Читать книгу История болезни. Том 2. Терапия - Сергей Валерьевич Уткин - Страница 5

Если быть абсолютно точным, то моя трудовая карьера началась не на "Ленинце", а годом раньше – летом восемьдесят шестого года я устроился на временную работу в трамвайный парк имени Смирнова. Сейчас этого парка уже нет, на его месте строят нечто под названием "Невская ратуша". Как называлась моя должность уже не вспомню, а суть простая: сортировал деньги. Водители трамваев, сдавая смену, приносили в кассу брезентовые мешки механических касс. Эти мешки вскрывались, высыпались на стол, где содержимое рассортировывали – бумажки отдельно, медь отдельно, никель отдельно. Никель (монеты по 10, 15, 20 и 50 копеек) рассортировывали вручную, медь шла в здоровенную махину. Весь этот металлолом пересчитывался, паковался и сдавался инкассаторам в банк.

Первое, на чём меня кинули в отделе кадров: наотрез отказались выдать трудовую книжку. Волну погнала местная профсоюзная лидерша, которой было лень оформлять документы на временщика. Впрочем, я склонен думать, что это была маленькая месть. Дело в том, что в этом трампарке мойщицей вагонов работала моя матушка. Незадолго до моего прихода её попытались лишить премии, а десять рублей при окладе девяносто деньги не лишние. Надо сказать, что каждый месяц кого-то из мойщиц лишали премии без объяснения причин. Все молчали, а матушка пошла разбираться. Услышав "У тебя весь вагон в соплях", мать просто взъярилась: "пойдёмте, покажете где у меня сопли в вагоне". Естественно, никто никуда не пошёл, премию вернули, но злобу затаили. Спустя некоторое время на мостках через смотровую яму мать наступила на гнилую доску и буквально пролетела сквозь обломки. Медсанчасть трамвайно-троллейбусного управления Ленинграда была тут же, на Дегтярном. Осмотрели, переломов не выявили, но на правой ноге обнаружилась здоровенная рваная рана.

И вот здесь начались чудеса советской системы. Во-первых, рану толком не обработали и даже не промыли, хотя доски стерильными точно не были – мазут, машинное масло и просто грязь… Во-вторых, не выдали больничный, поскольку травма – это несчастный случай на производстве, а, значит, куча разборок на всех уровнях. В-третьих, травма по вине трампарка, а это означает стопроцентную оплату по больничному листу. Матушка после пролёта сквозь доски мало чего соображала и мечтала просто добраться до дому. Что ей там наплели и как уговорили замять дело мама плохо помнит.

На следующее утро нога под повязкой начала чернеть. С грехом пополам добрались до травмпункта районной поликлиники, благо здание буквально ста метрах было. В травме мать принять отказались и послали в свою медсанчасть. Дойти до Дегтярного переулка мать в любом случае не могла, кое-как доковыляла домой. Ногу спасали самолечением, народной медициной, о которой слесарь Малахов никакого представления не имеет. Сколько там времени прошло не скажу, не помню, но когда более-менее полегчало, мать пришла в свою медсанчасть. Тут ей и припечатали: прогулы без уважительной причины, увольняем по статье. Тут уже матушка сообразила – районная прокуратура была по соседству, на Девятой Советской улице. Дохромала туда, рассказала, как дело было. Выслушали, записали. Сказали идти обратно в трампарк, пусть попробуют уволить. Сказали: "Если будут пихать документы на подпись, то ничего не брать и не подписывать, а предложить переслать все документы – вот сюда". И выдали бланк с фамилией, должностью и адресом.

Естественно, в трампарке такого оборота не ожидали. Про увольнение тут же забыли. Матушке оформили полный рабочий месяц, как будто ничего и не было. Но проверки всё же были, кое-кого попёрли. Профсоюзную лидершу тоже потрясли, но удержалась. Однако злобу затаила и не упустила возможности подгадить мне при приёме на работу. А могла бы вспомнить, что путёвку в санаторий, которую в трампарк ежегодно выделяли на меня (хронический гломерулонефрит с 12 лет), мадам профсоюз зажимала для своей доченьки. Узнал я об этом совершенно случайно, когда переводил свою историю болезни из детской районной поликлиники во взрослую…

Кстати, как раз в разгар рабочего лета я загремел в больницу с обострением гломерулонефрита. Помещение толком не вентилировалось, окна были наглухо закупорены. Чтоб, значит, кто-нибудь мешок с деньгами в окошко не выбросил. К концу дня все бегали мокрые как мыши. А там уже дело техники – вышел потный на улицу, на ветерочке просвистело, простуда и очередное осложнение старой болячки…

Работёнка, доложу я вам, была самая скотская. Если не верите, то попросите в магазине или сберкассе разменять тысячу рублей монетами разного достоинства, от одной копейки до одного рубля. Запихните весь этот металлолом в холщовый мешок и потрясите минут двадцать. А потом содержимое мешка высыпьте на стол и попробуйте рассортировать мелочь. И учтите, что у вас задача заведомо легче, поскольку сейчас нет монет достоинством в 2, 3, 15 и 20 копеек. И ещё: в день выручка трампарка составляла несколько десятков тысяч рублей. На моей памяти и за сто тысяч переваливало.

Первую неделю я не мог спать. Только закроешь глаза – и перед тобой опять груды монет. Потом привык, но монотонную работу с тех пор ненавижу. И отлично понимаю героя Чарли Чаплина, который сошёл с ума, работая на конвейере. Я бы на его месте тоже сбрендил…

Когда в конце августа настало время увольняться, начальница разоткровенничалась: им из отдела кадров шепнули, что я в детской комнате милиции на учёте состоял (почти правда) за многочисленные кражи (враньё). И они всё ждали, когда я мелочь тырить начну…