Читать книгу Братья Карамазовы. Том III. Книга 2 - Сергей Вербицкий - Страница 4

Утро следующего дня разбудило Алексея Федоровича проливным дождем. Его капли барабанили по подоконнику с такой силой что буквально по всей комнате звучала барабанная дробь. Спать в таком шуме было нестерпимо, и Алексей Федорович встал с кровати. Утренний туалет, завтрак прошли довольно скоротечно.

Ева Александровна, сидевшая с ним в ресторане, скучала, но стоило появиться Петру Моисеевичу, она оживилась.

Доброе утро, Алексей Федорович. Ева Александровна, мое почтение. Разместились. Ночь. Прошли без осложнений? – С ходу спросил Петр Моисеевич.

Да. Спасибо вашим заботам, – откликнулась Ева Александровна.

Тогда к делу, медлить не будем. Поскольку мы с вами только что с дороги. Я решил сегодняшний день посвятить отдыху, нет, разумеется, у меня есть дела, мне отдых сегодня претит, поскольку с вами Алексей Федорович хочет встретиться один очень значительный человек. Я все устрою и если все будет хорошо, то завтра вы с ним свидитесь и думаю, что для вас это будет очень полезно. А пока отдыхайте, сегодня. Лувр ждет вас. Вот деньги на расходы, думаю достаточно чтобы провести время в удовольствие, – сказал Петр Моисеевич и положил бумажные купюры на стол.

Алексей Федорович и Ева Александровна созерцательно наблюдали за ним.

Что ж, вы оставляете нас одних? – Спросила Ева Александровна.

Да, оставляю вас на ваше усмотрение. Теперь позвольте отклонятся и удалиться, чтобы завтра зайти за вами Алексей Федорович и ввести в курс наших планов на счет вас. Так что, до скорого, – сказал Петр Моисеевич и ушел.

Они посидели еще немного и покинули отель направившись пешком к улице Бонапарте к набережной Малакэ, а там по мосту дю Карраузель, они подошли и во всей красе увидели монументальный шедевр архитектурной мысли – Лувр.

Люпира – сторожевая башня на языке тогдашних франков и вошло в обиход при царе Филиппе-Августе. Он начал строительство стены в 1190 году, а окончили работу только в 1210 году. Одна из высоких башен получила название Луврской. Около нее находился луг, рядом с которым впоследствии выстроили королевский замок. Назвали сооружение крепостью от нее утвердилось название от одной из башни – Лувр.

Расположенный на правом берегу Сены, он стоит как бы особняком, неприметным строением, но стоило им войти в его объятья, и они увидели и почувствовали его молчаливое волшебство и величие. Они попали внутрь него через Львиные ворота. Зайдя через Павильон часов, они спустились на цокольный этаж крыла Denon, и начали осмотр увидев собранные коллекции египетских древностей, ассирийских и финикийских цивилизации. Этрусские и греческие вазы (коллекция Кампаны) и погребальных урн. От увиденного Алексея Федоровича посетила мысль: человек стремиться к устроению пира и радости от обретенной жизни и в ходе этого праздника идет постоянная подготовка к венцу его бытия – смерти.

И едва они вошли в античный отдел, располагавшийся на первом этаже, и прошли по длинной анфиладе комнат и попали в небольшой зал № 74, и перед ними возникла, белым призраком, невысокая скульптура, стоящая по середине, на туманном фоне старых стен Венеру Милосскую (Aphrodite? Venus? De Milo) – Греческая Богиня любви и красоты.

Она стояла слегка наклонённая, ее маленькая голова на стройной шее являла образ задумчивости. Приподнятое правое плече и опущенное левое, демонстрировали асимметрию на фоне гибкого изогнутого стана. Мягкость и нежность кожи Венеры оттеняет соскользнувшая на бедра драпировка. Она буквально источала собой чарующую красоту и женственность.

Алексей Федорович, при виде ее застыл на месте, а Ева Александровна сделала шаг и выдвинулась чуть вперед.

И целомудренно, и смело,

До чресл сияя нагой,

Цветет божественное тело,

Неувядающей красой

Под этой сенью прихотливой

Слегка приподнятых волос

Как много неги горделивой

В небесном лике разлилось!

Так, вся дыша пафосской страстью

Вся млея пеною морской

И все победной вея властью

Ты смотришь в вечность пред собой

Продекламировала Ева Александровна.

Ты смотришь в вечность пред собой, – повторил шепотом Алексей Федорович, – это кто так выразился?

Это Фет, – чуть слышно, ответила Ева Алексадровна.

Алексей Федорович поднял глаза на статую и увидел, что она смотрит чуть выше его головы. «Смерть, часть вечности она переходит в нее в состояние существа, безусловно не подлежащего времени, то есть не имеющего ни начала, ни продолжения, ни конца во времени, но содержащего за раз, в одном нераздельном акте, всю полноту своего бытия, такова вечность существа абсолютного. И душа восходит к вечности, но осознать ее без веры, через дух, как все вокруг осознает человек, не может. Потому что сознание подвижно, оно постоянно движется к истине, что есть Бог, а вечность статична и потому без познания Сущего невозможно всеобщего бытия человеческого сознания в ней. Объемля и пронизывая ее мельчайшими частицами тайным образом, пребывает в ней Создатель, который есть Жизнь. И если возможно обретение душой вечности, то только через Него. Ибо Бог есть Сущий и с Ним вечность обретает сущность, без которой невозможно ее естество», – так явилось Алексею Федоровичу, когда он уловил на себе взгляд Венеры.

Он покаянно опустил голову, взгляд его потух и наступила во всем организме тяжесть. Но сделав несколько шагов, вдруг последовало заметное просветление зовущее продолжить следовать пути, уже избранному им, и обещавшую надежду на обретение чего-то иного и необычного, неведанного и полной тайны загадки его будущего.

Алексей Федорович, взбодрился и подхватил настигшее его вдохновение предприняв робкую попытку дальнейшего осмотра представленных в Лувре художественных коллекций, сулящих познания им новых возможностей в неожиданных поворотах картин его жизни.

Они поднялись на второй этаж и вошли в залы Большой галереи и уже в четвертом зале на Алексея Федоровича сошло, словно наваждение. Старинный Дух Лувра молвил ему слово Леонардо: «Истинная любовь сказывается в несчастье. Как огонек, она тем ярче светит, чем темнее ночная мгла». И перед ними предстало творенье Андреа Монтеньи «Святой Себастьян». Мраморная безжизненная фигура Себастьяна привязана к полуразрушенной к разрушающейся античной статуе. За счет низкой перспективы тело Святого выпукло выступает на передний план картины. Голова и глаза, обращенные к Небу, выдают его полное отрицание происходящего с ним, ясно демонстрируя торжество трансцендентной веры перед страданиями тела, являя превосходство духа над материей.

Он все еще является представителем языческого мира, но уже налицо падение греко-римских идолов и уход их в небытие. Картина, как яркий образ утверждения Христианства над идеалами античного мира, через самопожертвование.

В облаке, в верхней части картины, слева, видна фигура всадника. вспоминается «Золотя легенда», где изложена версия, согласно которой имя Себастьян происходит от слова basto – «седло», а значит, Церковь – это конь, Святой – седло Иисуса, а сам Иисус – всадник.

И вот мысль при виде его застала Алексея Федоровича: «Смело жертвуй собой и в этом обретешь жизнь себе». И он подумал: «Мир, Царизма, старый и обветшавший, тоже рушится и я привнесу в него революционную идею нового мира. Пусть мне суждено стать мучеником, но зато наступит мир равенства и добра. И уже не будет, ни богатых, ни бедных. Хозяева и слуги уйдут в прошлое. Даешь классовое равенство. Да здравствует революция и в ней спасение России».

Надо же, этот святой больше статуя, чем человек. Довольно странное ощущение, вы не находите Алексей Федорович? Пойдемте дальше, мне хочется жизни, – сказала Ева Александровна и они пошли в глубь по галерее.

Они миновали пятый, восьмой и двенадцатый залы, где представлена Итальянская живопись от 13 до 18 века. Увиденное их потрясло, со стен крыла Denon натуральным образом изливалась вся известная человеческому глазу палитра красок и оттенков, дающих представление о красоте. Испытав на себе огромные чувства в познании красоты, внимая попыткам художникам итальянской живописи разного времени передать ее, они довольно утомились и хотели передохнуть, где-нибудь. Но какое-то странное ощущение их манило продолжить осмотр. И вот истинная, совершенная красота порождающая жизнь встретила их в небольшом, тринадцатом зале, куда они пришли в конце этого пути. Повернув голову направо и их взору, явилась бесконечность, через, которую осуществился исход подлинного чуда, явленное Богом человеку.

На стене висело маленькое полотно, размером семьдесят семь на пятьдесят три сантиметра, «Портрет госпожи Лизы Джoкoндo» («Ritratto di Monna Lisa del Giocondo»), исполненное итальянским эрудитом эпохи Высокого Возрождения, активно работавший как живописец, рисовальщик, инженер, ученый, теоретик, скульптор и архитектор Леонардо Да Винчи.

Картина написана в эпоху развития итальянского искусства в XV веке, Кватроченто (итал. quattrocento, «четыреста», сокращенно от mille quattrocento – «тысяча четыреста»), маслом на доске из тополя. Мастер тщательно выложил изображение из кусочков окаменевшей смолы, а самые мелкие детали высыпал из лучистой каменной крошки.

На ней изображена не просто женщина, а скорей дама некоего средневекового рыцаря. Подобные образы очень часто эксплуатировались в то время, которая сидит в кресле. Расположилась за парапетом на фоне не абстрактного, а вполне конкретного пейзажа открывавшимся из окон местного замка. Пустынная местность с извилистыми потоками и озером, окружённым снежными горами, она простирается к высоко поднятой линии горизонта. Это окрестности североитальянского городка Боббио. У моста видны цифры 72. Указание на 1472 год, когда протекающая мимо Боббио речка Треббия вышла из берегов, снесла старый мост и вынудила властвовавшее в тех краях семейство Висконти возвести новый.

Таким образом сложился контраст, содействующий повышенной пластической осязательности фигуры и её плавного, обобщённого силуэта с уходящим в туманную даль, похожим на видение пейзажем с причудливыми скалами и вьющимися среди них водными протоками. Этот ландшафт придаёт самому образу женщины величественность и одухотворённость. Благодаря пейзажу, удалось создать не портрет конкретной личности, а универсальный образ

При написании картины Леонардо использовал технику сфумато, которая выполняется почти прозрачной тонкой штриховкой и позволяет сделать переходы между линиями, цветами и тонами. Эффект размытости похож на исчезающий дым. Все изображенное на полотне должно проникать одно в другое, дышать. Термин происходит от итальянского «sfumate» – «приглушить» или «дымка». Сфумато явилось «Живой водой» Эпохи Возрождения.

В живописи этот метод относят к процессу наслоения тонких глазурей полупрозрачной краски таким образом, что не остается никаких видимых мазков при переходах тонов или четких линий, разделяющих светлые и темные области.  Их толщина около четверти миллиметров, не доступных для распознания ни под микроскопом, ни с помощью рентгена.

Леонардо использует сфумато, чтобы создать естественную градацию теней для своей Мона Лизы. Известно, что ее композиция построена на «золотых треугольниках». Эти треугольники в свою очередь являются кусками правильного звездчатого пятиугольника. Но здесь нет никаких тайных смыслов. Техникой пространственной перспективы, Леонардо добился наибольшей выразительности портрета.

Героиня произведения – это флорентийка Лиза Мария Герардини (Лизе дель Джокондо), в последствии Мона Лиза дель Джокондо, молодая жена видного флорентийского торговца шелками флорентийца по имени Франческо дель Джокондо, в переводе «веселый». Он был большим поклонником искусства и живописи, покровительствовал художникам. Именно ему принадлежала идея заказать портрет супруги в честь рождения первенца. Моне Лизе тогда исполнилось 24 года.

Мона Лиза сидит в кресле на балконе или на лоджии, одна ее рука лежит на подлокотнике, образуя нижнюю сторону прямоугольника, а ладонь второй накрывает её сверху, делая композицию целостной. Поскольку на изображённой даме вуаль, которая может свидетельствовать о недавней кончине кого-то из близких, улыбка воспринимается некоторыми как грустная и меланхоличная. У неё выбриты брови и волосы на верхушке лба. Конец XV – начало следующего столетия известны тем, что в моде тогда были полностью удаленные брови. Дама, изображенная на полотне, следила за всеми тенденциями стиля, а потому брови у нее и были выщипаны. Это изображение всякому, кто хотел бы видеть, показывает до какой степени искусство может подражать природе и дает возможность постичь это наилегчайшим образом, ибо в этом произведении воспроизведены те мельчайшие подробности, какие только может передать тонкость живописи. Поэтому глаза имеют тот блеск и ту влажность, какие обычно видны у живого человека, а вокруг них переданы все те красноватые отсветы и волоски, которые поддаются изображению лишь при величайшей тонкости мастерства. Ресницы, сделанные наподобие того, как действительно растут на теле волосы, где гуще, а где реже, и расположенные соответственно порам кожи, не могли быть изображены с большей естественностью. Нос со своими прелестными отверстиями, розоватым нежными, кажется живым. Рот, слегка приоткрытый с краями, соединенными алостью губ, с телесностью своего вида, кажется не красками, а настоящей плотью. В углублении шеи при внимательном взгляде можно видеть биение пульса.

Облик – ее необыкновенный, он будто бы постоянно следящий за созерцателем взгляд, который излучает разум и волю. Но еще большую загадку представляет собой всемирно известная улыбка Джоконды. Она еле уловима, а ее смысл, кажется, ускользает от зрителя. Именно эта неуловимость привносит в образ нечто, порождающее желание вглядываться в него вновь и вновь. В мировом искусстве найдется очень мало портретов, которые смогут сравниться с «Моной Лизой» силой выражения человеческой индивидуальности, переданной в единстве интеллекта и нрава. Там, где находится картина «Мона Лиза», витает дух тайны и загадочности. Известный портрет да Винчи отличается от всех остальных запечатленных изображений периода кватроченто необычной интеллектуальной заряженностью. От «Джоконды» исходит чувство силы, которое является органическим сочетанием ощущения личной свободы и внутренней собранности. Улыбка женщины никоим образом не выдает пренебрежения или превосходства. Она воспринимается как результат полного самообладания и спокойной самоуверенности.

В этой загадочной картине Леонардо Да Винчи создал нечто большее, чем портретное изображение никому не ведомой флорентинки Моны Лизы Внешний облик и душевный строй конкретной личности переданы им с небывалой синтетичностью «Джоконда» – не портрет. Это зримый символ самой жизни человека и природы, соединённых в одно целое и представленных отвлечённо от своей индивидуально-конкретной формы. Но за еле заметным движением, которое, как лёгкая рябь, пробегает по неподвижной поверхности этого гармонического мира, угадывается все богатство возможностей физического и духовного бытия.

Посмотрите, Алексей Федорович, какая вселенская красота заключена в этом портрете. Не хватает только поэзии, волшебного духа к ней добавить и тогда явится совершенство происходящего вокруг нас, глядя на нее, – сказала Ева Александровна.

Je suis belle, ô mortels ! comme un rêve de pierre,

Et mon sein, où chacun s’est meurtri tour à tour,

Est fait pour inspirer au poëte un amour

Éternel et muet ainsi que la matière.

Je trône dans l’azur comme un sphinx incompris ;

J’unis un cœur de neige à la blancheur des cygnes ;

Je hais le mouvement qui déplace les lignes,

Et jamais je ne pleure et jamais je ne ris.

Les poëtes, devant mes grandes attitudes,

Que j’ai l’air d’emprunter aux plus fiers monuments,

Consumeront leurs jours en d’austères études ;

Car j’ai, pour fasciner ces dociles amants,

De purs miroirs qui font toutes choses plus belles :

Mes yeux, mes larges yeux aux clartés éternelles !

Charles Baudelaire «La Beauté» (1861)

О смертный! как мечта из камня, я прекрасна!

И грудь моя, что всех погубит чередой,

Сердца художников томит любовью властно,

Подобной веществу, предвечной и немой.

В лазури царствую я сфинксом непостижным;

Как лебедь, я бела, и холодна, как снег;

Презрев движение, любуюсь неподвижным;

Вовек я не смеюсь, не плачу я вовек.

Я – строгий образец для гордых изваяний,

И, с тщетной жаждою насытить глад мечтаний,

Поэты предо мной склоняются во прах.

Но их ко мне влечет, покорных и влюбленных,

Сиянье вечности в моих глазах бессонных,

Где все прекраснее, как в чистых зеркалах.

Шарль Бодлер. «Красота».

Алексей Федорович, смотрел на картину и ощущал, как исходила из него дуновение Вселенной. Она заполнила весь зал, где они стояли. И как в зеркале, он видел в ней бездну и чем больше он в нее всматривался, тем сильнее она поглощала в себя его сознание, его Я. «Мона Лиза» отражала изоморфизм природы, в котором разум является средством познания, формируя впечатление основанное на испытанных чувствах, исходя из опыта понимания себя в окружающем пространстве. В планомерной организации композиционной картины, в характере ее строения, ритмических, многократных наложений тончайших мазков на образ произведения, прослеживается главная цель: служить реалистической точности, воспроизводя художественное познание жизни. Именно через познание Алексей Федорович, начал постигать явленное ему протекание метаморфозы его души. Неосознанно уловив замысел Леонардо. Алексей Федорович, находясь в состоянии решения загадки непознанного и неведанного. Его глаз зрел Вечность рождающую красоту, а она в свою очередь служила источником провидения, в действии оживления его души. Он медленно и заново, обретал себя, для себя и всего окружающего мира.

Возникла идея,

Явилась мысль,

И облеклась в Слово.

И Слово стало Бог.

И зажегся свет и в нем уже было Слово.

И так что свет внял знание Божье.

И воссиял тогда Господь, над всем.

И через Него все начало быть.

Рождение мира происходит с рождением божественного света и в нем обретает жизнь каждая душа, посетившая этот мир. Мы видим не сами предметы, а отраженный свет от них. А свет восходит над миром с востока, так и «Мона Лиза» сидела, повернувшись вправо и смотрела на всех с востока, являя нам свой свет Божественной красоты.

Она выражалась во всеобъемлемлещей совместимости трех перспектив. Это произведение, как сам Леонардо, всегда подчеркивал, при его визуальном постижении, необходимо, взгляд наблюдателя направить на задний план, на пейзаж, откуда он исходит ассиметричной линейной перспективой. Он источает вековечный мутнозеленый дым, разделяя общий фон на две половины и ближе к Джоконде, он становиться оранжево-коричнево-желтый.

Леонардо волшебник цвета, мастер тончайшего мазка, изобразил Вечность, во всей ее загадочности и таинственности. Она, воссоздана кудесником игры света и тени, исчезающих в перспективе предметных очертаний, выражала всю свою непредсказуемость в полноте трансцендентности силы творения Божьего на тополином древе познания человеческого разума.

И вот она выдохнула, рукою Леонардо, с помощью обратной перспективы, на передний край, в первозданном виде непостижимую красоту жизни. Пульсирующей в огромном пространстве насущного бытия, окружаемого всем и вся, она гипнотически притянула взгляд Алексея Федоровича, да так что тот не мог оторваться от нее в течении получаса. Позабыв про себя, он был глубоко поглощён «нечеловеческим творением» Леонардо. И тут вспыхнула мысль в его сознании: «Вечность порождает Красоту».

Постижение, понимание, ощущение вселенского явления было дано, итальянским исследователем жизни в образе женщине, матери, Моны Лизи дель Джоконда, сидящей в пол-оборота, в позе Богородицы, использовавшийся в живописи XV века.

Метод обратной перспективы, запечатленной Мона Лизы, позволил Леонардо и посетителям Лувра, наблюдать прекрасный образ в расширенном виде. При удалении от глаз, словно центр схождения линий находится не на горизонте, а внутри самого наблюдателя. Обратная перспектива образует целостное символическое пространство, ориентированное на зрителя и предполагающее его духовную связь с миром символических образов. Она создает воплощение сверхчувственного сакрального содержания в зримой, но лишённой материальной конкретности форме.

Джоконда, улыбалась ускользающими, чувственными губами и в сочетании со своим взглядом, она манила, притягивала к себе со страшной силой каждого кто хотел ее увидеть.

Полупрозрачная черная вуаль, что, возможно, было знаком ожидания ребёнка, покрывает волнистые темные кудри. Волосы на голове разделены ровным пробором, и спускаются на плечи в мелких волнах, как от завивки. отчего лицо Моны Лизы кажется еще более светлым и загадочным.

На ней тёмное платье, оно украшено изящными сборками в вырезе на груди и свободными складками в желтоватых рукавах. Левая рука её лежит на подлокотнике кресла, правая же покоится поверх левой. Матово-бледное нежное тело и руки выдают благородное ее происхождение.

Несмотря на то, что взгляд Джоконды был направлен на Алексея Федоровича, между им и ей был визуальный барьер – ручка стула, действующая как перегородка, что исключала возможность интимного диалога. И тем не менее, взгляд его постоянно возвращается к её освещённому лицу, окружённому как рамкой тёмными, скрытыми под прозрачной фатой, волосами, тенями на шее и тёмным дымчатым пейзажем заднего плана. На фоне отдалённых гор фигура производит впечатление монументальной, Эта монументальность, присущая возвышенным божественным существам, держало его, простого смертного, на почтительном расстоянии и одновременно заставляла его безуспешно стремиться к недосягаемому.

Так явленная Красота небольшой картины, в гармонии визуального общения с ней передалась Алексею Федоровичу, через музыкальный ритм на основе «великой мелодии» в созвучии с окружающим пространством его души. Произошедшее соитие линейной и обратной перспектив, где первая несет отображение материального, а вторая духовного. Первая выполнена в золотом сечении предмета, а вторая в золотом сечении содержания, наполнили чувства Алексея Федоровича, а его сознание, которое уже трансформировалось в экзистенциальное мировосприятие, произошло их соединение в одно целое и тогда расцвела его душа, испытав блаженство оживления.

И тут Алексея Федоровича, поразило: «И все это есть Господь!»