Читать книгу Клуб мотоциклистов, крюк на крыше и почтмейстер - Сергей Юрьевич Соловьев - Страница 4

Во дворе встретили непременного трудолюбивого Щёголева, с вязанкой дров направлявшегося к чёрному ходу. Илья Фомич был кочегаром в из доме, и подрабатывал, разнося дрова по квартирам жильцов.

– Добрый день, ваше благородие! Как ваше новое увлечение? – поздоровался тот с Сергеем Петровичем,

– Отлично. Закатил мотоцикл в сарай. Всё же, первое место взял, по Москве. – не смог не похвалится Стабров. Правда умолчал, что только в одноверстовой гонке.

– Поздравляю, – искренне порадовался кочегар и пошёл по делам.

Они поднялись в квартиру дома на Большом Каретном. Служебная квартира была предоставлена Сергею Петровичу Полицейским ведомством г. Москвы. И на втором этаже, так что было очень удобно. Юйлань почти что пролетела в свою комнату. Полицейский чиновник тоже торопился. Ведь не в кожаной куртке, галифе и свитере являться в гости? Но, к счастью, всё было готово. Успели домой ведь вовремя, да и Глафира Андреевна их гувернантка, не подвела.

Летний морской мундир Сергея Петровича был готов, и то, отличное, новое шёлковое платье, номомодного цвета «Ультрамарин», ждало Анну Аркадьевну.

Анна Аркадьевна

В спешке чета покинула квартиру, и Стабров не забыл про пакет с подарками. Ну а Кузьма Гаврилович, дворник, принялся ловить извозчика. Наконец, лихач на лаковой коляске, лихо подкатил к господам.

– Любезный, довезёшь на Остоженку?

– Так отчего не довезти. Садитесь, ваше благородие, – ответил кучер, усмотрев морской мундир Стаброва.

Сергей Петрович, сел спокойно рядом с Юйлань. Мимо них не спеша, проезжали и другие экипажи. Правда, конечно не так быстро, как теперь казалось морскому офицеру.

– Привык гонять уже, на своём мотоцикле, – посмеивалась девушка.

– Нет, ну с тобой так приличней. В экипаже, не спеша.

– Могу и быстрее, вашеблагородь, – встревожился кучер, не поняв, в чём дело, – конь у меня сноровистый!

– Нет, и так отлично, – успокоил лихача пассажир.

Так и докатили до четырёхэтажного двух подъездного дома, в котором и проживал барон Пфальц. На входе их встретил швейцар, сверился со списком, и самолично проводил гостей к лифту, где был его помошник. Юноша со значительным лицом нажал на кнопку с цифрой «четыре», и лифт начал подъем..

– Слово Лифт по английски – понимать тяжести. Ещё не каталась? – блеснул знаниями их провожатый.

Юйлань только отрицательно покачала головой. Электрическая машина остановилась на нужном этаже, Сергей Петрович положил две копейки в нагрудный карман лифтёра. Два звонка в дверь, и им открыла гувернантка.

– Вас ожидают, – значительно произнесла она и провела в гостиную.

И точно. Обеденный стол был накрыт, а к ним подошли члены семьи фон Пфальц.

– Очень рад, что вы приехали, Сергей Петрович!– заговорил хозяин, Иван Иванович, – Это моя жена, Ксении Михайловна и дочь, Елена Ивановна.

Ксения Михайловна и Елена Ивановна

Жена барона Пфальца и сейчас была женщиной видной, и обаятельной. Чудесное платье женщины было украшено кружевами и эмалевой брошью. Густые волосы хозяйки дома были убраны в сложную прическу. Дочь, Елена, тоже красивая барышня, но с очень бледным лицом, и покрасневшими глазами. Платье её было неплохим, но весьма скромным. Каштановые волосы юной особы были уложены во французскую косу. И девушка не носила даже сережек в ушах, хотя её мочки ушей были проколоты.

Сергей Петрович поцеловал пальцы матери и дочери, во всём следуя этикету.

– Моя невеста, Анна Аркадьевна, – представил свою спутницу Стабров, -

Было видно, что барон Пфальц с трудом поцеловал руку Юйлань, ну а женщины поздоровались с китаянкой вполне радушно, обменявшись поцелуями.

– Юйлань- китаянка, дочь китайского мандарина, из г. Пекина, – продолжил Сергей Петрович.

С лица барона Пфальца ушло напряжение, теперь Иван Иванович улыбался гостье вполне радушно и дружелюбно, и провозгласил:

– Прошу к столу!

Немецкой колбасы и сосисок с сардельками почему-то не имелось, но вот отличная буженина с хреном, холодец, стерлядь присутствовали. Можно сказать, что и это семейство совершенно обрусело. Холодные закуски сменились Вeef Stroganoff, затем очередь была за жюльеном. Ну а какой званый обед без вина? Ну а там и кофе с эклерами. Сергей Петрович был рад, что предусмотрительно ел лишь в семь утра, так что мог за столом геройствовать. Юлань попробовала всего по- немногу, даже отважно опустошила чашку кофе, хотя пила всегда чай.

Теперь дамы сели на один диван, другой оказался в распоряжении мужчин. На столике, словно сам собой оказался графинчик с коньяком и пара фужеров. Иванов Иванович, словно в рассеяности, наполнил оба бокала. Барон с уважением посматривал на боевой орден морского офицера, и на его прекрасно пошитый мундир.

– Я пока ничего не говорил жене и дочери, что пропал Дмитрий. Надеюсь на вас, на полную конфиденциальность. Вы пока ничего не должны говорить. Моя версия для домочадцев, что он уехал на месяц по служебным делам. Ну, надеюсь, что за месяц всё прояснится.

Стабров кивнул в ответ. Месяц – да, вполне должно хватить. Собственно, уже что- то вырисовывается.

– Но, как будто Ксения Ивановна, что-то знает. Очень бледна, глаза заплаканные. Боюсь, что эта тайна ей известна.

– Нет, здесь другое, Сергей Петрович, – и Пфальц помрачнел, – дела семейные.

– Вы и так меня посвятили во всё, что случилось в вашем семействе, барон.

– Прошу держать всё в тайне. Неприятное происшествие, очень и очень.Я не хотел бы, что бы об этом узнали посторонние, тем более, дело просочилось в газеты.

– Непременно сохраню молчание.

– Тогда слушайте. Это было неделю назад …

***

Я уезжал почти на неделю, в Санкт – Петербург по служебным делам. Министерство двора, где я служу, – важное учреждение, и зачастую разъезды необходимы. Ялта, Кавказ, Беловежская пуща, Гатчина- везде нужен глаз да глаз за императорскими имуществами.

Так вот, я вернулся немного раньше, и застал в квартире нежелательных гостей.

– Добрый день, Иван Иванович, – поздоровалась со мной гувернантка, Серафима Петровна.

– День добрый, – сказал я , – у нас гости?

Я заметил вещи чужих людей, в том числе две студенческие фуражки.

– Дмитрий пришёл?

– Да, с ним пришли Игнатий, Савелий, его друзья. И совсем незнакомый юноша.

Разумеется, гувернантке я не мог высказать неудовольствия. Но вот сыну, придется всё высказать, как я подумал. Не спеша переоделся, и постучался в комнату Дмитрия Ивановича. Из-за двери раздавались громкие голоса, и я расслышал «Царь», «Николай», «Романовы», и «Республика». Я открыл дверь, и там вещал один из этих, горе – ораторов:

– Необходимо социальное переустройство, с тем, что бы малоимущие классы получили доступ к общественному достоянию. Необходимо изъять часть средств аристократии на нужды народа.

Другие захлопали, в том числе и мои недоросли, сын и дочь. Но и они, и их гости вскочили, увидев меня.

– Вам лучше удалиться, господа. И с переустройством обратится к господину Ротшильду и господам английским лордам, обобравшим полмира, и получившим по носу в Крыму.

– Так мы же проиграли, – посмел встрять Игнатий.

– Вы, молодой человек, посетите Английское кладбище под Севастополем. Много там лордиков закопано. И там была вся английская гвардия, а у Меньшикова и Остермана третья армия, самая наихудшая в Российской империи. Россия потеряла людей много, а те – ещё больше. И единственно что получила эта Европа затем- цепь войн, когда сильные государства выпотрошили слабые. Австрия, Дания, а затем и Франция испили свой позор до дна.

– А кто же адмирала Казарского отравил? – припомнил и наш позор Савелий.

– Вот это было очень стыдно для российского флота. Николай Павлович не мог наказать женщину, поднесшую отравленный чай. Ну, в Британии, ее конечно же казнили бы. Вам как больше бы понравилось: её бы повесили или отрубили голову? Во Франции гильотинируют…

– Ладно, мы пойдём. До свидания Дмитрий, и вы, Ксения, – проговорил этот субъект.

И трое гостей стали поспешно собираться, не забыв и парусиновые портфели. Я и не смотрел за ними, ушли и ушли. Меня отвлекли мои дети.

– Как ты можешь, отец, ведь Игнатий достойный человек, отлично учится в Техническом Училище, – начал Дмитрий.

– Без сомнения. Но в остальном, маловато образован, а пытается делать выводы, ничего не зная. Меньше надо читать дурацкие и лживые иностранные книжонки, и больше думать своей головой.

– Ну а писатели, Лев Толстой, Достоевский, Максим Горький?

– Такой же любитель людей, как Герцен, этот Достоевский. Жалел там всех, сирых, затем проматывал деньги в игорных домах. Лев Толстой куда честнее. Но и его безсеребренником не назовёшь, как и Максима Горького. Правда, Горький, человек даровитый, и толковый издатель. Ну а Лев Толстой участник обороны Севастополя, об этом-то молодёжь и призабыла, небось?

– Да, но у нас мало свобод…– возражал он.

– Опять, почитай статистику по казням в Британии, и нечего вспоминать Герцена. Этот лжец мерил себя с лордами, а не с угольщиками из Девоншира.

– А расстрелы на Казанской железной дороге, в 1905 году, когда лютовали семёновцы? Бессудные казни в Люберцах, Перово, Голутвине?

– Мал ты ещё, привык к сытой жизни. Бандиты в Перово стали грабить эшелоны с зерном. Люди бы стали голодать, и что было делать? Первыми без хлеба остались не мы бы с тобой, – говорил совсем тихо барон, – а те же рабочие. Вот так-то.

– И воруют же!

– Да с этим согласен. Но, ты тоже не знаешь всего. Больше всего прощелыг было при Александре Втором, когда жулики обобрали тысячи семей, устроив банкротства акционерных обществ и банков. Но, сейчас всё много строже. Так что учись, работай, занимайся спортом и меньше общайся с проходимцами. Это и тебя, Елена, касается!

Дочь только недовольно отвернулась, взяв тоненькую книжечку. Я оставил детей, подумав, что всё обошлось. И мы выезжали на дачу, в Сокольники. Я думал, нам всем вместе надо было развеяться.

Но, вот, на через два дня, моя жена, Ксении Михайловна, пошла в свою комнату, переодеться, мы в тот вечер должны были посетить оперу. Вскоре, не понимая, позвала меня. Шкатулка с драгоценностями была пуста. Я выслушал немало нелестных слов, но продавать или проигрывать семейное достояние я не собирался. В тревоге я проверил домашний сейф, но, слава богу, он не был вскрыт, хотя я заметил следы попытки взлома. Пропали драгоценности и Елены, моей дочери. Но, входной замок в квартире вскрыт не был, пропавших вещей у нашей гувернантки тоже не нашлось.

Был крайне неприятный разговор с моей дочерью и сыном, потому- что я заподозрил, что Дмитрий и Елена отдали семейные ценности этим анархистам. Я не стал обращаться в полицию, не желая огласки, но запер дома дочь. Ну, а сын пропал через день после этой размолвки, и пропали драгоценности. Шкатулки из комнаты Ксении и Елены. Тысяч на десять рублей.

***

– Поймите меня, Сергей Петрович! Что я должен был подумать?

– Неприятная история, – произнёс Стабров, – то есть, вы считаете причиной пропажи сына тот досадный разговор?

– Да, вероятнее всего.

– И точно, следов взлома нет?

– Замок не повреждён, дверной косяк тоже. Можете посмотреть, если считаете это необходимым, – удивившись, ответил фон Пфальц.

– И осмотреть комнаты вашей жены и дочери. Это неудобно, но просто необходимо, – твёрдо заявил Стабров.

Пока Ксения Михайловна и Елена Ивановна были в обществе Юйлань, можно было не волноваться. Сергей Петрович попросил отвлечь и развлечь их возможными способами, когда фон Пфальц начнёт переговоры.

– Квартира наша в семь комнат, из две предназначались прислуге- гувернантке- Евдокии Половневой и кухарке Алевтине Захаркиной, – рассказывал Иван Иванович, – а вот покои жены, – и барон открыл дверь.

Стабров мельком осмотрел обстановку- кровать, ширма, два зеркала, туалетный столик, бюро, два шкафа, портрет на стене, несколько фотографий. Ничего необычного. Посмотрел на окно, украшенное парчовыми шторами.

– Дом ведь в четыре этажа, и выше вас только чердак? – уточнил полицейский чиновник.

– Так и есть, – пока не понимая, ответил хозяин квартиры.

– А где лежала шкатулка?

– На туалетном столике.

– Так, так, так…Понятно.

Теперь окно, большое окно привлекло внимание Сергея Петровича, особенно открытая форточка. Весьма надо сказать, немалая. Гость взял лупу, и принялся изучать белую краску на подоконнике, и окне.

– Окна всегда закрыты?

– Разумеется нет, но перемещения проветриваем, конечно. Форточки стараемся открывать. Всё же топим печи иногда. Что бы не угореть. Знаете ли, у меня так отец чуть было не умер, от плохой печи.

– Очень правильно, господин барон, – согласился Стабров, не оборачиваясь к собеседнику, опять осматривая окно.

Дело оказывалось весьма интересным. И тут нашел, что искал- сбитую краску на форточке, по ширине ботинка, примерно тридцать шестого размера, и затем поцарапаную острым предметом гребенку, закрывавшую форточку, что бы она не хлопала от ветра.

– Ну, всё понятно, господин Пфальц, – говорил, улыбаясь Стабров, – Забрались к вам форточники, эдакие мастера своего дела. Они и вас и обокрали. И, если возможно, есть ли у вас папиросная бумага, – сказал полицейский, доставая карандаш из портфеля.

Стабров быстро зарисовал окно, размеры, и снял след на папиросную бумагу. Так же зарисовал и гребёнку с форточки. Он был теперь в хорошем настроении, и почти даже сиял. Полицейский чиновник сказать вправду, был рад, что, кажется, оказываются невиновными Елена и Дмитрий. Ему было бы неприятно, если бы похитителями были столь приятные молодые люди.

– Да как же? Лестница должна быть длиной сажен в десять? – наконец задал вопрос барон.

– Вероятнее всего работали с крыши. Сообщник опустил веревку, и некий умелый субъект, весьма ловкий и смелый, забрался в окно. Давайте осмотрим комнату дочери.

Пфальц только кивнул в ответ. Комната Елены Ивановны выдавала некий романтизм, присущий этой барышне. Множество книг, преимущественно романов, но всё было в порядке, разбросанных вещей не было. И вот, перед глазами Стаброва оказалось окно… Не мешкая, достал лупу, пытаясь найти хоть что – нибудь… Но был найден лишь след на оконной гребёнке. Подоконник, к несчастью, был вымыт начисто. Сергей Петрович, держась за раму, высунулся из оконного проёма, и посмотрел на свес крыши, До окна было сажени две, и имелось ограждение.

– Необходим ключ на чердак и крышу. Нужно осмотреть место. Возможно, что -то осталось.

– Я позвоню управляющему домом. Минуту.

И вправду, разговор много времени не занял, и около дверей Стаброва ожидал господин в клетчатой костюмной двойке. Мужчина претендовал на некоторое щегольство в одежде, и всё было бы ничего, если бы не наличие фатоватого перстня на левой руке.

– Кузьма Иванович, – представился управляющий.

– Сергей Петрович. Нужно проверить безопасность работы дворника, ограждение на крыше, наличие лестниц.

– Всё в наличии, – очень добро улыбнулся собеседник.

– Так не худо бы посмотреть. Сами понимаете, служба.

И вот, слегка потрясённый новый знакомый, не в силах спорить с морским офицером, повёл на крыше здания. прошли через громадный чердак, где полицейский увидел какие большие брусья удерживают железную крышу. Открылась последняя дверь, и они оказались на железной крыше, покрашенной суриком. Громадные куски кровельного железа, скрепленные между собой, и составляли покрытие.. Причём, по краю шла дорожка, с перилами из железного прута. Несколько лесенок шли через конёк для удобства обслуживания, чистки от снега что важно особенно зимой.

Стабров, ни секунды не сомневаясь, пошёл вперёд. Его провожатый, впрочем, идти не собирался. Отсюда и вправду открывался отличнейший вид. Но Сергей Петрович шёл, смотря себе под ноги, надеясь хоть на какие -то улики. И, ему повезло. напротив окон квартиры Пфальца он обнаружил застрявший карабин с куском верёвки. С трудом высвободив находку, полицейский чиновник спрятал её в свой портфель и вернулся к ожидавшему его человеку. Кузьма Иванович был не в лучшей форме, лицо приняло нездоровый желтоватый цвет.

– Вам плохо? – заботливо спросил Стабров, – пойдёмте вниз. И много ли народу здесь гуляет? На манер, так сказать, мартовских котов?

– Да никого не пускаем, кроме должностных лиц. Как можно! Надеюсь, всё хорошо, господин Стабров? Дворник, Николай Васильевич, говорил, что с неделю назад приходил полицейский, проверял порядок, не поленился на крышу залезть. Дворник дал ему ключ, он сам и ходил.

Сергей Петрович обрадовался ещё больше, даже не поверил. Не может же так везти, в самом деле! Его прямо за ручку приведут к злоумышленникам!

– К дворнику проводите?

– Да, конечно.

Опять пошли, только теперь вниз по лестнице чёрного хода, и оказались рядом с дворницкой. Кузьма Иванович позвонил в дверь, но Стабров услышал, как скребутся ивовые прутья по мостовой. Дворник был при деле. И точно, мужчина средних лет, в картузе, серой куртке и шароварах, с начищенными сапогами , украшенный главными достоинствами дворника- белом фартуком и жетоном. Трудился, поддерживая порядок.

– Вот и он, – представил Кузьма Иванович, – наш дворник, Николай Васильевич Пребатько.

– Стабров, Сергей Петрович. Николай Васильевич, нам бы переговорить?

– Так надо, значит надо, – не стал перечить помошник полиции, – пойдёмте.

Он открыл дверь, пропуская вперёд начальство. Ничего необычного, и жильё и подсобка для метел, лопат и другого инструмента. В комнате, со стенами, покрашенными в густо-зелёный свет, стояли железная кровать, немудрящий шкаф да три табурета. Такой же простой жестяной абажур закрывал электрическую лампочку.

– Садитесь, – предложил радушный хозяин, показывая на табурет.

Стабров же положил перед дворником коробку хороших папирос.