Читать книгу Привет, Петрович - Сергей Терновский - Страница 5

Привет, Петрович. Tы это, на склоне лет самураем решил стать? Бусидо осваиваешь? Ну как с чего я взял? У самурая нет цели, только путь. Вот я и смотрю, что ты с самого утра у меня под окнами туда-сюда циркулируешь. Тонкости Востока постигаешь? А, ты субсидию оформляешь? Понятно. А это как, ты или тебя? Да я в курсе, что ты думаешь, что ты. Только по твоим метаниям похоже, что тебя. Операционист-ка молодая? Ничего не знает, только над людями, и тобой в частности, издеваться научилась? Это да, они этому в первую очередь учатся. Или учат их этому в первую очередь. Кто их там разберёт? А с другой стороны, как им работать, если такие, как ты, с самого утра свои права качают? Да я понимаю тебя, Петрович. Вот только думаю: может, и мы где по молодости маху дали? Они ж не в капусте нашлись, эти операционистки? Мы ж с тобой к этому – не руку, конечно, тут я спорить не буду, – но ведь приложили, сам знаешь чего. А школа процесс уже потом довершила.

Мне тут дочка, она в банке у нас работает, рассказывала: к ним молодёжь приходит, так на запятые жалуется. Говорят, в ихних емейлах начальство слишком много знаков препинания ставит. Они, в смысле молодёжь, себя неуютно чувствуют на рабочем месте, когда им таким образом на их образование намекают. Вишь, как оно, Петрович, получается. Представляешь, если бы в то ещё, в наше время такую молодёжь к нашему Дракон Горынычу из третьего цеха на стажировку отправить? Они бы на второй день сами родителей привели. О, Горыныч, тот человек легендарный был. Ты ж помнишь, он не ругался матом. Он на нём разговаривал. Из его речи в литературном языке можно было только паузы использовать. Да и то их немного было. Только для того, чтобы воздуха в лёгкие набрать.

Но специалист был от бога. Сейчас уже не помню, в каком годе это было, но приехал к нам как-то академик из НИИ. Умный такой – и давай каверзные вопросы задавать. А наше руководство от него Горыныча-то прячет. Не дай бог он на глаза академику со своей прозой жизни попадётся. Того и удар хватить может. Ну, прятали, прятали, а на вопросы-то никто толком ответить не может. Пришлось из загашника Горыныча достать и на стол, как козырного туза из рукава, выложить. Опешил поначалу академик. Но калач тёртый оказался. Своим помощникам говорит: «Принесите нам с Ефим Григоричем пару поллитровок крепкой и организуйте кабинет с закуской». Там все как забегали сразу. У директора в кабинете поляну накрыли и запустили туда Горыныча с академиком. Сами под дверью диалог слушают. А он не идёт, зараза. Уже первую ухайдокали, а за смысл зацепиться никак не могут. Послали ещё за одной. И только в середине второй нащупали-таки тему-то. Академик, оказалось, несмотря на образование, язык Горыныча почти в совершенстве знал. И пошла у них беседа, да такая продуктивная, что Горыныч у директора на стене графики рисовать начал. Спорили они там крепко. Все думали, что сейчас подерутся, но к концу третьей академик говорит: «Григорич, побольше бы нам таких образованных людей, как ты». А у Горыныча образование – ФЗУ одно, да и то неоконченное. Ты понимаешь, Петрович! Не запятые делают человека, а человек – запятые. Академик? А что академик? Его помощники из-за двери весь диалог записывали, а наутро учёный поблагодарил директора и сказал, чтобы Горынычу премию дали. Сам собрал манатки и укатил в свой НИИ. Говорят, он после того диалога Нобелевскую защитил.

А помнишь, Петрович, у нас Юдифь Самуиловна была? Петрович, это она потом старой стала. Пришла-то она молодой девчонкой. Сразу после института распределили. Какая культурная была! Шопена по радио слушала и головой в такт кивала. Книги умные читала. Вся библиотека у неё дома побывала. Петрович, я сейчас про книги говорю. Говорят, на планёрках у Горыныча так страдала, что на неё смотреть больно было. А всё-таки пообтёрлась. Не стала отторгать сермяжную правду жизни. Приняла муки, как они есть, и жисть отблагодарила её по полной. Вот, Петрович, ни за что не догадаешься как.

Приехал к нам как-то театр из столицы с какой-то сумасшедшей премьерой. Все городское начальство в первых рядах разместилось. Юдифь Самуиловна тоже собрала свои сбережения и приобрела билет в тех же рядах. А она молоденькая тогда ещё была. Приходит на премьеру, а на её месте какой-то боров сидит. Ну, Юдифь к нему: и товарищ, и господин, и вот мой билет, а он знай всё посмеивается и отмахивается от неё, как от мухи той назойливой. Ну, расстроилась тогда Самуиловна и привела ему в пример пару цитат из Горыныча. Петрович, три ряда, три!.. – один перед боровом, потом ряд, где боров сидел, и ряд, что за ними был… – все молча встали и покинули помещение. Даже представление пришлось немного задержать, пока они все не вышли. А Юдифь Самуиловна премьеру в гордом одиночестве посмотрела. После этого все, кто в тот день в театре был, здороваться с ней стали. Видишь, Петрович, а ты говоришь «запятые»… Нет, не знаю, что она ему там сказала. Горыныч никогда не повторялся, поэтому, что из него Самуиловна вспомнила, одному богу известно. Да и не суть. Молодёжь просто крепкая была. Умела удар держать да опыт впитывать. Запятые их расстраивают. Одним словом – мелений, мелоний… Да сам ты, Петрович, мельдоний. Ну ты вечно как скажешь, так лучше б молчал совсем. Мельдоний – это ж для Олимпиады. Для анализов. В остальное время он вообще никому не нужен. Там что-то с линолеумом было связано. Во! Миллениалы. Молодёжь сейчас миллениалами называют.