, преодолевая горный перевал. Мы ехали на моря. Пока мои родители обливались потом в плацкартных вагонах без кондиционера в тридцатиградусную жару, дед, наплевав на все трудности, решил прокатить меня с бабушкой с ветерком. И показать красоты необъятной родины.

На общем семейном совете, единодушно, моим дедом было принято решение именно таким вот образом добраться до Черного моря. И насладиться диким семейным отдыхом.

– Ты ж, моя красавица! Ты такая же, как «Волга», только чуточку поменьше! – приговаривал деда, глядя вслед обгоняющим «ГАЗ 21». И тоже поглаживал по рулю. Быть может, от него мне передалась привычка разговаривать с машиной. Какой-то там ген или хромосом, отвечающий за первобытную связь с магическим артефактом, созданным человеческими руками.

Он так и остался в моей памяти – дедом за рулем старенького «Москвича». Дедом, который щекотал меня своей щетиной. Дедом, который подмигивал мне в зеркало заднего вида и крепко обнимал бабушку правой рукой.

Все эти мысли и воспоминания меня отвлекли и успокоили, так что я не заметил, как вкатил во двор дома. Уже совсем уравновешенный и смело смотрящий в светлое будущее. В свете фар, через лобовое стекло собственного автомобиля, оно представлялось очень даже радужным. Почти… Присутствовал нюанс в виде жены. Но, в конце-то концов, мужик я или нет? Других аргументов у меня не было…

Я не стал прятаться. В открытую припарковался на свободное место. Гордо вышел из машины. С вызовом захлопнул дверь. И поднял голову. Вдруг она стоит на балконе со своим верным другом телефоном. Это был бы выход. Поставить, так сказать, перед фактом… Но на балконе было пусто… И слава богу. Я набрал воздух полной грудью, но вдох получился куцый. Сбивчивый и неуверенный. Выдохнув, попытался вдохнуть еще раз… Но получилось еще хуже. В легких столкнулись предыдущий вдох и нынешний. Закололо в правом подреберье. Диафрагма встала колом. Проклятая невралгия. Две минуты назад готов был дуть в горн, бить в барабан и размахивать флагом с девизом “По фигу”. Один неудачный вдох обломал всю малину.

Закрыв дверь «Волги» на ключ, я пошел к подъезду. Перед тем, как войти под козырек, взглянул еще раз наверх. Милены там не было, а значит, меня не застукали на месте преступления, и я мог отложить свое признание до лучших времен.

Суд откладывается, граждане присяжные заседатели. Подсудимый идет менять подгузники.

2 часа. 60 километров

Лифт очень быстро доставил меня на двенадцатый этаж. Предатель. Так быстро, как никогда. И никто не подсел. И никто больше его не вызвал. Все как сговорились. Предатели. Я даже не успел прийти в себя. Не успел перевести дыхание, а уже двери кабинки распахнулись, приглашая меня пройти в тихую, уютную, маленькую, семейную однокомнатную пыточную. То есть, простите, квартиру. Что там дыхание! С мыслями не успел собраться. Всегда все самое главное оставляешь на потом. Вредная привычка слабохарактерного человека. Всякий раз намереваешься принять решение в лифте или додумать важную мысль… И вот на тебе! Уже двенадцатый этаж. А в голове, кроме “Здравствуй, милая, я инфантильный идиот!” – ничего. Не кататься же вверх-вниз, пока не придет что-нибудь более оригинальное.

Прижимаю ухо к двери, дабы понять, что там вообще происходит. Если Милена общается по телефону, то у меня есть шанс остаться незамеченным до конца разговора. Или разговоров.

Ничего не слышно. Принимаю решение снять туфли на лестничной площадке, чтобы не шуметь в коридоре. Стараясь не привлекать внимания, я проскальзываю в дверь, подражая легкому сквозняку… Прислушиваюсь. О, счастье, она на кухне очень занята. Беседует по мобильнику. Я осторожно выглядываю из-за угла, через узкий коридор стандартной планировки. Там, в конце туннеля, крохотное помещение для приготовления и принятия пищи. Принюхиваюсь! О, боги очага и вертела. Какой запах! Желудочный сок бьет мне в голову. Голод парализует все инстинкты самосохранения. Надо отдать должное моей супруге, готовит она отменно. И всякий раз изобретает нечто невообразимое. Очень вкусное и необычное. Это ее хобби и заодно работа. Да! У нее свой собственный кулинарный блог. Все, что она зарабатывает, уходит на еду, одежду, квартиру и прочие приятные мелочи. А все, что зарабатываю я, откладывается на глобальные, стратегические, жизнеопределяющие вещи – пятизвездочный туризм, шуба и – в дальнейшем – квартира. Милена решила держаться подальше от этого финансового соблазна. Не доверяя самой себе, она придумала, что накопителем и сберегателем, а также приумножателем семейных ценностей буду я. Поэтому деньги хранятся у меня… В смысле, хранились… Никто из нас не мог предположить, что я способен на такую выходку. Все свято верили, а главное, я сам тоже – деньги на моем счете будут как в швейцарском банке. А вышло все совсем иначе… Ну, вы уже знаете!

А сейчас моя супруга, ничего не подозревая, сидит себе на кухне в своем розовом спортивном костюме, поджав одну ногу под себя, а другую согнув в коленке, и делает педикюр, придавив телефон плечом к уху. Ее поза похожа на сломанного пополам фламинго или на боевую стойку паука. Не подумайте ничего плохого, говорю я это, искренне любя свою жену. Всегда поражался ее способности так угнездиться на табурете. У меня затекает весь организм через две минуты, если я просто прижимаю мобильник плечом, а она может говорить часами. Удивительное дело. Хотя после того, что отчебучил сегодня я, меня уже ничто не может удивить.

– Я узнаю у своего… – говорит она вкрадчиво.

У меня перехватывает дыхание. И вы не подумайте, что я нафантазировал и накрутил себя. Нет! Тихий нрав моей жены очень обманчив. Она никогда не повышает голос. Всегда говорит, словно стелет пух. А когда мы с ней расходимся во мнениях или ругаемся, она становится еще тише, а голос еще ниже, даже с какой-то хрипотцой. Это даже руганью нельзя назвать. Что за скандал, если мне приходится напрягать слух, дабы расслышать высказанные претензии? Меня это всегда бесило и в то же время обезоруживало. Получалось, повод вроде бы и есть, а энергии взять неоткуда. Вот и выходила моя Милена всегда победителем, а я какой-то кашей-малашей недоваренной, без сахара и соли. Никогда не любил я наши с ней выяснения-объяснения. Не любил и опасался. А тут еще это “Я узнаю у своего…” О чем? Что именно она хочет узнать?

Надо уже наконец сменить точку дислокации. В детстве мне нравилось играть в прятки. И на собственном опыте я убедился: если не хочешь быть обнаруженным, нужно почаще менять места схрона. А я тут уж слишком застоялся. Всего-то два шага, и, проскочив дверной проем, окажусь в комнате. Там смогу оставаться незамеченным еще некоторое время.

Однако все мои органы движения до сих пор парализованы пленяющим запахом с кухни. Все-таки она паучиха. Красивая, розовая, пушистая, бесшумная, беспощадная, стремительная и, подчеркну, любимая. Своими блюдами лишает меня всякой воли. Опутывает своими ласковыми сетями. И.. хотел сказать пьет мои силы… Но ничего она не пьет и не тянет из меня. Я сам все отдаю, с удовольствием запутавшись в ее теплой паутине. Мирно болтаясь мотыльком на тонких нитях семейного счастья.

Делаю над собой неимоверные усилия, чтобы сбросить оковы. Еще раз выглядываю из-за угла. Он сидит все так же, проделывая все то же. Время для нее не существенно. Или она повелевает его ходом? Я делаю шаг Другой. Третий. Мне остается вынести из проема только мою ногу.

– Милый? Ты меня не поцелуешь?

Как Милена меня заметила? Она сидела ко мне почти что спиной. Наверно, я случайно задел одну из незримых нитей ее паутины.

– Я хотел портфель оставить… Любимая.

– Наташа передает тебе привет.

– Спасибо! И ей тоже, – кричу я из комнаты. Кто такая эта Наташа, я не знаю. Наверняка одна из ее многочисленных подписчиц, которые считаю себя членом нашей семьи. Звонят в любое время дня и ночи. Консультируются, какой ложкой лучше всего перемешать салат из одуванчиков и травы сныть.

Я стою посреди комнаты, ожидая, как будут разворачиваться события. Как будто это не меня касается. Я вообще тут случайно. Застигнутый на месте преступления. Воришка, стянувший деньги из семейного бюджета.

Ничего не происходит. Потолок не рушится на мою голову. Меня не вяжут полицейские. Милена остается сидеть на кухне.

– Милый, ты голоден?

Она спрашивает это так, что моя поджелудочная начинает работать в усиленном режиме. Становится жарко в животе. Я готов сдаться. Бежать на кухню и собственноручно нашпилиться на вертел, облиться соусом и приготовиться в качестве ягненка… Но надо быть сильным. Хотя бы не сразу сдать себя с потрохами. Себя и свою малышку, которая наверняка еще не успела остыть от нашей первой поездки. Вдвоем по ночному городу.

– Ты что-то сказал, Сережа?

Она все еще ждет моего ответа.

– Нет, любовь моя! Я сейчас приду…

– У тебя ничего не произошло? Ты странный какой-то…

Сам себя сдал. Прятаться научился в детстве… А вот врать – нет.

– Все нормально, Милен.

– Может, на работе?

Она сама подсказывает мне направление. Не ведая того. Ну, конечно, на работе… Только вот что?

– На работе… да… – и я не знаю, что сказать дальше. Это так глупо.

– Ты не расстраивайся. Не хочешь говорить, не говори…

Ее стройная фигура в розовом костюме появляется на пороге комнаты. Она все так же прижимает телефон к уху, только теперь ее внимание направлено на указательный палец левой руки, который Милена шлифует специальной пилкой.

– Я винца купила. И ягненка сегодня приготовила…

А я думаю, что за запах. Точно. Ягненок. Вот почему у меня такие мысли. Заклание. Самопожертвование. Раскаяние. Во все виноват запах.

– Ягненка? – переспрашиваю я.

– Давай не будем портить вечер разговорами о работе…

Непонятно, кому адресована эта фраза. Мне или тому, кто в трубке. Хотелось бы определенности. Конкретики, что ли.

– Это ты мне?

– Конечно, любимый!

– Ты просто с телефоном…

– Да? – Милена удивленно перехватывает мобильник левой рукой и выпрямляет голову. – И действительно… Задумалась, замечталась. Я уже давно не разговариваю по телефону. После того, как Наташа тебе привет передала. А ты, между прочим, сам до сих пор со своим чемоданом в руках… Что-то мы рассеянные сегодня. Надо расслабиться. Выпить вина. Съесть каре. И предаться разврату.

Милена хищно стреляет в меня глазами.

– С чего начнем? – спрашивает она и крадучись подходит вплотную.

– Право выбора за женщиной! – напряжение меня отпускает. Значит, долгих разговоров сегодня не предвидится. Фух!

– Ты всегда такой галантный! – она забирает у меня из рук портфель. – Иди мыть руки. Начнем, пожалуй, с… еды! А то потом ягненок на мыло будет похож. А разврат от нас не убежит.

Милена разворачивается ко мне спиной и выходит из комнаты, плавно покачивая бедрами.

– Жду тебя за столом.

Как же все отлично сложилось! – пронзает меня радостная мысль.

Я иду в ванную комнату. Там я смотрю на свое отражение. Я же весь сплошная демонстрация лжи. Уши полыхают алым заревом. Лоб покрыт испариной. Красные пятна по всему лицу.

– Я приму душ, – кричу из ванной.

– Только не долго, милый.

– Пять минут…

Обливаюсь контрастным водопадом. Быстрые короткие смены холодной и горячей воды должны привести меня в порядок. Милена стучит в дверь.

– Ты там не увлекся?

– Выхожу! – теперь уже не понять, от чего меня знобит. То ли это нервное, то ли от переохлаждения. Так-то лучше.

Мы ужинаем молча. Почти всегда. Каждый поглощен едой и своими мыслями. За исключением тех моментов, когда моя супруга озвучивает очередной свой план на будущее. Что-нибудь вроде:

– Нам надо купить для меня шубу!

И все. Или вот такое предложение:

– Зимой нам надо поехать в Андорру, кататься на лыжах.

Бывает еще короче:

– Приедут мои родственники.

Какие варианты ответов? А разве кто-то кого-то спрашивал?

– Хорошо! – обычно отвечаю я.

Это совсем не значит, что мы не разговариваем. Мы разговариваем. Но не во время еды. Во время еды мы впадаем в священный транс. Это как чтение мантры. А болтовня только отвлекает. Милена вкладывает в каждое блюдо всю свою душу. И теперь ей нужно насладиться всеми ее гранями. “Познание себя” – так она это называет. Ну, и я тоже стараюсь не отставать. И познаю себя от пуза.

А вообще мы очень мило общаемся за распитием чая, или за просмотром какого-нибудь фильма, или перед сном, или в коридоре, когда я ухожу на работу… Там обычно мы ругаемся. То есть, выясняем отношения. То есть, мне предъявляются претензии. А я быстренько на ходу принимаю их к сведению и убегаю обдумывать в офис.

Так что живем мы, как вы уже поняли, мирно. Душа в душу.

Вот и теперь Милена берет бокал вина и отправляется в комнату.

– Жду тебя в постельке! – призывно кидает она через плечо.

По виду супруги я понимаю, что она получила удовольствие от своей стряпни… Немного опьянела… И пока я буду разбираться с посудой, Милена, скорее всего, уснет… Что, собственно говоря, мне на руку.

Да! Посуда – это моя обязанность. Разделение труда. Она готовит, я мою. Но не люблю этого с детства. А как же так вышло, спросите вы.

– Милый, ты умеешь готовить?

– Да!

– Вкусно, хотела я сказать!

– Ну, не так, как ты…

– Вот! Поэтому готовлю я, а ты… Сам понимаешь…

Да! Я понимаю. Поэтому была у меня еще одна мечта. Поменьше Милениных, конечно. И приземленнее. Посудомоечная машина. Я тешил себя надеждой, что когда-нибудь у нас появится этот чудо-агрегат. И даже присмотрел модель. И даже позволил себе разок заикнуться на эту тему. И даже получил обещание, что в скором времени… Но! Теперь посудомойка там же, где и шуба, где и все остальное…

Я надеваю фартук и кидаюсь в атаку на гору грязных мисок, кастрюлек, ложек, вилок, ножей, дощечек и прочей кухонной утвари, оставленной после ужина и онлайн урока.

Вы все еще хотите питаться вкусно? Я уже нет! Можно мне просто яичницы в сковороде и стакан чая со вчерашней заваркой? А ведь именно таким пещерным существом я был, пока не встретил Милену. Она сделала из меня человека. Превратила в гурмана с изысканным вкусом. И мне это поначалу очень нравилось… Если бы не посуда. Но не в моем положении сейчас возмущаться. Дайте мне гору грязных тарелок, я буду мыть их до тех пор, пока не искуплю свою вину. Пока я не смою позор со своей души.

– Как твои дела, любимый? – полусонный голос доносится до моих ушей сквозь поток воды.

– Еще немного! – кричу я в ответ.

Она еще не спит. И ведь что-то хотела узнать у меня… Точно! Она ведь так и сказала: “Я узнаю у своего…” Как я мог забыть? Вместо того, чтобы обдумать все возможные варианты вопросов- ответов и продумать пути отступления, я бездумно поедал агнца в чесночном соусе, запивая красным вином, а потом разглагольствовал о посуде. Бездарно! Чудовищно бездарно и расточительно прожито последних полтора часа. Вот что значит потерять голову от счастья.

Эх! Была не была! Не смогу же я прятаться все время! Будь что будет! Лучше уж сразу. Тем более, она сейчас пребывает в состоянии блаженства. Авось пронесет…

– Милена!

– Да… – отвечает она протяжно.

– А что ты хотела у меня узнать?

– Я?.. – она задумывается на некоторое время. – Ах, да! Хотела… – говорит супруга лениво. – Хотела…

Я слышу, как Милена сладко потягивается на кровати.

– Ну, ты же придешь ко мне… Когда-нибудь…

– Да…

– Вот я и спрошу…

Конкретного ответа я не получил. Так и остался в своих тревожных догадках. А между тем, посуда почти уже вымыта. Еще одно блюдце… И все. Больше тянуть невозможно. Я беру свой бокал и иду в комнату.

– Любимая, – начинаю говорить в коридоре и замолкаю в дверном проеме.

Я облокачиваюсь о косяк с бокалом в руке. Прозрачный голубой поток лунного света ласкает обнаженное тело моей жены. Уснула. Не дождалась. Поднимаю за это бокал с пожеланием супруге крепкого сна. Осторожно подхожу к окну и отодвигаю занавеску. Там внизу, среди невзрачных груд железа, спит еще одна красотка, поблескивая боками цвета слоновой кости. И она тоже моя. Мои милые! Они обе спят. Ничего не зная друг о друге. О, если бы продлить это их незнание навсегда. Но я же понимаю, что вечно продолжаться это не может! Вечно… Скажете тоже. О чем разговор? До завтрашнего дня бы дотянуть.

Я чокаюсь с отражением в окне, допиваю вино и тихонько ложусь рядом с Миленой. Хочу укрыться. Но моя жена причмокивает и поворачивается ко мне спиной, обернувшись в одеяло, как куколка. Я остаюсь обнаженным. Устроить борьбу за обладание хотя бы краешка покрывала? Последствия непредсказуемы. Лучше укрыться чем-нибудь другим. Осматриваю комнату в поисках кандидатуры на согревание моего тела. Накидка на кресло подойдет. Надо только тихонько дотянуться до нее, не поднимая шума.

Хорошо, что комната небольшая и все расположено компактно. Оставаясь лежать на спине, протягиваю руку. Еще… Еще чуть-чуть…. Надо немного сползти. Наступает та самая грань, когда уже я сам могу свалиться. С третьей попытки хватаюсь за краешек материи и осторожно тяну к себе…

Грохот упавшего неизвестного предмета взрывает темноту. Я вздрагиваю и теряю равновесие. Тоже шлепаюсь на пол. Тут же подскакивает моя супруга.

– А! Что? Что такое? Пора вставать? – лепечет она сквозь сон, протирая глаза.

Я запрыгиваю на диван. Обнимаю ее и яростно шепчу.

– Все в порядке. Это сквозняк. Что-то упало.

– Упало? Что упало? – она все еще хочет разобраться и порывается встать.

– Ничего, любимая… – я прижимаю ее к подушке.

– Ничего? А где ты был?

– На кухне… – я обнимаю ее еще крепче и глажу по голове. – Все хорошо. Я был на кухне…

– Так долго… Почему так долго? Ты замерз весь… – бормочет она, проваливаясь обратно в сон. – Скорее ныряй под одеялко… Согреться…

Милена засыпает спиной ко мне. Я дышу ей в затылок, вдыхая аромат ее волос. Что же там так рухнуло? Не отпуская объятий, поворачиваю голову насколько могу. Позвоночник скручивается в спираль. Какой же я неуклюжий и невнимательный. По полу разбросаны ароматические свечи и деревянный поднос с малахитовыми подсвечниками. Становится отчаянно стыдно. Это должен был быть романтический вечер. Она готовилась… Ждала… А я? Бесчувственный эгоист. Завтра же признаюсь во всем. Как проснусь.

– Спокойной ночи, любимая! – шепчу я и целую жену в макушку.

Но уснуть мне было не суждено. Сон мой, как всегда, чуток и тревожен. Казалось, что я вообще не сплю. Глаза сами открывались при каждом звуке. Сначала собаки устроили шумную свадьбу под окном. Выли, лаяли и грызли друг друга. Потом сработала сирена. Тут я не только проснулся, но и еще, насколько это возможно, аккуратно и стремительно подбежал к окну. «Волга» мирно дремала, а рядом надрывался наглый Мерен. Минуты через три его угомонили. Потом меня разбудил рев мотоцикла. Который в свою очередь взбаламутил сигнализации уже не одной машины. Я опять подпрыгнул к окну. Моя прелесть спала, но вокруг нее надрывалось сразу пять иномарок. Скажите пожалуйста, какие мы нежные. Прям не дунь на них. Вон с моих красоток пример берите. Что одна, что другая, спят себе без задних ног и колес. Подумаешь, мотоцикл…

Нервы вам лечить надо! – подумал я. – И мне в том числе, – продолжил я свою мысль и снова лег. Закрыл глаза…

И опять был разбужен противным попискиванием. Мусоровоз сдавал назад. Рассвет залил тюль на окне розовым вином. Электронные часы мигали зелеными 06:06. Ничья. До финального свистка оставалось двадцать четыре минуты. Двадцать три. Минуты вырвались вперед. Их мигание пульсировало в моем затылке. На лице застыла гримаса недовольства. Я чувствовал, как устали от напряжения мышцы на скулах. Еще один гол. Часы проигрывают два очка. Не буду же я досматривать этот позорный договорный матч до разгромного счета 06:30. Все проплачено и предрешено.

Я объявляю войну фатализму. Хочется сказать, беру судьбу в свои руки, но понимаю, что это как-нибудь в другой раз. Когда наступят времена получше. А пока я могу позволить себе встать. Выключить будильник. И на ощупь отправиться в ванную комнату.

Вид из зеркала лишает всякой надежды на хорошее настроение. Красные глаза. Серые мешки под ними. Сухая кожа. Потрескавшиеся губы. Щетина. Безвольный подбородок. Кто подменил мне лицо? Так, наверно, я буду выглядеть на пенсии! Но сейчас-то! Надо действовать!

Начинаю реставрационные работы моего интерфейса. И хорошо бы их закончить до пробуждения супруги. Закончить и сбежать. Я вчера что-то говорил про утреннее признание? Вот только давайте не будем сейчас об этом. Я разбит, раздавлен и вообще не выспался. Отложим до вечера…

– Милый, а ты куда собираешься? – открылась дверь в ванную.

На пороге появилась Милена.

– На работу… – промямлил я ртом, набитым зубной пастой.

– На какую? – выражение ее лица было заспанно-подозревающим.

– На обычную… на мою, – я тоже начинал себя подозревать, не зная, в чем.

– Сегодня же выходной, любимый! Это завтра на работу! – она улыбнулась, преподнося такую радостную новость.

– Правда? – я чуть не подавился зубной щеткой.

– Заработался совсем… Идем спать дальше.

Неспроста эта ночь была такой беспокойной. Собаки, мотоциклисты, сигнализации и мусоровоз. Любой нормальный человек заподозрил бы неладное, только увидев ароматические свечи для романтической ночи. Я же нет! Настолько был поглощен своим враньем.

– Я в туалет и опять в постельку… А ты как хочешь! Трудяжка мой!

Милена зашла в соседнюю дверь. Ну, и что я теперь? Как дурак с начищенными зубами… Тут же созрел коварный план. Дождусь, когда опять уснет, и сбегу потихоньку. Потом придумаю оправдание… Так и поступим!

– Любимый! – раздалось из-за перегородки.

– Да, милая?

– А знаешь, что я хотела у тебя вчера узнать? Насчет шубы… – Милена спустила воду в бачке, а меня прошиб холодный пот.

Вот такие это были сообщающиеся сосуды. Перед глазами возник образ воронки в унитазе, которая затягивала меня в кромешную пучину бед.

– Что насчет шубы? – кое-как я выговорил эти три простых на первый взгляд слова. Но дались они мне ценой неимоверных усилий. Казалось бы. По отдельности совершенно безобидные слова. “Что”, “Насчет” и “Шубы”. А соедини их вместе. Получается катастрофа.

– Мне вчера Наташа сообщила. Знакомые ее, которые из Греции шубы возят, – супруга опять возникла на пороге ванной, – только вернулись. И шубку моей мечты привезли. Вот я и хотела узнать…

И она зашлепала босыми ногами к дивану. Пружины матраса заскрипели ржавчиной по моим нервам.

– Какие у тебя планы на сегодня?

План у меня был один – провалиться сквозь землю. Я молча смотрел на свое трагическое выражение лица. Пена на губах? Я в бешенстве? Ах, нет… Это зубная паста.

– Если планов никаких, то после обеда поедем… Все… Я спать… Это же надо подняться в такую рань… Трудоголик ты мой…

Продолжение фразы поглотила подушка.

Надо было бежать. Ничего другого мне на ум не приходило. Сесть в машину и укатить куда глаза глядят.

А куда же они у меня глядят в половине седьмого утра? Все нормальные люди спят еще. А если задуматься, то у меня и друзей-то таких нет, чтобы можно было залечь на дно. Один Натан, разве что. Друг мой со студенческих лет. Начальник мой теперь. Да и то… Не явишься же к нему с утра пораньше. Он на работу не раньше десяти приезжает обычно. А сейчас вообще выходной. И тут я задумался. Что же это получается? У меня друзей нет? Совсем? А куда они делись?

Я доумывался и вышел на кухню. Бежать на голодный желудок не хотелось. Занялся приготовлением завтрака. По-быстрому. Яичница с зеленью, беконом и тертым сыром показалась подходящим вариантом. И свежезаваренный кофе вдогонку… Ну, а мысли в голове томились на слабом огне уже сами по себе, в своем собственном соку.

На чем бишь я остановился? Куда делись друзья?

… Надо прежде обжарить бекон. Слегка. И, главное, бесшумно…

А вообще… Были у меня друзья? Детсад оставим. Не будем ворошить темное прошлое. Одноклассники? Никто из тех, с кем я зажигал в школе, в Москву не перебрался. Или за бугор свалили, или в родном городе осели.

…Мелко нарезать укроп, кинзу и зеленый лук, еле слышно водя ножом по деревянной доске, и туда же, на сковородку…

Сокурсники? Почти, как и однокашники. Кроме Натана, все мужики за рубежом, девушки замужем. Одна из них за мной.

…И залить все это двумя взбитыми яйцами, посыпав сверху тертым сыром пармезан. Тьфу, дьявол! Обязательно снять стружку с указательного пальца…

И вот, слизывая капельку крови, смотрю я, как дышит на сковородке бело-желто-зеленая масса с кусочками бекона, как стружки сыра плавятся, теряя свои строгие формы, и вижу в этом свое отражение. Скорее даже отражение своей сути. Что, спрашивается, меня в этом не устраивает? Бесформенное все и беспорядочное. Пыхтит чего-то там внутри! Кумекает. Никак не разродится. Нет чтоб взорваться вулканом и устряпать все стены… Неопрятно? Зато от души!

…Но пахнет, однако, отменно.

– Милый, а что это ты тут устроил? Это же форменное издевательство, – я не слышал, как Милена вошла в кухню, – разве можно спать, когда тебя атакуют такие запахи? Это форменное фуд-порно! Никакой поэзии, утонченности… Грубо, как в казарме. Видели бы это мои подписчики, бежали бы от меня без оглядки! Быстро мне тарелку и кусок черного хлеба. Надо заметать следы преступного обращения с продуктами. Срочно!

И моя жена, как была в халатике на голое тело, так и уселась за стол, сорвав все мои планы. А их было громадье! Как минимум два! Позавтракать и сбежать. Ладно, сбежать теперь не получится. Все равно это было бессмысленно. Но завтрак! Я не рассчитывал на двоих! Тут и одному-то было в обрез. А моя супруга обладала очень хорошим аппетитом. Так что я остался без еды. Бутерброд и кофе, вот мой удел.

– Я, оказывается, бешено проголодалась во сне, – призналась Милена и принялась уминать за обе щеки то, что предназначалось одному мне. Больше она не произнесла ни звука, кроме причмокиваний. Разговаривать не позволялось, а вот смаковать, причмокивая, – сколько угодно. Так выражалась высшая степень наслаждения едой. Пока она ела, я тоже мог молчать, оттягивая признание. Мог использовать предоставленное мне время, чтобы наиболее точно сформулировать покаянную речь. Дабы не сразу лишиться головы, ну, или тех частей тела, которые моя Милена пожелает отсечь.

Я смотрел, как мой завтрак тает прямо на глазах. Это были какие-то омлетные часы. Яичница перетекала в рот моей супруги. Тарелка пустела, приближая минуту расплаты, то есть момент истины. Последний кусочек бекона исчез с поверхности китайского сервиза. Вилка с ножом крест-накрест ударили о фарфор. Как в колокол. Час пробил.

Пока она ела, мне так и не удалось придумать ничего значимого в свое оправдание. Меня все время отвлекало то, что Милена проделывает с моей едой. Я не мог сосредоточиться. Но все же начало речи мне удалось придумать. Звучало оно так: “Любимая, ты же знаешь, как ты мне дорога и как я тебя люблю. И я прекрасно понимаю твое желание обладать натуральной шубой. И даже разделяю с тобой это твое стремление. И готов на все, чтобы воплотилась твоя мечта. Но, видишь ли…”. Дальше моя фантазия не пошла. Оратор был из меня никудышный. Я никак не мог сформулировать, что конкретно она должна видеть. То есть, я понимал, что денег на шубу у нас нет, но как ей об этом сказать, чтобы не было так обидно?

– А кофе мне сделаешь? – спросила Милена

– Конечно! С корицей? – ответил я и пошел к плите.

– Да! Как ты умеешь!

Я не только умел. Но еще и обожал готовить кофе с корицей. И пить маленькими глотками. Долго и самозабвенно. Возносясь в незримые выси, утопая в облаках вкусов и запахов. Похрустев специальной мельничкой с восточной пряностью, я поколдовал над туркой. Пахучая коричневая пыльца растворилась в черном дымящимся зеркале.

Это был ответственный и подходящий момент. Вовремя снять с огня. А потом преподнести чашечку ароматного бодрящего напитка, сопроводив произнесением заготовленной речи. Ну, хотя бы той части, что сложилась у меня в голове. А дальше куда душа выведет.

Густое масляно-черное содержимое турки соскользнуло в чашку, ударив в голову парами эфиопской арабики. Пришпоренный мозг встал на дыбы, как мустанг на родео. Сейчас или никогда. Я поставил кофе на стол перед Миленой и начал.

– Любимая, – крепкий аромат кофейных зерен достиг мозжечка, – шубы не будет!

На этом моя речь закончилась.

“Если все равно финал один, так какая разница, с чего начать” – билось в конвульсиях у меня в левом полушарии. “Бесхитростный и прямолинейный болван” – задыхалось от хохота в правом.

– Как не будет?

– Денег нет… – на этом мой словарный запас иссяк. И моя душа больше никуда меня везти не хотела, жалко свернувшись калачиком у моих ног.

Жена застыла с чашкой в руках и стала похожа на фигуру мадам Тюссо. Она смотрела на меня, как на ту самую яичницу пять минут назад.

“Я буду съеден заживо!” – истерило слева.

“Ты будешь съеден заживо!” – поддакивало справа.

– Не поняла… – ожила Милена. – Повтори!

Она, как всегда, говорила тихо. А сейчас даже еще тише, чем обычно. Почти не открывая рта. Чудеса чревовещания. От этого становилось еще страшнее. Жутче. И даже жутчее. Низкий голос из глубин маленькой хрупкой женщины. Казалось, само ядро земли обращается ко мне раскаленными добела словами. Еще секунда – и свершится извержение. Это был последний день Помпеи. Там есть один товарищ, который на заднем плане гибнет под колесницей, так вот это – я.