Читать книгу Почти книжка (сборник) - Сергей Узун - Страница 16
Почти сказки
Тихое место
ОглавлениеОднажды Петровичем был обнаружен странный забор на пересечении двух улиц, настоящие названия которых были утеряны, наверное, еще до основания города в этом месте.
Улица, что убегала от Петровича вперед и назад, испокон веков именовалась Менделеевской. Разумеется, до рождения Менделеева она, скорей всего, называлась Шаромыжнической или еще как-нибудь, но после того, как Менделеев стал знаменит, улица моментально превратилась в Менделеевскую.
– В честь Менделеева, разумеется! – восклицал любой заезжий человек.
И, как правило, не угадывал. Потому что улица так называлась в честь распивочной, что всегда находилась на этой улице.
– Водка! Точно! – восклицал опять тот же самый любой заезжий человек.
И ошибался еще раз. Никакой водки. Только вино наливом и на месте из граненых стаканов, изгрызенных не одним поколением выпивох.
– Опа… Так Менделеев к вину не имеет никакого отношения! – восклицал неугомонный турист.
И ошибался в очередной раз. Потому как в распивочной с вином химичили всегда. Аш-два-о, понятное дело, лилось безо всякой химии и по рецептуре предков. А вот добавки для вкуса и крепости – тут и сам Менделеев вздохнул бы от зависти. В вине было все. Спившийся учитель физики, завсегдатай распивочной, убил двадцать лет на ежевечерние исследования в попытках на глазок определить присутствие изотопов естественных радиоактивных элементов в предлагаемом вине и добился-таки успеха. Всего-то за два дня до потери рассудка, на почве непонимания общественностью и беспробудного пьянства.
Поэтому всех продавцов вина из этой распивочной называли не иначе как Менделеев.
И улица была Менделеевской. Потому как едва ли не каждый половозрелый мужчина, встреченный на этой улице, либо только что слезно попрощался с Менделеевым, о чем свидетельствовала его поступь, либо направлялся на встречу с Великим Химиком.
Улица, что пересекала путь Петровича, буквально на следующий день после появления Шаромыжнической, именуемой впоследствии Менделеевской, стала Отливочной.
– Из-за того, что располагалась близко к лаборатории Менделеева! – смеялся заежий турист. И наконец-то был прав.
Жители улицы постоянно отлавливали клиентов Менделеева в процессе, давшем название улицы, стыдили их всяко и били крепко, но в своей Священной Войне терпели поражение изо дня в день, из года в год, из десятилетия в десятилетие. Уж они-то точно знали, что улица называлась Огородной, но, кроме них, это знание не передавалось никому. Поэтому разговор с таксистом звучал примерно так:
– На Огородную, пожалуйста.
– Опа. А где у нас в городе Огородная?
– Ну как же… По Аграрной…
– Чего? По какой?
– По Менделеевской! А там – третий поворот…
– Тююю. Отливочная, что ль? А она Огородная, что ль?
– ДА!
– Тююю. А я всегда ее как Отливочную знаю…
Ну, в общем, на известном всем перекрестке Петровичем вдруг был обнаружен забор. Причем забор не был построен за ночь, не был перекрашен или передвинут с места. Забор на этом углу был всегда. Просто Петрович обнаружил его только в этот вечер. Раньше он его просто не замечал.
Знаете ведь, как это бывает? Ну вспомните свой последний диалог с женой:
– Соседи картину купили как унас. Точь-в-точь.
– Какую картину, дорогая?
– Ну нашу. С тюльпанами.
– Какую нашу?
– У нас в спальне. Над кроватью. Картина. Что на ней нарисовано? Скажи мне, пожалуйста.
– Ну-у. Ты меня совсем уж… Тюльпаны нарисованы. Конечно. Чет я отвлекся…
– Как ты можешь, а? Ну как? В спальне у нас ромашки! А тюльпаны у нас в прихожей! Ну как так можно, а? Они ж тут уже лет пять висят!
– Д-а-а-а? Ну-ка, погоди… Хмм. Смотри… и вправду картина…
…Ну так вот. О чем, бишь, мы? Забор!! На перекрестке был обнаружен высоченный забор, который здесь стоял всегда. По крайней мере, Петровичу не вспоминался пейзаж, в котором вместо этого забора фигурировали бы другие виды. У забора сидело не менее десяти человек, которые почему-то не торопились ни к Менделееву, ни на Отливочную. Они просто сидели у забора и напряженно прислушивались к чему-то. Петрович специально минут десять внимательно смотрел на них – ни слова, ни жеста, ни друг на друга не посмотрят. Просто сидят и ждут чего-то. На забор смотрят и прислушиваются. Один даже ухо приложил.
– Але! – вежливо начал разговор Петрович. – Чего ждем, народ? Каменный забор мироточить обещается?
– Тсссс! – зашикал на Петровича народ и вновь обратился в слух.
– Величие наше растет на глазах! – раздалось вдруг из-за забора.
– Оуу! – воскликнул один из слушающих и начал быстро записывать в блокнот.
– Допиши там! – предложил благодушно настроенный Петрович: – Величие наше на пятках расти не может, ибо это низко. У военных величие растет на погонах. У остальных – на глазах, вызывая косоглазие, бельмы, дальнозоркость и расфокусировку. У женщин величие растет на радость мужчинам…
– Тсссс! – опять шикнули на Петровича. – Не мешай!
– Я не могу без тебя! – с надрывом сказали из-за забора. – Не могу и все тут. Можешь делать с этим что хочешь!
– О! Мое это! – сказал молодой человек из слушающих. – Тиха все! Еще должно быть что-то.
– Чего тебе еще надо, Сеньор Чудилио? – хмыкнул Петрович. – Если без тебя за забором не могут, мучаются и страдают – надо за забор лезть, а не слушать тут. Чего еще будет… Ничего тебе не будет с такой позицией!
– …все для тебя, – долетела концовка чего-то еще из-за забора.
– Не услышал!! – закричал молодой человек на Петровича. – Из-за тебя не услышал!
– Надо было за забор прыгать сразу – там лучше слышно. Там бы услышал! – парировал Петрович, которому было-таки неудобно за то, что помешал молодому человеку слушать. – Там дама тебя просит! Исстрадалась вся! А ты тут стоишь – слушаешь. Жестокий ты человек!
– А ну марш оба отсюда! – попросили остальные слушающие. – Сейчас тут пропустим все из-за вас. Идите вона подальше и там ругайтесь.
– Эх-х, – попрощался со всеми молодой человек, окинул на прощание Петровича тем еще взглядом, сплюнул презрительно и ушел за угол.
– И нечего в меня глазюками стрелять! – кинул в спину Петрович. – У меня супротив таких залпов броня толстенная. У любого спроси тут – «Реагирует Петрович на взгляды молодых людей?» Люди тебе скажут. Посмеются и скажут. Я тебе в отцы гожусь! Иди вона на отца своего глазами постреляй! Ты посмотри на них. Все обидчивые стали, как прибалтийские страны.
– Вот ведь мудак, этот Петрович! – зло сказали из-за забора. – Старый, неадекватный дурак.
– Что-о? – взъярился Петрович. – Кто это там смелый такой?
– Точно, мудак! – голосом молодого человека прокричали из-за забора.
– Я вот сейчас кому-то там устрою! – пообещал Петрович. – Сейчас там кому-то участок станет тесен! Сейчас там кому-то взгрустнется очень! Сейчас там без кого-то придется обходиться всем дамам!
– Козел ты, Петрович! Шумное чмо! Скандалист престарелый! Псих! – ответил десяток голосов из-за забора. – Шел бы отсюда! Дать бы тебе по морде, да мараться неохота!
– Ну все, – с громким хлопком лопнуло терпение Петровича. – Заготавливайте бинты там. Не расходитесь, мужики. Сейчас к вам из-за забора ваши ораторы полетят.
Петрович зашагал вдоль забора в поисках калитки и, как водится, выбрал неправильное направление изначально.
– Сейчас-сейчас, – пообещал он опять мужикам, проходя мимо них обратно. – Сейчас здесь будут крики.
Калитка обнаружилась шагах в тридцати.
«А ну как побьют? – мелькнуло в голове Петровича. – Много их там вроде».
Петрович замялся у калитки – «Плюнуть, что ли?.. Не-ет… Нельзя. Эти там смотрят. Скажут – струсил. Зайду! В драку ж не полезу – чего им на меня прыгать? Опять же с дамами вроде сидят… Зайду!»
Петрович толкнул калитку и шагнул на чью-то, утопаюшую в деревьях частную собственность, на всякий случай втянув голову в плечи. Потому что втянутая в плечи голова – залог, что шею не сломают сразу, и вообще должно как-то расположить хозяев к незваным гостям.
«А красиво тут, – оценил Петрович. – Домик, сад… Прям рай».
– Э-э-э, – позвал Петрович. – Люди тут есть? Кто-то живой?
«Что-то я ерунду говорю», – подумал Петрович и решил исправиться:
– Кто-то есть?! А?!
– Всегда кто-то есть. Бэ. Обязательно живых надо? Да еще и людей? – последовательно ответили на все вопросы за спиной.
У Петровича с громким и неприличным звуком екнуло сердце и со скрипом подогнулись колени. Петрович медленно обернулся и с облегчением обнаружил за спиной мужичонку ростом всего-то метра полтора. Мужичок закрывал калитку за Петровичем.
– Откуда ж люди тут! – перешел к делу Петрович. – Тут сволочи какие-то. Обзываются через забор. Обижают всяко. Главное – ничего ж не сделал. Мимо шел. А еще и женщины иже с ними!
– Я тебя обзывал? – спросил мужик. – Ко мне претензии есть?
– А я знаю? – сварливо сказал Петрович. – Мне через забор не видно.
– Ну посмотри на меня. Я похож на хулигана? – мужик улыбнулся Петровичу и зачем-то показал ладони. Как будто человек не может обзываться с пустыми руками. Однако Петровича почему-то именно этот жест убедил, что мужик не виноват.
– Да не! К тебе нет претензий, – протянул руку Петрович. – Петрович я.
– Садовник я, – протянул руку мужик.
– О. Молодец. А зовут как? – спросил Петрович.
– Не помню. Всегда Садовником называли, – пожал плечами мужик. – А какая разница?
– А никакой, действительно, – согласился Петрович. – Я… Я это… Пенсионер я.
– А. Тоже неплохо, – одобрительно кивнул Садовник.
– Невозможно так жить! – донеслось из сада. – Ты мне надоел до смерти!
– Вот! Вот! Слышал? У тебя в саду кто-то есть! Я ж говорил – ругается! Меня обругали тоже. Обидно очень, – заговорил о своем Петрович.
– Нет там никого, – покачал головой Садовник.
– Я катастрофически одинок! – подтвердили из сада.
– Как же нет! Я ж слышу. Там же кто-то болтает! За дурака меня держишь? – обиделся Петрович.
– Сам посмотри, – открыл Садовник калитку в сад.
Петрович заглянул в сад. В саду, кроме деревьев и травы под ними, не обнаружилось никого.
– Как же… – повернулся он к мужику. – Я ж слышал только что…
– Вот я дурак был! И чего связался с ними! – сказали в саду.
Петрович развернулся и опять не увидел никого. Он шагнул в сад и тщательно его осмотрел. Заглянул за каждый ствол, оглядел каждую ветку и не обнаружил никого.
Садовник присел на скамеечку, закурил трубку и улыбался, наблюдая за Петровичем.
– Чертовщина какая-то, – растерянно сказал Петрович Садовнику. – Я ж слышал.
– Ты никогда не слышал меня! И не старался услышать! – раздался мелодичный женский голос за спиной Петровича.
– Ох, ё! – испугался Петрович и резко обернулся.
За спиной не было никого.
– Что это, а? – растерянно спросил Петрович у Садовника.
– Чаю будешь? – предложил вместо ответа Садовник. – Идем чай пить?
– Идем, – Петровичу стало очень страшно и неуютно в саду с голосами.
Через минут пять они сидели друг напротив друга и пили чай.
– Слышь… Садовник… А Садовник? – в который раз спросил Петрович. – А что у тебя там? Невидимки?
– Нет, – покачал головой Садовник. – Невидимок не бывает. Наверное. Не верю я в них, в общем. Ерунда какая-то получается. Человек – и вдруг невидимый. Его б еще в роддоме потеряли бы. Не бывает. Наверное.
– А у тебя в саду что? – возразил Петрович.
– Слова, – ответил Садовник и отхлебнул из чашки.
– Вестимо, слова, – согласился Петрович. – Их же кто-то говорит? Ведь так?
– Конечно, говорит, – кивнул Садовник. – Иначе зачем слова? Чтоб говорить.
– Во-о-от. А кто говорит? – мягко продолжил Петрович.
– Да разные люди говорят. Ты вона тоже говоришь, – опять непонятно разъяснил Садовник.
– В саду! В саду кто говорит?! – не выдержал Петрович.
– В саду никто не говорит. Там плоды созревают, – улыбнулся Садовник. – Хотя, конечно, и в саду говорить можно.
– Ты дурак какой-то, а? Или издеваешься надо мной? – вскипел Петрович так, что самовару стало завидно. – Я в саду… Я сам слышал!
– И я слышал. И что? – хихикнул Садовник.
– И кто у нас в садуууу? – сыграл в воспитателя детского сада Петрович.
– Никто-о-о! – сыграл в ребенка Садовник и засмеялся.
– Злой ты! – обиделся Петрович. – Трудно сказать, что ли? Уйду сейчас ведь!
Петрович даже встал и сердито засопел, показывая, что вот-вот уйдет.
– Присядь, Петрович, – миролюбиво сказал Садовник. – Просто скучно мне. А ты забавно так волнуешься. А потом я все объясню и станет неинтересно тебе. Пропадет азарт.
– А если не скажешь – мне тоже станет неинтересно, – присел Петрович. – Потому как я сейчас помру от любопытства, а у жмуриков интересы очень ограничены. Мало чем интересуются. Ну расскажи, что там у тебя.
– Слова, – сказал Садовник.
– Опять?! – взвыл Петрович.
– Не-а. Слова у меня там растут. В саду, – серьезно сказал Садовник.
– Не понял? – действительно не понял Петрович.
– Слова. Слова ведь не просто так говорятся. Слово – оно назреть должно. Вот у меня и созревает, – просто сказал Садовник. – Зреет, зреет. Потом с дерева срывается. Созрело стало быть. И кто-то кому-то эти слова говорит. Или не говорит. А у меня слышно. Иногда незрелое падает.
– Я готов жизнь за тебя отдать! – закричали радостно в саду.
– Вот. Незрелое как раз. Ванька-Казанова ляпнул опять кому-то, – покачал головой Садовник.
– Ленькин сын который? – уточнил Петрович.
– Он. Ляпает чего не попадя, балабол, – кивнул Садовник. – Во-от.
– Ха-ха-ха-ха! – засмеялся Петрович. – Погодь-погодь. Так меня чехвостили не за забором, а те, кого я доставал там? Или нет? Они ж молчали… Чет не сходится у тебя.
– Сходится, сходится, – уверил Садовник. – Оно у них назрело. Просто сказать побоялись. Они ж там кто, по-твоему?
– Слушатели? – попытался угадать Петрович.
– Не-а. Слюнтяи они. Сидят и чужое подслушивают. А потом говорят чужими словами. Ну или подслушивают, чего им готовы сказать близкие. Так себе народишко, – махнул рукой Садовник.
– Значит, правильно я им мешал, – с удовлетворением сказал Петрович. – Нефиг им… О! А мои слова тут не растут разве? Не слышал совсем.
– Растут. Просто у тебя в унисон получается. Созрело – сказал.
– О! И у тебя. Я-то думал эхо в саду, когда с тобой говорил, – сказал Петрович.
– И как? Неинтересно стало? – подмигнул Садовник.
– Интересно. Посидим, послушаем, – подмигнул в ответ Петрович. – Налей-ка чаю еще, а?
В саду вдруг бахнуло отборным, затейливым трех-этажным матом. Да так бахнуло, что Садовник чуть чашку не выронил.
– Ого! – уважительно протянул Петрович. – Вот это вызрело у Гришки-Прапора…
– Ага. Он, – согласился Садовник. – Видать, спот-кнулся опять.
И они пили чай и неспешно говорили, пока не созрело последнее слово в саду.