Читать книгу Налейте бокалы, раздайте патроны! - Сергей Зверев - Страница 7

В ходе успешного наступления часть Восточной Пруссии заняли и контролировали русские войска. Планы немецкого командования ударить первыми и не дать «русскому медведю» подняться на задние лапы потерпели сокрушительное поражение. Русские неумолимо двигались на запад. Совершенно неожиданное развитие событий ввергло в панику не только мирное население, но само командование пруссаков. Командующий немецкой группировкой генерал фон Притвиц совсем потерял голову. Особенно контрастно это выглядело после его недавних хвалебных заявлений о том, что вверенные ему войска опрокинут противника и загонят назад в «логово». Теперь фон Притвиц слал в Генеральный штаб панические телеграммы о том, что удержаться в Восточной Пруссии не представляется возможным. Согласно его словам, следовало немедленно и пока еще есть возможность эвакуироваться за Вислу. Фон Притвиц был спешно заменен Гинденбургом, и тот взял все под контроль. Приказ об отступлении отменили, однако ситуация для немцев продолжала оставаться весьма сложной.

Германская пропаганда того времени представляла наступавшие русские войска даже не людьми, а каким-то подобием кровожадных зверей, хищников. Газеты кишели статьями об изуверах-казаках, поддевавших детей на пики, а потом жаривших их на кострах. Города и деревни, как сообщалось в германской прессе, будут непременно сожжены, женщины изнасилованы и так далее, и тому подобное. Поэтому жителям настойчиво рекомендовалось покинуть места проживания, спасаясь от неминуемой гибели. В то же время говорилось о том, что отступление – штука недолгая и связано всего лишь с перегруппировкой войск. Так что пруссаки, вернее, те из них, кто не поддался устрашающей информации и остался в родных селениях, с ужасом ожидали вступления вражеских войск с востока. Немалым было их удивление, когда пришедшие русские оказались обычными людьми. Время, конечно, было военное, и без каких-то эксцессов не обходилось, но ни о каких зверствах и «невиданном мародерстве» речи и не было. Новые власти вели себя достойно. Страхи и опасения, внушенные местным жителям немецкой пропагандой, начинали рассеиваться.

В зоне, контролируемой русскими, по проселку, ведущему к фольварку, пылила телега с сеном, запряженная в конную пару. На телеге сидели пожилой крестьянин и протестантский священник – пастор со сдобным лицом и благородными манерами. Телега возвращалась из «немецкой зоны». Ничего удивительного в таких перемещениях не было – затяжной позиционной войны на Северо-Западном фронте в тот период просто не существовало. Местные жители свободно перемещались из «немецкой» зоны в «российскую» и наоборот, и никто их тщательно не проверял.

Дорога пошла под гору, и навстречу телеге вдруг показались быстро приближавшиеся конники – казачий разъезд, патрулировавший территорию. Крестьянин, правивший лошадьми, как-то неловко дернулся, словно забеспокоившись, но на лице пастора не отразилось никакого страха. Наклонившись к вознице, священник ободряюще улыбнулся и, успокаивая селянина, похлопал его по плечу. Тем временем разъезд из трех казаков подъехал к телеге.

Лошади шумно отфыркивались и мотали головами, позванивая железом удил.

– Кто такие? – нагнувшийся с лошади казак прощупывал глазами встреченных незнакомцев.

– Мы есть… мирные люди. Это – селянин, а я… как это… пастор, – с небольшими паузами, но довольно правильно, с приветливой улыбкой ответил служитель культа.

– Документы, – коротко бросил командующий разъездом подъесаул. Он выглядел браво: высокий блондин с огромным чубом, живописно выбивавшимся из-под залихватски заломленной фуражки. Отличный конь ходил под всадником ходуном: было видно, что еще не наигрался и полон сил.

– Откуда едете? – поинтересовался казак, осматривая седоков и их поклажу.

– Я как священник… исполнять свой работа, – с акцентом поведал пастор. – Мой прихожане есть и там, – с этими словами он показал рукой назад, – и тут. Война… выбирать не приходится. Кто – воевать, а кто мирный человек.

Тем временем подъесаул просматривал поданные ему аусвайсы.

– Не шпиены? – поинтересовался у него рябой казак.

– Да нет, документы в порядке. Возвращаю, – подъесаул, сверкнув белыми зубами и тряхнув чубом, вернул бумаги пастору.

На дальнейшие расспросы казаков пастор на ломаном русском пояснил, что ездил в соседнее имение на похороны.

– Кого ж там убили-то?

– Нет, не убить… сам умереть. Хозяин имения, герр Штокман, – пояснил пастор.

– Все понятно, – кивнул подъесаул. – А вот вы мне скажите, не видали чего подозрительного по пути? – продолжал свои расспросы казак.

– Я видеть необичное, – оживился священник. – Там, за фольварок, в поле какой-то страшный железный машина! – говорил он, молитвенно складывая руки. – Скрипит, шумит и плюется огонем! Наверняка это адское создание ниспослано всем нам за грехи!

– Эге, – казаки переглянулись. – Вот это уже интересно.

– О, нет, – продолжал высказывать свои глубокие впечатления от увиденного немец. – Я не видеть в этом ничего интересного.

– Ну, это ты, папаша, так думаешь, – хохотнул подъесаул. – У нас насчет этого другое мнение. Кому-то богоугодными делами заниматься, а кому, как, скажем, нам – супостатов изничтожать.

Крестьянин, сидя в телеге и, естественно, ни слова не понимая, оставил вожжи и, достав из кармана плоский портсигар, закурил. Ароматный дымок пленил остальных казаков и те жестами попросили немца угостить их. Закурив, донцы обменивались замечаниями по поводу никотина, проникавшего в легкие.

– А ведь хорош табачок, черт его дери, – проговорил первый, глубоко затягиваясь.

– Легкий, а приятно, – подтвердил его товарищ со свежим шрамом на щеке.

– Не то что наша махра – продирает до самых пяток. А это сразу видать – господская штука.

– А ты знаешь, мне все-таки по душе наше. Ведь куришь-куришь, а все равно мало.

– Каждому свое, – не соглашался рябой. – Как говорил еще мой дед – каждый гад на свой лад.

– Значит, гадом меня назвал? – притворно рассердился его товарищ.

– А как же, – поддержал шутку первый казак. – Кто третьего дня шинель мою керосином залил? Не ты?

– Так ведь я же случайно, – ухмыляясь, оправдывался донец. – Нешто я собирался керосин на тебя изводить? Склянка лопнула.

– Знаем мы вас…

Казаки, совсем еще молодые парни, дурачились и веселились, словно были не на войне. Да и что тут удивительного – жизнь у этих парней только-только начиналась, и казалось, что ей не будет конца. Никто из них не представлял, что эта война, которая, по их мнению, должна была закончиться за несколько месяцев, перерастет в нечто такое, что и вообразить себе невозможно. Но они об этом, конечно же, догадываться не могли.

– Значит, господин офицер, мы можем ехать? – с постной улыбкой поинтересовался пастор, пряча документы в портфель.

– А вот тут придется вам немного подзадержаться, – развел руками казак. – Надобно, значит, чтобы вы с нами в штаб проехали.

– Зачем? – с недоумением взглянул на него знаток Евангелия.

– Сведения, которые вы нам сообщили, большую важность могут иметь. И чтобы все было выяснено, надо вас начальству предоставить, – авторитетно пояснил казак.

– Не могу, – прижал руки к груди пастор. Весь его вид выражал полную готовность к сотрудничеству. – И рад бы с вами проехать, господин офицер, но никак не могу. Вы же сами… э-э-э… понимать, что и у военных, и у мирных люди есть дела, которые отложить никак нет возможно.

– О чем это вы? – нахмурил брови подъесаул. – Какие такие дела?

– Война собирать свой страшный жатва. Собирать, не спрося человека, не поинтересовавшись, согласен ли он отдать свой жизнь, самое дорогое, главный подарок Господь Бог, – пастор истово перекрестился. Если бы не забавные обстоятельства, в которых он оказался, то можно было бы подумать, что он находится среди своих прихожан в скромной деревенской кирхе. Однако вооруженные всадники с совсем неарийскими лицами возвращали в реальность. Кроме того, чудовищный немецкий акцент придавал комичность всем высоким выражениям духовной особы. Следом за ним, кстати, перекрестились и два рядовых казака. Только, естественно, по-своему.

– Да ты, батя, по делу говори, – с непонимающим видом тряхнул головой подъесаул, порядком уже утомившийся слушать всю эту галиматью.

– Да-да, прошу простить меня, сын мой, что утомлять тебя своими пространными рассуждениями. Одна из семей, являющаяся моими прихожанами, оказавшись на линии фронта, отправлялась к своим… родственник в Роменау. Вы же сами видеть, какие сейчас неспокойные времена. Один снаряд их повозка была разбита вдребезги. Погибли все – отец и мать семейства. Но ведь самое страшное, что смерть не пощадить и дети – трех девочек. И вот через час состоятся похороны несчастных.

Пастор со вздохом взглянул в глаза подъесаулу.

– Да… война, брат, она… того, – подергал тот пшеничный ус.

– Поэтому никак, господин офицер, не могу составить вам компания. Да и вообще – я человек духовный и в военные дела не лезть. Нет, если вы заставить меня как это… силой оружия, то я, конечно же, подчинюсь…

– Да брось ты чушь городить! – раздраженно махнул рукой подъесаул. – Тоже выдумал – силой оружия! Нешто мы звери какие? Это у вас про нас тут всякие небылицы плетут. Мы, мол, и такие, и сякие…

– Нешто мы не понимаем? – поддержали его казаки. – Похороны – дело святое.

– Вы хоть можете назвать приблизительное место, где видели это… исчадие ада? – спросил подъесаул.

– Конечно, господа казаки, – с готовностью кивнул пастор. – Сейчас я вам подробно рассказать.

Крестьянин, сидевший рядом, пытался вслушиваться в разговор военных и священника, но невооруженным взглядом было видно, что он не понимает ровным счетом ничего. Поэтому селянину ничего другого не оставалось, как жмуриться на солнце и еще раз угощать вкусным табачком веселых донских казаков. Да, вблизи они казались совсем не кровожадными и не похожими на убийц маленьких детей.

Пояснения немецкого священника, весьма дельные и толковые, были внимательно выслушаны подъесаулом. Исчерпывающая информация позволила прекрасно определить местонахождение «исчадия ада». Казацкий разъезд поскакал в штаб.