Жанры
Авторы
Контакты
О сайте / правообладателям
Книжные новинки
Популярные книги
Найти
Главная
Авторы
Сергей Владимирович Карнеев
Окопов. Счастье на предъявителя
Читать книгу Окопов. Счастье на предъявителя - Сергей Владимирович Карнеев - Страница 1
На сайте Литреса книга снята с продажи.
Оглавление
Книга первая. Не зарекайся.
Предыдущая
Следующая
1
2
3
4
5
6
7
8
Оглавление
Скачать бесплатно
Вернуться на страницу книги Окопов. Счастье на предъявителя
Оглавление
Страница 1
Глава первая. Тюрьма
Страница 3
У окошка к дежурному стояла сухонькая бабулька в темном пальто с каракулевым воротником, в пестрой вязаной шапке с большим бубоном и плаксивым голосом жаловалась, что с ларька по соседству порывом ветра сорвало крышу, и прямо ей в окно. Она требовала немедленно арестовать хозяина ларька, по ее словам настоящего бандита, и заставить его застеклить окна, а также, чтобы он ежедневно выплачивал ей компенсацию в размере полбатона докторской колбасы, банки сметаны и пакета молока. Видать, она уже давно здесь канючила, так как дежуривший молодой белобрысый сержант с тоской уставился в потолок, изредка постукивая карандашом по открытому журналу.
– Милок, – плакалась бабка, – надо его немедленно заарестовать, бандита эдакого. Он своей крышей мне все стекла побил, раму поломал. У меня окна, тепереча, в комнате нет, холодно, жуть.
– Бабушка, – сержант закатил глаза, – сколько раз вам говорить, мы этим не занимаемся. Вам в суд надо идти.
– А еще, – не унималась бабуля, – вместе с этим оглоедом, заарестуйте Вальку, его продавщицу. Она меня на прошлой неделе на двадцать пять копеек обсчитала, зараза.
Видя, что бабуля прилипла к дежурному надолго и уходить никуда не собирается, Николай Анатольевич просунулся к окошку над ее плечом.
– Простите, тофарищ сержант, меня только что избили и ограбили! К кому мне?
Только сейчас он заметил, что некоторые звуки, особенно «в» и «с», получались шепеляво. Воздух свободно проходил сквозь дырку выбитого зуба. От этого чувствовал неловкость. Но сейчас не до дикции.
– Куда без очереди лезешь! – неожиданно громко и грозно воскликнула бабушка. От ее плаксивого тона не осталось и следа. – Ишь мне нашелся! Пролезть захотел! Ограбили его! Подумаешь! Всех ограбили! Все в очереди стоят! И ты стой, жди!… Ограбили его!… Фу! Грязный, как свинья, и разит, как из бочки! Вот, сейчас оставят здесь, будешь знать! Так тебе и надо!
– Ваша фамилия? – спросил сержант обрадованный, что кто-то отвлек на себя внимание назойливой бабки.
– Наталкина Клавдия Вениаминовна, милок, – быстро сказала бабуля, опять плаксивым голосом.
Сержант помотал головой и указал карандашом за плечо бабки.
– Окопоф Николай Анатольефич.
Сержант кивнул, снял трубку телефона, набрал номер.
– Товарищ капитан, тут с заявой на грабеж… Да… Окопов… Так точно! – положив трубку, сержант кивнул Николаю Анатольевичу. – Посидите там. К вам сейчас выйдут.
Николай Анатольевич присел на стул в углу, положил на колени портфель. Бабушка у окна все продолжала донимать сержанта: «Милок, у меня комната вся простыла. Окна, ведь, тама нету. Холодно. Заарестуй ты этого оглоеда!…»
Ожидая, пока к нему выйдут, он попытался сосредоточиться. По многолетней привычке, в кризисных ситуациях всегда вычленял основную задачу. Таковая, в данный момент, во что бы то ни стало вернуть загранпаспорт. Грела надежда, что после поданного заявления в его дом тут же направят наряд, и по горячим следам найдут, вернут столь необходимый документ. С остальным разберется позже.
Николай Анатольевич с утра почти ничего не ел. Перед вылетом в Москву перекусил в буфете парой крохотных бутербродов с кофе. В Шереметьево, делая пересадку, на перекус времени не осталось. Когда летел в Калининград, от предложенной стюардессой черствой булочки с маслом и сыром отказался, так как не хотел перебивать аппетит перед застольем домашней встречи. Попил только сок. Сейчас же, изголодавшийся желудок жадно всасывал в себя, влитые насильно, более полулитра коньяка. Мысли стали путаться, зацикливаться на чем-то несущественном. А бабушка все плакалась у окошка дежурного, вызывая все больше раздражение. Наконец, к нему подошли.
– Это вас ограбили? – спросил высокий, очень худой капитан в распахнутом кителе. Воротник его рубахи расстегнут. Из него торчала худая шея с сильно выпирающим кадыком. Серо-синий галстук болтался на заколке узлом вниз со скрученными резинками. Короткие волосы с большими залысинами, впалые щеки, прямой острый нос и светло-серые усталые глаза.
Николай Анатольевич встал.
– Пройдемте! – сказал капитан, направляясь к двери.
Щелкнул и зажужжал электрический замок. Капитан открыл дверь, пропустил его вовнутрь, вошел сам. Дверь сзади захлопнулась с громким металлическим лязгом. Длинный, пустой коридор с тусклыми лампами, лестница на второй этаж, еще один коридор и другая лестница выше, коричневая дверь, за ней маленький темный тамбур с еще тремя дверьми. Они зашли в правую с табличкой: «Зам. нач. отдела капитан Красавкин А.С.». Кабинет казался тесным из-за большого количества папок, составленных в стопки. Они лежали на полу, на стульях, на шкафах и, даже, несколько на пузатом шарообразном аквариуме с золотой рыбкой. Капитан освободил от папок стул, часть стола, предложил сесть. Сам уселся в свое кресло спиной к окну, взял из стопки верхнюю папку и стал неспешно листать, делая пометки в тетради.
Прошло минут пять. Капитан, занятый своим делом, казалось, забыл, что не один в кабинете. Николай Анатольевич в нетерпении заерзал на стуле, кашлянул и спросил: «Э-э-э, как на счет меня?» Капитан в задумчивости поднял голову, как будто что-то вспомнил, сделал пометку в тетради:
– Я вас слушаю. Что случилось? – спросил он, убирая папку со стола.
– Меня ограбили! Похитили загранпаспорт! Срочно надо фернуть! – с горячностью ответил Николай Анатольевич, шепелявя.
– Понятно, – капитан стал рыться в столе, бормоча: – Так, где это?… Черт!… Куда же?…
Он выдвинул другой ящик, с облегчением выдохнул, достал несколько чистых листов, протянул их вместе с шариковой ручкой.
– Пишите!
– Что писать?
– Заявление.
– Какое?
– Мне почем знать?! Вас ограбили, не меня. Об этом и пишите!
– На чье имя писать?
– На имя ОВД.
Сказав это, капитан достал другую папку и погрузился в ее изучение. Николай Анатольевич придвинулся к столу, склонился над листками. Через четверть часа подал капитану исписанный лист. Тот взял и стал читать, проговаривая некоторое вслух:
– Прибыл из командировки… Мой юрист… Нанес удар… Выбил зуб… Незнакомый гражданин в кожаной куртке… Ударил… Сознание… Вытащил из кармана загранпаспорт…
Капитан закончил чтение и поднял глаза.
– Э-э-э… У вас что, кроме загранпаспорта ничего не забрали?
– Как ничего! Еще бумажник, кольцо, часы!…
– Тогда и про это напишите!
– Что, с самого начала?
– Нет, не надо. Пишите, в дополнение к сказанному, и так далее.
Николай Анатольевич забрал бумагу и продолжил писать.
– Фот, – через некоторое время он протянул капитану уже два исписанных листка.
– Бумажник… Часы… Кольцо… Гражданский паспорт… Электрошокером!? – капитан сделал удивленное ударение на последнем слове. Потом спросил, отложив бумагу:
– Это все?
– Нет, еще из портфеля документы забрали… И… эти…, как его?… Деньги.
– Сколько?
– Документоф?
– Нет, денег.
– Фроде… Три пачки по десять тысяч доллароф было.
– Ну ни фига себе! У меня квартира вдвое меньше стоит, а вы это не указываете.
– Так что, про них тоже писать?
– Обязательно!
– Писать, ф дополнение к сказанному?
– Да.
Николай Анатольевич опять взял ручку. Его уже заметно развезло от коньяка. Строчки прыгали, буквы сливались и мысли путались.
– Фот, – сказал он, третий раз протягивая капитану листки.
– Надеюсь, теперь все? – спросил капитан, читая.
– Там еще теща сказала, что мой дом – это не мой дом.
– Да-а-а?! – протянул капитан, изображая удивление.
– Да. Но об этом я писать не буду.
– Чего так?
– Потом сам разберусь.
– Хорошо, разберитесь… Скажите, вы сегодня алкоголь употребляли?
– Алкоголь…? Нет, не употреблял.
– Но от вас пахнет спиртным.
– А-а-а, это не я… Это те гады, которые меня ограбили. Они мне ф рот коньяк флили.
Капитан улыбнулся и поднял телефонную трубку: «Резцов, пришли ко мне в кабинет Парасюка!».
– И что за коньяк? – спросил капитан, кладя трубку.
– Камю икс о, кажется, двадцатилетний.
– Блин, везет же людям! Кто бы мне такое влил?! Ладно, теперь подпишите каждый лист.
Капитан встал, подошел сзади, положил на стол исписанные бумаги.
– Вот здесь внизу, – сказал он, тыча пальцем. – Сегодняшняя дата, подпись, фамилия, имя, отчество полностью.
Николай Анатольевич подписал. Капитан сдвинул верхний листок.
– На этом то же самое.
У Николая Анатольевича стрельнул болью выбитый зуб. Инстинктивно приложил к нему палец. Боль отпустила. Продолжил подписывать.
– Простите, я здесь лист крофью испачкал, – он показал на кровавый отпечаток пальца.
– Ничего страшного, сойдет. И на третьем листе.
Николай Анатольевич подписал, где указывал пальцем капитан. В это время в кабинет вошел жирный милиционер в расстегнутом кителе с выпирающим огромным животом, на котором с трудом сходились пуговицы форменной рубашки. Толстые красные щеки, бритая голова, красные глаза с мешками под ними и погоны старшего сержанта на плечах. Вошедший, ни слова не говоря, уселся на стул возле двери. Тем временем, капитан скрепил листки заявления и сунул их в ящик стола.
– Мне кажется, вам нужен доктор, – сказал капитан обращаясь, к Николаю Анатольевичу.
– Фы про это? – он дотронулся до своего опухшего глаза. – Не надо доктора. Фсе нормально.
– Нет, надо. Предлагаю вам проехать с сержантом на Барнаульскую.
– Куда!?
– В наркологический диспансер.
– Зачем!?
– Для освидетельствования на предмет алкогольного опьянения.
– На какой предмет!? – Николай Анатольевич вскочил. – Фы что, с ума тут фсе посходили?! Мне коньяк ф глотку залили! Я фам говорил!
– Вот это мы там и установим, – спокойно сказал капитан.
– Что устанофим?! Меня ограбили! Мне паспорт фернуть надо! А фы…! Не-е-ет, – протянул он и погрозил пальцем, – здесь от фас толку не будет! До сфидания!
С этими словами Николай Анатольевич двинулся к двери, но на пути его уже стоял толстый старший сержант. Попробовал обойти это внушительное препятствие, стараясь протиснуться между животом и косяком двери. Сколько ни пытался, не получалось. Тогда он двумя руками со всей силы толкнул пузатого. Но тот, неожиданно, оказался весьма проворным для своих габаритов, ловко увернулся от толчка. Промахнувшийся Николай Анатольевич, не найдя упора, с вытянутыми руками врезался в шкаф. Сверху на него упала стопка папок. Не обращая на это внимание, развернулся, одной рукой схватился за ручку двери, а другой – стал отжимать от выхода сержанта. Тот не двигался, словно мягкая скала. В запале Николай Анатольевич ударил раскрытой ладонью сержанта в грудь и тут же в ответ получил страшный удар в живот, от которого согнулся пополам и упал на колени, судорожно глотая воздух. Его приподняли как котенка, усадили на прежнее место, завели руки за спинку стула и там защелкнули наручники.
– Куда собрались? – слегка улыбнувшись, спросил капитан. – Вы портфель свой забыли.
С раскрытым ртом, пытаясь вдохнуть, Николай Анатольевич, наконец, понял, что с возвращением загранпаспорта здесь ему никто не помогать собирается.
Капитан поднял трубку телефона.
– Резцов, организуй быстренько понятых в мой кабинет. И еще. Отправь Быстрякова на Барнаульскую. Пусть там заберет доктора, затем доставит обратно. Понял?
Он поднял трубку другого телефона, набрал номер.
– Алё. Это капитан Красавкин из Ленинградского… Кто сегодня дежурит?… Алиса Олеговна?… Отлично! Позовите, пожалуйста, ее к телефону…. Алиса Олеговна, здравствуйте, это Красавкин… И я сегодня дежурю… Да, спасибо… И вас с наступающим. Алиса, голубушка, я за вами машину выслал. Подъедте, пожалуйста, на пять минут!… Тут одного надо освидетельствовать… К вам? Никак! Упирается и буйный… Да я с радостью! Но тут случай особый. Надо чтобы все по протоколу. … Алисочка, милая, ну, пожалуйста! А я вам с девчонками пару бутылочек к празднику презентую и конфеты… Ну и что, что конфискат?!… Никакое не паливо. У барыг лицензия закончилась. Хорошая вещь. Мы с женой завтра будем такое же… А?… Это Окопов… Да, тот самый, что в газете … Спасибо, дорогая! Ждем.
Капитан положил трубку. Николай Анатольевич только сейчас смог сделать судорожный вдох после удара в солнечное сплетение.
– Фы… Не… Не имеете… Права… Меня задерживать… – прохрипел он, с трудом восстанавливая дыхание.
Капитан подошел к нему и присел на корточки.
– А вас, пока, никто не задерживает, – голос у капитана был дружелюбный, даже ласковый. – Видели бы вы себя?! Весь в грязи, без документов, с фингалом, пьяный. Куда мы вас такого отпустим?! Вдруг, что-то случится?
Дверь открылась. Вошел невзрачный небритый мужчина
– Что, попался, алкаш?! Заарестуйте его! Он хотел без очереди пролезть! Зараза!
Капитан выставленной вперед ладонью дал знак замолчать. Когда бабушка притихла, он сказал казенным, равнодушным тоном, обращаясь к вошедшим:
– Граждане, вы приглашены в качестве понятых на личный досмотр гражданина, назвавшегося Окоповым Николаем Анатольевичем, в порядке статьи двадцать семь, семь.
– Правильно! В турму его! – вставила слово бабка.
– Сержант, приступайте!
Капитан уселся на свое место, положил перед собой бланк и стал записывать. Толстые руки полезли в карманы Николая Анатольевича, от чего швы затрещали. «Второй раз за день!» – обреченно подумал он.
– Во внутреннем кармане пусто, – комментировал жирный сержант свои манипуляции. – В левом кармане плаща пусто. В правом… В правом что-то есть… Вот, деньги.
– Сколько? – спросил капитан
– Пять бумажек по пятьсот.
– Стало быть, две пятьсот?
– Фы… Фы не понимаете! – внезапно воспрянув, вскричал Николай Анатольевич. – Меня сегодня ограбили! Подчистую!
– А это что? – с улыбкой спросил капитан, указывая на деньги на столе.
– Они засунули их в карман!
– Кто?
– Те дфое, ф кожаных куртках, которые меня ограбили!
Бабка хихикнула, а капитан предостерегающе поднял руку, чтобы все успокоились.
– Какие сознательные грабители у нас пошли! – веско сказал он, пристально глядя на Николая Анатольевича. – Грабят, потом деньги назад суют. Вам самому это не смешно?
– Они же…! – пытался оправдаться он, привставая, но получил мощный подзатыльник и прикусил язык.
– Портфель! – дал команду капитан.
Сержант поставил на стол его портфель, раскрыл, покопался, вытащил бумаги и передал их капитану.
– Все? – спросил тот.
Сержант кивнул.
– Газета «Городовой» за шестое июля сего года, – сообщил капитан, разглядывая переданное. – Решение Ленинградского районного суда от девятого июля две тысячи четвертого года… Граждане понятые, прошу вас расписаться, что в протоколе все указано правильно.
Испуганный мужичок с позвякивающим пакетом бочком пробрался к столу и поставил свою подпись на бланке. За ним расписалась бабушка, отложила ручку и обратилась к капитану плаксиво:
– Милок, как же на счет меня? Дома стекла выбили! Это все киоск окаянный. Крышу у него ветром сдуло. Пряма мне в окно. Заарестуй его! Пусть окно вставит и компенсацию платит!
Капитан поморщился, хотел что-то ответить, как дверь открылась. В кабинет ворвалась весьма упитанная, румяная, жизнерадостная, энергичная женщина, в синем плаще, с бигудёвыми кудряшками и громким голосом.
– Ну и где он?! – звонко спросила она. – А, вижу, вижу! – потом спохватилась. – Здрасьте, Санек! Что тут у нас?
– Здравствуй, Олеговна, – ответил капитан. – Сама видишь. Надо оформить.
Женщина быстро склонилась к Николаю Анатольевичу, заглянула в лицо.
– Так, глазик плывет. На другом, гематома… Личико красное … Ярко выраженный запах… Саня, я не буду тестер доставать. И так все ясно. Запишу два с половиной промилле. Умеренная степень.
Она достала из сумочки бланк и, склонившись над столом, стала быстро его заполнять.
– Меня ограбили! Избили! – Николай Анатольевич пытался воззвать к женщине-доктору.
– Не ври! – вдруг закричала бабушка. – Ты уже с фингалом сюда пришел. Я сама видела!
– Он что, действительно, сам сюда пришел? – спросила доктор, не отрываясь от писанины.
– Да. И еще заяву накатал, – ответил капитан.
– Прикольно.
– Хочешь поржать?
– Давай, только быстрее, – ответила докторица закончив писать и ставя маленькую печать на бланке. – Через пару часиков у нас начнется… Пред праздником же… Дэпээсники лишенцев начнут поставлять. Только и успевай оформлять алкашей.
Капитан достал из ящика написанное Николаем Анатольевичем заявление и протянул его женщине.
– Мой юрист с двумя неизвестными похитили загранпаспорт, – читала вслух она. Потом пожала плечами. – Ну и что здесь смешного?
– Дальше, – подсказал капитан.
– В дополнение к сказанному, – продолжила читать она и через некоторое время стала изредка выдавать смешки. – Бумажник, часы, права, выбили зуб! – уже сквозь смех говорила она.
– Это еще не все, дальше!
– В дополнение к сказанному… Портфель, контракт, … Тридцать тысяч долларов?!… Влили в рот коньяк?! – последние слова она уже произносила всхлипывая от смеха.
Капитана это тоже веселило. Он вытащил из-под стола пакет, передал женщине-доктору и сквозь смех добавил:
– Так у него еще и дом забрали! В кармане две с половиной тысячи нашли. Говорит, их грабители подсунули.
Женщина зашлась в хохоте.
– Да ладно!… Во дает!… Девчонкам расскажу!
Вслед за доктором и капитаном в кабинете стали смеяться все: и невзрачный мужичок, и бабка, и толстый сержант. Николай Анатольевич сидел, свесив голову. Здесь потешались над его несчастьем, абсолютно не веря в то, что оно на самом деле случилось. Люди заливались смехом над ним, но так, как будто его и не было в кабинете. С ним обращались как с какой-то вещью, которую рассмотрели с разных сторон и поставили в угол, больше не удостаивая вниманием, но при этом, продолжая ее обсуждать. Он сюда пришел за справедливостью, а получил еще большую несправедливость, да еще и этот издевательский смех. Оглушенный смехом, он внезапно рванулся, привстал вместе со стулом, запрокинул голову, вытянул шею и заорал во все горло. Его крик был похож на вой волка. Не удержав равновесие, грохнулся на бок вместе со стулом и стал яростно лягать ногами во все стороны, продолжая орать. Капитан моментально стал серьезным. Докторицу это еще пуще развеселило, и она сильнее залилась хохотом. Бабка испугалась и завопила: «Караул!». Невзрачный мужичок выронил свой пакет, в котором что-то разбилось, и забился в угол. В сутолоке толстый старший сержант пытался подобраться к брыкающемуся на полу Николаю Анатольевичу, стараясь не попасться под удар его лягающихся ног.
Сколько времени продолжался этот припадок ярости неизвестно. Когда стало отпускать, он валялся со стулом на полу, подвывая, рыча и слабо брыкая ногами. Над ним нависла туша старшего сержанта. В кабинете кроме капитана уже никого не было.
– Куда его? В обезьянник? – спросил сержант.
– Он там всех взбаламутит. Спать потом не дадут, – ответил капитан со своего кресла. – В дальнюю его. Пусть там бесится.
В кабинет еще кто-то вошел. У него вытащили брючный ремень и отодрали пояс плаща вместе с петельками, отстегнули наручники, заломили руки назад и согнутого поволокли по коридору, по лестнице вниз и еще коридор. Лязгнула железная дверь. Его швырнули на пол тесной камеры, где не было ничего кроме стен неприятного сине-зеленого цвета, без окон, с высоким потолком и очень тусклым светом лампочки вверху. Дверь захлопнулась. Клацнул замок. Он некоторое время лежал на полу, чувствуя щекой холод бетона. Слышал удаляющиеся шаги и голоса. Руки свободны. И новый приступ ярости. Вскочил, забарабанил в дверь, бросался на стены, орал и выл, царапался. А ему вторило лишь гулкое, короткое эхо пустых коридоров.
Сколько продолжалось это безумие? Может, час? Может, больше? Он постепенно выбивался из сил. Глотки уже не хватало, чтобы орать. Ноги не держали. Стоя на коленях, упершись лбом в дверь, он еще рычал и наносил редкие удары сбитым в кровь кулаком, пока окончательно не обессилил и не впал в забытье.
Очнулся от лязга замка. Он сидел на полу, в углу камеры, поджав ноги, с натянутым на голову плащом. Знобило и очень хотелось пить. В камеру зашел вчерашний толстый старший сержант.
– Тю! Притих, – сказал он дружелюбно. – Пиднимайся. Идем.
Николай Анатольевич с трудом встал. Ноги затекли и не слушались.
– Буянить будем? Или браслетики наденем? – спросил сержант.
Николай Анатольевич покачал головой.
– Тогда выходь, лицом к стене, руки за спину!
Его опять провели по гулким пустым коридорам, по лестницам, в знакомый кабинет капитана Красавкина. Тот с прошлого вечера преобразился. Вместо форменного кителя, серый костюм с белой рубашкой с поднятым воротником, где он аккуратно завязывал галстук в полоску.
– Доброе утро Николай Анатольевич, – сказал капитан вошедшему, ровняя перед зеркальцем узел галстука. – Присаживайтесь. Как вы себя чувствуете?
Николай Анатольевич присел на стул.
– У фас попить есть что-нибудь? – спросил он осипшим голосом.
Сейчас ему стало очень неловко за свою шепелявость. Поэтому старался приспособиться говорить нормально, в нужное время прикрывая дырку в зубах языком. Постепенно стало получаться. Но все равно, говорил не так как прежде.
– Попить?… Ах да. Понимаю… Конечно. Возьмите, – капитан достал из-за кипы папок стеклянный кувшин с водой и поставил на стол перед Николаем Анатольевичем. Стакана не было, поэтому тот схватил кувшин и стал жадно пить, проливая себе за шиворот.
– Еще? – спросил капитан.
– Спасибо. Пока хватит.
– Мне кажется, вы что-то хотите мне сказать, – сказал капитан, разглядывая себя в зеркало.
– Товарищ капитан, послушайте, происходит какая-то чертовщина! У меня два судна на подходе к Роттердаму. Есть контракт. Завтра, позарез, нужно быть там. Вчера я приехал домой… Меня избили и ограбили!…
– Да. Я это уже слышал.
– Мне надо срочно в Роттердам! Контракт горит! Загранпаспорт…
– И это я слышал, – перебил капитан.
– Так, чего вам надо!? За что меня посадили!?
– Во-первых, не посадили, а задержали, – капитан наконец-то придал идеальное положение узлу галстука и опустил воротник рубашки. – Во-вторых, задержали за то, что вчера вечером от гражданки Исаковой поступило заявление. К ней в дом ворвался бывший муж в нетрезвом состоянии, к тому же, не прописанный там, и устроил дебош.
– От кого заявление!?
– От Исаковой Светланы Владимировны. А это, кстати, статья двадцать, прим. До пятнадцати суток ареста.
Услышав знакомое имя и отчество, Николай Анатольевич вспомнил, что девичья фамилия жены Исакова.
– От Светы?!… Ворвался в дом?!… Ерунда какая-то… Постойте, так меня там и ограбили!…
– Да, может быть и так. Но у меня есть заявление… Как мне, по-вашему, на него реагировать?
– Но от меня тоже заявление!
– Не спорю. Но у потерпевшей Исаковой имеются свидетели. А у вас они есть?
От неожиданного вопроса единственный здоровый глаз Николая Анатольевича заметался, лицо стало растерянным.
– Есть! – спохватился он. – Жена может подтвердить!
Капитан ухмыльнулся.
– Помилуйте, ваша бывшая жена потерпевшая. От нее заявление на вас, где утверждается совсем другое.
– Бывшая?! – вскричал он. – Почему бывшая?!
– Откуда мне знать, почему? Это ваши с ней дела. Так вот, показания потерпевшей подтверждаются двумя свидетелями, коих у вас, полагаю, нет. Кроме того, вы явились сюда в состоянии алкогольного опьянения. Это зафиксировано врачом и также подтверждает слова гражданки Исаковой.
Николай Анатольевич хотел что-то возразить, но не нашелся.
– Мы пробили по базе, – продолжил капитан. – По указанному вами адресу вы не проживаете.
– Как не проживаю?
– Гражданин Окопов снят с регистрационного учета еще в августе.
– Как снят!? – опять вскричал он.
– Так и снят. Так что, ваше место жительства не известно. Значит, пока побудете здесь до выяснения обстоятельств.
– Здесь!? На каком основании?!
– Статья двадцать семь, пять. Задержание до сорока восьми часов для выяснения личности.
– Зачем устанавливать!?
– Как по-другому? Пришли нетрезвым, без документов. Надо же выяснить, кто вы такой на самом деле. Вдруг, в розыске?
– Капитан, вы же сами в протоколе записали мое имя!
– Да, записал. Имя назвали вы. Назвались бы Гаем Юлием Цезарем или Наполеоном Буонапарте, я так бы и записал. Ведь документов у вас нет.
– А газета! Там моя фотография и имя!
– Газета?– капитан ухмыльнулся. – Газета, это не документ. И на вашем месте я не стал бы апеллировать к ней. Там такого понаписано-о-о! Как минимум статья сто пятьдесят девять УК. До десяти лет. Понятно?
– Понятно, – угрюмо буркнул Николай Анатольевич.
– Так что, побудите здесь до понедельника. Если выяснится, что вы на самом деле Окопов Николай Анатольевич, то во вторник вас отвезут в суд. Сколько там дадут, не знаю. Может, пятнадцать суток. Может, штрафом отделаетесь.
– Мне надо позвонить.
– Вот насмотрятся американских фильмов и, чуть что, сразу звонить… Впрочем…, звоните! Кому будете?
– Брюнеру.
– Игорю Ивановичу?
– Да.
– Э-э-э! – капитан с улыбкой погрозил пальцем. – Сразу с козырей пошли. Ладно, валяйте! Звоните Игорю Ивановичу.
Капитан поставил перед Николаем Анатольевичем телефонный аппарат. Взявшись за трубку, он вспомнил, что все нужные номера остались в записной книжке, которую у него вчера отобрал Юрий.
– Извините, – сказал он смущенно, – у меня украли записную книжку. Вы не подскажете номер.
– Игоря Ивановича…!? Ну вы даете! Откуда у меня его номер? Где я и где Игорь Иванович?
– Хорошо. Тогда… Тогда… Номера прокуратуры у вас есть?
– В прокуратуру хотите звонить…? Вот, действительно, странные люди. Во всем мире, в первую очередь, звонят адвокатам, а у нас – в прокуратуру! По-вашему это нормально…? Что ж. Я сегодня добрый. Кому именно желаете?
– Гринько.
– Петру Устиновичу? Заму областного?
– Да.
Капитан полистал блокнот на столе, нашел и продиктовал номер, который Николай Анатольевич набрал в телефоне. Длинные гудки. Ответа нет.
– Сколько сейчас времени? – спросил он, кладя трубку.
– Пять минут десятого.
– Наверное, там еще не пришли. Можно мне будет попозже позвонить?
– Попозже? Ну-у-у, это уже не ко мне. Я отдежурил. Думаю, и позже вам никто не ответит. Сегодня суббота. Завтра праздник, Седьмое ноября. Кстати, с наступающим!
Николай Анатольевич еще более помрачнел, задумался.
– Прошу вас! Последний звонок! Можно, жене?
– Жене…? Жене, это святое. Только сначала распишитесь здесь.
– За что это? – недоверчиво спросил он.
– За то, что вам была предоставлена возможность телефонного звонка.
Николай Анатольевич поставил подпись, набрал номер. И опять в трубке длинные гудки. Но как ему сейчас хотелось услышать ее голос, чтобы как-то объясниться о причинах этого кошмара с ним! После долгой череды безответных гудков капитан забрал трубку и убрал телефон.
– Ну что, будем оформляться? – спросил капитан, положив на стол заполненный бланк протокола.
– Постойте! – воскликнул Николай Анатольевич. – Я вам денег дам!
Капитан театрально взмахнул рукой сверху вниз.
– Эх! А ведь так и знал! Думаю, когда же вы мне деньги предложите!? Так сказать, усугубите.
Капитан встал в позу бочком, картинно протянул руку ладонью вверх.
– Ну что с вами поделаешь?! Давайте!
Николай Анатольевич по привычке полез в карман, но спохватился и убрал руку.
– Здесь сейчас нет… Можно я еще позвоню?! Своему главбуху. Он привезет документы и эти…, сколько нужно.
Капитан пожал плечами, снова поставил телефон на стол.
В трубке послышался детский запыхавшийся голос: «Але», – и шум других детских голосов. Внук, догадался Николай Анатольевич.
– Дима, Игоря Антоновича позови, пожалуйста! Срочно!
– Деда нет, – ответил ребенок и сразу раздались короткие гудки.
– Наверное, ушел куда-то, – обратился он к капитану. – Умаляю, еще один звонок! Последний!
– Последний уже был.
– У меня транспортная компания. Диспетчер на телефоне круглосуточно. Я дам команду, найдут моего главбуха или зама, кто-нибудь из них приедет и личность мою подтвердит. Еще привезет документы и деньги.
– Эх! – вздохнул капитан. – Мое дежурство десять минут, как закончилась. Ладно, самый последний.
После пятого гудка ответили:
– Слушаю, – раздался женский голос в трубке.
– Але, Вика? Это Окопов.
– Вы ошиблись, это не Вика, – недовольно ответили и повесили трубку.
Он покосился на капитана, набрал повторно.
– Слушаю, – ответил тот же голос.
– Девушка, это диспетчерская?
– Да.
– Это Окопов! Свяжитесь…
– А, кто это? – перебила она.
– Как кто? – он опешил и некоторое время подбирал слова. – Свяжитесь с Евгением Леопольдовичем!
– А, это кто?
– Дореза, зам генерального!
– Не морочьте мне голову и перестаньте звонить!
В трубке опять послышались короткие гудки. Николай Анатольевич еще несколько раз набирал номер. Но он был занят. Капитан, постукивая по полу носком ботинка, дал понять, что его терпение на исходе.
– Чертовщина какая-то. Понять ничего не могу, – растерянно проговорил Николай Анатольевич. – Товарищ капитан, я доберусь до своего офиса и привезу сколько надо! Обещаю!
Капитан убрал со стола телефон, скривил губы, изображая разочарование.
– Что и следовало доказать!… – сказал он со вздохом, – До чего вы дошли, господин Окопов? Даже взятку нормально дать не в состоянии.
Капитан вернулся на свое место, кивнул на бумаги на столе.
– Все. Я устал. Распишитесь в протоколе.
– В каком?
– Об административном задержании.
– Это произвол! – воскликнул Николай Анатольевич и попытался встать со стула, как тяжелая рука старшего сержанта схватила его сзади за шею, стиснула, аж в глазах потемнело, и впечатала обратно в стул. Но он все равно прохрипел: – Вы за это ответите! Я вас…!
– Что, меня?! – перебил капитан. – Пугать вздумал?! Тут по десять раз на дню так пугают. Видишь, запуганный весь… Хватит! Подписывай скорее и закончим!
– Сам пиши! – процедил сквозь зубы Николай Анатольевич.
– Нет?… И ладно. Запишем, от подписи отказался. Парасюк, – он обратился к сержанту, – отведи задержанного.
Не дожидаясь пинка, Николай Анатольевич встал, заложил руки за спину и направился к выходу. У двери остановился и, внезапно почувствовав свободу слова, которую обретают только висельники, услышавшие последнее: «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит», через плечо злобно бросил:
– Послушай, капитан! Помяни мое слово! И тебя когда-нибудь… Через коленку… Поперек хребта… Как и ты меня сейчас!
С этими словами он вышел за дверь, встал лбом к стене с руками за спину, ожидая своего охранника.
– Куда его? – спросил старший сержант капитана.
– В дальнюю, – ответил тот зло.
– Опять!?… – капитан не ответил и отвернулся. – Добре. В дальнюю, так в дальнюю.
Дверь закрылась. Шаги старшего сержанта и задержанного стихли в гулких коридорах. Капитан все стоял, не шелохнувшись, с каменным лицом. Где-то, очень далеко, едва уловимая слуху лязгнула дверь. Впрочем, может быть, ему это послышалось. Он подошел к телефону, набрал номер: «Товарищ подполковник, капитан Красавкин с Ленинградского… Вы просили… Да, на счет Окопова… Да, приняли… Оформили… В одиночке… Слушаюсь… До свидания». Капитан положил трубку, сжал кулак и со сдавленным криком: «Ы-ы-ы!» внезапно крутанулся всем телом, отставив руку в стону. Что-то задел. Об пол звякнуло с хлюпаньем. Опомнился. Огляделся. Под ногами, на мокром полу, среди изогнутых стеклянных осколков аквариума билась и подпрыгивала, переворачиваясь через голову, переливающаяся красная рыбка. Он некоторое время равнодушно смотрел на нее, затем подошел к шкафчику, достал почти полную бутылку водки и граненый стакан, налил половину. Зазвонил телефон. Сел в кресло, снял трубку. «Да, дорогая… Нормально все прошло… Да, поспал… Я помню, в зоопарк… И я тебя целую. Скоро буду.» Капитан положил трубку и лег грудью на стол, уткнувшись носом в столешницу, как на плаху. Потом повернул голову и долго смотрел на стакан. Медленно поднес к нему руку со взведенным для щелбана пальцем, щелкнул по верхнему краю. Стакан глухо звякнул, опрокинулся. Прозрачная жидкость разлилась по столу, образуя у края миниатюрный вал. Этот вал рос, набухал, пока не прорвался в одном месте ручейком, звонко закапавшим с края стола об пол.
– Суки, – прошептал капитан. – Все суки.
– Сержант, – обратился Николай Анатольевич к своему конвоиру, спускаясь по лестнице.
– Старшой сержант, – поправил тот.
– Товарищ старший сержант!…
– Для тэбе гражданин.
– Гражданин…
– Ладно, що хотив? – перебил охранник.
– Когда у вас завтрак?
– Що, який тоби сниданок? Он був о восьмий тридцять.
– Будь человеком, я более суток ничего не ел. Уже живот сводит.
– Дывися на него! Вчора вин мене и жирной свинею обзывав, и скотиной, и холуем. А зараз, будь людиною? Так ось, не буду! Буду таким, як мене називав.
Дверь в камеру захлопнулась, лязгнул замок. Николай Анатольевич огляделся. Маленькое, не более чем два на два метра помещение с очень высоким потолком, от чего казалось, что ты в колодце. Бетонный пол, голые крашенные стены с царапинами в некоторых местах. Это те, кто сидел здесь ранее оставляли зарубки о днях своего пребывания. Самое большее он нашел три подряд. Высоко вверху тускло горела лампочка в железной сетке. Воняло сыростью и канализацией.
Через некоторое время на лестнице послышались шаги. Кто-то подходил к его камере. Замок лязгнул, дверь открылась. Толстый старший сержант поставил на пол оцинкованное ведро со словами: «Це, параша». Николай Анатольевич отвернулся к стене, приняв горделивую позу Байрона со скрещенными на груди руками. Обернулся только тогда, когда стихли на лестнице шаги старшего сержанта. Кроме ведра у двери стоял деревянный табурет. На нем – целлофановый белый пакет, в котором стояла двухлитровая бутылка минеральной воды и половинка буханки нарезанного черного хлеба на пластиковой тарелке. Сверху каждого куска по тонкой пластине белого сала с розовыми прожилками. «Спасибо тебе, сержант», – проговорил он в пустоту, беря первый кусок пахнущего чесноком хлеба с салом.
Сидя на табурете напротив двери, медленно пережевывая и изредка запивая водой, он только сейчас начал осознавать всю тяжесть свалившегося несчастья. Горел контракт с австрийцами, а он не в силах ничего сделать. Ведь чувствовал надвигающееся. Мало того, что чувствовал, ему, прям-таки, орали на ухо о предстоящей беде. А он не слышал. Он вспомнил цыганку в аэропорту с ее бреднями. И вон как оказалось. Совсем не бредни. И дома его ждали, но очень странно и жестоко. И в ванной он не помылся. И картошки жаренной не ел. И горбушке черного хлеба сейчас рад. И пожалел, что бумажник ей не отдал. Два раза пожалел. Когда носатый Юрий его потрошил на журнальный столик и когда громила с квадратной челюстью его присвоил.
Он вспомнил, что первый раз почувствовал надвигающуюся опасность еще неделю назад, п
Через некоторое время на лестнице послышались шаги. Кто-то подходил к его камере. Замок лязгнул, дверь открылась. Толстый старший сержант поставил на пол оцинкованное ведро со словами: «Це, параша». Николай Анатольевич отвернулся к стене, приняв горделивую позу Байрона со скрещенными на груди руками. Обернулся только тогда, когда стихли на лестнице шаги старшего сержанта. Кроме ведра у двери стоял деревянный табурет. На нем – целлофановый белый пакет, в котором стояла двухлитровая бутылка минеральной воды и половинка буханки нарезанного черного хлеба на пластиковой тарелке. Сверху каждого куска по тонкой пластине белого сала с розовыми прожилками. «Спасибо тебе, сержант», – проговорил он в пустоту, беря первый кусок пахнущего чесноком хлеба с салом.
Сидя на табурете напротив двери, медленно пережевывая и изредка запивая водой, он только сейчас начал осознавать всю тяжесть свалившегося несчастья. Горел контракт с австрийцами, а он не в силах ничего сделать. Ведь чувствовал надвигающееся. Мало того, что чувствовал, ему, прям-таки, орали на ухо о предстоящей беде. А он не слышал. Он вспомнил цыганку в аэропорту с ее бреднями. И вон как оказалось. Совсем не бредни. И дома его ждали, но очень странно и жестоко. И в ванной он не помылся. И картошки жаренной не ел. И горбушке черного хлеба сейчас рад. И пожалел, что бумажник ей не отдал. Два раза пожалел. Когда носатый Юрий его потрошил на журнальный столик и когда громила с квадратной челюстью его присвоил.
Он вспомнил, что первый раз почувствовал надвигающуюся опасность еще неделю назад, п
Глава 2. Предчувствие.
{buyButton}
Подняться наверх
