Читать книгу Дорогие мои земляки - Сергей Васильевич Коломиец - Страница 7

Здравствуйте вам, сказал Егор Столбов, переступая порог избы. Здорово, буркнул его двоюродный брат Трофим, сидевший на низкой табуретке и подшивающий валенок внуку, проходи садись. На печи откинулась занавеска, показалась старушечья голова с острыми глазами. Это ты что-ли Егорша, давненько не заходил. Баба Груша была тещей Трофима, жила уже девяностый год, но в детство не впадала, видела хорошо, только была слаба на одно ухо. Да все некогда было, то одно то другое. Слышали, обратился он к Трофиму и его жене, про перестройку? Слышали, ответил Трофим, уже год галдят одно и тоже, надоело. Чего-чего, приставив ладонь к уху высунула голову бабка, чего дали-то Егорушка? Дали значит нам гласность, ускорение и как там мать ее, он хлопнул себя по лбу демократизацию, чуть не забыл. Поняла тетя Груша, бери значит и пользуйся. А на кой они мне, не поняла бабка, куда я их дену. Ну тебе тетя Груша перестройка ни к чему, перестраивать в тебе

нечего, остатки разваливаются, да и пребываешь ты в переходном возрасте, с этого света на тот. Болтун обиделась бабка, молоденький выискался, весь в дядю Кондрата, такой же был балабол.

Егор слыл в селе человеком грамотным и опытным, так-как в свое время окончил полковую школу и отсидел пол-года в тюрьме. А огороды урезать не будут, допытывала бабка, об этом что пишут в газетах? Про огороды молчат, но перестраиваться говорят будем. Это что, фермы перестраивать будут, или клуб, или еще что?. Темный ты человек тетя Груша, не фермы будем перестраивать, а самих себя. Он достал из кармана свежий номер «Правды», ткнул пальцем в передовицу. Образ жизни будем менять, демократию расширять, ускорять социально-экономические процессы. Это что, колхозы распускать будут, опять еди-нолично? Тебе тетя нормальным языком сказано, перестраиваться будем во всем. Не поняла я тебя балабола, шибко мудрено говоришь.

А гласность дали это что? А это тетя, что у тебя на уме осталось, можешь смело говорить. И не посадят, засомневалась старушка, не верится что-то. А ежели я супротив власти чего нехорошее скажу, заберут меня или нет? Лично тебя забирать никто не станет, так как могут не довезти куда нужно. А вот можно-ли против власти ругаться прямо не пишут, но я думаю можно. Крыть матом конечно не дадут, а хорошими словами, я думаю, запрещать не станут.

Я когда к вам шел, с секретарем нашим партийным разговаривал. Он с художником на клубе и магазине новые лозунги вешал. Долго калякал с ним, пытал его насчет этой самой перестройки, про демократию спрашивал. Он мне говорит, вот читаю газеты, смотрю телевизор, вроде все понятно, а вот что и как на работе, в колхозе перестраивать, никак понять не могу. Вроде у нас и не нужна перестройка, хлеб сеем, фермы работают.

Нету говорит сверху понятного указа, делай то, поменяй другое. Я его спрашиваю, письмо тайное вам приходило? Да не тайное, подал голос Трофим, а закрытое. Во-во закрытое, ну то, которое они тайно читают, закрывшись в конторе. Нет говорит, не приходило, сам говорит жду.

Пытал его насчет ускорения, объясни говорю, как ускоряться надо, корову что-ли быстрее доить, или пахать быстрее. Григорьич, говорю, ты геолого-разведочный институт закончил, скажи как разведчик бывшему разведчику, может какие враги к нам проникли? Разводит подлец руками, ничего толком не говорит. Ладно, я в воскресенье бутылку возьму, сядем, он мне все выложит, что знает.

А оно тебе надо, мало-ли на нашем веку всякой дури затевалось? Да не могу я как слепец ходить, чую интересное дело наверху затеяли, понять мне хочется что из всего этого может выйти. Раз перестраивать начали, значит не так строили. Ты Егор егозишься, а сам не знаешь зачем, забыл как нам при Сталине и при Хрущеве, и при Брежневе обещали райскую жизнь. Не голодуем конечно, слава богу, а как было пол-села бездельников так и осталось. Одно боюсь, что так сразу болтать обо всем разрешили. Мы сейчас как слепые, бежим неизвестно куда, а вожаки нас под зад подталкивают. Народ сейчас на молодняк похож, которого весной из загона выпустили. Хвост трубой, несется незнамо куда, загородки ломает, свободе радуется. Городишь ты Трофим страсти какие-то, война что-ли? Не война слава богу но соль и спички запасать наверное придется, не повредит. Ты еще сухарей насуши, засмеялся Егор. Да уж Егорушка, забубнила на печи бабка, сны мне нехорошие снятся, то народ табунится незнамо зачем, то речки шумят, не к добру это. Перед войной помню. молодая была, тоже сны нехорошие снились. Ну вас, махнул рукой Егор, пойду лучше живете как кроты, всего нового боитесь.

Егор не появлялся дней десять, даже бабка спрашивала, где этот оглашенный. Да в городе он, на базар уехал, продает чего-то. Чего ему не мотаться, на пенсии, с хозяйством жена управляется. Жди, скоро заявится. И точно, на следующий день, Егор пришел в гости. Давно не был, заскрипела бабка, говорят в город ездил? Там был, на базаре торговал, мед продал, масло. Ну и как в городе, допытывалась бабка, чего говорят? Шумит народишко, что ни день новость, с водкой в городе вот начали бороться. Поговаривают, что скоро совсем торговать ей не будут. В каком магазине выкинут ее, очередь тут-же, давятся, орут. Я в одну очередь пристроился, еле жив остался. У нас давно в магазин водку не завозили, сказал Трофим. Пьяниц он не любил, пусть ее и совсем бы не было, лучше бы только жилось.

Ну ты загнул, сказал Егор, без водки мы никак. Я знаешь что в городе видел-свадьбу безалкогольную. Захожу в какое-то кафе или ресторан сигарет купить, там буфет был. Подходит ко мне женщина, извините говорит, мы не работаем сегодня, у нас свадьба. Да я говорю, сигарет только куплю и уйду. Беру сигареты и вижу, что на столах водки нет, лимонад вижу, соки разные. Музыка играет, все как положено, только у мужиков почему-то морды постные, не красные. Я сначала-то не понял, что свадьба безалкогольная, да тут мужик вышел, тоже за сигаретами, он мне все и рассказал. Дак вот сидят мужики хмурые, уговор ведь нельзя нарушать, крепко видно договорились, отгуляй, а потом хоть залейся. Корреспондент все для кино снимает, или для телевизора. Мне этот мужик и говорит, смотри то-ли девять дней отмечают, то-ли сорок, не свадьба а издевательство. Вроде пляшут и поют, а нутро у всех горит, разве можно гулять на трезвую голову.

А то что водка у нас пропала, это плохо, придется видно аппарат налаживать, давненько я им не пользовался. Давай-давай, сказал Трофим, нарвешься на неприятности, ага, так я им и показал его. Подожди, месяц другой без водки посидят, все гнать начнут. Нет, я понимаю, с пьянством надо бороться, но не в магазине-же. Пришел выпимши на работу-выложи голубчик половину получки, прогулял с похмелья-еще пол-получки отдай. А магазины закрывать, это дело бесполезное, как так, всегда пили, а тут на тебе, урезали пайку, бунт может начаться. Это все равно что, он покосился на печку, тебя от бабы отставили. Лежи рядом, любуйся и не трепыхайся. Но бабка за занавеской все слышала, чертыхнулась, сравнил пакостник черт те что. Ты тетя Груша век прожила, а вкуса не поняла ни в водке, не в этом деле. Говорят французы крепко хлещут, но по крепости они против нас не потянут. Налей им грамм сто пятьдесят неразбавленного, после второго глотка глаза вытаращят. А если им самогону бабки Ерофеихи поднести, они от одного запаха с копыт свалятся.

Болтун, проворчал Трофим, ты глянь сколько горя из-за нее, сколько людей поубивалось, поутопилось, замерзло, сколько семей развалилось, преступлений сколько. Все это так, но гибнут люди не из-за водки, а из/за неумения пить ее, учить надо как правильно пить. Ты Егор еще скажи что алкаш больной. Значит получается, пошел в магазин, купил себе пол-литра болезни, заразился, а потом кричит, не виноватый я, лечите меня, спасайте меня. Какая это такая болезнь, если хочешь, можешь заболеть, не хочешь-не заболеешь. Нету у наших правителей твердости в этом деле, шарахаются туда-сюда.

Ты Егор газет поменьше читай, оно лучше и понятней будет. Как это не читать, возмутился тот, сейчас такую правду-матку режут. У нас из-за этой правды кровь может политься. Сдурел ты брат, какая кровь. Да-да Егорушка, высунула голову бабка, в семнадцатом, девчонкой еще была, также кричали и галдели. А потом как начали стрелять друг в друга, не приведи господь! Тятеньку моего, царство ему небесное, свои же мужики и убили. А чего галдели, чего стрелялись, поди разберись. А колхозы вспомни, как тогда колобродили? А что колхозы, как бы там ни было, а жить стали лучше. А ты много богатства нажил в колхозе, до сих пор в дедовском доме живешь. Ты же знаешь, я никогда сильно не копил, и сейчас голодным не сижу. Тут Егор итак понятно, что многое надо переделать, но если за эту перестройку портфельщики взялись, толку не жди. А откуда тебе другие возьмутся, других нету. Егор глянул на часы, засиделся я у вас, почту должны, побегу.

Телевизор и радио приносили новости каждый день, Трофим не обращал на них внимания, а бабка частенько навострив уши всматривалась в экран, газет не читала по причине малой грамотности. Где этот оглашенный, тоже наверное где-то языком молотит. Да придет твой перестройщик, надоел уже своей болтовней.

Егор появился через день. Где тебя носит, маманя вон заждалась, давай открывай митинг. Ты Фома неверующий как всегда в лапти только веришь, а нас знаешь куда призывают? А призывают нас жить по лучшим западным образцам. Наш образ жизни никуда не годится. Хватит говорят, позимогорили, будем жить на уровне Европы. А чего, чем мы хуже их? Тогда Егор первым делом ломай баню, сортир, переноси все в избу. Во дворе копай яму под бассейн. Только вот с транспортом как будешь выкручиваться, у них в каждом доме по одной-две машины, а у тебя из транспорта только корова.

Опять ты за свое, тебе же говорят что все предпосылки у нас для этого есть, осталось их реализовать. Будешь жить ты тетя Груша в коттедже, с двумя автомобилями, как говорит Трофим, до ветру во двор бегать не будешь, а будешь отправлять надобность, как все культурные европейцы в теплом нужнике. И телефон у тебя будет, але-але, это Гондурас, ну и тому подобное.

А что же они семьдесят лет горлопанили, что у них народ бедствует, последний кусок хлеба доедает? Ошибались наверное, или разведка не так доносила. Оно же опасное дело информацию добывать об их жизни, посадить могут.

А вообще-то должна ты тетя Груша жить как американка, на отдельной ферме. Это как Егорша в ферме, со скотом что-ли с коровами? Да нет, должна ты жить не в селе, а отдельно, на своем земельном участке. А ежели мы в степе отдельно поселимся, да буран дунет, где мы будем воду брать, электричество? Ты тетя думать не умеешь, во-первых

к твоему дому в степи, будет отдельная дорога, свет, телефон подтянут. Дак у нас опосля буранов дорогу тракторами кировцами прочищают, неужели они к каждой ферме будут чистить? Ты же знаешь, у нас по главному грейдеру, после метели по неделе машины не ходят, а до ближнего села тридцать километров. А села что распустят? А если кто заболеет, тут в селе медпункт есть, а на ферме как лечить? Детишек где учить? У тебя на ферме вертолет будет стоять, или на лыжах поедешь в больницу, подсказал Трофим, ты его побольше слушай. Может и прав ты Егор, что на ферме лучше жить, нету там директоров, экономистов, завскладов, парткомов, только мы не Европа, зимой в курточках не ходим без шапок. Там от фермы до фермы рукой подать, а мы здесь большим селом еле выживаем, с единственным медпунктом и школой. Нету на фермах лишних дармоедов и бездельников, там настоящие хозяева живут, у себя воровать не будешь. Нет, у нас здесь нужно крепко головой подумать, прежде чем ломать и перестраивать, сколько раз уж ломали.

Ничего, сказал Егор одевая шапку, народ сейчас быстро умнеет, разберется что к чему. Разберется, ответил Трофим глядя в окно, да опять видно не скоро.