Читать книгу Система «Морской лев» - Сергей Вербицкий - Страница 5

Захаров приехал домой, когда часы показывали полседьмого вечера. Надежда занималась на кухне, и встречать его первым выбежал Саша.

– Мама, мама, папа приехал, – прозвенел Сашин голосок радостным колокольчиком. Он подбежал к отцу, и руки Захарова оказались той волшебной силой, которая без труда подняла легкое тельце, приблизив к себе. Саша приник губами к уху Захарова и спросил шепотом, задыхаясь от радости:

– Папа, папа, а правда, что ты свою лодку сломал?

Захаров растерялся на несколько секунд, но тут же собрался и серьезно ответил:

– Правда, сынок.

Саша еще пуще рассмеялся и вновь шепнул отцу на ухо.

– Ну, теперь тебе влетит, наверное.

Тем временем Надежда уже вышла из кухни и задумчиво наблюдала сцену между отцом и сыном. А ее сердце переполнялось радостью преданной собаки.

В двухкомнатной квартире, в народе называемой брежневкой, у порога на половом коврике сидела собака породы доберман-пинчер. Она ждала вот уже несколько дней своего хозяина, который почему-то задерживался из очередной командировки дольше обычного. Тетя Маша, на попечении которой оставалась Найда, в отсутствии Святослава Михайловича сказала, будто бы хозяин должен сегодня вернуться, и собака ждала его с еще большим нетерпением. Поскольку квартира находилась на втором этаже, Найда торчащими в разные стороны ушами слышала, как хлопает дверь от каждого входившего в подъезд, а ее острый нюх улавливал их запахи, позволяя различать своих и чужих. Из-за сквозившего прохладного воздуха Найда постоянно чихала и фыркала, но вновь и вновь утыкалась носом в дверную щель в надежде уловить знакомый запах хозяина.

В миллион сто пятьдесят первый раз хлопнула дверь, и до чувствительного носа ветер донес слабый, но такой знакомый запах. Найда тихонько гавкнула, еще не веря в то, что это вошел хозяин, она смотрела словно сквозь дверь, напрягая слух. И спустя несколько секунд собака уже не сомневалась в этом: осторожный звук легких шагов хозяина она никогда не смогла бы спутать ни с чьим другим на свете. Найда встала с насиженного места и, уже гавкая и завывая во весь голос, приветствовала хозяина. Ворочавшийся ключ в скважине замка уже сокращал томительное ожидание. Открылась дверь, и на пороге стоял мужчина лет тридцати шести-восьми в темно-сером костюме, с чемоданчиком в руках. Найда тут же бросилась на него, встав на задние лапы, устремив клиновидную морду к хозяйскому лицу. Его руки тут же опустились на жесткую, блестящую, коричневого окраса шерсть собаки.

– Найда, милая, здравствуй! Что, соскучилась, маленькая? Как ты здесь без меня?

Собака радостно гавкала, визжа от удовольствия, ее купированный хвостик двигался с бешеной скоростью, из открытой пасти как-то небрежно свисал розовый язык.

Когда хозяин прошел в большую комнату, присев на диван, чтобы снять первичную усталость после дальней дороги, Найда, радостно веселясь и гавкая, бегала по всей квартире, подбегая к своему любимцу, тыкаясь в него своей мордой, дыша ему в лицо.

– И в первую очередь от мамы. Смотри: стоит и даже не подходит.

Еще бы чуть-чуть, и Надежда расплакалась, но устоявшееся в семье правило – никогда не расстраивать и не вводить сына в их взрослые проблемы – удержало ее от неверного шага. За эти дни – с тех пор как туманный слух разнесся по всему городку: о какой-то аварии, случившейся с лодкой Захарова, -она уже все на свете думала-передумала и, предполагая самые худшие последствия для своего мужа, никак не ждала его скорого возвращения. И поэтому, когда Захаров появился на пороге, она была страшно удивлена. Единственное, что она уже могла сделать, – это пригласить сына и мужа на ужин, оставив пока все свои догадки на потом.

После ужина к Саше пришли его друзья Димка и Серега. Они закрылись в его комнате и начали пластилиновое сражение, к которому готовились уже два дня. Как только Надежда осталась с Иваном наедине, она тут же, неожиданно, как-то чересчур строго спросила:

– Почему тебя отпустили?

Ее душу переполняли разнородные чувства, и она, путаясь в них, даже не знала, с чего начать. Ей хотелось задать ему сразу скопом тысячи вопросов. Те самые вопросы, которые она уже задавала людям в штабе базы, и, не получив на них хоть сколько-нибудь вразумительные ответы, она до сих пор пребывала в неизвестности. А Иван, на удивление, продолжал есть и сам ничего не рассказывал.

– А почему бы меня не отпустить? – наконец, оторвавшись от кружки с чаем, удивленно ответил Захаров.

Своим бесцеремонным ответом он тут же напомнил ей тех людей, которых она отчаянно пыталась расспрашивать в надежде хоть что-нибудь узнать о своем любимом муже.

– Иван, что с тобой случилось? Почему ты мне ничего не рассказываешь? Я тут сижу и не знаю уже, что и думать. Что будет со мной, с тобой, с нашим сыном, наконец? Не молчи, я должна знать, как теперь все сложится, – почти истерически выпалила Надежда.

– Что с тобой, Наденька?

– Ничего, – почти сквозь слезы отвечала она.

– Наденька, Надюшка, – словно проснувшись, позвал ее Захаров. – Да не волнуйся ты так, все будет хорошо, иди ко мне… – заговорил он ласковым тоном и стал таким, каким всегда был, таким, каким она всегда его знала.

– Да, «не волнуйся»! Легко тебе говорить, а я тут сижу с Сашкой и ничего не знаю о тебе. И притом как «хорошо»? А суд? Я тут не знаю, что и думать. Тебя посадят? Куда? Когда суд? – Надежда, не отвечая на его призыв, продолжала сыпать вопросы, и как-то сама собой скатилась первая слеза из ее левого глаза.

– Подожди, подожди, иди сюда, – вновь позвал ее Иван. Надежда послушалась и села к нему на колени, обняв его.

– Давай сначала успокоимся, – Иван утер ей слезу и поцеловал в щечку. – Не переживай. Пойми меня: я не могу тебе все пока рассказать и обманывать тебя не хочу. Ты только верь мне, и все будет хорошо.

– Как это «все будет хорошо»? А суд?

– Какой суд, что ты все твердишь: суд, суд… посадят.

– Что ты этим хочешь сказать? Тебя что, не посадят? Скажи мне, Иван, я умру, если не скажешь!!! – теперь она была похожа на нетерпеливого ребенка.

– Надя, ты как ребенок. Ну, не посадят, не посадят, только успокойся. Не спрашивай больше меня ни о чем. Хорошо? Иначе все дело можем испортить.

– Как не можешь больше ничего рассказывать? Ты же и так мне ничего не сказал. И какое дело можем испортить? – допытывалась Надежда.

– Никакое. Я не могу тебе про это говорить. Я дал слово.

– Иван, милый, хороший, скажи своей Надюшке, может, я что-то смогу сделать. Кому ты дал слово? Какое слово?

– Неважно. Если не хочешь, чтобы я врал, не спрашивай меня больше, – Иван уже начал повышать голос.

– Хорошо, не буду. Но только скажи почему? – обидевшись, согласилась Надежда.

– Потому что я подписал особую бумагу. Понимаешь? – и Захаров загадочно посмотрел на свою жену.

– Понимаю… Ой, секретную, да? – закрыв ладонью рот, шепотом растерянно спросила Надежда.

– Да, – также шепотом ответил Захаров.

– Иванушка, я ничего не буду больше спрашивать, – обняв его и собрав остатки мужества, чуть ли не сквозь слезы ответила Надежда.

– Вот и хорошо, – и, чтобы как-то ободрить жену, Захаров добавил: – Меня завтра в шесть утра увезут, и мы с тобой очень долго не увидимся. Ты же собирай вещи, бери под мышку Шурика и але к родителям в Москву. Справишься без меня? – и этим он тут же спровоцировал тучу вопросов.

– Куда увезут?.. В Мурманск?.. Ванечка, я могу тебя навещать?.. – слезы уже лились по ее щекам рекой.

– Надя, Надя! Что ты, в самом деле, успокойся! Вдруг Сашка заглянет. Что мы ему скажем? – растерянно заговорил Захаров.

– Не буду, не буду, прости меня, дуру, – бросившись утираться, сказала Надежда.

– Теперь самое главное: запомни, Надюша, ни в коем случае не пытайся меня разыскивать или наводить справки обо мне. Никому ничего не рассказывай. Собирай чемоданы и уезжай, а всем говори только, что меня, мол, увезли в Мурманск, там, видимо, будет закрытый суд, а по его окончании тебя якобы известят о сроке и месте моего заключения.

– А на самом деле что будет с тобой? – и Надежда с неподдельным интересом посмотрела на Ивана.

– Ничего, – твердо сказал Захаров, тут же пресекая щипцы ее пинцета любопытства, попытавшиеся открыть его раковину, где находилась жемчужина всех ответов на ее вопросы. – Если сделаешь все, как я сказал, то через года два все будет хорошо, и мы вновь увидимся, и будем жить, как будто этой разлуки и не было. Нужно только потерпеть, понимаешь.

– Иван, а много людей погибло в этой аварии? – вновь спросила Надежда, не в силах унять свое любопытство.

– В какой аварии? – не понял Захаров.

– Ну, с твоей лодкой авария произошла, по твоей вине…

– Кто тебе эту ересь сказал? – удивился Захаров.

– В штабе, а что?

– Папа, папа, я выиграл, – радостно вбежал на кухню Саша, – пойдем, посмотришь.

– Я тебе потом расскажу, – сказал, уходя, Захаров. Взяв за руку сына, он пошел вместе с ним в его комнату. Весь остаток вечера они провели вместе и даже не заметив, как дождливый день незаметно покинул эту часть планеты и на смену ему пришла прохладная ночь.

Найда уже улеглась на полу возле дивана, на котором спал ее хозяин.

Когда Надежда уже лежала в постели, ее кусали тревожные мысли о будущем. Иван еще не лег и был где-то в ванной. Несмотря на страх, засевший в душе, ей все же хотелось выведать то, что он от нее скрывает. И она решила ни за что не начинать хоровод обнаженных тел, пока он не рассеет черную дымку, покрывшую неожиданное появление мужа и довольно скорое их расставание на бесконечно долгих целых два оборота планеты вокруг звезды. А Иван вернулся к ней, весь преисполненный желания утолить жажду. Солнце разлуки высушило весь сок его души, и он нуждался, нуждался в наполнении. Иван ожидал от Надежды, что она за это время вся переполнилась и ей хотелось поскорее отдать ему всю себя, дабы удовлетворить с лихвой его аппетит и облегчить свой сосуд, утомленный разлукой. Но она даже и не помышляла об этом: лишь только дразня его, демонстрировала свое страстно активное тело, от которого исходили чрезвычайно сильные эротические волны. Иван попытался начать игру со слияния губ, но Надежда мягко ушла от этого, шепнув ему: «Расскажи о будущем». Захаров догадался, что хочет узнать от него Надежда, и не знал теперь, что ему делать. Душа стонала, хотелось все забыть, войдя в устье реки наслаждения и пребывать в счастье великого отдохновения. Он спустился к подножью и приник к ступням неприступной горы. Манящее к себе приоткрытое ущелье, где зиждился волшебный ручеек жизни, не давал ему покоя, и, зная о том, как стремительно падают звездные секунды, он сделал вид, что сдался.

На хитрый женский ум всегда найдется разумный ключ у мужчины, и Захаров придумал историю, раскрыв лишь незначительные места замутненных заводей его жизни. Тонкая душа Надежды сразу почувствовала, что в словах Ивана столько же правды, сколько света было в их комнате. И все же она больше не продолжала настаивать на исповеди с его стороны. А зуд жажды знать о том, что же в конечном счете произошло с ее мужем, как-то стих сам собой, и она ответила ему всей откровенностью своего тела и души. Вмиг частота жизненных сил увеличилась вдвое, посыпались магические заклинания, наполнившие ее лагуну приливом чудодейственной влаги. И он тут же спустился к ней, мечтая подарить ей королевское наслаждение. Ее тело, подобно поверхности планеты, в эту ночь отдавало все тепло, что было накоплено за время, проведенное в разных измерениях, а ее бугорки и холмики, впадины и небольшие углубления буквально искрились от его прикосновения, звуча отголоском в их сердцах, а изящные движения только усиливали волшебное свечение.

Солнце обошло Землю и выглянуло из-за противоположной стороны, извещая их о приближающемся расставании. Участники же святого таинства так и не сомкнули глаз, пройдя вместе сквозь ночь. И вот лицемерная одежда вновь опутала тело Надежды, скрыв красоту и откровенность ее наготы. Иван поднялся чуть позже, направившись в комнату сына, он хотел попрощаться с ним.

Саша пребывал в глубоком плену утреннего сна. Захаров присел на краешек кровати и долго смотрел на сына. Перед уходом он тихо поцеловал его в лоб, отчего тот встрепенулся, и казалось, что он сейчас проснется, но сон не хотел его выпускать из своих объятий, лишь позволив ему открыть один глаз и прошептать: «Папа». Иван сдержал себя от попытки усадить его к себе на колени, отправился на кухню, где Надежда уже готовила завтрак.

Большие часы в прихожей пробили роковые шесть часов утра, Надежда обняла Ивана и сказала:

– Ванечка, милый, я люблю тебя и всегда буду любить… Господи, как я не хочу тебя отпускать, – растерянно обнимая Захарова, молитвенно произнесла Надежда.

Когда хозяин собирался вновь в командировку (а произошло это почему-то на следующий день), Найда скулила и не хотела его отпускать, она буквально вцепилась зубами в его штанину, угрожая порвать ее. Святослав Михайлович насилу вырвался, тщетно пытаясь успокоить собаку. После его ухода Найда еще долго скулила от горя.

Яркие солнечные лучи брызнули прямо в глаза Захарову, отчего тот пошел прямо по интуиции, не замечая справа стоящую у бордюра белую «Волгу». Через секунду глаза прояснили для него окружающую обстановку, и он, увидев ожидавшую его машину, пошел к ней. Спустя минуту дверь хлопнула, и груда белого железа вновь обрела жизнь и помчалась куда-то по дороге, увозя с собой Захарова в темное будущее.