Читать книгу Соседский переполох - Сергей Викторович Еремин - Страница 2

Они всегда и всюду встречаются в нашей жизни. У тебя не получится разминуться с ними по жизни – обязательно столкнёшься. Чаше это происходит незаметно и буднично, как само собой разумеющееся. Но бывают случаи тяжёлые, запоминающиеся, которые карябают значительный промежуток времени. Настолько значительный, что тебе уже начинает казаться его незыблемость.

Постоянное присутствие такого истукана на твоём пути представляется уже обязательным и даже нормальным состоянием окружающей действительности. К этой аномалии привыкаешь настолько сильно, что свыкаешься с мыслью, что так было всегда и всегда будет. Любое изменение во внешнем облике данной константы воспринимается, как нечто выдающееся, выходящее за рамки обыденности… В любом другом случае будет уместно использовать слово "чудо". Тут оно мне не даётся…

Неожиданно для самого себя осознаёшь, что принимаешь такие "уточнения", как выпад против себя лично. И уже давным-давно вылетело из головы, что, вообще-то, само существование этого молчаливого рудимента человеческой бесхозяйственности, халатности и откровенного разгильдяйства и есть самый настоящий выпад не только против тебя, но и самого здравого смысла, каким его понимают вменяемые граждане.

Хотелось бы, поговорить о самых больших наших соседях, в буквальном смысле этого слова. О зданиях, сооружениях, домах и прочих постройках, которые в результате всевозможных обстоятельств, оказались вне своего смыслового ряда. И своим "выдающимся" состоянием влияют на нашу жизнь больше, чем рядовые, приспособленные к жизни, собратья. Волей-неволей наделяешь их свойствами одушевлённых, но безмолвных персонажей…

А некоторых уже и нет давно, но они зримо присутствуют в памяти. Настолько сильно врезались в твоё естество, что и после удаления из мира живых, они присутствуют в тебе и продолжают бередить воспоминания. Конечно, на первом месте для меня стоит образ моего первого московского дома – вставки у Большого театра, в котором я провёл почти шесть своих первых лет жизни. Туча самых разных, но бесконечно тёплых и волнительных образов… Оставим этого исчезнувшего "мертвеца" для другого сочинения…

Иногда среди моря массовой застройки можно наткнуться на интересный феномен, возникновение которого объяснить можно, но совершенно нельзя подобрать слова, объясняющие его долголетие. Образчик такого непостижимого существования в мире современного чистогана, когда, по идее считается каждая копейка, мозолил глаза всему району без малого сорок лет и только совсем недавно приобрёл внешний вид, задуманный теми далёкими советскими проектировщиками.

Ко времени нашего переезда в том памятном олимпийском году (кто не помнит – в Москве была Олимпиада) этот удивительный будущий памятник отечественному долгострою уже стоял. Совсем немного ему оставалось, чтобы сформировать до конца свой контур, хотя бы внешние стены доделать. Но судьба распорядилась иначе. Очень быстро с объекта убрались последние рабочие (наши, отечественные) и вывелась техника. Казалось, ну, ещё недельку напрягитесь и уберите эти безобразные пустоты и свисающие концы провод и труб. Заделайте, пусть, и фанерой зияющие прорехи в стенах… Нет, не захотели причесать мрачного урода, так и оставили на растерзание ветрам и дождям… И потекли десятилетия… Отвратительная махина занимала угловое, "козырное", положение на лице, без того не шедеврального в плане архитектуры, района и просматривалась со всех сторон. Даже общая безликость пространства молила о пощаде.

Словно, Эйфелева башня для Парижа, эти руины просматривались на весь наш район, практически вошли в анналы местного фольклора, если можно так сказать… Постепенно все жители привыкли к подобной аномалии и воспринимали её, как некую аутентичную достопримечательность, без которой мы совсем осиротели.

Такой, вот, навязанный сверху перевёртыш массового сознания. Чья-то ошибка и откровенный ляп превратились в местный памятник непонятного подчинения и сомнительной значимости. Самое примечательное, и место, и планировка – всё, что могло заинтересовать арендаторов, имелось в наличие. Но какое-то проклятие мешало этому остову преобразиться. Обстоятельства непреодолимой силы мешали дому – неудачнику доделать свои мелочи и запуститься в эксплуатацию.

На полном серьёзе, он начал разваливаться, просто, рассыпаться на глазах. Все уже не столько отчаялись дождаться прорыва в этом деле, сколько, напротив, утомлённая общественность считала дни, когда состоится неизбежный и долгожданный снос. Не дождались… Где-то в непонятных кабинетах закончились невидимые нам игры, и было принято судьбоносное решение. Три месяца потребовалось, чтобы заброшенная махина обрела законченный вид и моментально заселилась. Ждали сорок лет…

Один мой, не такой уж, молчаливый "сосед" притаился под горой. Долго висела на волоске его судьба… Самый старый действующий православный храм на территории Москвы в конце восьмидесятых годов реально собирались сносить! Точнее вывозить на самосвалах, то немногое, что от него осталось. Мы с ребятами в детстве на его почти развалинах играли в "войнушку" и даже представить себе не могли, что валяющийся в груде мусора огромный чугунный крест, когда-нибудь вернётся на маковку. Ничего, оклемался… Звонит колоколами, народ собирает…

Наш район, в прошлом, полноценный город со своими предприятиями, переформатировали в спальную резервацию, лишённую архитектурных достопримечательностей. Привычный и унылый пейзаж не балует людей разнообразием форм и расцветок. Но и здесь, в каждом дворе среди ординарных "панелек" имеются свои "жемчужины", которые многое говорят аборигенам. Без них уже и не представляется нормальная жизнь. Уродцы, которые сначала вызывали резкое отвращение, постепенно стали обыкновенным застарелым бельмом на глазу. Ну, а любая болячка у нас вызывает жалость в сочетании с привычкой. Так мы и живём в мире привычной жалости…