Читать книгу Гатарианцы - Сергей Юрьевич Герасименко - Страница 3
Наркоторговец
ОглавлениеКличку Фырган Могилевский, в прошлом нормальный шестнадцатилетний парень Федя Мохунов, взял себе по имени любимого героя известного комикса «Пацаны из нашего района». «Усы» и гангстерская романтика – это всё, что ему было нужно, чтобы чувствовать себя счастливым.
«Усы», «кекс», «испахан», «морилка» или «весело – бесшабашный – по телу разбегун» – вот несколько названий одного и того же вещества современной «дури», запрещенной к обороту на земле в принципе. Верх совершенства современных нанотехнологий! Есть и медицинское название, состоящее из шестнадцати символов, означающих различный состав ядра типа Ри ди Пи, Пи ди Ри и т. д. и т. п.
«Кекс» или «по телу разбегун» можно было получить только в одном месте, на корабле колонистов, пассажирам которого приходится лететь в одну сторону не менее семисот суток. Говорят, что если не принимать этот препарат, то в полностью герметичном салоне, без окон, можно сойти с ума, а глотая «дурь», два года проходят как один месяц.
В шестнадцать лет всё кажется достижимым. Как и другие парни из класса, Фырган, он же Федя, решил обеспечить себе дальнейшую жизнь. Купить билет на какой-нибудь борт, где летят колонисты, провести два года в полете, но «кекс» не принимать, а привезти его на землю и здесь продать.
Нужно было всего лишь сесть в корабль и получить первую порцию. Потом сделать вид, что ты «дурь» сглотнул, после чего расплыться в улыбке и сидеть в таком состоянии, изображая счастье в течение недели, и ждать, пока тебе принесут следующую порцию, уже рассчитанную на три месяца кайфа, именно она была наиболее ценна. Даже если удастся продержаться первые семь дней с затекшей спиной, все время улыбаться очень трудно, к тому же хочется пить в пять раз чаще, чем дают. Но если выдержишь, если сможешь, одна спасенная порция – это уже хорошие деньги, которых хватит, по крайней мере, на приличное жильё или несколько лет безбедной жизни.
Ещё никому из окружения Федора Мохунова не удавалось привезти «кекс» домой и стать героем, впрочем, никто особо-то и не пробовал. Двадцать пятого октября две тысячи сорок шестого года Федя сел на борт колонистов, который держал курс на Папирус, планету ближнего кольца, и через четыре года вернулся в столицу с тремя контейнерами, за которые он намеревался выручить как минимум пятьсот тысяч рублей золотом.
Стоило ли Барбаре, старшей сестре Фыргана, паять специальный гидрокостюм, хранящий запас питьевой воды, а также резервуар для отходов? Стоило ли Фыргану отдавать сто рублей из доставшегося им наследства матери этому чурбану стюарту, который распознал его замысел, едва увидев на его лбу капли пота? Стоило ли глупо размахивать руками, когда стюарты заставляли всех разминаться? Стоило ли все это делать, чтобы так бесславно проколоться при продаже зелья?
А все случилось довольно просто. В день его совершеннолетия, когда происходит общая сверка ментальности, в городе имперских подростков Бёздей-Сити.
Василий Чекета сидел в зале ожидания и всматривался в чемодан, который удивительным образом был похож на его собственный, хотя лицензированный шахмодиамус Чекеты стоял рядом и учтиво молчал. Время было, и Василий решил более тщательно ознакомиться с файлом, который пришёл с инфоуровня на его IQ адрес. Служебный чемодан раскрылся, и на поверхность вылезла белая пластиковая бутылка с оранжевой жидкостью, Василий отпил, принял удобную позу, закрыл глаза и вошел в требуемое состояние.
В сознании появился смайл в виде мухомора. Его присылала Мадлен, секретарь службы очищения воды, всем, к кому была не равнодушна. «Как я сразу его не заметил?» – подумал Василий. Мухомор означал, что сообщение от «самого», того, которого опасалась вся академия.
А вот второй смайл, «девушка с веслом», означал, что будет много дерьма, которое придется разгребать, и добрая душа Мадлен прислала девушку, призванную мне помочь. Дела Василия в академии давно не клеились, особенно после смерти его отца, который был ярым противником «мухоморских» методов.
Нынешний начальник академии Януш Круг, более известный в студенческих кругах как Мухомор из-за постоянных красных пятен на лице, вывел из экзаменационных тестов образовательной системы такой ненужный, на его взгляд, предмет, как литературу. В результате пятидесятилетнего лодырничества и игнорирования мировых классиков у трёх поколений молодёжи образовался информационный вакуум.
Повзрослевшее население перестало понимать смыслы. Появились разночтения бытия. Ушли полутона. Ушла энергетика. То, что когда-то считалось плохим, стало вдруг хорошим, и наоборот. Появилась муть. Всё труднее стало ощущать энергетические поля, изменились стандарты очистки. Уже более сорока лет жители столицы не видели солнца, а как жить, не встречая рассветы и не провожая закаты. Создан целый институт очистки, с тысячей служащих, работающих не покладая рук. Но до сих пор небо над столицей представляет собой сизую зыбь, методично вгоняющую жителей империи в непроходящую депрессию.
На этой почве в академии очистки разразился чудовищный скандал, следствием которого и стала смерть отца. Всё, что ему удалось сделать, после того как Мухомор удалил литературные файлы с инфоуровня, это раздать информацию в виде книг. Но фанатов вербального чтения, к сожалению, оказалось немного. По рассказам отца, их было всего несколько десятков людей, бывших студентов университета очистки, а ныне высокопоставленных имперских чиновников, читающих книги.
«Первое впечатление всегда обманчиво, как правило, ты не знаешь, кто перед тобой. Следи за положением его тела и соотноси позу со словами, которые он произносит», —
Василий до сих пор толком не понимал значения слов, сказанных отцом.
«Ну что, например, можно сказать про этого толстого мужика, похожего на мыльный пузырь, хлебающего колу в зале ожидания, – рассуждал Василий. – Или про этого рыжего, с гаденькой бородёнкой, болтающего со своим чемоданом. Стоп. А ведь он тоже смотрит на меня. Правда, украдкой и, можно сказать, – даже с опаской. Вот, включил очки. Да нет, наверное, показалось. За шестнадцать лет проживания в столице похожий взгляд я видел однажды. У Миринды – дочери моего шефа, симпатичной девочки, которая была слепа от рождения, поэтому всегда носила очки-плазмоиды, такие же, как у этого рыжего. Два маленьких пятнышка энергополя, служившие ей искусственными глазами, куда бы она ни посмотрела, вдруг останавливались, а голова поворачивалась дальше. Складывалось впечатление, что она хотела посмотреть на мир своими глазами и сравнить с тем миром, который генерировали ей искусственные глаза.
Так, а ведь точно, именно так смотрела на меня Миринда. Она смотрела так же, как этот тип с рыжей бородой. Такое впечатление, что он что-то скрывает, прячась за очками. И вообще много странного в поведении этого человека. Все время что-то бормочет своему чемодану, тот неопрятный, грязный. А очки, зачем он отпускает их так далеко от себя? Он, не стесняясь, своими собственными глазами смотрит совсем в другую сторону. Он не слепой – это же ясно.
Хотя кому здесь это может быть ясно? Полдень – ланч, жители империи поглощают белок – нельзя пропускать приём пищи, которая приготовлена лучшими имперскими биологами. За нарушение режима могут и штраф закатить. Все просто жрут. Что может быть вкуснее куска говядины из бычка, выращенного в течение часа в наноинкубаторе с добавлением кетчупа в процессе роста, и гарнира в виде пары длинных макарон из зеленой муки?
А почему, собственно говоря, ты о себе такого высокого мнения, господин Василий, а? – думал Чекета. – Эти люди не обучались в арийских школах, у них не было высокопоставленных родителей, у них нет индивидуального бокса в центре столицы в жилом квартале „Шкатулка”. Они не читают руны, не чистят энергию, не могут позволить себе естественную органическую еду и тем более расплатиться за неё…
Да какое им дело до летающих очков, скрытых взглядов и прочей чепухи, почудившейся какому-то выскочке, сосунку, которому по праву рождения многое позволено. К тому же пока ещё курсанту, сидящему в VIP зале ожидания крупнейшего в империи портала перевоплощений „BODY HOTEL” и злящемуся на всех, потому что боится читать задание из центра».
Файл, присланый Мадлен, распаковался сам, заняв приличную часть оперативного сознания.
Шеф улыбался. Шум водопада очищал Василия от посторонних мыслей, чтобы полностью сосредоточиться на задании.
Я женщина в перчатках и в бежевом костюме. В руках белая сумочка из кожи. Почему-то сильно тянет в паху. Охранник перебирает в руках магнитные ключи, делает вид, что не смотрит на меня, но такое впечатление, что видит насквозь. Женщина-регистратор из соседнего окошка протягивает охранный шар, показывает, как он действует. Лечу в лифте. Шар генерирует вокруг меня приятный голубоватый защитный купол. Уровень сорок. Охранник сканирует шар кольцом. Каблуки проваливаются в дырки сетчатого пола. Чувствую восторженные возгласы заключенных из прозрачных красноватых тюремных сфер, но не слышу их. Несколько человек смотрят безумными глазами и пытаются выпрыгнуть из своей камеры, но, ударившись об оболочку, падают без чувств. Блузка прилипает к спине. № 665. Останавливаюсь. Читаю надпись: «Калёный». Чтобы зайти в его сферу нужно протянуть ему шар. Лица не видно, аура не читаема и мутна. На щеке красно-черный знак. Пытаюсь убежать, но ноги не слушаются. Протягиваю ему шар. Темнота. Куда он смотрит? В центре бокса большие старинные песочные часы. Точная копия часов с главной площади империи. На площади Двенадцати министров вот уже более пятидесяти лет стоят похожие часы, выполненные по принципу песочных. Такая же стеклянная колба с сужением посередине. Только вместо песка в верхнюю часть засыпаны разноцветные пластиковые шары. Узкое место оригинального и простого механизма позволяет протиснуться только одному шару в сутки. Поэтому, когда император назначает нового министра, специально обученный офицер из гвардии устанавливает табличку с именем нового чиновника и засыпает в верхнюю колбу ровно триста шаров – именно столько длится контракт с новым слугой народа. Если он достойно выполняет свою работу, у него есть шанс остаться на должности на неограниченное время.
Церемония заполнения колбы шарами – очень красивое зрелище, транслируемое по всем каналам империи, с барабанами и старинными одеждами. Но ещё более захватывающее представление начинается, когда в верхней части колбы остается всего пять шаров. Пять суток, именно столько дается чиновнику, чтобы провести свою рекламную кампанию и призвать сторонников.
Важно успеть убедить избирателей. Если останется один черный шар, который легче остальных и чуть больше в диаметре, он закупорит собой отверстие. В народе этот шар называют «шаром самоубийцы», так как в истории этих знаменитых часов, к сожалению, не редки случаи, когда владельцы имени на табличке, установленной под закупоренным отверстием, предпочитали умереть, чем жить в позоре.
Часы в камере этого заключенного отсчитывали его срок. Как только в нижней части колбы собирался необходимый объем шаров, заключенному предоставлялись пища, возможность помыться в душе и другие послабления. Но для того чтобы защитная оболочка отключилась совсем и заключенный мог выйти на свободу, из верхней колбы должен выпасть последний шар. Такую психологическую нагрузку выдерживают немногие. Основа наказания, жизнь в полной изоляции, с надзирателями заключенный общается в первый и последний день заключения. Все системы жизнеобеспечения автоматизированы.
Отвратительная улыбка шефа-мухомора вытеснила из моего сознания отклонения в сторону изучения часов.
Я по-прежнему внутри сферы.
Опять этот красно-черный знак на его щеке, он теперь стал читаемым, вижу его в отражении сферы, это руна «Число судьбы семь», она написана в зеркальном отображении, вот почему сразу не распознал. Пытаюсь встать. Руки не двигаются, чем-то зафиксированы. В отражении вижу себя – симпатичную блондинку, лежащую на чем-то твердом, руки вытянуты вдоль туловища, блузка слегка расстегнута. Слышу странный звук, поворачиваю голову в его сторону. В нижней части часов скачет только что выпавший розовый шарик. Заключенный подходит ко мне.