Читать книгу Белый колет и фригийский колпак - Сергей Юрьевич Соловьев - Страница 4

Федот, став почти взрослым, давно работал с мастером -колесником Иваном, уже вечерело, и ученик в конце трудового дня, сметал с верстака и рабочего стола стружки. Мастер собирал и оконные рамы, и двери, да и колёса для карет и простых крестьянских телег. Ученик у мастера был не один, их барин задумал создать колёсную мастерскую, так что мастеров требовалось много. Планы у помещика Тельнова были грандиозные.

– Ну что, Федот, понял, как рамы строить? Как у тебя угол ушёл?– наставлял мастер, барабаня пальцами правой руки по верстаку.

– Да я и угольник прикладывал, а всё равно, не та работа вышла. Криво да косо, – грустно ответил ученик, пожимая плечами.

– Что без прямого угла такую работу и в свинарник не поставишь, – говорил мастер, хитровато улыбаясь, и почесывая седую бороду, – без толкового стенда да без струбцин – всё это дурная работа. В хороший дом не возьмут всё одно. Дерево, матерьял хитрый, он всегда играет, дышит. Поэтому и раму в дом ставят не впритык, да и плотники с каменщиками могут сделать проём неточно, и надо с зазором делать, потом наличники да пакля всё закроют. Учись, Федот, ты лучший у меня. Лучше на оброке сидеть у барина, чем на барщине ломаться. Поэтому раму надо на неделю, а то и на две в зажимах оставлять, да и делать только из сухого, выдержанного дерева, что бы оно года три под навесом лежало.

– Точно всё говоришь, Иван Иванович, – поддакивал Федот, кивая вихрастой белобрысой головой.

И называл юноша наставника всегда по имени- отчеству, не было фамилий у крепостных, только имена, да и документов тоже не имелось.

– Барин большую деньгу почуял, раз решил колеса тачать. Сколько колёс для армии надо? И пушки, и телеги, всего не перечесть, и везе колеса. Обозные да провиантские телеги, ну и обывателям городским- для карет и телег, так что товар наш стоящий, не пропадём, калачей вдоволь наедимся.

– Да, кто для армии капусту да солонину солит, а наш Георгий Петрович на колёсах решил разбогатеть.

– Старый барин человек неплохой, а вот Евгений Георгиевич… – добавил совсем тихо юноша.

– Помалкивай, а то шкуру до хребта кнутом обдерут, – нахмурился мастер, – вы то как живёте? Остались с сестрой только вдвоём…

– Ничего, справляемся…

– Смотри, да и возьми, – сказал мастер, оглянувшись и сунул два рубля в руку юноши.

– Столько? – не поверил он.

– Помалкивай больше. Понял ли, о чём говорю?

– Ни слова не скажу, Иван Иванович, – поспешно закивал юноша, но к счастью, их никто слышал.

– Вот и не дури, Федот. Хороший мастер нигде не пропадёт. А ты всё на кулачках, да на палках на ярмарке людей потешаешь. Руку повредишь, чего делать станешь? – строго говорил мужчина, – и сколько ты получил, когда побил того, чернявого, на кулачках-то своих?

– Двадцать копеек, – вздохнул юноша, – и фунт пряников, платок цветастый. Сестру угостил да порадовал.

– Вот то-то. По домам пора. – добавил мастер, укладывая киянку в ящик для инструментов, – темнеет уже. А при свечах да фонаре не сделаешь ничего. Да и конём своим занимайся, да так, что бы никто не видел. А то захочет барин тебя в конюшие или кучеры определить. Надо тебе это? Дверки открывать да в ливрее драной перед барами ходить и кланяться без конца?

– Прав ты во всём, Иван Иванович. Спасибо за мудрый урок, за внимание твоё доброе.

– Иди, или домой Федот, ох не запомнил ты ничего… – мастер только от огорчения повесил голову, и стал убирать инструмент дальше, сгребать в ведро стружку щёткой.

Федот пошёл домой, радостный нежданной удачей. Столько денег свалилось в руки! Колеса- товар дорогой, не зря они с мастером сделали на двадцать пар больше, а потом ночью вынесли и продали купцу. И купец рисковал, если бы спознали люди Тельнова, сожгли бы торгового человека кнутами насмерть, не посмотрели бы, что вольный человек.

Да хоть темно на дворе, да на сердце светло, выплатят они и подушную подать, царские деньги, всё за то, что Федот крестьянином на свет уродился, да на оброк помещику. Вот и их дом, окна затянуты бычьим пузырём, да горит огонь, ждет его сестра, Марфа. Дом- то небольшой, как заведено дома для крестьян ставить помещиками. Сруб, да почитай три комнаты, и зимой в дальнем углу и корова-кормилица зимует. Лошадь тоже есть, да телега старая. По летнему времени корова в амбаре. Есть еще четыре овечки, да в курятнике с десяток несушек с петухом. Огород разбит, капуста, свекла да морковь родится, слава богу. Всё как у людей -не хуже, да и не лучше.

Говорят, на Севере, да на Урале, простые русские люди побогаче живут, без помещиков, да это нехристи- раскольники. Хотя в соседней губернии, Костромской, почитай все раскольники, а всё живут лучше их.

Федот отворил калитку, навстречу подбежал их пёс, ластится, встречает хозяина. Юноша погладил собаку, всё хотел быть серьёзней, да брови хмурил, как отец. Да чего- было юноше всего пятнадцать лет, и его сестре четырнадцать. Веником почистил в сенях сапоги( только подмастерье, а все ж с Иван Ивановичем не пропадёшь), не у каждого в деревне такие есть, и отворил дверь в жилое.

–Добрый вечер, сестра, – поздоровался он, оглядев стол.

Стояли уже приготовленные глиняные тарелки и кружки, деревянные ложки. Стол выскоблен, да и в избе чисто, Марфа у него рукодельница. Но и он старался, заботился о ней, как мог. И одета чисто, да полотно рубахи покупное, и сарафан нарядный, и волосы не просто лентой убирает, а хорошей тесьмой.

– Садись, щи готовы, да и каша доспела, – сказала девушка ласково, – устал за целый день, намаялся?

– Да ты как , Марфа одна справляешься? – удивился брат, – и еду сготовить, и дом в порядке, и скотина накормлена.

– Да я ничего, поспеваю как-то.

– Всё хорошо сестра будет, деньги заработал, есть чем подати выплатить, старосте все долги теперь отдадим. Два рубля у нас есть.

– Как хорошо, – заулыбалась Марфа, и её уставшее лицо осветилось улыбкой, – а то Кузьмич уж замучил меня- где деньги, да где деньги.

Юноша снял картуз, повесил его на деревянный колышек в стене, присел за стол.

– Теперь всё хорошо будет, – твердо сказал юноша.

Девушка достала ухватом горшок из печи, и стала накладывать большой ложкой щи по мискам. Постные, на сушёных грибах, но пахли на диво хорошо. Была в крынке и сметана, так что не голодали. Из общей миски не хлебали, у каждого здесь была своя. За щами и каша, хорошая, пшённая, с льняным маслом. Федот съел всё, не оставляя и крупинку. Запивали квасом.

– Ну вот, видишь, как всё хорошо, – приговаривала сестричка.

– Сейчас, посижу, да дров нарублю, – сказал юноша, – а то скоро темнеть будет.

– С податями то как, – подумав, спросила Марфа, – то денег не было, то вдруг появились.

– Частями отдадим старосте, рубль сейчас, рубль через месяц.

– И то дело, – согласилась девушка, – а то подумает чего недоброе, как мы украли где.

Федот же вышел во двор, взял отцовский топор, и принялся разбивать дрова на поленья. Колода была хорошая, устойчивая, так что работа спорилась. Солнце уже заходило, а уже хороший запас дровишек дома был.

Юноша снял рубаху, ополоснулся из деревянного ведра с водой, да и собрался отдыхать. Снял сапоги, закрыл дверь на засов, а вместо сапог сунул ноги в старые обрезанные валенки. В комнате горели две лучины, освещая тонувшую во тьме избу. Марфа уже завернулась в суконное одеяло, может, и спала. Юноша тоже лег на перину(мешок, набитый хорошей духовитой травой) своей лавки, и накрылся таким же одеялом, то и у сестры. Лучины догорали, а пепел падал в подставленные корытца с водой. Как огонь погас, так Федот и заснул.