Читать книгу Так было. Нестандартные сюжеты - Сергей Владимирович Устименко - Страница 5

Немного повторюсь, это важно. В 1975 году я приехал на преддипломную практику, а по сути дела начал работать на ракетно-артиллерийском полигоне под мирным названием «Геодезия». Через два-три года я уже считался вполне профессиональным специалистом по испытаниям новейших опытных образцов взрывателей для снарядов к мелкокалиберным авиационным, морским, зенитным пушкам и реактивным снарядам. Поскольку через меня проходили интересные, а иногда и уникальные испытания, я их начал систематизировать, а иногда и моделировать.

Чтобы на равных разговаривать с конструкторами и военпредами, в свободное от работы время просиживал в секретной библиотеке, изучая новейшие разработки вооружения. Честно говоря, меня стимулировало и то, что, пусть нерегулярные, премии за рацпредложения в этой области приносили к скудной зарплате инженера-испытателя заметную прибавку. Итак, у меня родилась и постепенно окрепла мысль, что я созрел для поступления в заочную аспирантуру в родной Бауманке. Поделился этой идеей с начальством, меня поддержали.

В МВТУ на нашей выпускной кафедре работал профессор Батуев Герман Семёнович, приятный человек, добрый, любящий студентов. Он был невысокого роста, с большим лбом и большими очками, чем-то напоминал добродушного инопланетянина. Его занятия – и лекции, и семинары, и практикум – были интересны, а главное, я это позднее прочувствовал, полезны.

Герман Семёнович был уникальным и авторитетным специалистом как раз в той области взрывателей, которые приходилось испытывать мне. Если где-то в армии случались ЧП, связанные с несанкционированными подрывами боевых частей, профессора Батуева всегда призывали в государственную комиссию, где он с другими специалистами расследовал случившееся, его слово было решающим.

Профессор Г. С. Батуев

Я приехал к Герману Семёновичу, он припомнил меня как студента, рассказал ему о своей испытательской работе, о собранном материале и попросил его стать моим научным руководителем. Профессор Батуев, как мне показалось, с удовольствием согласился, но предупредил, что работать и учиться в аспирантуре будет очень нелегко, и тут же дал мне первое задание.

Мои однокашники и преподаватели нашей кафедры

(сидит первый слева Г. С. Батуев, стоит второй справа

С. В. Устименко)

Я легко сдал вступительные экзамены и был зачислен в заочную четырехгодичную аспирантуру. Мы стали работать с Германом Семёновичем регулярно встречаться на кафедре, отношения складывались добрые и конструктивные. Постепенно обозначились контуры темы диссертационного исследования. На полигоне просил, чтобы мне почаще давали испытательные проекты, соответствующие, как я уже представлял, своей диссертации, начальство шло навстречу, авторитет Батуева и здесь был непререкаемым.

Параллельно, как и любой аспирант, я должен был сдать в течение года так называемый кандидатский минимум – экзамены по специальности, философии и иностранному языку. Если с первыми двумя у меня не было проблем, то с немецким все было непросто. Я уже подзабыл без практики то, чему научился на Молодежном фестивале 1973 года в ГДР, к тому же требовалось знать новую научно-техническую терминологию. Поэтому пришлось заниматься полгода на специальных курсах в соседнем НИИ. Экзамен оказался сложным, мы сдавали его комиссии в каком-то, уже не помню, гуманитарном вузе. Я получил свою заслуженную четвёрку, соответствующий документ – свидетельство о сдаче кандидатского минимума, и был очень рад. Отметили с моими новыми товарищами это событие и выпили, кроме всего, за то, чтобы немецкий язык нам больше никогда не пригодился. Не понимали тогда, что будет в недалеком будущем.

Пошел второй год моей аспирантуры, казалось, что всё складывается как нельзя лучше. Но однажды я звоню на кафедру, чтобы договориться о встрече с научным руководителем, а мне говорят, что Герман Семёнович в больнице. Я спросил, в какой, чтобы навестить его, но коллеги сказали, что это делать пока нельзя. Прошло ещё некоторое время, я продолжал работать над диссертацией, регулярно звонил на кафедру, узнавал, не поправился ли мой профессор, и вот наконец мне сказали, что Батуев будет на работе в такой-то день. Я, естественно, отпросился у начальства и поехал в предчувствии долгожданной встречи.

Профессор сидел за своим рабочим столом, казалось, что совсем не изменился – лоб, очки, всё на месте. Я радостно подхожу к нему: «Здравствуйте, Герман Семёнович!» Обычно Батуев всегда здоровался со мной за руку, и рукопожатие всегда было энергичным. Сегодня этого не случилось. Сажусь напротив и вижу, что он смотрит как-то сквозь меня: «Здравствуйте, молодой человек, что вы хотели?» Он не узнал меня, невероятно! «Герман Семёнович, это же я, ваш аспирант, Сергей Устименко! Привез вам свои новые материалы и подготовленную для публикации статью». «Спасибо, оставляйте», – отвечает он, хотя должен был прекрасно знать, что мои диссертационные материалы находятся в секретной тетради, которую я взял, как всегда, под расписку в Первом отделе. «Герман Семёнович! Может, как обычно, вы сейчас посмотрите? Я же не имею права оставлять тетрадь!» «Тогда до свидания», – говорит Батуев и продолжает смотреть сквозь меня. Я, ничего не понимая, вышел.

Больше я никогда Германа Семёновича не видел. Позже мне рассказали коллеги по кафедре, под большим секретом, что произошло. Батуев по доброте душевной в последнее время настолько сближался со студентами, что позволял себе иногда выпивать с ними. И вот однажды, после экзамена, прямо в аудитории студенты угостили профессора портвейном, он не отказался. Потом вышел из факультетского здания, переходил дорогу, поскользнулся на гололеде, упал и попал под троллейбус. Скорая. Больница. Клиническая смерть. Врачам удалось вывести Батуева из комы, но он почти потерял память. Учитывая бывшие заслуги, профессора не стали увольнять из МВТУ, и даже иногда его родственники привозили на работу. В один из таких приездов я и встретился с ним. Теперь всё стало и ясно, и очень жалко этого замечательного человека, моего учителя.

Больше я не стал заниматься диссертацией. Тема была настолько специфичной и сложной, что, кроме Германа Семёновича, никто не мог быть моим научным руководителем. Правда, я пользовался льготами, которые мне давало «обучение» в целевой аспирантуре – дополнительный ежегодный месячный оплачиваемый отпуск. Уезжал на шабашку, мы нелегальными бригадами строили разные сельскохозяйственные объекты в Нечерноземье России. Мне довелось заниматься возведением льносушилок в Новгородской области, где я вдобавок к своим строительным навыкам освоил профессию тракториста.

Вскоре произошли изменения и на работе, мне предложили должность освобожденного секретаря комитета комсомола, я согласился. Хоть я и был искренним патриотом, но мне уже не хотелось повышать эффективность смертоносного оружия, особенно после нашего вторжения в Афганистан.

Прошло несколько лет. В моей жизни произошло много перемен. И вот я – старший преподаватель Московской высшей партийной школы, опять пишу диссертацию, но уже не о взрывателях, а о философских аспектах социальной справедливости. Опять сдаю кандидатские экзамены, теперь уже по истории философии, научному коммунизму. По иностранному языку не сдаю. Зачем, ведь в отделе аспирантуры МВТУ, в архиве, наверняка лежит свидетельство о сдаче кандидатского экзамена по немецкому языку, надо только заехать и забрать его. А всё некогда. И вот диссертация готова, все предзащитные процедуры пройдены, осталось только приложить последнее свидетельство. Я еду на 2-ю Бауманскую в отдел аспирантуры МВТУ. Знакомые стены, коридоры альма-матер. Захожу в нужный кабинет, объясняю, зачем пожаловал. Сотрудница приносит из архива мое личное дело аспиранта со словами: «Ну наконец-то вы пришли!». И дает мне папку с документами. Я начинаю листать и не верю своим глазам.

Так, моя аспирантская аттестация после первого года обучения – готовность диссертации 25%, моя подпись, подпись Батуева, подпись членов аттестационной комиссии. Это было.

Аттестация после второго года – готовность работы 50%! Моя не моя подпись, другой научный руководитель. (Герман Семёнович уже тяжело болел и не работал). Подписи членов аттестационной комиссии.

Аттестация третьего года – готовность 75%, подписи те же.

Четвертый год. Диссертация готова на 100%! Назначены оппоненты, ведущая организация. Отзывы. Предзащита прошла успешно. Подписи членов.

И заключение (это супер!): «Аспирант в назначенное время на защиту не явился».