Читать книгу История болезни - Сергей Валерьевич Уткин - Страница 10

Раз уж про войну вспомнили, расскажу еще одну историю.

Работала на Московской Сортировочной баба Оля. Угрюмая, необщительная «на гренадера деланая» особа, предпенсионного возраста. Обращение к себе «тетя Оля» или «баба Оля» не терпела. Матушка по простоте своей душевной как-то окликнула:

– Тетя Оля…

Ольга тут же в ответ рыкнула:

– Какая я тебе тетя?

Матушка улыбнулась удивленно:

– А кто же ты?

Ольга только рукой махнула. Потом кто-то из бригады по секрету поведал, что Ольга «двуснастная»: гермафродит, с мужским и женским комплектами половых признаков. Вот уж воистину как в песне «я и баба, и мужик»… Характер у Ольги был нелюдимый, держалась всегда особняком. Исключением была моя матушка, с которой у Ольги сложились полуприятельские отношения. Вот матушке баба Оля и рассказывала:

когда война началась, Оля с семьей жила в Рыбацком. Сейчас это очередной спальный район Питера, а еще в семидесятых там самая натуральная деревня была. Деревянные домишки, колодцы, огороды… Вот прямо на огороде Олиного дома устроили огневую точку – зенитку поставили. «Денитку», как баба Оля говорила… Рядом траншею выкопали, чтобы прятаться от бомбардировок. Только гражданским в траншее укрываться не разрешали, во время тревоги прятались в большом погребе.

Первое время «денитка» на огороде только смешила. Потом, когда налеты стали чаще и злее, стало не до смеха. В Рыбацком каждый день сгорал чей-то дом, кого-то хоронили… Олин дом разнесли в щепки едва ли не в первый налет. В зенитку целились, да промахнулись чуток. Только погреб и уцелел. Восстанавливать дома было некогда, да и смысла не имело – уже объявили, что население полностью переселят в Ленинград.

Незадолго до переселения фашист окончательно озверел. Рыбацкое уже не только бомбардировали, но и обстреливали из пушек. Все, кто еще оставался жив, спрятались в подполе Олиного дома. Других укрытий уже попросту не было… Единственный мужик, председатель сельсовета и коммунист с дореволюционного года, сказал:

– Молитесь, бабы. Только на Бога и надежда…

…Стрелять и бомбить закончили только с наступлением темноты. Когда вылезли из погреба, то с ужасом увидели: вокруг не осталось ни одного клочка земли, не вывернутого взрывом. Раскуроченная зенитка была наполовину засыпана землей, а на месте траншеи с боевым расчетом зияла огромная воронка.

С того дня Ольга полностью оглохла. То ли контузия, то ли что… Не знаю. Во время войны врачам других забот хватало, а после уже и Ольга свыклась с глухотой. Жила, работала… Иногда, правда, жалела, что не слышит, скучала по шелесту листьев да барабанной дроби дождя. Посидит, бывало, Ольга, поплачет, судьбу свою уродскую кляня… Бывало, и рюмочку примет. В один из таких вечеров случилось нечто. То ли по дороге с работы домой, то ли еще как, но угодила Ольга в сплошнейший туман. Прям как молоко в воздухе, ни вперед не видать, ни сзади. Вышел из тумана старичок, подошел к Ольге и говорит:

– Ты, дочка, не горюнься, вернется к тебе слух…

И точную дату назвал.

Ольга так обалдела, что слышит голос старика, что даже не заметила куда тот ушел. И туман тут же рассеялся…

Прошло года два, наверное. Ольга про случай на дороге забыла напрочь. Мало ли что привидится? Отработала очередную «черную» субботу, пришла домой и свалилась в постель, как убитая.

А в воскресенье утром вскочила с кровати как от взрыва! В открытое окно врывался колокольный звон стоявшей неподалеку церквушки.

Вернулся слух. Точно в тот день, про который старичок говорил.