Читать книгу Спецотдел «Бесогон» - Сергей Викторович Ванин - Страница 5

Последний месяц победного 45-го выдался в Москве вьюжным и холодным. Я блуждал по району возле Сухаревой башни, заглядывая во все дворы и переулки. В этот ночной час я поднял воротник своей шинели и поглубже нахлобучил форменную фуражку.

Холодно! А ночью холодно особенно! Вот так я хожу уже почти три недели по опостылевшей декабрьской стуже. С той самой поры, когда на пороге кабинета нашего шефа Вахтанга Георгиевича Дадуа возник начальник местного отделения милиции майор Фрол Иванович Степанчиков. Я как раз был в кабинете Вахтанга и уже собирался уходить, но Дадуа велел мне остаться.

– Выслушаем товарища майора вместе, – решил начотлдела.

Козырнув, майор уселся за стол и, отказавшись от предложенного ему чая, сразу приступил к делу.

– На территории вверенного мне района действует неизвестное науке существо, – Степанчиков перевел дух, – на секретном совещании всем начальникам отделений милиции было приказано сообщать о происходящих на подведомственных территориях всяких непонятных случаях в ваш отдел. Правильно?

– Именно так, – подтвердил Дадуа.

– Вот я и сообщаю, – майор решительно рубанул рукой воздух, – за истекшие два с половиной месяца на моей территории постоянно происходят странные вещи. Какой-то тип, по виду похожий на некое приведение, пугает припозднившихся прохожих, воет на все голоса в подвалах и на чердаках, да и, вообще, ведет себя омерзительно. Население целого района живет в страхе, а намедни произошел и вовсе из ряда вон выходящий случай. Сменившаяся с дежурства беременная медсестра одной из больниц Ольга Суханова потеряла ребенка и едва не умерла от страха. Ее атаковал некто в темном плаще и капюшоне, надвинутом на глаза. Он вещал нечто нечленораздельное и размахивал испачканными кровью руками. Девушка упала, сильно ударилась, как следствие, у нее случился выкидыш.

Закончив сообщение, Степанчиков с надеждой посмотрел на нас с Дадуа.

– Выручайте товарищи. Это по вашей части. Мне б с простыми урками разобраться. Сотрудников катастрофически не хватает. Люди буквально с ног валяться…, – горестно вздохнул милиционер.

Это было сущей правдой, милиция испытывала сильнейший кадровый голод, а уголовный элемент столицы окончательно распоясался.

– Сделаем все, чтобы нейтрализовать этого типа в капюшоне. Думаю, что нам это удастся, и порядок на вашей территории будет восстановлен, – авторитетно заявил Дадуа майору Степанчикову.

– Вот спасибо! – майор облегченно вздохнул, вскочил, торопливо открыл видавший виды брезентовый портфель и, достав из него стопку исписанных листков, аккуратно положил ее на угол стола, – здесь кое-какие материалы, относящиеся к делу, – пояснил он.

– Изучим, – пообещал Дадуа.

– Обязательно изучите, а мне на службу пора!

Вновь козырнув, майор схватил свой портфель и стремительно выбежал из кабинета. В окно было видно, как Степанчиков выскочил из здания, проворно забрался в служебный «Хорьх» и, рванув машину с места, укатил по направлению к своему околотку.

– Достал майора этот призрак в капюшоне, – невесело усмехнулся я.

– Да, уж…

Дадуа взял со стола пачку исписанных листков, которые оставил майор, и, быстро просмотрев их, взглянул на меня.

– Тут протоколы. Всего шестнадцать случаев. Все повстречавшиеся с призраком показывают одно и тоже. Фантом упоминал что-то о заупокойной службе и невинно убиенных, взмахивал испачканными кровью руками и исчезал, обдав потерпевших волной могильного холода…

– Стандартный набор действий неуспокоенной души, – я пожал плечами и поинтересовался, – каков социальный статус заявителей?

– Разный, – Дадуа заглянул в бумаги, – кроме известной нам медички Сухановой, есть жалобы и от других людей. Профессорская чета Пятигоровых, возвращаясь с именин сестры профессора, видела фантома возле дровяных складов. Настройщик музыкальных инструментов Филипухин выполнял срочный заказ дома у известного певца. Мастер мебельной фабрики Шатунов шел со смены домой. Студентка-вечерница Акрамова тоже возвращалась домой после занятий. Работницы камвольно-суконного комбината шли на ночную смену из общежития. Сантехник жилконторы Савушкин торопился по вызову, трубу в соседнем доме прорвало. Все случаи имели место быть в Зарядье. Все граждане видели фантома глубокой ночью и не доверять их словам нельзя.

– Что ж, навещу последнюю жертву, медичку Суханову. Остальные расскажут тоже самое, – я поднялся со своего места.

– Дальше, что делать думаешь, Савва? – поинтересовался Вахтанг.

– Дальше придется обходить район действия фантома. Буду искать с ним личной встречи. Найду его, будет видно, что это за фрукт. Исходя из этого, решу, как урезонить эту персоналию.

– План одобряю, – кивнул Дадуа, – тем более, что в сложившихся обстоятельствах ничего другого придумать и нельзя. Действуй, Сорокин! Надеюсь на тебя.

Я козырнул, вышел из кабинета и с тех пор больше не входил в него. На службу я тоже не являлся. Днем я отсыпался, а ночью вел охоту на призрака. Но так ни разу и не видел его, прошло уже достаточно времени, но таинственный фантом будто исчез….

Встреча с медицинской сестрой Сухановой дала кое-какую пищу для размышлений, но сильно моей задачи не упростила. Проведать медичку я решил на следующий день, после визита к нам в отдел майора Степанчикова. Девушка лежала в своей же больнице, откуда и ушла домой в ту роковую ночь. Заботливые коллеги поместили Ольгу в отдельную палату и разрешили мужу навещать жену в любое удобное время.

Когда я вошел в маленькую, жарко натопленную комнатку, угловатый сутулый мужчина в больших роговых очках сидел возле постели жены. Ольга лежала неподвижно. Ее взгляд был устремлен в потолок. Узкие бескровные губы тихонько шептали что-то одной ей слышимое и понятное.

– Здравствуйте, – козырнул я и достал из кармана кителя служебное удостоверение.

– Оля, это к тебе. Товарищ из органов, – пояснил жене мужчина, заботливо поправляя одеяло.

Несмотря на тепло, Ольга мерзла, озноб бил ее худенькое, как у подростка тело. Она вдруг посмотрела на меня, и я физически почувствовал ее страх.

– Было осень страшно. Он возник, будто из ниоткуда, появился, словно из воздуха. Понимаете?

Девушка приподнялась на больничной койке и смотрела на меня широко раскрытыми от ужаса глазами. Зрачки ее расширились, словно таинственный призрак и сейчас был перед ней, в том темном ночном переулке старой Москвы.

Я молчал, боясь своими расспросами испугать ее еще больше. Однако Ольга сама продолжила рассказ.

– Он передвигался по воздуху, то удаляясь, то приближаясь, он будто парил над землей, и все что-то просил. Буквально умолял…

– Что он хотел?

– Не знаю, – Ольга зажмурилась, словно свет больно резал ей глаза, – мне показалось, что он говорил что-то про заупокойную службу, которую нужно отслужить по невинно убиенным. Твердил, что ему не удалось сделать что-то очень важное.

– Что же он не сделал?

– Не знаю, я не поняла его. Призрак, он все время махал запачканными в крови руками и временами принимался выть. От его воя я почти оглохла, у меня кровь в жилах от ужаса застыла. Я вскрикнула, а он стал медленно удаляться, улетать. Уплывать куда-то в сторону, будто его несло ветром. Потом он исчез, обдав меня таким мертвенным холодом, от которого я тут же потеряла сознание. Я упала, ударилась, и вот, теперь я не смогла выносить ребенка, потеряла его…

Она залилась слезами. Сначала плакала тихо, а потом вдруг разрыдалась. Муж медички смотрел на меня с негодованием, словно это я был повинен в постигшей их беде. Что ж, отчасти он был прав, моей задачей являлось не допустить подобного развития событий. Усмирить возмутителя городского спокойствия следовало намного раньше, пока он не нагадил гражданам, но майор Степанчиков, будь он неладен, добрался до нашего отдела слишком поздно.

– Извините, мы примем все необходимые меры…

Я шагнул к двери и успел услышать брошенные с горечью слова. Они ударили мне в спину, словно пули пистолета ТТ.

– На что мне теперь ваши меры?! Они запоздали! Мне нужен ребенок, мой ребенок! Понимаете?! – кричала обезумевшая от горя женщина.

Не дай вам Бог пережить то, что пережила эта худенькая женщина. Ее полный горечи и укоризны взгляд преследует меня даже в сейчас, в глубокой старости. И хоть прошло столько лет, я отчетливо помню выражение ее глаз. И не забуду их до конца своих дней, коих осталось совсем чуть-чуть.

Еще я навестил начальницу местной жилкоторы гражданку Фриду Савельевну Кац. Крикливая и властная женщина с большой вавилонской башней из крашеных стрептоцидом волос на маленькой яйцевидной головке моментально примолкла, увидев перед своим носом красную книжечку моего удостоверения. До этого она ретиво распекала здоровенного пьяного в дым детину с разводным ключом, который торчал из левого кармана заношенной до дыр телогрейки. С моим появлением разнос подчиненного в миг закончился.

– Воет, воет, по всем подвалам и чердакам кто-то воет и плачет. Житья от него никому нет. Зайдешь – нету никого. Выйдешь – вытье и нечленораздельные причитания начинаются заново, – испуганно проведала она, хлопая густо накрашенными ресницами.

– Шум идет из какого-то конкретного подвала или чердака? – поинтересовался я.

– Нет, страдает вся округа. Нечисть озорует по всему нашему району, – ответила Кац.

– Ясно, – я повернулся уходить, но пред этим строго погрозил Фриде Савельевне пальцем, – надеюсь, вы понимаете, что наш разговор должен остаться между нами?

– Конечно, конечно! – Кац послушно кивнула своей вавилонской башней.

Сказать, что встречи с этими двумя такими разными женщинами мне совсем не помогли, значит погрешить против истины. Кое-какую пищу для размышлений они мне все же дали. Днем я набросал карту района, где безобразничал призрак, и выявил несколько проблемных мест. Район был большой, и их оказалось довольно много. Целых шесть!

В одном доме купец второй гильдии Прохоров в пьяном угаре насмерть забил собственную дочь, принесшую в подоле от какого-то смазливого приказчика. Самого приказчика вскоре нашли зарезанным в канаве, возле лавки, где он продавал прохоровские скобяные изделия.

Еще в одном месте муж, кавалерийский поручик застрелил неверную жену и ее служанку, помогавшую своей хозяйке в ее любовных шашнях.

В меблированных комнатах купца Петрилова, которые нынче были превращены в склад «Оптпуштогра» проигравшийся в карты коллежский регистратор с горя устроил пожар с большим количеством человеческих жертв.

Было еще несколько эпизодов с кровавыми развязками. Я просмотрел все имевшиеся в нашей ведомственной библиотеке подшивки старых газет. Но больше ничего интересного не нашел. Что если безобразит кто-то из тех давнишних злодеев? Вот только кто?

Все свои документальные изыскания я проводил днем, отрывая драгоценное время ото сна. Ночью же блуждал по району, ища встречи с фантомом. Так прошло почти три недели. Сегодняшняя ночь обещала быть особенно трудной. Во-первых, было довольно холодно, столбик термометра застыл на минус девятнадцати еще днем, а во-вторых, я сильно простудился, беспрестанно кашлял и чихал, что довольно сильно изматывало. Наверное, у меня был жар, но заменить меня было некем. Другие сотрудники нашего отдела выполняли иные, не менее ответственные задания.

В кармане шинели лежал заряженный серебряными пулями наган, а в кобуре ждал своего часа ТТ. однако, я был уверен ни один, ни второй ствол мне не помогут. Фантомы – персоналии неординарные, их спецприспособлениями не возьмешь, их вообще не возможно устранить с помощью нашего оружия. Это вам не оборотни, упыри, или злобные ведьмы, да лешаки. С приведениями нужно обязательно договариваться. От опыта и мастерства бесогона зависит, уйдет ли мятущаяся душа в мир мертвых, или же продолжит пугать живых.

Я шел по улице, как вдруг из подворотни донесся истошный женский крик.

– Помогите! Грабят, убивают, последнее отнимают!

Этого еще не хватало! Я бросился на помощь. Забежав в подворотню, увидел двоих типов в куцых блатных клифтах, на головах, несмотря на мороз, кепки-восьмиклинки, особенно почитаемые у столичной шпаны.

Их жертва, припозднившаяся миловидная женщина средних лет в лисьей шубе и каракулевой шапке-таблетке в ужасе застыла, облокотившись о стену дома. Ее белое от ужаса лицо было похоже на посмертную маску. Времени – два ночи. Окна дома темны, жильцы спят, а если даже и не спят, никто не выйдет, все боятся блатарей. Телефонов в квартирах нет, на вызов милиции рассчитывать нечего.

Двое молодых парней лет семнадцати чувствуют свою безнаказанность. В руках одного из них финка, которой он свирепо размахивает пред самым лицом жертвы.

– Часики, денежки попрошу, шубку и шапочку снимайте, гражданочка, – нагло ухмыляясь, заявляет он.

– А сама пусть на снег ложится, позабавимся, с ней, зема! – вожделенно поглядывая на жертву, добавляет его дружок, – ложись, лярва! Будешь ласковой, жить оставим! – бросает он испуганной женщине.

Та, трясясь от страха, выполняет все приказания.

– Стоять, сволочи! Руки в гору!

Я выхожу на освещаемый тусклой лампочкой участок, в руках у меня ТТ. Парни испуганы.

– Перо на снег кидай, живо – приказываю я тому, кто с ножом.

– Понял, сей момент бросаю, только не шмаляй, начальник, – бормочет он

Он смотрит куда-то мне за спину и вдруг его лицо начинает дергаться, по губам текут слюни. Старый, как мир, прием, меня таким не проймешь. Я оглянусь, а он метнет финку точнехонько мне в шею.

– Т-т-там, – он заикается, брызжет слюной и тычет пальцем куда-то в проулок.

Его друг тоже начинает дрожать всем телом.

– Нечистый, нечистый! – орет второй уркаган, усаживаясь задницей в сугроб.

Женщина теряет сознание и медленно оседает в снег. Я оборачиваюсь и отчетливо вижу Его!

Призрак весь колеблется в лунном свете. Его лицо закрыто капюшоном плаща. Видна лишь черная борода и оскаленный в страшной ухмылке рот. Кисти рук, испачканные кровью, сильно дрожат, и от этого фантом кажется еще ужаснее. Он приближается ко мне, но я стою, не шелохнувшись. В первый момент главное не показать своего страха и выстоять, тогда призрак теряется и становится менее агрессивным.

– Ты кто такой? – спрашиваю я зависшего в метре от земли фантома.

– Заупокойную отслужить, невинно убиенные не дают покоя! – завывая на все лады, начинает он свою речь, потихоньку двигаясь по направлению ко мне и обдавая меня страшным могильным ходом, от которого, кажется, останавливается сердце.

– Кто ты? – не отступая ни на шаг, вновь спрашиваю я.

Но призрак начинает кружиться на месте. Его завывания становятся все громче, слов не разобрать, звучат лишь надсадные стоны, перемежающиеся с всхлипами и глухими хрипами, похожими на рыдания. Капюшон с его лица падает, и становятся видны грубые, словно высеченные топором черты лица. Большой нос, тяжелый заросшей жесткой бородой подбородок, крупные, искусанные до крови губы и огромные безумные глаза, горящие желтым дьявольским огнем.

Я смотрю на него, не отрываясь, и призрак начинает отдаляться, он уплывает куда-то назад, быстро уменьшаясь в размерах. На улице слышится цокот копыт. Конный милицейский патруль из подведомственного майору Степанчикову отделения.

– Сюда! – властно кричу я.

Двое всадников влетают в желтый клин фонарного света и моментально берут в оборот еще не пришедших в себя молодчиков. Их жертва благодарно кивает головой и плачет, теперь уже от радости. Ее слезы текут по лицу, безжалостно размазывая искусно наложенные пудру и румяна. Черные от краски глаза, кроваво красный рот. Она вдруг кидается ко мне с диким воплем.

– Кто?! Кто это был, товарищ старший лейтенант?! Какой он страшный! Он ведь мог нас убить!

– Успокойтесь, гражданка, не стоит так нервничать, – пытаюсь я успокоить женщину, но она бросается на колени и ползет ко мне, пытаясь ухватить за полу шинели.

– У нее истерика, – бросаю я седоусому сержанту в надвинутой на самые брови ушанке.

– Эти не лучше! – сержант кивает на все еще сидящих без движения уркаганов.

Бандиты глядят прямо перед собой и даже не пытаются сопротивляться, когда сержант и его напарник пихают их в спины дулами своих винтовок. Милиционеры свою работу знают, а я вот, похоже, свалял дурака. Кто был предо мной, выяснить не удалось…

Я иду пешком к нам в отдел. Пойду туда прямо сейчас, к утру явится Дадуа. Доложу ему все, как есть, решение о дальнейших действиях будем принимать уже вместе. Я долго иду, останавливаясь лишь, чтобы немного отдышаться. Наконец я захожу в здание и показываю охране свой пропуск. Наверное, я выгляжу совсем больным, караульный долго смотрит мне в след, рука его тянется к телефону.

Я поднимаюсь на этаж к Дадуа. К моему удивлению Вахтанг все еще на службе. Он и худенький седовласый старикан в круглых очках сидят за столом Дадуа, склонившись над какой-то толстой книгой в потертом от времени кожаном переплете.

– Я видел призрака, – не здороваясь, я усаживаюсь за стол и смотрю прямо перед собой, пытаясь сдержать рвущейся наружу кашель, – огромный чернобородый гигант в черном же капюшоне и с испачканными кровью огромными руками. Красавец, а?

–Дадуа смотрит на меня с тревогой. Наверное, я похож на сумасшедшего, но сейчас это не важно.

– Познакомься, Савва, это знаменитый историк-москвовед Павел Иванович Четвергов. Я привлек его к делу, он поможет нам.

Дадуа кивает в сторону седенького старичка в смешных круглых очках. Четвергов улыбается и приветливо кивает мне головой.

– Вы, товарищ, нарисовали портрет видного сподвижника Петра Первого Якова Брюса, знаменитого чернокнижника, алхимика и необычайного любителя мистики.

–Яков Брюс? – я не верю своим ушам, – при чем тут эта одиозная личность? Брюс не носил бороды, Я видел его портрет…

– Не это главное, – Четвергов стал серьезен, – на интересующем вас участке стоит Сухарева башня, в которой располагалась лаборатория знаменитого чернокнижника. Там он проводил свои опыты, пытаясь найти некий эликсир, побеждающий смерть.

Профессор встал из-за стола и стал медленно прохаживаться по кабинету, меря шагами натертый до блеска паркет. Мы с Дадуа молчали, терпеливо ожидая, когда Четвергов продолжит свой рассказ. Пройдя не меньше полукилометра, профессор заговорил вновь:

– По легенде чернокнижник проводил свои опыты всегда в одиночку. Он часто зазывал к себе в лабораторию бездомных бродяг, угощал их вином. Затем, напоив до беспамятства, безжалостно умерщвлял.

– Зачем? – вырвалось у меня.

– Что бы пробовать на них свои чудодейственные эликсиры. Чернокнижник мечтал научиться воскрешать людей. Свои опыты он записывал в специальную книгу, туда же помещал рецепты своих эликсиров. «Брюсовы письмена» – так звали современники записи чернокнижника. О погибших бродягах никто и не догадывался…

– Куда же он девал тела несчастных? – поинтересовался я, – Не выносил же он трупы из башни, так ведь можно было попасться на глаза прохожим, или петровским гвардейцам. В одиночку избавиться от тела очень нелегко, а чернокнижник, по вашим словам, умерщвлял бродяг регулярно. Тел должно было быть много…

– Думаю, что Брюс не выносил тела из своей башни – лаборатории, – задумчиво произнес Дадуа, – думается, что он прятал их прямо там, замуровывал в стену, или же в пол.

– А как же тошнотворный запах гниения разлагающихся тел? – не отставал я.

– Яков Брюс был превосходным химиком. Может статься, он обладал также навыками бальзамировщика. Именно поэтому его кладбище жертв науки никто и не обнаружил. Он умел лишать тела мертвых запаха гниения, – предположил Дадуа, – кстати, исчезнувших бездомных бродяг никто не искал. И с этой стороны чернокнижник поступал осмотрительно.

– Только одного не предусмотрел чернокнижник. После смерти за свои деяния придется нести ответ. Вот и ищет неприкаянная душа покаяния. Нет ей покоя и прощения, невинно убиенные жертвы его опытов нуждаются в молитве и захоронении по христианским обычаям. Вот и ходит он по ночам, просит прохожих отслужить службу по невинно убиенным, – проговорил Четвергов.

Профессор вновь сел за стол, открыл передо мной книгу, которую они с Дадуа рассматривали до моего прихода.

– Не этот ли тип встретился вам сегодняшней ночью? – спросил меня Четвергов, указывая на рисунок гладко выбритого человека в парике.

– Нет, не он, – я отрицательно покачал головой.

– А так?

Четвергов закрыл рукой парик и легонько дорисовал простым карандашом бородку.

– Очень похож, – я был поражен этим простым преображением одного человека в другого, казалось, совсем не походящего на свой же портрет.

То-то! – Четвергов назидательно поднял вверх указательный палец, – Брюс, к вашему сведению, редко бодрствовал днем, в основном работал по ночам. Конечно, на ассамблеи, которые регулярно устраивал царь Петр, Брюс являлся по тогдашней моде, облаченным в красивый камзол, гладко выбритым и в нарядном парике. В жизни же он предпочитал обычный темный плащ, да и бриться чернокнижник не любил. Царь знал об этом, но прощал эту слабость своему сподвижнику. Боярам бороды рубил, а Брюса не трогал. К слову сказать, призрак чернокнижника шатался по Москве и раньше, но вы первые, кто услышал и правильно истолковал его мольбы. Спасибо, что решили избавить москвичей от этого жуткого зрелища.

– Откуда вы все это знаете, профессор? Говорите о Якове Брюсе, словно о своем соседе по коммунальной квартире, – восторженно воскликнул я, крайне довольный тем, что Дадуа привлек к сотрудничеству такого замечательного человека.

– Изучая исторические документы, я обращаю внимание на всякие мелочи, которые другие просто не замечают. В истории нет мелочей – это мое глубочайшее убеждение, пронесенное через всю жизнь, – с достоинством ответил Четвергов, – я вам больше не нужен? – он посмотрел сначала на Дадуа, затем на меня.

– Нет, сейчас вас отвезут домой. Спасибо за консультацию.

Мы с Дадуа сердечно распрощались с профессором, он шагнул к выходу, но тут же обернулся:

– А вы что собираетесь предпринять теперь? – Четвергов с интересом смотрел на нас через толстые стекла своих круглых очков.

– Отправимся в башню, и будем искать захоронение жертв чернокнижника. После привезем туда священника, он отслужит заупокойную службу, – ответил Вахтанг.

– Я с вами! – решительно заявил профессор, – найдем захоронение быстро. Там мало, что изменилось с той поры.

– Будем рады, – радушно улыбнулся Дадуа.

Через час мы были на месте. Вахтанг вызвал к башне взвод бойцов дивизии Дзержинского.

– Простукивайте стены, ваша задача найти пустоты. Найдете, аккуратно разбирайте кладку. Нашедшему древнее захоронение – повышение в звании и отпуск домой! Начали! – скомандовал Дадуа, а, повернувшись к профессору Четвергову добавил, – а вы, уважаемый Павел Иванович, следите за моими архаровцами, не то, они всю башню по камешкам разберут.

Мы ожидали скорого результата, но работа шла туго. Потребовались дополнительные силы. Прибыло пополнение. Дадуа пришлось вызвать саперов. Саперный лейтенант приехал на место со специальной техникой. Целую неделю мы искали захоронение жертв опытов чернокнижника и, наконец, нашли

Перед нами предстала ужасная картина. В большой каменной пазухе лежали останки несчастных жертв экскрементов Брюса. Некоторые тела были мумифицированы, другие же рассыпались в прах, едва мы открыли этот своеобразный склеп. Там же лежала небольшая книга в сафьяновом переплете. Профессор Четвергов поднял ее и осторожно смахнул вековую пыль, в тот же миг книга рассыпалась у него в руках. Вместо исписанных страниц и цельного, слегка тронутого тлением переплета нам досталась лишь жалкая кучка пыли.

– Что это было, товарищи? – профессор потерянно смотрел на нас с Дадуа.

– Думаю, это и были загадочные Брюсовы письмена, о которых вы упоминали, – Дадуа смотрел на кучку пыли, оставшуюся от книги, совершенно равнодушно, – наверное, к лучшему, что труды Брюса постигла такая участь. Видимо, к концу жизни чернокнижник охладел к своим опытам и, разуверившись в них, похоронил свой дневник вместе с трупами бродяг.

Этой же ночью тела несчастных мы забрали и захоронили их в общую могилу на одном из подмосковных погостов. Привезенный по распоряжению Дадуа старичок-священник отслужил заупокойную службу дважды, на самом погосте и в башне, где чернокнижник проводил свои опыты.

– Зачем же было служить в башне? – недоумевал Четвергов.

– На случай, если мы разыскали не всех погибших, – объяснил профессору Вахтанг.

Время подтвердило правильность наших действий. С тех пор прошло много лет, но больше зловещий призрак по Москве не шлялся и не пугал своим видом припозднившихся москвичей.