Читать книгу Семнадцатый год - Сергей Виноградов - Страница 4

Три месяца без новой красной власти

Наш город жил. Почти, что повезло.

И всем уже казалось, то несчастье,

Что было в октябре, нас обошло,

Что доживём спокойно мы до лета,

Что не оставит город Божья мать

И что не будет никаких Советов,

И хлеб ни кто не будет отнимать…

И будет всё, как было, всё как прежде.

Как жили мы при батюшке царе…

Ходили в храм за верой и надеждой…

Но март уже был на календаре…

Потом пришёл к нам в город бронепоезд

Привёз солдат и «Правду» нам привёз.

Потом закрыли храм, отняли волю

Забрали хлеб, оставив море слёз…

А чтобы просвещёнными мы были

Отправили нас всех гурьбой в ликбез,

Чтоб вместо Бога партию любили

И чтобы прославляли до небес…

И стало в нашем городе так тихо

Осталось только спать и водку пить

И песни петь про горюшко и лихо,

Про то, как нам Совдепию любить…

Ну а когда я сам на свет родился

Мне всё о прошлой жизни рассказал

Мой старый дед и я в неё влюбился

И тем себя на годы наказал.

Мне стала вдруг чужой страна родная

И для неё чужим я стал навек…

Жаль, что другой такой страны не знаю,

Где был настолько «счастлив» человек…

На улице Красноармейской

Была тюрьма. Как и сейчас…

И там, у входа на скамейке

Я в детстве просидел не час…

И под дождём ждал терпеливо

Когда ворот откроют створ

И к маме мчался весь счастливый.

А иногда в тюремный двор

С ней проходил, хоть страшно было,

Хоть было мрачно и темно,

Меня ведь мама пригласила

В тюремный клуб смотреть кино…

Свет погасил киномеханик

И стихли зеков голоса

И я на простыне-экране

Смотрел на мир во все глаза…

А рядом с добрыми глазами

Сидели зеки-мужики:

– Тогда за что вас наказали?

– Видать за прошлые грехи!

И я вдруг перестал бояться

И их и этих стен тюрьмы…

Когда пришёл час расставаться

Уже друзьями были мы.

И каждому из них хотелось

Меня погладить, приласкать,

Тогда сказал я маме смело:

– Домой их надо отпускать!

– Я попрошу, скажу, что просит

За них за всех мой сын… Не врёшь?

– Не вру. Закончим эту ночь допросов…

Вот вырастешь, всё сам поймёшь…

Тёмной ночью пришёл «воронок»

Чёрный чёрный, как вечная тьма…

Но понять я спросонья не мог,

Где такая страна – Колыма.

Почему вдруг уехал отец,

Променяв нас на эту страну?

Боль разбитых той ночью сердец

Я ему бы поставил в вину

Я ему бы сказал обо всём,

Что я думал о нём в своём детстве,

Как мы мучились с мамой вдвоём

В нашем доме с тюрьмой по соседству…

Но когда я однажды подрос

Из птенца превратился в подростка

У меня появился вопрос

Самый главный из главных вопросов,

Но уже не к отцу, а к тому,

Кто решал всё за нас и без нас:

Почему самых честных в тюрьму?

Самых верных в расход? И не раз…

Только было всё это давно

Так давно! Пролетело полвека.

Но однажды увидел в кино

Те усы и того человека

И вновь память мою обожгло

Подзабытым из детства вопросом:

Как же так? Почему вновь смогло

Всё вернуться обратно так просто?

Словно не было ни Колымы,

Ни загубленных душ невиновных,

Ни заплаканных жён у тюрьмы,

Ни поруганных зданий церковных…

Почему Он живее живых?

Почему мы всё злее и злее?

И кому не сносить головы?

И кому стало жить веселее?..

Нет ответов. Я их и не жду.

Значит, это так надо кому-то.

Может, вскоре и сам я пройду

По отцовской дороге под утро…

Мы с Вами, поручик, дворянского рода,

И прадеды наши нам совесть и честь.

И пусть мы в анкетах здесь все из народа,

Но мы то, ведь знаем, кто мы с Вами есть.

И в годы лихие и в годы застоя,

Без нас обходиться могла ли страна?

А бросила? Что ж! Было и не такое —

Не в первый уж раз нас бросала она.

Бросала в Афган и в Чеченские горы,

Когда же закончив две эти войны,

Вдруг стали мы ей молчаливым укором,

Как совесть и честь, мы теперь не нужны.

Но мы всё равно офицеры, поручик.

Так будем России верны до конца!

Наполните водкой стаканы, а лучше,

Смахните остатки печали с лица.

Зачем нам грустить о Париже далёком?

К Отчизне любовь на морозе сильней.

Поверьте, что там было б нам одиноко,

А здесь навсегда мы останемся с ней…

Мы как-то с другом встретились

На Невском, в тихом баре

«Бордо» бутылку выпили,

Ну и в хмельном угаре,

Про жизнь свою парижскую

На «вышку» наплели…

Узнай про это Берия,

Нас сразу б увели,

И пулю нам от Сталина

Вручил бы вмиг палач.

Но оказался бармен тот

Свой парень. Не стукач.

Смолчал за десять евро он

И сдачу нам не сдал —

Такая мелочь, в общем-то!

Не тянет на скандал…

А может это мне отец приснился?

Но с чего?

Уж я-то точно знаю,

Что здесь не было его:

Мы просто не родились бы

В далёком том году,

И не мололи с пьянки бы

Сегодня ерунду!

Но пишет жизнь историю

Такой, какая есть —

И в день судьбой назначенный

Мы оказались здесь:

Ни Сталина, ни Берии.

Они давно в гробу…

И нам выходит надо их,

А вовсе не судьбу,

Благодарить сейчас за то,

Что с другом пьём вино

И про Париж болтаем вновь,

Как кто-то здесь давно?

…Как знать. А вдруг история

Чуть-чуть не так пошла —

Возможно, вместо нас она

Других «врагов» нашла…

Ура, пустили за границу!..

Везёт на Одер нас вагон.

Без передышки поезд мчится,

Пугая на полях ворон.

И избы, ну почти как наши,

От старости едва стоят.

Мужик на лошадёнке пашет,

И дети с завистью глядят

На нас весёлых, полупьяных.

А нам сегодня невдомёк,

Что нас здесь никогда не станут

Любить и звать на огонёк.

По Польше третьи сутки едем

В Берлин, но вовсе не на фронт.

Мы привели весь мир к Победе,

Но почему со всех сторон

К нам свои руки тянут дети,

И умоляюще глядят

На то, как в чуждой им Совдепии,

Так много пьют?

А как едят!

…Спустя два года.

Снова Польша.

И поезд нас домой везёт.

И мы, набрав пайков, побольше

С надеждой ждём, вдруг повезёт.

А вдруг увидим те же руки,

Хотя самих себя стыдим,

За пару ящиков «Гомулки»

Мы всё, что есть, им отдадим!

Мы отдадим им всю закуску,

Ведь ехать-то всего три дня.

…Такой обмен у нас по-русски,

Что ж, налетайте, ребятня!

С меня сняли погоны.

Говорят, возраст вышел.

Говорят, чтобы дал

Послужить молодым.

Ну а я до сих пор

Звуки гаубиц слышу,

По ночам ощущаю

Запах тот и тот дым.

Полигон под Бернау.

И берлинские вишни —

Недозрелый их вкус

Он со мной навсегда.

Но не все из той юности

Лейтенантами вышли

И остались такими же,

Как и были тогда…

Поседели виски

И теперь на погонах

Уж не две – три звезды.

И финальный итог.

А мне снятся опять

Те теплушки-вагоны

Среди польских

Забитых снегами дорог,

А в кошмарные ночи

Вдруг горящая Прага

Мне приснится не к месту,

И проснусь я в поту —

Там друзья мои гибли,

Проявляя отвагу,

Перейдя между жизнью

И смертью черту.

Я прошёл и сквозь это.

Ни царапины даже,

Ни медали, ни ордена,

Словно и не служил.

Только жаль – нет друзей.

Остальное неважно…

Но одно хорошо —

Я за них тоже жил…

Мы были последними.

Рушился мир,

Который для нас

Создавали не боги.

И после учёбы

Ходили в «Трактиръ» —

Отмыть ото лжи

Наши души немного.

А утром с похмелья

В Таврический шли

Сквозь толпы

Людей, полутрезвых, у лавок

С желаньем махнуть

И талон и рубли

На пачку «Столичных».

Гулять, так на славу!

Чтоб сдачу забрав,

Не без матерных слов,

Найти побыстрее

Знакомую тётку

С огромною сумкою

У «Трёх углов» —

И с ней, как обычно —

Фальшивую водку.

…А мы в это время

С марксизмом на ты

Дремали от скуки

В тиши кабинетов,

Уйдя от народа

И от суеты,

Уйдя от вопросов

И от ответов…

Наш главный вопрос

Был тогда: почему

Мы стали такими,

Какими мы стали?

Ещё будет воля народа

В Крыму,

Но это пока

Скрыто дальнею далью…

Ещё будет лозунг:

«Своих не сдаём!»

И будет Чечня,

И раскол Украины…

Ответ на вопрос тот

Мы вряд ли найдём,

Зато обретём

Седину и морщины…

…Давно уж не прячу

И я седину

И лет не скрываю.

Кому это надо,

Ведь я всё равно

Сам себе не верну

Частицу того —

Моего Ленинграда.

В Таврический больше

Уже не зайду

И память напрасно

Не буду тревожить.

Там прошлое вряд ли

Уже я найду,

Ведь там мы

Последними были, Серёжа…

Я снова возвращаюсь

В Ленинград,

Хотя он Петербургом

И зовётся…

Я встречи с ним

Безмерно буду рад,

Но для меня в нём

Места не найдётся.

Для Петербурга

Я давно изгой

Меня забыл мой город

Слишком быстро,

А я вернулся

Всё-таки домой

И не каким-то

Западным туристом.

Здесь старый двор мой,

Где всегда сквозняк.

Здесь старые друзья мои,

Возможно…

Возможно, что теперь

Здесь всё не так,

Но разве позабыть,

Что было, можно?

Скорей бегу

От шумных площадей,

И от чужих людей

В свой двор заветный,

Чтоб провести

Остаток своих дней

По-ленинградски

Тихо, незаметно…

Бродить по закоулкам

Своих лет,

Искать следы минувшего

Неспешно.

В таких дворах

Рос не один поэт,

Теперь поэтов нет в них.

Жаль, конечно.

Нет в них её.

Немного неуклюжей

Моей любви.

Несбывшейся, увы.

Ведь до сих пор

Она здесь где-то с мужем.

И как мне обращаться к ней?

На Вы?

…Прости, что вышло всё

Не так немного,

Но, думаю, и ты

Мне снова рад!

У нас с тобой

Была одна дорога,

И я к тебе вернулся,

Ленинград…

Ты для меня надежда и опора,

Ты боль моя, ты ужас мой и стыд.

Любить тебя совсем не счастье – горе.

Я изнутри давно тобой убит!

Но почему мила ты мне до боли,

За что люблю тебя, сам не пойму…

Меня никто в любви той не неволит.

Ты – выбор мой. Но только почему?

Он был в плену

И у душманов в яме

Сидел ночами

Словно в клетке волк.

В минуты эти

Так хотелось к маме

Сказать: прости

И заглянуть в глаза…

Но бросил полк…

Мол, выбирайтесь сами.

В списки пропавших

Тут же записав…

А мальчику тому

Лишь девятнадцать.

И хочется пожить

И полюбить…

Кому-то это

Может показаться

Нытьем обычным.

Скажет, хватит ныть…

За жизнь и за лепёшку

Предлагали

Ему не раз

Предать страну

И мать.

А мальчик тот

Отказывался сердцем

Такое в своей жизни

Понимать…

Но мальчик тот

В конце-концов

Сломался…

И веру он сменил

И отчий дом.

Но мальчиком

Как был он

И остался

С предательством

Не понятым умом…

Потом

Через швейцарскую

Границу

Из лагеря

Перемещённых лиц

Домой писал

Страницу за страницей…

Но он

Не оправдания

Искал.

Искал дорогу

К дому

И однажды

Он смог её найти

В конце-концов…

И что же стало

С мальчиком тем

Дальше?

Возможно трибунал

И лагеря?

Хотя тогда в стране,

Где всё на фальши

Построено…

Сажали в лагеря

Не мальчиков-

Предателей серьёзных.

А он уехал к маме

Как мечтал…

Но чёрный след

Далёкого Афгана

Покоя ему

Долго не давал…

С тем мальчиком

Встречался я однажды

И даже говорил с ним

По душам…

Он искренне

Во всём

Мне признавался,

А я же против совести

Греша

Гэбистам тут же

Детские тревоги

И совесть свою

Тоже продавал…

Сегодня тридцать лет

От тех событий

Не все мы отмечаем

В феврале…

Но я, увы,

Не сделаю открытия,

Спросив: где лучше

С мамой иль в земле?

Свой выбор

Мальчик сделал

В пользу мамы,

Но я его

Не буду упрекать.

Давайте

Мы попробуем

И сами

За мальчика

В его душманской

Яме

Хотя бы час

Душою побывать…