Читать книгу Два звонка до войны - Сергей Викторович Пилипенко - Страница 3

Гитлер, словно сумасшедший, носился по своему кабинету, а в округе него стоявшие подчиненные то и дело сторонились от его стремительных проходов.

Не хватало еще, чтобы фюрер, действительно, на кого-то наткнувшись, лично обратил внимание на него, и вполне естественно затем обратил весь присутствующий в нем гнев.

Это была самая жестокая порка, если так можно было сказать о самых высоких чинах, которые присутствовали на совещании.

Как и положено, с целыми портфелями документов в руках и по стойке смирно здесь находились все ответственные лица Третьего рейха, судьба которых напрямую зависела от принимаемых Гитлером решений.

И хотя само по себе помещение рейхсканцелярии было огромным, все же места в ней по-своему недоставало.

Генералы и адмиралы, можно сказать, толпились здесь небольшими группами, в большей части разделяющимися между собой либо по признаку родов войск, либо по отношению к какому-нибудь ведомству.

На минуту остановившись, фюрер смахнул пот со лба, вытерев его платком, и щелчком головы отбросил в сторону свою челку, постоянно свисающую на глаза и, казалось бы, мешающую во всем.

Но так могло казаться только самим подчиненным.

С его же личной стороны, как это не показалось бы странным, это была наилучшая маскировка, которая позволяла наблюдать уже ему самому за всеми, кто присутствовал в зале, и даже отчасти за повсюду расположенной охраной, которая на время таких собраний застывала, словно скала, и, можно, сказать не проявляла себя ничем.

Гитлер не слыл особо жестоким человеком по отношению к своим, но и расслабляться не давал никому.

Очевидно, сказывалось его ефрейторское прошлое, когда еще, будучи в кайзеровской армии, он командовал всего несколькими солдатами, за которых то и дело получал втык от своего непосредственного фельдфебеля.

Потому, дисциплину фюрер любил и соблюдал в точности, как ее же привили ему еще в молодости.

Даже своеобразные движения во многом напоминали те давно ушедшие в небытие годы, когда он торчал в окопе и неизменно отмахивался от окопных вшей.

Своеобразно, то была происходящая, время от времени, встряска его организма, приученного лишь к тому, чтобы освободиться хоть на какой-то период от кучи надоедливых паразитов.

Никто, естественно, не придавал тому именно такого значения, и всем почему-то казалось, что просто он сам по себе такой импульсивный или по-особому гиперстатический, как однажды сказал ему какой-то немецкий профессор, имя и фамилию которого он сам забыл уже давно, а вспоминать прошлое, как всегда, было неприятно даже для него самого.

Но так записали в его личном деле и, возможно, потому все и поверили тому написанному, совсем не придавая ему значения, а просто воспринимая все, как этакую чудаковатость самого фюрера.

Наблюдая за всеми исподлобья, Гитлер оказывал на некоторых своеобразное влияние, отчего порой случались казусы, и какой-либо генерал, то и дело, падал в обморок.

Фюрера, конечно же, все это бесило, и он во всю топал ногами и кричал, чтобы ему неизменно подавали только молодых генералов, крепких здоровьем и готовых идти в бой, как он говорил, вместе с ним.

Но все же иногда прокатывались и молодые, и уже затем Гитлер сам приходил на помощь, помогая им подняться и несколько восторженно при этом говоря:

– Они падают от моей внутренней силы. Я великий идеолог Германии. Я ее вождь. Во мне собраны самые сильные черты немецкого народа, и я их воплощаю в жизнь. Меня не победить злой пулей или снарядом. Я выражаю в своем роде бессмертие. И вы все должны верить тому. И вот вам вполне естественное подтверждение.

Спустя время, лично сам фюрер приводил в чувство упавшего во временное беспамятство человека, и это действительно повергало в шок даже самых стойких из них и мало верящих всей этой баснословной чепухе, которую он им преподносил.

Но все же сила в нем какая-то была, и это признавали многие, но все же признать ее, как какую-то вполне естественную величину, не хотели, да и не имели по-настоящему права, как с точки зрения науки, так и простого обычно существующего в общей среде мнения.

Потому, все сводилось к вполне естественному и оправданному самим временем перенапряжению, в результате которого и наблюдались частичные обмороки уставших от своей службы людей.

Зачастую, сам фюрер отправлял таких людей на отдых, и не жалел действительно для них ничего, выделяя где-либо исключительно хорошие места и вознаграждая, конечно же, материально.

– Пусть, чувствуют заботу фюрера. Они – солдаты Германии. Они завоюют нам мир. Мы им обязаны всему. А потому, честь им и хвала, и пускай набираются побыстрее сил.

Естественно, чувствуя такую поддержку со стороны своего руководства, каждый такой генерал или бывало даже обычный солдат свято был предан самому фюреру, ибо на тот момент в его понимании тот был, чуть ли не единственным их всех окружающих людей, который реально оказал помощь и при этом не ограничился лишь какими-то словесного характера признаниями или навешанными на грудь побрякушками, в виде медалей и орденов.

Хотя Гитлер, несомненно, награждал и этим, демонстрируя периодически всю свою искреннюю любовь к военно образованному человеку.

Так он именовал всех без исключения военнослужащих, включая сюда и обычных рядовых существующего на тот период вермахта.

Возможно, за этим стояла его личная проблема какой-то общей неудовлетворенности в деле признания всех его заслуг за годы первой мировой войны, а возможно, он просто сам хотел видеть в них именно такое отражение им собственноручно построенной действительности.

То, что Германия на то время представляла собой единый во всем воинский контингент, не вызывало сомнения ни у кого.

Даже промышленники носили военную форму и отвечали за все по-военному, невзирая на то, что в самой армии, как правило, не служили и имели о ней весьма поверхностное представление.

Но самого Гитлера это не смущало, и в случае какой-либо провинности, он запросто мог отправить любого на фронт или просто в какие-нибудь тыловые подразделения для сбора опыта военной службы и оттачивания величины исполнения вышестоящих приказов.

В целом фюрер по большинству действовал и принимал решения, исходя из своих личных соображений, или из того, как он сам понимал саму суть исполнения, чьего бы там ни было, приказа уже в годы своей молодости.

Собственно, на этом и строилась так называемая дисциплина в немецкой армии, которая оттачивалась годами неуемного наблюдения со стороны самого вождя.

Если кто-то думает, что в той прежней или кайзеровской армии было нечто подобное, то несколько ошибается.

Там присутствовала так называемая палочная дисциплина, доставшаяся во многом всем немцам от предков и передающаяся из поколения в поколение.

В гитлеровской же армии она была практически исключена, так как сам Гитлер не воспринимал подобную позицию, как истинно законную меру принуждения именно в той сфере, где повсюду присутствовало оружие и вполне естественно оно могло в любой момент выстрелить обратно.

То есть, уже не по врагу, а самому начальнику, отдавшему распоряжение подвергнуть палочному или другого рода наказанию.

Потому, Гитлер отказался от типично немецкого подхода к делу и взял решительный курс на выравнивание всех прав военнослужащих от рядового до генерала, и ввел личную ответственность, как за неисполнение приказа, так и за своеобразное превышение служебных полномочий со стороны вышестоящего командования.

Он всех обозначил солдатами и благодаря именно этой мере своей предосторожности избежал многих так называемых армейских переворотов.

Солдаты уважали его, а офицеры беспрекословно подчинялись и соответственно побаивались. Ведь никто не знал точно, что может выкинуть в любой момент бывший ефрейтор, несомненно, так им и оставшимся в истинном понимании самих этих людей.

С одной стороны они в своих узких кругах обсуждали и осуждали эту проблему некоторого равенства военнослужащих, а с другой восхищались самим фюрером, так как, по сути, ничто не мешало им без всякого палочного принуждения посылать солдат в бой или куда-то еще.

Достаточно было одного упоминания его имени или обозначения статуса вождя, как тот же солдат мгновенно принимал строевую позицию и практически бегом несся исполнять приказание.

Именно на идеологии и достаточно близком отношении Гитлера к простому солдату и строилась жесточайшая дисциплина в немецкой армии под руководством самого фюрера.

Это было вполне осознанное исполнение распоряжений и приказов, следовавших из одной и той же головы, которая заботилась о них самих и, естественно, об их семьях.

В то же время нельзя сказать, что тот же Гитлер, когда-то укусив солдатского хлеба и, как следует, покормив в окопах вшей, сильно потворствовал всему рядовому составу. Нет, он заботился о нем, но спуску как раз не давал, только ужесточая общую дисциплину и приучая каждого к повседневному порядку.

На почве всеобще образующейся воинской повинности и сформировалось в целом само немецкое общество с некоторого рода гипертрофированным чувством ответственности и всей, во многом упорядоченной, системой общих взаимоотношений.

Можно было бы даже сказать, что тому поспособствовал лично фюрер, как самый великий идеолог немецкой нации и очень решительный руководитель своего государства.

Как раз на почве некоторого слияния самих государственных интересов и откровенно личных, по-своему обустроенных убеждений самого лидера и родился так называемый нацизм, широко исповедуемый в Германии, как единственной стране мира, где во всю свою мощь выразился настоящий фашизм.

Что значит, нетерпимость ко всему остальному, что не преследует те же идеи и не пытается повторить то же самое на себе.

Этим и объясняется истребление многих народов, которым занялся непосредственно Гитлер, как человек, практически полностью лишенный воли своего жизненного рассудка, исключительно благодаря только существующей в его голове идее так называемого превосходства.

Но об этом он сам писал неоднократно, и говорить что-либо еще по этому поводу просто бессмысленно.

В этот день, а именно как раз накануне своего дня рождения, фюрера неожиданно для многих прорвало.

Он выступил с необычайно пафосной речью, чем, по сути дела, «завел» всех своих генералов и решительно потребовал от них так называемых реальных действий.

Он приложил свою руку к карте и, взяв в руку один из карандашей, широко обвел круг в самом центре Европы, вплоть до территории Советского Союза, и торжественно произнес:

– Начиная с этого самого дня, я приказываю всем идти самым победным маршем по Европе и принудить все имеющие страны к непосредственному исполнению всех моих приказов. Нам всенародно потребуется некоторая поддержка, а потому необходимо провести во многих местах и городах митинги, на которых донести людям наши планы и рассказать, наконец, всем им по-настоящему теорию нашего немецкого превосходства. Это я возлагаю на вас, Гесс, и соответствующие вам ведомства, включая гестапо. Всех остальных я призываю к общему сотрудничеству, единению и полному подчинению моим руководящим приказам. Выстоять в этой борьбе мы можем только с нашим народом и солдатами вермахта, готовыми, все как один, сражаться за будущее нашей великой Германии.

Гитлер отступил от карты в сторону и на ней четко остался след жирно обозначенной карандашом линии, что обозначало практически лишь одно – настоящее объявление войны всем тем, кто попадал в ту самую зону.

Но все генералы молчали и испытывали свое терпение, прекрасно понимая, что фюрера сейчас не остановить, так как он был весь на взводе или в среде лично своего пафосного окружения.

Его мысли витали повсюду в рейхсканцелярии, и полностью блокировали самое малейшее сопротивление производимым им высказываниям.

Таким образом, начало войны хоть и не было официально объявлено, но было статистически обнаружено именно в этом кабинете и как раз накануне юбилея самого фюрера.

Где-то в коридоре толпились все денщики с приготовленными подарками, которые, в свою очередь, уже просмотрели те, кому положено было отвечать именно за безопасность руководителя государства.

Спустя время они были допущены к своим генералам и адмиралам, и в том самом помещении началось настоящее столпотворение.

Каждый лично подходил к фюреру и подносил какой-либо подарок, вполне естественно отправляя своего денщика назад, по факту чего сам Гитлер выразил неудовольствие и приказал подходить к нему вместе со своими подчиненными.

– Мы не можем отказать солдату, поприветствовать лично своего фюрера. Пусть, для них это останется в памяти, и пусть они с успехом будут биться на фронтах, представляя и защищая уже наши интересы, которые не исключают и их собственной заинтересованности.

Фюрер выдал свое очередное распоряжение, и уже через минуту к нему всем фронтом маршировали те, кому он и предоставил своеобразную честь поздравить лично себя.

За денщиками маршировали генералы и выбрасывали руку в нацистском приветствии.

Так продолжалось до той поры, пока самый последний солдат, стоящий рядом со своим генералом, не отрапортовал лично и не отошел в сторону.

Гитлер остался один в значительном окружении своих самых ближайших соратников, которых он пригласил в свою собственную столовую, чтобы отпраздновать то, что накануне озвучил, совместно с очередной датой своего рождения.

Дверь столовой практически настежь распахнулась, и все увидели хорошо подготовленный и наполненный всевозможными яствами стол, подход к которому охраняли одетые в белое официанты мужского и женского рода с черными и красными свастиками на одеждах.

Все присутствующие неожиданно захлопали, заставив тем самым немного содрогнуться и чуть позже похлопать самого фюрера.

– Точно такой же стол сейчас накрыт в другом зале для наших солдат или тех, кто непосредственно прибыл сейчас с генералами, – обратился Гитлер ко всем, продолжая стоять неподалеку от обеденного и очень большого по своим размерам стола. – Я попрошу привести сюда несколько солдат, чтобы они убедились в том, что мы все практически одинаковы и, можно сказать, едим с одного стола.

И фюрер жестом показал охране, что можно ввести сюда несколько человек.

Те маршем прошлись по предоставленному им генералами коридору и остановились непосредственно перед Гитлером, по-особенному вытягиваясь во фронте и, казалось бы, едва касающихся при этом самого пола.

– Вольно, солдаты, прошу всех за мной, – скомандовал лично фюрер и, взяв непосредственно одного из них под руку, повел его к наполненному яствами столу.

– Вы должны убедиться в том, что все мы не отличаемся друг от друга и практически едим одно и то же, несмотря на наше различие в рангах и должностях. Мы все солдаты нашей страны и мы все, как один, за Германию. Хайль, Германия! Хайль, фюрер! – неожиданно перед самим столом лично Гитлер выбросил руку в приветствии, отчего солдаты незамедлительно обрели строевую стойку и так же в один голос повторили им сказанное.

Это понравилось фюреру, и он еще раз убедился в том, что все они объединены сейчас одной целью, а значит, сделают всё для ее достижения.

– Вот, посмотрите. Здесь всё, как и у вас. Можете даже попробовать, – и он дал знак официанту налить в бокалы немного вина и положить в небольшие блюдца по кусочку испеченного по торжественному случаю пирога.

Вполне естественно, что солдаты несколько стушевались, находясь среди такого огромного количества их же начальников, и продолжали стоять по стойке смирно, не зная в точности, как правильно действовать в создавшейся ситуации.

Но неожиданно сам фюрер пришел им на помощь и, взяв поочередно необходимое количество приготовленных бокалов вина, он раздал их всем присутствующим здесь солдатам, а затем, приняв из рук официанта бокал и себе, приподнял его вверх и торжественно произнес:

– Солдаты должны выпить вместе с их фюрером. За его жизнь. За победу. И за победу Германии.

Гитлер быстро обошел их небольшой строй, чокнулся с каждым поочередно и движением руки и головы разрешил выпить налитое тем количество вина.

Солдаты выполнили приказ и практически так же одновременно приложились к тем небольшим, нарезанным наспех кусочкам праздничного пирога, чтобы на самом деле выполнить приказание фюрера до конца и тем самым подтвердить свою личную преданность.

После этого демонстративно прикрыли свои рты носовыми платками, вытянутыми из нагрудно притороченных карманов своих мундиров, всем этим показывая самому фюреру свою личную культуру, добытую непосредственно в казармах своей повседневно армейской жизни.

Гитлер похвалил их за это в очередной раз и привселюдно объявил всем благодарность, приказав тут же незамедлительно внести ее каждому в личное дело солдата вермахта.

Это было самое наибольшее послужное вознаграждение для солдата, так ли иначе, но относящегося к армии, несмотря на вполне возможную принадлежность к какому-нибудь тыловому подразделению.

Даже вручение железного креста не происходило без объявления именно этого, что и ставило в соответствующий ранг саму степень выражаемой благодарности.

Спустя короткое время, солдаты по команде старшего из них повернулись кругом и так же строевым маршем покинули помещение, чтобы донести такую радостную весть до всех остальных сослуживцев и продемонстрировать, как их лично вознаграждал сам фюрер, приветствуя своей рукой и собственноручно вручая бокал празднично налитого вина.

В этом и заключалась победа самого Гитлера на фронтах и в этом же проявлялась исключительная стойкость самих немецких солдат, которые выполняли очередной приказ вермахта.

Никакая палочная дисциплина или что-то там еще принудительно исполнительного характера не могли привить то, что по-своему совсем показушно прививал Гитлер, используя для этого свои собственные методы так называемого личностного характера убеждения.

Это и послужило причиной для продолжительно длинного периода развала всего германского государства, обоснованного лично фюрером с его теорией верхнего превосходства.

Но, по сути, сама его идеология была здесь абсолютно не причем. Только исключительно жизненное участие руководителя государства в личной жизни самих солдат и создало тот защитный барьер, благодаря которому он и мог защищаться в дальнейшем столь значительное и продолжительное время общего отступления на всех фронтах.

Это не была идеология самих солдат. Это была всего лишь идеология жизненного права на свою личную жизнь и ее материальную обустроенность.

После ухода солдат, Гитлер широким жестом руки пригласил всех собравшихся чествовать его день рождения в зал и привычно пропустил многих из них вперед, предоставляя право быть первыми на этом большом пиршестве.

Где-то примерно на середине входящего людского потока приглашенных, он и сам прошел вперед и со временем занял подобающее ему место.

То было встречено громкими аплодисментами и быстро распространяющимися овациями вперемешку с криками «Хайль» и «Хайль, фюрер» с ощутимо громким прищелкиванием каблуков.

Вскоре этот процесс прекратился, и весь зал замер в ожидании речи именинника.

Фюрер намеренно медленно встал, показывая в очередной раз всем свою внешне выраженную усталость, и попросил разрешения произнести тост за величие Германии и непосредственно самого фюрера.

После довольно впечатляющей речи продолжительностью около десяти минут Гитлер, наконец, взметнул бокалом вверх и дал ясно понять, что можно действительно выпить и пора начинать само празднование.

По случаю юбилея сюда, конечно же, были приглашены артисты, и для них специально была построена сцена, которая незаметно выдвигалась из глубины, тем самым шокируя всех не посвященных в более подробные детали этого процесса.

Гости рассаживались, кто куда и, по сути, было без разницы, кто будет присутствовать рядом с самим Гитлером, ибо, как правило, он этого вовсе не замечал.

Занятый лично собой и своим по-особому восторженным взглядом на все происходящее вокруг него, фюрер терял на время свою личную бдительность и был чем-то похож просто на младенца, который находится в зоне особого пристального внимания всего окружения.

Его стриженные коротко усы при этом топорщились, выдавая немного вперед верхнюю губу, а подбородок ниспадал немного вниз, приоткрывая на время полуразрушенные зубы, которые он никак не хотел лечить, ссылаясь исключительно на то, что сильно занят.

Врачи по-настоящему негодовали из-за того, но им было невдомек, что сам Гитлер попросту боится зубной боли, а также того, что вдруг кто-то неожиданно воткнет ему в рот капсулу цианистого калия и заставит вполне естественно ее проглотить.

Тот же фюрер нуждался и в операции, но и здесь не доверял врачам именно по той же причине и практически до самой своей смерти страдал от боли, едва-едва успокаивая ее с помощью обычных таблеток.

Сами таблетки ему приносили его друзья, то бишь соратники по партии, которым он, соответственно, доверял и с которыми он сам мог быть вполне откровенен.

Они также всячески склоняли его к операции или хотя бы к частичной госпитализации, но хитрый по-своему Гитлер в этом вопросе не доверял даже им, предполагая внутри, что с помощью этого они смогут прибрать к рукам им самим выстроенную в Германии власть.

Так вот и сейчас, находясь на своем месте, он в некоторые моменты вспоминал о своей личной боли, незаметно для всех содрогался всем телом и немного прикусывал и так плохо сохранившиеся во рту зубы.

Но наблюдая за своим таким весьма широким гостеприимством, он мгновенно забывал обо всем и традиционно взмахивал всего лишь головой или вскидывал руку в надлежащем приветствии, которую, кстати, держал подолгу, так как именно это позволяло ему на какое-то время избавляться от боли в своих суставах.

Другие же, наблюдая за ним со стороны, неизменно думали о том, что тем самым Гитлер запечатлевает величие обозначенного символа нацизма и своеобразно демонстрирует уже свою силу воли в деле достижения общих интересов, касающихся их партии и в целом Германии.

Таким образом, каждый со стороны видел в нем что-то свое, придуманное и прославленное им лично за время наблюдения этого процесса, в большинстве своем имеющего смысл действия подражающего характера.

Но фюрер порой сам раздражался от этого и иногда даже принудительно заставлял кого-то опускать руки, если количество затраченного на это времени с другой стороны гораздо превосходило его собственные порядки.

Особого подражательства он все-таки не любил, как и не любил слушать особо восхваляющие его самого речи, считая это признаком слабости или даже какой-то трусости по отношению лично к нему.

Таких людей, как правило, он к себе не подпускал, а если и приходилось с ними общаться, то только исключительно по необходимости, которую сам Гитлер сокращал до самого минимума.

Гораздо большего с его стороны заслуживали люди так называемого арийского происхождения.

В них он видел настоящую силу немецкой нации и, как мог, противостоял отправке таких лиц на фронт, считая, что в результате этого они могут потерять всю линию генетического соблюдения, а вместе с ней и все население самой Германии.

В связи с этим он в срочном порядке издал приказ о принудительном взимании семени и выращивании детей практически из пробирок.

И хотя врачи на тот период были еще далеки от так называемого искусственного оплодотворения, все же кое-какие успехи имелись, и их нужно было, соответственно, развивать.

Именно на этом и было основано его новое распоряжение о создании концлагерей для неполноценно сложившихся наций.

– Они послужат нам и науке, – так лично сказал он сам на очередном митинге в самом Берлине.

Принуждал Гитлер в то же самое время и рожать как можно больше детей, и даже заставлял ближайших к нему офицеров проделывать это ежегодно.

– Чем больше немцев, тем больше перспектив новой линии генетического развития, – так говорил он своим друзьям по партии.

И они, естественно, его поддерживали в этом, заставляя уже в свою очередь заниматься тем же своих подчиненных.

В целом весь этот процесс затронул всю Германию, буквально распотрошив всех с малого до великого в деле достижения так обозначенных национальных интересов.

Наблюдая за многими из приглашенных гостей, фюрер ежеминутно крутился по сторонам, выискивая лиц, надлежащих истинному крылу его партии.

– Геринг, Геринг, подойдите сюда, мой друг. Я хочу с вами поговорить.

Еще не до конца оформленный маршал немецкой авиации незамедлительно бросился к фюреру и застыл перед ним в ожидании приказа.

– Расслабьтесь немного, – усмехнулся Гитлер, глядя на того, – отдыхайте, я вас позвал по другому поводу. Как у вас лично идут дела. Дома все в порядке, – поинтересовался фюрер, заглядывая тому в глаза.

– Так точно, мой фюрер, все в порядке. Жена на сносях, остальные дети здоровы.

– Смотрите, не перекармливайте их, – погрозился пальцем Гитлер, – врачи сказали, что генетически все возможно устранимо. Но все же не будем забывать про природу и обычную еду. Да и вам также необходимо несколько сбросить вес. Берите пример с Геббельса или Гесса. Они в прекрасной форме. Как вы, еще летаете? Или уже забыли, когда взбирались на борт?

– Никак нет, мой фюрер. Только вчера инспектировал полет. Был инструктором, – доложил пока генерал, немного раскрасневшийся от выпитого им вина и не вполне подходящих по времени вопросов Гитлера.

– Ну, ладно, идите, отдыхайте, не буду вас отвлекать. Но с женщинами поосторожнее, – хитро прижмурил глаз фюрер и жестом руки отпустил подчиненного заниматься своими делами.

Тот радостно выдохнул и унесся прочь, насколько позволяла ему его фигура, предварительно спросив, как и положено среди военных, разрешения идти.

– Хитрый черт, – ухмыльнулся Гитлер, зная о том, как он обхаживает сразу двоих, не забывая при этом и свою жену.

Зная премного обо всех грехах его подчиненных, фюрер не страдал от зависти, а раздражался только тогда, когда какие-либо длительные загулы мешали непосредственно исполнению его приказов.

Но что-то сделать в таких случаях он особо не мог, потому как не на кого было в точности положиться, да и посвящать многих в такие дела было вовсе ни к чему.

Потому, он терпеливо ждал их возвращения на службу, а уже затем отчитывал так, обхаживая вокруг тела кругами, что у тех самих кружилась голова, и они теряли все свои силы, вследствие чего беспрекословно подчинялись и бросались сразу в бой, чего бы это не стоило.

Такие инциденты души присутствовали довольно часто и с очень многими. Виной тому, конечно же, было постоянное напряжение и практически ежедневное нахождение на службе вне всяких выходных, так как фюрер требовал постоянного и порой незамедлительного исполнения всего им сказанного.

Оттого многие терялись на время из его видимого обзора и порой приходилось подключать к этому гестапо, чтобы определить местонахождение того или другого, бывшего или настоящего соратника по партии.

С остальными он, конечно же, поступал по-другому. Их ждала самая высокая мера наказания – ссылка на фронт или обычный расстрел.

Потому, в окружении Гитлера все же присутствовала кое какая каста в лице бывших и настоящих соратников по партии, которым было позволено практически все, вплоть до такого личного самоустранения от всех исполняемых ними дел.

Но во многом Гитлер все же не обижался на них и реально понимал, что те просто выключаются из его игры, ибо не обладают в достаточной степени той силой, которой обладал он сам.

Фюрер недаром изучал все религии мира и абсолютно не традиционные для европейцев их аналоги среди других земных групп населения Земли.

Он неспроста отправлял и разные экспедиции, каждая из которых доставляла ему необходимые для произведения общего анализа материалы.

Привозились, порою, и артефакты, но лично сам Гитлер им мало доверял, понимая, что они могут быть просто подделаны, если не его людьми, то кем-то из более ранних.

Потому, его в большей степени интересовали книги разных народов и именно с ними он начал бороться по-своему еще вначале своего восхождения.

Это была своеобразная месть за свои малоимущие знания, доставшиеся напрямую от предков, и это же было яркая демонстрация силы развития мысли нового направления.

Он так это и обозначил в своей книге «Майн Кампф», хотя вряд ли кто это понял, копаясь в ней и перелистывая из одного конца в другой.

Гитлер непременно хотел сосредоточить всю власть на земле в своих руках.

Ни в Бога, ни в черта он, естественно, не верил, хотя прилагал все усилия к тому, чтобы остальные верили как раз обратному.

Сам же он по-настоящему занимался наукой и сбором всех сведений, которые были связаны с бессмертием человека на Земле и с самой силой такого бессмертия, которая неизменно присутствовала в нем самом, и он это ясно чувствовал у себя внутри.

Кое какие оккультивного характера штучки он все же себе позволял, но не увлекался ними долго и совсем скоро в них вовсе разочаровался. Впоследствии он приказал уничтожить всех тех, кто этим занимался, под предлогом обычного жульничества или откровенного обмана населения его страны.

Так со временем в нем самом начало проявляться то, о чем мы сейчас непосредственно говорим, и благодаря этому тот же Гитлер вполне способствовал собственной стойкости в апартаментах величины его жизни.

То есть, он фактически питал силу энергии Земли, или плеяды тьмы, как он сам именовал это странное воздействие на себя в моменты внезапно наступавшего, несколько экзальтированного и очень скороговорно подвижного мракобесия.

Что это такое?

Человеческому потворству грехов нет предела на Земле. И Гитлер, естественно, знал об этом, как знаем о нем же и все мы, но не придаем фактического значения.

Адольф же, начиная с детства, или самых юных лет своей жизни весьма значимо предавался идее практически насильственного поклонения грехам. Можно даже сказать, что он практически их испытывал на себе, исповедуя те или иные проказы, допустимые в его возрасте.

Будучи слабым физически, он явно желал привлечь к себе ту силу, которая смогла бы уберечь его от какой-либо расправы со стороны своих сверстников.

С моментами этапов взросления, меры такого экзальтированного характера восприятия мира становились более сильными и более выраженными. Он уже не довольствовался мелкими грешками, а находил себе довольно серьезные грехи, так сказать, из среды более старшего поколения.

В конце концов, он довел себя до такого состояния внешней и внутренней анимации жизненной среды, при котором даже его самое малое мимолетное возбуждение приводило весь механизм движения его тела в действие, благодаря чему он мог вполне моторно расходовать весь свой запас припасенной физической или словесно накопленной энергии.

Всё это законы физики, которые сам Гитлер очень чтил и по-настоящему окружал себя учеными, свезенными к нему со всего мира всего с одной единственной целью – его единственного наполнения.

Чем? Знаниями. Вот чего по-настоящему добивался фюрер, а потому всячески проводил опыты над людьми, занимаясь непосредственно под руководством самих профессоров самых различных наук.

Этим же выражено его стремление победить весь мир, так как сила энергии его души подвигала именно к этому, а потому и он сам был весь направлен только на это.

Но нельзя в то же время усматривать в самом обычном человеческом организме какого-то монстра или подземельное чудовище.

Этого не было, да и по-настоящему нет на самой Земле. В деле Гитлера всего лишь смешались функции жизнедеятельности организма с функциями жизнедеятельности ядра Земли.

Эти процессы происходят периодически на планете, то и дело, вынося в сам объект среды, то есть наружу, в общество людей так называемых нелюдей.

Их можно по-разному обозначать, но все они целеустремленно преследуют одно. Свое личное достижение величины силы в показном или менее таковом доказательстве своих лично произведенных грехов.

Это по-настоящему физический процесс и он обусловлен временем изъятия из недр Земли так называемых элементов диалептической связи, подача которых осуществляется с помощью проходимой эквилиптики земного ядра на базе имеющихся природно элементарных частиц.

Можно даже сказать, что это обычная квантовая теория Эйнштейна в действии, которой и воспользовался по-настоящему Гитлер, всего лишь наследуя один единственный принцип генетического молекулярного нерасщепления.

В родословной самого фюрера существовали так называемые пробелы.

Он долго и тщательно просматривал целую лавину всевозможного рода документов, пока, наконец, не добрался до самой истины.

Где-то посередине веков, а именно в 15-16 столетии в его роду было запечатлено так называемое сварное вырождение. То есть, на свет появились спаренные или сросшиеся близнецы.

Это и был именно тот признак, который в последующем сыграл весьма значительную роль в деле своеобразного накопления отрицательно заряженных частиц при всех последующих молекулярных исполнениях генетических тел так обозначенного рода.

Все эти документы Гитлер тщательно изучил и упаковал под воду. Знаний по его делу собралось достаточно, а потому он попросту решил ото всего избавиться, как от излишне фигурирующих доказательств о его, так называемой ненормальности.

Помимо того, он не хотел, чтобы кто-то еще проследил его генетическую линию развития и набрел на то, к чему он пришел сам.

Потому, фюрер немного изменил некоторую письменность в ряде документов и добавил к своему генетическому накоплению несколько иных штрихов, которые впоследствии и оказались еврейского происхождения.

Но это не смутило самого Гитлера, и он сам лично по тому высказывался так:

– Все мы знаем, что произошли от обезьяны, в том числе и я сам. А, кто сказал, что еврей – это не обезьяна только другого рода. Это природа, и от нее не уйти.

И он картинно разводил руками, словно этим говоря, что поделать уже ничего нельзя и пусть будет, как есть. Тем более, что это давно забытая линия и все последующие поколения чисто германского происхождения.

Так что, он сам как бы не отрицал своего такого причастия к еврейскому делу, но в то же время и не позволял хоть кому-то осудить себя лично в так называемых генетически неразборчивых связях.

Впоследствии он доработал и это, внеся в состав той же линии несколько десятков единиц законно русского происхождения. Тем самым он хотел показать, что здесь усматриваются чисто природные шаги, основанные на более давнем образовании самих людей.

Потому, частично он даже признавал некоторые славянские корни, в прошлом именуемые так же ариями, но, как он сам говорил, допустивших снижение своего генетического величия и опустившихся до воспроизводства обычных русских.

У фюрера всегда были на то ответы, и подобных дискуссий он никогда не боялся, так как был хорошо начитан и подпитан по-настоящему существовавшей на тот период наукой.

Весь свой научный мир он заключил своеобразно под стражу, хотя и делал время от времени исключения, исключительно для того, чтобы уже они имели возможность посмотреть на мир.

Что же касаемо их здоровья или обычной простой семейной жизни, то эти проблемы были решены изначально, а потому никто из них практически ни в чем не нуждался.

Вся элита гитлеровского научного мира располагалась непосредственно у него под рукой, что значит, под ним и в прямой доступности.

Для этого и существовала кнопка соответствующего назначения, которая приоткрывала вход в подземный бункер, который соединял самого Гитлера практически со всем миром, если проиллюстрировать то, какие и куда ходы под той же землей были прокопаны.

Над тем трудилось множество заключенных из других стран и его собственных граждан, предавших по-своему интересы Германии и, соответственно, Рейха.

Гитлер мог даже следовать в какую-либо из сторон непосредственно под землей на своем личном поезде, так как, по сути, пути были проложены везде, куда только могла дотянуться его по-настоящему ведическая мысль.

То, что он обладал своеобразной проницательностью, является самым настоящим фактом реально отображенного его же жизненного присутствия.

И этого, в большинстве своем, никто из его окружения не отрицал. Именно потому его партийные друзья и избрали предводителем, так как реально признавали за ним величину его силы повелительного и возбуждающего характера.

Во многих своих отрицательных чертах, Гитлер все же имел положительные наклонности и по целому ряду действительно существующих проблем принимал самые решительные меры с целью их скорейшего устранения.

Своеобразно, фюрер также любил детей, и хотя история несколько скрывает именно эту сторону его природной наклонности, предлагая только так называемую официальную версию, все же были случаи его действительно реального жизненного участия в разрешении судеб отдельных из них.

Создав специальный так называемый многодетный молебник (что-то среднее между монастырем и обыкновенной школой), он в буквальном смысле вырастил многих детей, некоторая часть из которых и до сей поры проживает на Земле.

То была личная забота его самого о так называемом подрастающем поколении арийцев, способных в будущем осуществить его мечту о полном перевоплощении мира и создании на Земле целой колонии людей арийского происхождения, или так называемых людей-гигантов, которая смогла бы удерживать всех остальных в рамках им позволенного существования с целью облагораживания самих себя.

Он вычислил для себя всего несколько наций или национальностей, по его расчетам способных достичь такого же совершенства и унаследовать общее дело всецело генетического наследия. Все остальные, естественно, подлежали генетическому уничтожению.

Как видите, планы Гитлера касались не много, не мало, а всего населения Земли и практически полного переустройства мира взамен тому, который присутствует уже сейчас.

В то же время, возвращаясь непосредственно к теме детей, нужно сказать, что никаких так называемых сексуального характера наклонностей по отношению к ним фюрер не имел и в большей степени придавался чувству действительной жалости при виде, как ему казалось, совсем обездоленных детей.

При этом он, конечно, усматривал именно свою позицию обустройства мира и иногда даже пускал слезу по поводу своей предполагаемой безвременной кончины и оставшегося в связи с этим без его личного присмотра детского наследия Германии.

Все же Гитлер отдавал себе отчет в том, что многое он делает и воздает для самой страны и непосредственно для самих немцев. И нельзя сказать, что сами немцы этого не видели или тянули руки вверх просто так.

Нет, этому не способствовало гестапо, хотя оно, несомненно, за всем наблюдало и даже поочередно заставляло кого-либо действовать именно в таком плане.

Этому способствовали сами люди, то есть те немцы, которые подчинились самому фюреру и приняли его за действительно перевоплощающегося вождя, как то когда-то было в более далекие и давно забытые всеми времена.

Но они были забыты теми непосредственными людьми, что творились по генетической линии и присутствовали на тот момент сложения страниц истории.

Сами же души, присутствующие в них, или моменты самих сложенных вековых человеческих жизней, говорили, как раз, о другом, и по-своему очень четко видели или наблюдали именно ту позицию, которую занимал Гитлер по отношению к ним самим.

А именно: он наполнял их всех пламенными речами, отчего, соответственно, в них возрождалось пламя собственного огня, так или иначе, но добытого на заре восхождения самой Земли, как планеты единственного общего человеческого начала.

То есть, фактически Гитлер давал возможность душам привить и себе немного тех качественных способностей, которыми обладал он сам, и к которым стремилась каждая земная душа, начиная с самого первого момента сбора так называемых грехов.

По-своему это называется всеобщим очернением масс, когда на почве индивидуально обостряющихся чувств, или особой тяготы к более лучшему, лично идущему материальному благополучию, возникает процесс своеобразного стяжательства из-под недр Земли силы откровенной темной энергии, которая основательно состоит из базы весьма узнаваемых и на поверхности Земли частиц элементарного происхождения.

Это также физика и ничего противоестественного здесь абсолютно нет.

Таким образом, декларируя перед народом какие-то новые и лично свои обязательства по их общему материальному обогащению, лидер действовал на подсознание самих людей, вызывая внутри них те самые процессы, которые улавливали самые элементарные частицы пространства Земли и позволяли им присоединиться к подобно располагающимся внутри, тем самым изменяя их внутреннее строение, а в последующем генетически отлагая клетку мозгового вещества, которая вполне реально воздействовала на сознание, привычно меняя обычное настроение.

Вот в чем причина такого всецело осознанного устремления целой нации к полному разрушению всех остальных государств и реальному притоку материально обозначенных средств с целью их практического жизненного обогащения.

Сейчас бы это обозначалось уже несколько по-другому и полноценно именовалось бы жизненным целеустремлением целого народа, приводной силой которого являлось вполне оправданное тем временем бедственное положение. Годы всеобще признанного кризиса мирового капитала – самое яркое доказательство тому процессу, практически получившему живую силу в лице на тот момент появившегося лидера из числа так называемых национал-социалистов германской среды.

Такое обозначение дел вполне реальное и существенное, но не стоить забывать и о том, что все люди, присутствующие на Земле, прежде всего энергетические основы, фактом рождения самого тела лишь подтверждающие сам признак своего существования.

Гитлер прекрасно осознавал все это и понимал, естественно, что к чему.

Он также знал премного и о душе и именно по этой причине приказал зажечь везде печи и практически сжигать тела для последующего уничтожения самих душ.

Об этом было много написано в так называемых живых трактатах внеземных жизней, с которыми сам Гитлер успел ознакомиться и тут же сжег. Дабы не досталось это никому другому.

Уметь правильно оценивать свои возможности фюрер обучился не в самой жизни из обстоятельного числа различных научного характера источников, а как раз из тех самых трактатов, которые были написаны уже не земными существами, а просто были оставлены ими на Земле, как живое доказательство тому, что они когда-то на ней так же присутствовали.

Так что очень многим существующим историческим провалам мы все обязаны именно фюреру с его неуемным стремлением обо всем знать.

Именно ним были уничтожены целые группы документальных свидетельств о том, как строились египетские пирамиды и как добывалась слава египетских жрецов.

Благодаря нему потеряно самое живое доказательство присутствия на Земле самого Бога и уничтожен целый ряд артефактов, несомненно, принадлежавших тому времени его пребывания на Земле. При этом я имею в виду пребывание на земле Иисуса Христа.

Гитлер не мог смириться с мыслью о том, что кто-то гораздо сильнее его мог обладать священными узами скрепления Земли и выражать свою силу повседневно, причем в изрядном количестве вне всякого длительного ее накопления.

К тому же он лично не переваривал евреев и никак не мог допустить то, чтобы указанные документы оказались непосредственно у них.

А охота за ними шла на протяжении многих веков, и только Гитлеру удалось расшифровать тайну так называемой транскрипции и практически обнаружить то, что он впоследствии уничтожил.

Естественно, это он сделал не сам, но под его непосредственным руководством трудилось сразу несколько самых выдающихся ученых того времени, имя которых теперь малоизвестно, благодаря тому же фюреру и его особой жестокости в деле сохранения секретов его судьбы.

Во многом преследуя те самые древние письмена, как первого, так и второго нами рассмотренного значения, Гитлер, несомненно, хотел присоединить и себя к вышеозначенной касте Богов, и уже абсолютно по-своему, и со своей точки зрения боролся с этим путем такого харизматического исполнения внутренне возникающего желания во всем победить.

Но Бога, как известно, из него не получилось, и это он сам отлично понимал, зная, что унаследует не совсем то, что должен присоединять к себе Бог, если бы он, действительно, устремлялся именно к такому выражению воли своей души.

Сила темной материи, о которой знал фюрер, не могла противостоять силе света и тепла, вместе обозначающейся белой силой.

Познав такое определение в самом себе, и определив сами стороны своего личного жизненного участия во всем этом процессе, Гитлер сам поставил себя на сторону побежденного, тем самым и предопределив свою собственную судьбу.

Но, продолжая наблюдать за тем, как развиваются его собственные успехи в самой жизни, он неоднократно менял свои убеждения и, порой, действительно думал, что приближается к богам.

И только в конце так называемой второй мировой войны он окончательно убедился в своем поражении вполне природной силой, отчасти отнесенной уже в его воображении непосредственно к Сталину, или им представленному Советскому Союзу.

Таким образом, у Гитлера был так называемый шанс возможной победы над всем миром, но он его упустил, окончательно доверившись тому, что называется силой материи Земли или по-простому темной силой, наблюдающейся где-то внутри ее самой под основной толщей самих земных пород.

Вполне очевидно, что к тому имелась и так называемая природная склонность, и указанная ранее генетическая выраженная молекулярная нерасщепленность является, в основе своей, самым настоящим предвестником возникновения так обозначенной величины небесно солнечного противостояния.

Об этом, в частности, во многом говорится в книгах человеческого изуверства, где очень четко представлены все действия так именуемого сатаны, или дьявола (в разных изданиях по-разному), на основных этапах его периодического развития.

Но, не позволяя себе допустить здесь, в этой книге, такое вовсе не популярное для издания заключение, это же можно перефразировать уже с точки зрения современной науки следующим образом.

Природа психопатических наклонностей живых представителей человеческой среды берет свое начало именно из воспроизводимого природно молекулярно жизненного нерасщепления генетически создающихся плодов от какого-то конкретно выраженного оплодотворения.

Прослеживая полностью всю линию так называемого генетического возрождения того или иного человека, можно вполне вычислить такое состояние и определить сам момент зарождения такой величины силы.

То есть, по сути, все выражающиеся сейчас, особо активные формы психопатического восприятия окружающей среды, или действительности, могли быть заранее вычислены благодаря самым настоящим профессиональным знаниям ученых генетиков, теоретическая основа которых вполне подтверждает факты прямого искажения сознания на основе неполноценности так называемой молекулы ДНК.

Помимо это существуют и иные формы точно такого же определения уже на основе произведенных анализов и некоторого моделирования образования указанной молекулы, как достижение общего результата от взаимодействия различных основ представленных природно определенных генетических групп людей.

Естественно, Гитлер в свое время не мог знать этого, хотя и был ознакомлен с таким положением дел.

Но тех нескольких ученых, у которых он сам практически наблюдался, ему пришлось по-настоящему казнить, так как непосредственно уже и им по ходу производимых ними экспериментов начали приходить соответствующие уже нашим настоящим выводам мысли.

Догадавшись об этом практически по выражениям их лиц, фюрер тут же распрощался с ними, одновременно уничтожая всю находящую под запретом документацию и даже какие-либо, возлагающиеся на бумагу в виде обычных росчерков пера, наброски.

Все это он проделал, как раз, накануне той самой войны, о которой еще воочию не объявил, но о которой знали уже практически все из его ближайшего окружения и так называемые союзники за рубежом.

Не секрет, что армия фюрера поддерживалась многими промышленными гигантами, часть из которых принадлежала Америке, как самой крупнопромышленной стране на тот период времени. И хотя так называемая депрессия несколько повергла в шок самих их руководителей, все же сама промышленность присутствовала и набирала силу, прямо скажем, соответствующую тому времени.

Ее, естественно, пытался догнать с очень большим трудом и Советский Союз. Но пока достичь того ему не удавалось, хотя Сталин делал все возможное для того, чтобы сама экономика развивалась по-своему.

Сама Германия не была в тех многочисленных рядах, хотя непосредственно в ней и присутствовало то немногое, что она сама производила, ибо сам Гитлер распорядился по-своему и велел просто здесь собирать всё то, что производилось где-то за рубежом.

Естественно, тому были вполне очевидные причины, одной из которых являлось фактическое недоверие всему остальному миру в деле признания Германии единственно правящей страной.

Собирая какие-то значительные по своему масштабу научно-политические конференции, Гитлер, несомненно, преследовал цель так называемого показного успеха его руководства в своей стране.

Еще с самых ранних времен он не был лишен практического честолюбия, которое прикрывалось лишь внешне обозначенной застенчивостью.

Он не любил особо тожественно происходящие приемы, но всячески поддерживал так называемых журналистов, если речь шла о его великой Германии, которая, по его словам, ступила на путь развития настоящего цивилизованного государства.

При этом он умалчивал, конечно, о созданных непосредственно ним самим концлагерях и тех опытах, что производились над людьми, целиком и полностью настаивая лишь на том, что в некоторых местах действительно есть заключенные им люди, но только в порядке профилактического наблюдения, которое выражается в прямом отсутствии у тех людей обычного желания трудиться.

По поводу погромов еврейского населения Германии, он объяснял еще проще, и при этом всегда усмехался, немного пряча свои плохие зубы.

– Не нужно было копить столько богатств там, где народ, по сути, проживает в нищете. Это не я и не мои люди громят их поместья или квартиры. Это обычный народ, который они достали своим стяжательством и повсюду распространенной ленью своего личного труда. Вот и вся причина, о которой вы так громко расспрашиваете, – обращался он всегда к журналистам, пытающимся налегать на так называемое имущественное право на саму жизнь.

Самыми сложными отношениями между людьми можно было бы обозначить его взаимоотношения с Евой Браун, которая по-настоящему была ему одновременно и женой, и любовницей, хотя и находилась в статусе общей неопределенности.

Потому, говорить о том, что Гитлер был абсолютно точно женат, не приходится, и вполне определенно это можно выразить лишь фактом так называемого совместного проживания.

В самой Еве он видел свою движущую силу и во многом купался уже в ее личных грехах, которым не было конца и краю, и о которых, естественно, знал только он лично сам.

Ева присутствовала при многих так обозначенных казнях и лично казнила тех же заключенных.

В ней не было факта так называемого материнства, и сам Гитлер отлично знал об этом, а потому никогда не предохранялся, делая с ней все, что его душе угодно.

Тому же способствовала и сама Ева, еще в раннем возрасте с помощью врачей перевязавшая свои маточные трубы, что бы, как она сама говорила, не дай Бог, разродиться кем-либо еще из ее племени.

Так она обозначала свой род по генетическому исполнению, который так же относился к евреям и был по-настоящему ими богат, хотя в последней двухразовой цепи там появились исключительно немцы.

Но Гитлер и здесь поработал на славу, значительно усилив ее арийское происхождение, внося в ее дело немало новых бумаг, которые были необходимы для придания ей соответствующего статуса так называемой подруги фюрера.

Именно в таком статусе она и пребывала, и только перед самой войной была обручена непосредственно с Гитлером, а лишь в конце войны он заключил с ней сам брак, как бы пытаясь доказать им обоим, что эту жизнь они прожили не напрасно.

– Мы долго грешили с тобой Ева, – так обратился к ней фюрер перед непосредственной росписью, – но нам давно пора обрести себе общее пристанище, в котором мы будем вечно неразлучны, как на самом деле, так и в деле благополучного обустройства наших душ где-то там на небесах.

И хотя Гитлер прекрасно осознавал сказанное и знал, что соответствия его словам не будет никогда, все же он их произнес и даже несколько приподнял голову при этом вверх.

Прекрасно знала обо всем том и Ева, так как в большинстве была посвящена во все его дела и даже знала свое настоящее неарийское происхождение.

Но она была действительно увлечена самим Гитлером, хотя на их жизненных взаимоотношениях отразилось все, что только может быть между различными по типу людьми.

А потому, согласилась с таким выводом, отлично понимая, что они вместе попадут в ад, но то будет уже после смерти, так что и бояться чего-то у нее не было причин.

К тому же, пребывание в том самом аду, сам Гитлер обозначал приятным, сравнивая его просто с обычным приемом по городскому наполненной ванной.

– Это, как погреться в ванной, моя душечка, Евочка, – очевидно, подразумевая под этим «моя маленькая душа», ибо именно так он представлял себе ее душу, которая просто чернела где-то в его правом глазу в виде точки или абсолютно маленькой фигурки, когда той не было с ним рядом, как обычно.

И надо сказать прямо, что таким свойством прямого внутреннего видения Гитлер все же обладал, иногда наблюдая даже за самим собой в периоды его особого расслабления или, как говорят, когда душа на время покидала его тело.

Сама Ева особо не огорчилась именно этим обстоятельством, неожиданно открывшимся перед ней в период особого откровения самого Адольфа.

Практически ей было все равно, куда там она попадет в рай или ад, лишь бы быть с фюрером, которого она обожала больше всего.

Многие письменного характера документы того времени мало отображают картины ее непубличного влияния на руководителя государства. Но, тем не менее, это все же было и от ее видов на жизнь иногда слагалось и мнение самого Гитлера.

Как и говорилось, об этом нигде не было указано в каких-либо отчетах, которые, кстати, сам фюрер лично контролировал, так как любил по-настоящему историю, но вполне жизненные подтверждения именно этого факта имеются.

– Все дело в Еве, – так говорили иногда соратники Гитлера, переглядываясь между собой, но, ни слова не говоря больше, и тем более, вслух.

– Возможно, она дает ему больше, чем мы, – и так говорили они же.

И, наконец, высказывались напрямую, разговаривая между собой где-то в захолустных подвалах пивных, в которых по-настоящему напивались и творили все, что угодно.

– Эта Ева, она настоящая сучка. Она владеет фюрером по-настоящему. Мы никогда не приблизимся к нему на такое расстояние.

– Но мы же не женщины, – следовал хоть какой-то ответ, вырванный буквально из ночи, так как обычно такие разговоры проходили практически в полной темноте.

Это была своего рода конспирация или маскировка. Что же касаемо голоса, то все прекрасно знали, что его вполне можно подделать, а значит, и не боялись высказывать свое личное мнение в отношении любовницы самого Гитлера.

Таким образом, если не среди самих документов, то в среде так называемых воспоминаний все же можно найти что-то подобное, которое и укажет именно на тот факт.

Но, как бы там, ни было, Ева все же обладала свойством уникального давления на мозги фюрера и время от времени выпрашивала от него подачки в виде внесения каких-то изменений в их обыденно протекающую жизнь.

Она создала в буквальном смысле женские концлагеря, хотя на самом деле Гитлер был против этого. Она ввела так называемый налог на землю для обычной бюргерской среды. Она изъяла во многом пиво из общей распродажи, оставив его только непосредственно в пивных забегаловках или гаштетах.

Она приковала внимание Гитлера к России, и она, наконец, последовательно и долго все время трубила ему о том, что он слишком мало ей дарит подарков в виде дополнительно приобретенных земель, а также вместе с ними поставляемых ценностей.

Вполне естественно, что после каких-то очередных требований, которые непосредственно гармонировали с так называемыми сексуального характера отношениями, сам Гитлер принимал решения и подписывал приготовленные им же приказы к исполнению.

Немцы многим обязаны этой женщине, так как благодаря именно ней саму Германию буквально наполнили золотом и всем остальным, часть которого сохраняется и по сей день в тех же самых местах, ожидая лишь своего буквального перевоплощения.

Это же относится в большей степени и с привлечением в ту же страну культурных ценностей, основная часть из которых была действительно добыта именно таким путем.

Сам фюрер наблюдал в Еве не только соискательницу земных приключений, но также и женщину, которую необъятно любил и перед которой даже вставал на колени в минуты своей откровенно половой слабости.

Ева пользовалась этим и вела, так сказать, свою игру, преследуя именно те цели, которые лично и были нужны.

Она напрямую занималась женскими концлагерями и вполне находила там то, что ей и было нужно, по большому счету.

Она не относила себя к лесбийскому началу, но таковой фактически была, хотя и не признавалась о том внешне.

Но Гитлер любил ее и такую, и, несмотря на все вывихи ее самосознания, как он сам говорил, узнавая в очередной раз о ее похождениях в концлагерях, признавал в ней именно ту женщину, которая ему и была, так сказать, искренне нужна.

Он даже пытался писать с нее картины и где-то в запасниках подземных дрезденских галерей есть его личные наброски, которые до сей поры сохранились.

Но это не самое главное. Главное то, что после самих мало удачных попыток обрисовать так желаемое им тело, он превратился в настоящего собирательного характера монстра, стремящегося любыми средствами прибрать к рукам все имеющиеся в мире живописи картины, и в особенности связанные с изображением на них голого женского тела.

Тем самым он как бы хотел обрести Еву вторично, и наполнить уже свои собственные галереи теми художественными произведениями, которые ему действительно нравились.

Во многом, соблюдая вполне традиционные для него самого древнееврейские корни, он все же признавал в Еве так называемую мать Земли и порою возводил ее до величия богов или той самой Геи, которая присутствовала в древнегреческой мифологии.

Отчего сама Ева еще больше становилась недоступной и в приступах очередной мольбы фюрера просила именно того, чего наибольше могла пожелать.

И Гитлер послушно исполнял ее волю, рассылая во все стороны света свои экспедиции, основной целью которых стояло, как раз, то, о чем мы и говорили.

Странностям человеческой натуры, порой, нет предела. То же относилось непосредственно к Браун, если более подробно разбирать все ее так называемые мало разумные поступки.

То, что их было безрассудно много, описывает сам факт указанного выше, правда, еще не доказанный каким-либо документальными источниками подтверждения.

Как говорилось, Гитлер уничтожал все доклады подчиненных ему служб и ведомств, связанных непосредственно с этим, и соблюдал особую осторожность в деле не придания гласности хоть каких-либо высказываний со стороны тех же подчиненных.

Потому те, кто неизменно сопровождал указанную женщину в ее «праздных» поездках, как правило, исчезал вместе с поданным им же документом, причем непосредственно у фюрера на глазах.

Бывали случаи, когда сам Гитлер пытался лично убедиться в смерти того или иного сопровождающего офицера и фактически сам исполнял приговор, по его мнению, абсолютно справедливый по отношению к тем, кто не умеет держать язык за зубами.

И хотя такой шанс умерщвленным им лично никогда не давался, в душе он оправдывал себя, предусмотрительно успокаивая себя тем, что те в любом случае его предали бы, а значит, и не сохранили тайну о его богине.

То была его истинная муза, напичканная до отказа такого же характера грехами, что и он сам, разве что только в женском обличье.

Таким образом, их объединяло единство души, которое непосредственно и располагалось в том самом молекулярном нерасчленении по генетической линии их обоих.

В итоге, одна душа питала своей энергией другую. Вторая же взамен предавала полному разврату свое тело, тем самым возвращая накопленную природно энергию первой обратно.

Но возвращаясь к законам физики и термодинамики ничего особо загадочного в этом нет, а потому можно просто говорить, что происходил процесс вполне природного взаимозамещения, при котором вид одной энергии сопутствовал развитию такого же характера второй, в результате чего воспроизводилось взаимозамещение, или общая теплоотдача, итогом которой становилось первичное восстановление сил первого вида выражающей себя энергии.

Примерно так это звучало бы на языке физики, если бы она на сегодняшний день всеми теми видами энергий и обладала.

Пока же, особого продвижения в этом деле нет, а потому и приходится говорить так, как оно было принято в более ранние времена.

Но, в то же время, какой бы жестокой и взбаламошенной Ева не была, все же она отдавала себе отчет в том, что обязана фюреру очень многим, а потому со своей стороны чтила уже его самодурство и порой признавала первенство, делая свое тело более легкодоступным.

Так вот на почве всего лишь, можно, сказать, мимолетных или очередных свиданий, творилась по-настоящему немецкая история, которую те же немцы уже сейчас хотят отрицать и не особо желают разбираться в причинах и обстоятельствах того самого странного дела во всей их исторической цепи развития.

Можно было бы еще много чего наговорить о самом фюрере и его своеобразной падчерице, как он сам иногда ее называл, но нельзя не сказать и о том, как он относился к другим людям и, в частности, к своим сослуживцам или друзьям по партии.

В целом, все указанные отношения складывались со всеми у него довольно неплохо. Все ему подчинялись, и особых проблем в управлении у него не было. Случались, правда, кое-какие дискуссии, но они разрешались, и Гитлер от этого не особо страдал как личность.

Зная решительную натуру своего фюрера, многие не пытались с ним спорить и предоставляли первенство его решения, чтобы потом взвалить вину непосредственно на него самого.

Этим пользовались практически все в его окружении, за исключением разве что каких-нибудь рядовых, от которых сам Гитлер попросту ничего не требовал, просто провожая их взглядом при очередной смене караула.

Но сам Гитлер на такое своеобразное невмешательство не обижался. Он прекрасно знал свою силу и в действительности точно расставлял все акценты каких-либо дел, поручая их то одному, то другому, выбранному им лично, человеку.

Этим он избавлялся от своеобразно присущей каждому начальнику категории любимчиков и давал возможность послужить рейху кому-либо еще.

Хотя непосредственно любимчики все же у него были, и наш Молчун был в их числе, который, естественно, имел немецкое имя и фамилию, которые еще будут нами объявлены чуть позже, но, правда, не в этой главе.

К странностям уже самого фюрера, можно было бы отнести его искреннее желание победить хоть в чем-либо, и этот факт обстоятельства присутствия его души не остался не замеченным в самой истории.

Он все время двигал и двигал массами, желая, как говорится, перепрыгнуть самого себя или, как он говорил, само время. Ему хотелось бесконечно большего, и именно этим своим качеством он погубил многих и многих, довольно талантливо командовавших на всех фронтах.

Но пока речь идет о довоенном времени, а потому будем придерживаться его субординаций.

На момент нами описываемой сцены празднования его дня рождения, Гитлер был незабываемо счастлив, хотя в то же время беспрестанно оглядывался по сторонам.

С ним рядом не было Евы, и это его несколько удручало, так как он привык советоваться, или обсуждать кого-то непосредственно с ней.

Наверное, силком напросившаяся на званый обед, чья-то генеральская жена то и дело бросала на него пытливые взгляды, отчего самому фюреру становилось не по себе, и он испытывал истинное омерзение при виде этой довольно дородной немки во всю ширь своего свободного декольте демонстрирующей ему свою пышную грудь.

Адольф водил глазами по сторонам, абсолютно игнорируя так называемые ужимки еще молодой немки и в беспокойстве дергал время от времени ногами.

Его топорщащиеся усы внезапно резко опустились, а рот надежно сомкнулся свободным ходом его челюстей.

В общем, Адольфу стало не по себе, и он весь чувствовал себя как-то неуютно на своем собственном празднике, что ему вскоре пришлось его покинуть или исчезнуть, но совсем незаметно.

Как это всегда и водилось, его незаметно заменил двойник, и сам фюрер облегченно вздохнул, едва только спустившись в тот самый тоннель, о котором мы уже говорили.

Схема подмены была разработана очень тщательно, и о ней не знал практически никто, кроме самого Гитлера, его соответствующего для указанного мероприятия двойника и еще нескольких человек его личной охраны, одним из которых и был наш разведчик, в свое время получивший чин генерала из рук лично фюрера.

На время отсутствия его подменял другой человек, так же, как и он сам, своеобразно ходивший в любимчиках Гитлера и имеющий такой же чин, как и у него.

Они оба числились военными атташе, хотя понятно, что их истинная роль была именно в этом.

Но должность обычных телохранителей была слишком омерзительна для самого фюрера, а потому он создал своеобразную службу, как он сам говорил, египетских псов, которые будут охранять лично его. Тем более, что внешне они его устраивали, не говоря уже о личных качествах и особой преданности.

Фактически, они находились рядом с фюрером по несколько дней, но могли задерживаться и на неделю или больше, если того требовали обстоятельства или сам фюрер находился в так называемом отрыве от основного места своего пребывания.

Потому, Молчун вполне имел возможность ненадолго отлучаться из той среды, так как мог использовать ему предоставленное время для отдыха, как хочет.

Но это не значит, что за ним не наблюдало гестапо. Как раз, наоборот, оно следовало буквально по пятам. И он зачастую жаловался на то Гитлеру, что они не оставляют его в покое даже при нужде.

На что фюрер, не без жалости к своему подчиненному, отвечал, что, к сожалению, это их работа и общая безопасность, прежде всего.

Потому, Молчуну приходилось разрабатывать и воплощать в действие свои средства индивидуальной защиты и, как бы странно это не звучало, использовать уже своего двойника, чтобы он на время отвлекал само гестапо.

Тот всегда являлся в назначенное им время, как правило, по форме одетым, что в целом мало выделяло его из общей толпы людей, в большинстве своем так же одетых в военную форму.

Используя собственноручно проделанный черный ход, которым, естественно, пользовался и двойник при входе уже в его непосредственное жилище, Молчун благополучно покидал здание, оставляя своего визави под молчаливым наблюдением секретных агентов гестапо, которых к тому времени в самой Германии развелось, как говорят, хоть пруд пруди.