Читать книгу Славянский «базар» - Сергей Зверев - Страница 4

Начало девяностых годов – время мутное, тогда было еще не понять, куда движется или катится страна. Даже самые смышленые, успевшие организовать кооперативы, коммерческие предприятия, не были уверены – надолго ли? Бушевала инфляция, а кредиты возвращались в рублях. Берешь в эквиваленте тысячи долларов, а возвращаешь через год столько, что и килограмма колбасы на эти деньги купить невозможно.

Семен Борисович Мальтинский, служивший в Главкоопсоюзе замзаведующего сектором, попался по глупости. Самонадеянным оказался сорокалетний экономист. Провернул он схему, которую до него безбоязненно проворачивали десятки его коллег. Договорился с районными председателями и выделил им под закупки от населения наличку. А товар от сдатчиков принимался на реализацию с тем, чтобы деньги вернуть им только после продажи. Таким образом получал Мальтинский и его коопподельщики свободные средства, тот же кредит, только беспроцентный. Распоряжались полученными суммами по-разному. Некоторые, даже не утруждая себя сложными операциями, просто перемолачивали рубли в доллары, а через пару месяцев продавали их за рубли с двадцатипроцентным наваром. Инфляция помогала.

Мальтинский соорудил компанию с «узким горлом», не поделился с начальством, а там не дураки сидят. Понимают, что почем. Кто-то и капнул. Наслали проверку, следом прокуратуру. Семен Борисович особо не переживал, думал, отмажется. К тому же и свои по плечам хлопали, говорили: «Не пропадешь. Ни хрена у них на тебя нет. А если что и накопают, то за такие нарушения полстраны садить надо».

До суда Семен ходил под подпиской о невыезде, тоже обнадеживало. Обычно, когда реальный срок припаять хотят, сразу в СИЗО сажают. В худшем случае, рассчитывал Мальтинский на «условное». К тому же убытки, понесенные государством по его вине, добровольно возместил. На суде Семен Борисович чуть не потерял сознание, когда приговор огласили, – четыре года лишения свободы с отбыванием срока в колонии общего режима. Прямо в суде его, как был, в белой рубашке, французском галстуке, светлом костюме, в итальянских туфлях на тонкой кожаной подошве, и взяли под стражу. С головой окунули Мальтинского в тюремную жизнь. Обычно человек уже до суда привычным к ней делается. Отсидит, пока идет следствие, половину срока, потом ему и зона курортом покажется. Когда он сказал сокамерникам, что ему четыре года впаяли, те смеяться начали, поздравлять. А он понять не мог, с чем. Смешной срок! С таким можно два года отсидеть, а потом на поселок или сразу на условно-досрочное уйти.

Пока ты в СИЗО, никому не интересно, какое у тебя образование. Будь ты хоть доктором наук, уважения тебе это не прибавит. Надо, чтобы ты умел то, чего другие не умеют. Вот если ты на память много анекдотов знаешь или «Евгения Онегина» выучил, скульптурки из хлебного мякиша лепишь или письмо в стихах написать можешь, вот тогда твои акции в гору пойдут, твоя личность цениться станет. Смотришь, и «правильные» из блатных тебя под свое покровительство возьмут, на шконку лучшую переберешься – к окну или к батарее. Поскольку Мальтинский был человеком способным только в финансах, то раскрыл свой талант лишь после прибытия на зону. Высшее образование, ответственная работа в коопсоюзе не у каждого зэка за плечами имеется. Не знал Мальтинский, что начальник кундурской зоны – подполковник Крапивин – «вел» его от самого суда, к себе заполучить.

Не с самого начала Мальтинский на зоне понял, какая участь ему уготована. Присматривался. Какую масть принять, все думал. В «правильные» – в блатные – идти, возраст уже не тот, да и мыслил он совсем по-другому, чужой он был для них. Сказал бы, на смех бы подняли. В «мужики» податься, так он отродясь у станка не стоял, руки «под хер» заточены, даже гвоздя толком вбить не умел. Не в пидоры же самому щемиться. Оставалась одна дорога – в «шерстяные».

Шерстяные – зоновская производственная элита, заводское нижнее начальство, мелкие бугры: мастера, табельщики, нормировщики. В те годы производство на зонах еще не остановилось, по привычке план гнали. Еще производственные менты могли режимных построить. Для начала поставили Мальтинского напарником к видавшему виды зэку у пропиточной ванны, заготовки шпал подвозить. Готовые, еще сочащиеся, отвратно пахнущие креазотом шпалы откатывать и складывать в штабель. Через неделю Семен Борисович почувствовал, что еще немного – и не доживет он до конца года, не то что до конца срока. А разговор у правильных с мужиками, которые норму не выполняют, короткий. Не успеешь оглянуться, как отправят обживать петушиный угол. Вроде бы у них – правильных, считается западло на ментов работать, сами палец о палец не ударят. Но с производственными ментами они всегда заодно будут, стоит начальнику цеха смотрящему зоны сказать, что мужики работают спустя рукава, вмиг управу на них найдет.

Однажды Мальтинский, обливаясь потом, катил тележку с горячими, черными, источающими адский смрад шпалами, находясь возле которых даже страшно вздохнуть было. Мастер сказал ему, что вызывает его к себе сам хозяин – начальник зоны, и прибыть он должен в штаб немедленно. У Мальтинского душа в пятки ушла, вызов к хозяину ничего хорошего предвещать не мог. Да и зэки решат, раз позвал, значит, будет заставлять стучать, а Мальтинский крепким характером не отличался, мог и сломаться.

«Лучше бы с кем вдвоем вызвал, было бы кому подтвердить, что я не стукач», – думал он по дороге от «промки» к штабу.

Подполковник Крапивин даже головы от бумаг не оторвал, когда Мальтинский заглянул в кабинет.

– Вызывали? – хриплым от волнения голосом осведомился он.

– Осужденный, зайдите как положено, – глухо промолвил хозяин, а Мальтинскому показалось, что не сказал, по-дружески посоветовал.

Правда, Семен Борисович сразу же отмел эту безумную мысль, пропасть между ним и хозяином была такой огромной, что о дружеском совете речи идти не могло. Он – обычный зэк, а перед ним ничем не ограниченный властитель царства, называемого зоной. Мальтинский прикрыл дверь, набрал побольше воздуха и, распахнув ее, доложил по всей форме. Назвал имя, отчество, фамилию, год рождения, статью, по которой был осужден, начало срока и его окончание.

– Присаживайтесь, осужденный, – хозяин удосужился посмотреть на Мальтинского.

Так и сказал «присаживайтесь», а не «садитесь». Куда уж зэку садиться, он и так сидит с утра до утра – и по выходным, и по будням.

Семен Борисович присел на самый край стула, руки положил на колени. На него смотрели холодные стальные глаза человека, не знающего жалости.

– Жалобы есть?

Мальтинский внутренне сжался. Выглядело форменной провокацией на стукачество: пожалуешься – не поможет, наоборот, выплывет, что сказал, и тогда не жить.

– Нет, всем доволен, гражданин начальник.

– Раз вы, человек с высшим образованием, работавший на ответственном посту, привыкший к достатку и комфорту, довольны здешними порядками, значит, я что-то упустил. Или раньше вы находились не на своем месте.

Мальтинский лихорадочно соображал, куда клонит подполковник.

«Хотел бы сделать из меня стукача, сказал бы более прозрачно, да и что я знаю – ни хрена, – рассуждал Семен Борисович, – пропал я, бля буду, пропал. Просто прессует, власть показать хочет. А чего прессовать, захотел бы, он меня и так с говном смешал бы. И не сам бы старался, шепнул бы своим дуболомам».

– Вы чего молчите, сказать нечего?

– Я вас слушаю, внимательно слушаю и выводы делаю, – у Мальтинского хватило ума, чтобы не улыбаться угодливо, не любил этого хозяин, при всех своих странностях твердость в людях уважал.

– А если вы правильные выводы сделаете, значит, легче станет.

«Куда клонит? Чего ему, черту, от меня надо?»

– Семен Борисович, – сказал подполковник и сделал паузу.

Тут уж у Семена Борисовича крыша поехала окончательно. Чтобы хозяин назвал зэка по имени-отчеству, такого не припомнил бы на зоне никто. Хотя и не тыкал.

– Вы человек образованный. Государство на это деньги тратило… Хоть вы и не оправдали его ожиданий, но было бы непростительно не задействовать ваш опыт и умения…

«Неужели просто для того, чтобы мне мозги промыть, вызвал? Нет, не похож он на человека, который зря свое время тратить станет. Глаза у него умные. Подыграю».

– Вы абсолютно правы, гражданин начальник, я тоже часто про это думаю. Так сказать, становлюсь на путь исправления…

– Про исправление вам говорить рано, только-только отсчет срока пошел. Вот когда половину отбудете или хотя бы год… – и вновь замолчал.

Мальтинский заерзал, получалось, что ему начальник намекает на возможность через год на вольное поселение перейти. А через два года и на освобождение. Вот только за что?

«Разводит, купить хочет, чтобы я стукачом стал, – вновь решил Мальтинский, – а потом сам на лесоповал баланы катать бросит. Спросить бы его напрямую. Чего хочет? Да нельзя. На зоне и в тюрьме никто прямо не говорит».

– Каждому осужденному на волю скорей выйти хочется, – промямлил Мальтинский и, рискнув, решил добавить: – У меня на воле много друзей осталось, – кажется, он уже начинал кое-что понимать. – С кем учился вместе, с кем работал…

Хозяин вправе был бы спросить: «Чего ж твои дружки тебя от срока не отмазали?» Но не стал, знал о Мальтинском намного больше, чем тот предполагал. Знал и то, что многие знакомые его не бросили, не потому что совесть их мучила, а просто крутились у них деньги Мальтинского. Выйдет из-за колючки Семен Борисович и снова станет состоятельным человеком.

– Я думаю вас поставить нарядчиком в цеху, – без всяких эмоций предложил хозяин.

У Мальтинского дух заняло, место было хлебным, нарядчик распределял зэков на работы, определял, кому на каком участке стоять. Конечно же, от самого нарядчика зависело мало, в основном приходилось выполнять указания начальства, но в глазах других зэков нарядчик превращался в вершителя судеб.

– Вы согласны?

Подобный вопрос выглядел форменным издевательством. С предложениями зоновского начальства не соглашаться вообще не принято, себе дороже станет. Кто и когда о чем зэка спрашивал?

– Конечно, согласен, – выдохнул Мальтинский, подумав в душе, что, наверное, ошибся, первый раз увидев хозяина, тогда он ему показался жестоким.

– Смотрите, если не оправдаете оказанного вам доверия…

Семен Борисович ликовал, но виду не показывал, он был зачислен в масть шерстяных. Масть, конечно, мутная, разобщенная, но на зоне уважаемая.

Уже выйдя из кабинета хозяина, Мальтинский задумался, что бы могли означать слова о неоправданном доверии. Думал и не мог дотумкать. В конце концов махнул на них рукой – от судьбы не уйдешь, не убежишь, особенно если и разбежаться негде – зона вокруг. Можно, конечно, утешать себя тем, что это ты на воле, а остальной мир сидит за колючей проволокой… Но Мальтинский был реалистом.

Оказалось, его назначение на хлебную должность нарядчика никого не удивило. Да и занял он ее, никого не подсидев, не сковырнув, прежний шерстяной уходил на поселок. В наследство Мальтинскому перешла и шушарка – небольшой кабинетик в производственном корпусе. Предшественник угостил Мальтинского чаем со сгущенным молоком, показал ему собственноручно оборудованные тайники. Было их четыре. О существовании двух из них менты знали.

– Тогда зачем ими пользоваться?

– Когда шмон проводят, то менты просто должны что-то найти. Будут копать, пока запрещенное не найдут. Брось туда, Борисович, пару безобидных безделушек. Найдут, успокоятся, за мелочи шерстяного, как ты, в ПКТ не потащат, начальство отмажет, работать же кому-то надо.

А еще уходивший на поселок нарядчик посвятил его в тайны делопроизводства. После прежней московской работы показались они Мальтинскому никакими не тайнами, а таблицей умножения по сравнению с высшей математикой.

Свою шушарку-кабинетик обжил он быстро, да и было там все для жизни уже приспособлено. Хозяин ему разрешение на трехсменное пребывание в промке – промзоне – оформил, так что даже спать Мальтинский теперь мог не в казарме, а на продавленном диванчике, в собственной отдельной комнате. Только не мог понять Семен Борисович, почему это вдруг подполковник к нему такой симпатией воспылал.

Стал к Борисовичу и смотрящий зоны захаживать – Карл. Мальтинский был человеком образованным, в искусстве и литературе разбирался, мог посоветовать, какую книгу почитать, ему с воли много интересных журналов присылали. Карл уже и в те годы был коронован на вора, прихлебал в его свите хватало, но не было на всей зоне больше по-настоящему интеллигентных людей. Не с кем было просто так за жизнь поговорить. Не то чтобы Мальтинский другом Карлу стал, не бывает друзей на зоне, тут каждый сам за себя, но смотрящий мог ему такое простить, за что бы другой безотлагательно поплатился.

И когда Мальтинский привык к новому, безыскусному комфорту, когда вновь почувствовал себя важным человеком, когда уже думал, что так оно всегда и будет, вновь позвал его к себе хозяин.

На этот раз Мальтинский уже с порога принялся по всей форме докладывать, но подполковник Крапивин только рукой махнул.

– Не утомляйте, осужденный.

Семен Борисович присел, приготовился слушать.

– Как работается?

– Хорошо. Спасибо вам за помощь, за то, что поверили, гражданин начальник…

Крапивин слушал, и его стальные глаза сверлили зэка.

– Говорят, к тебе Карл захаживать стал? – перешел хозяин на «ты».

Мальтинский сделал вид, что не заметил этого.

– Захаживает. Он человек образованный, в консерватории учился. Много общих тем находим.

– Чифирек пьете, – в тон Мальтинскому проговорил хозяин.

– Нет, – тут Семен Борисович не врал, чифиря он не употреблял, берег здоровье.

– Ну прямо у вас со смотрящим курсы кройки и шитья организованы, – пошутил подполковник и сам же рассмеялся коротким заливистым смехом, но потом помрачнел и строго поинтересовался: – Деньги тебе предлагал?

– За что, гражданин начальник?

– Ты же наряды подписываешь, зэков на работы ставишь, – начальник зоны раскрыл папку, в которой лежали наряды, подписанные Мальтинским, – получается, что всю зоновскую блатату-крутизну ты от настоящей работы отмазал. Поставил на аккумуляторный участок, а там, сам знаешь, работы одному человеку в месяц на два дня. Вот они там ни хрена и не делают. Скажешь, тебе Карл за это ничего не предлагал?

«Сука, – подумал Мальтинский, – сам же знает, что не я решаю, кто куда пойдет. Все начальство распределяет. Оно за это и деньги с правильных берет. Деньги немалые. Небось и тебе, хозяин, перепадает».

– Ну что скажешь?

– Ничего сказать не могу. Никаких денег мне осужденный Разумовский не предлагал. Предложил бы – я бы сразу об этом сказал.

– На смотрящего настучал бы? – глаза хозяина смеялись. – И сколько бы ты прожил после этого? Живи пока. Я-то знаю, что ты свои дела на воле не оставил. Знаю, что не все деньги следствие у тебя забрало. Крутят твои дружки дела и навар имеют. Тебе достается.

Мальтинский молчал, ему хотелось схватить со стола тяжелую хрустальную пепельницу и запустить ею в голову подполковника Крапивина. Хотя до этого момента он и не подозревал, что может жаждать чужой крови. Крапивин спокойно поднялся, прошел к двери и повернул в замке ключ.

«Какого хрена?» – только и успел подумать вконец струхнувший Мальтинский. Крапивин достал из тумбочки небольшой газетный сверток, бросил его на стол.

Семен Борисович смотрел на сверток боязливо.

– Разворачивай.

Мальтинский был наслышан о всяких ментовских штучках. Ему в пересылке осужденный за бытовуху мужик рассказал, как следак участливо предложил ему попить воды из стакана, а потом этот стакан вместе с отпечатками пальцев появился в деле, как основная улика.

Трясущимися руками Мальтинский развернул шелестящий газетный сверток и обмер, боясь прикоснуться к содержимому. Перед ним на столе лежала пачка долларов – сотенными купюрами. Долларов Семен Борисович перевидел в жизни немало, держал их в руках еще в те времена, когда большинство населения Советского Союза понятия не имело, как они выглядят. Пачка была пухлая – тысяч на десять.

– А… а… а… – вырвалось у него, и Семен Борисович с ужасом посмотрел на подполковника.

– А теперь заверни их, не акай, спрячь и проваливай, – бесцветным голосом приказал Крапивин.

– А… что…

– Если ты такой дурак, что до сих пор не понял, поясню. Передашь их дружкам на воле, пусть в дело пустят. Каждый месяц с них десять процентов капать должно. Скажешь, что через два месяца к твоему компаньону домой заеду. Звякну перед этим. Пусть бабло готовит.

Мальтинский хлопал глазами, а руки уже сами торопливо заворачивали деньги в шелестящую газету.

«Если бы еще рублями дал! А то баксами», – ужаснулся Мальтинский.

На зоне и за пятидесятирублевую монетку, найденную во время шмона, можно было в ПКТ загреметь. А тут десять штук баксов. Статью УК насчет хранения и сбыта валюты на то время еще никто официально не отменял, хоть уже и не судили за нее. Но то же на воле! А за колючкой свои порядки. Тут что хочешь припаять могут.

До сих пор старожилы зоны вспоминали и молодым рассказывали, как один мужик бросил в спину прапору-дубаку камешек размером со спичечный коробок – раскрутили его за это на попытку убийства. Но на подставу предложение хозяина не походило. Деньги были настоящими, и в случае если бы Мальтинского собирались с ними раскрутить – десять тысяч ушли бы в доход государства.

Семену Борисовичу хотелось спросить, каким образом он, десять раз подневольный человек, сможет передать деньги вместе с инструкциями на волю в Москву, да еще так быстро, чтобы их успели пустить в дело и получили прибыль? Но жизнь дороже всего.

«Если что, своими деньгами закрою. Но как компаньону весточку передать?»

Не выполни он желание хозяина, ему не жить. Мальтинский запихнул деньги в штаны. Подполковник Крапивин смотрел в это время в окно. Зэк привстал.

– Можно идти, гражданин начальник?

– Иди. Только учти, завтра у тебя в шушарке и в цеху шмон будет. Настоящий, по полной программе. Если найдут…

– Не найдут, гражданин начальник, – Мальтинский и сам не знал, откуда у него взялась эта уверенность.

– Смотри. Пошел вон, – уже добродушно добавил хозяин и вновь стал суров и неприступен, как скала в Северном море.

Мальтинский выскользнул из кабинета. Ему казалось, что каждый мент-дубак видит его сейчас насквозь. Обмирая, он прошел через КПП промки, дежурный даже не посмотрел в его сторону, говорил по телефону. В цеху Семен Борисович почувствовал себя уже немного спокойнее. Режимные менты редко сюда совались без надобности. Если что, лютовали в жилке – жилой зоне. Сосед Мальтинского, занимавший соседнюю шушарку, остановил его.

– Борисович, чего от тебя хозяин хотел?

Этого вопроса Мальтинский ждал, кто-нибудь его обязательно должен был задать.

– Предложил в секцию вступить, – он озабоченно тер виски.

– В какую?

– Дисциплины и порядка, – ухмыльнулся Семен Борисович.

– Туда и не думай идти.

– Я так и сказал, что не по мне это дело. Хозяин наседать не стал. Время на раздумья оставил.

– А ты?

– Обещал подумать. Выберу какую-нибудь безобидную.

– Ты в производственную вступи. И хозяин успокоится, и правильные поймут.

– Я бы с Карлом посоветоваться хотел, – наморщил лоб Мальтинский.

– Смотри, – зашептал сосед по шушарке, – ты шерстяной, сегодня Карл тебя прикрывает, а что завтра будет, никто не знает. Держись от блатных на солидном расстоянии.

Выслушав правильный совет, Мальтинский понял, что воспользоваться им не сможет, единственным человеком на зоне, способным ему помочь, был Карл.

Мальтинский закрылся в своей шушарке, он прислушивался к каждому шороху. Разложил на столе графики выхода зэков на работу. Включил калькулятор, что-что, а создавать видимость работы он умел. Когда слышались шаги или близкий разговор, он бросался к столу и с карандашом в руках замирал над бумагами. Самый дальний тайник казался ему теперь недостаточно надежным.

«Надо срочно найти Карла».

Можно было послать пидора-уборщика, но Мальтинский панически боялся. Самому идти через КПП с деньгами в кармане он не решился. Доллары спрятал в тайнике под самым потолком, отвинтил панель и засунул их подальше – насколько хватило руки. Лишь после этого набрался смелости выглянуть в коридор. Пидор с мокрой тряпкой, надетой на швабру, старательно тер облезший линолеум и чуть слышно напевал детскую песенку про «голубой вагон». Мальтинский закрыл шушарку на ключ и спустился на второй этаж заводского корпуса, тут пахло свежесваренным столярным клеем, краской.

– Ищешь кого, Борисович? – вяло поинтересовался зэк со стажем, он неторопливо растирал флейцем столярный клей по сосновой доске.

В зоне шерстяных принято было называть уважительно – по отчеству, хотя и на «ты». «Вы» говорили только ментам.

– Карла найти надо.

Старый зэк обнажил в улыбке редкие, прокуренные, пропитанные чифирем до коричневого цвета зубы.

– Он там, – и показал пальцем на отгороженную от остального цеха боковую комнатку. Двери разрешалось ставить только в шушарках, как и замки. Комнатку от посторонних глаз прикрывала ситцевая занавесочка.

Карл даже не повернул головы, когда Мальтинский вошел в маленькую комнатку. Смотрящий лежал на новеньком матрасе и, разминая руку, гонял в пальцах две монетки.

– К хозяину ходил… – процедил сквозь зубы законный, – один раз сходишь, второй, а потом братва может и не понять.

– Не сам же ходил. Вызывал.

– Чего хотел?

– Карл, – в голосе Мальтинского послышалась мольба, – выручи.

Семен Борисович знал, что просить на зоне нельзя, особенно у тех, кто сильнее тебя, но выхода не оставалось. Карл зевнул и сел на матрасе.

– Кажется, тебя прижало.

– Пошли ко мне.

Другого человека и в другое время Карл бы послал куда подальше, но Мальтинского он уважал. Вскоре они уже сидели в шушарке. Семен Борисович поставил на письменный стол стул, залез на него и принялся отворачивать панель. Карл сидел, закинув ногу за ногу, и ничему не удивлялся. Наконец Мальтинский спустился с высот и положил на стол газетный сверток.

– На волю передать надо. Моему компаньону в Москву.

Карл не притрагивался к свертку.

– И записку еще передать надо. Я заплачу, но деньги у меня там, в Москве.

Смотрящий с безразличием на лице потянулся к свертку, приоткрыл край газеты и тихонько присвистнул.

– Круто.

– Это не мое.

– Я не хочу знать, чье, – отрезал Карл, по его глазам Семен догадался, что тот прекрасно понимал, чьи это деньги.

– Передашь? – выдавил из себя Мальтинский. – Иначе мне не жить.

– Записку пиши.

Карандаш плясал в непослушных пальцах, на листке, вырванном из тетради, Мальтинский выводил слово за словом. Перечитал, поставил подпись и вытер вспотевший лоб. Сложенную пополам бумажку протянул Карлу. Тот отрицательно покачал головой.

– Ты что, не знаешь, как маляву пишут?

Мальтинский растерялся, от волнения он позабыл все, что знал.

– Нитки и иголка у тебя есть?

– А… – тут же вернулась память.

Мальтинский густо прошил записку грубой дратвой, завязал надежный узелок и перекусил нитку.

– Мне чужие секреты знать не обязательно, – ухмыльнулся Карл, опуская записку в карман, – через неделю все будет у твоего приятеля.

– Он и заплатит, – вставил Мальтинский.

Законный только криво ухмыльнулся.

– Ты мне деньги не предлагай. По-другому рассчитаешься.

– Это как? – насторожился Семен Борисович.

– В жизни всякое может случиться. Сегодня я тебя спас. Завтра ты меня выручишь. Твой компаньон – человек надежный? В ментуру не побежит?

– Смысла ему нет к ментам идти. Иначе и сам загремит. Он мне по жизни должен. Половина моего срока – ему по праву принадлежит.

– Вот и ладно.

Карл покинул шушарку. Мальтинский, обмирая, смотрел в окно на то, как Карл приближается к КПП. Смотрящий шел свободно, даже несколько небрежно. Прапор, сидевший на КПП, был из тех, с кем нельзя договориться.

«Сейчас остановит, шмон устроит», – Мальтинский впился в подоконник ногтями, старая пересохшая краска крошилась и падала на пол.

Прапор-дубак остановил Карла, о чем-то спросил и махнул рукой:

– Проходи.

У Мальтинского вырвался вздох облегчения. Карл же был спокоен только внешне. Он прекрасно понимал, чем ему грозят баксы, найди их дубак. Мелочовку мент, может, и взял бы себе, а зэка отпустил бы, но такая огромная сумма в валюте сулила неприятности. Поступил бы согласно инструкциям. Менты не любят непонятного.

Мальтинский еще целую неделю трясся от страха. Его не беспокоил хозяин, к нему перестал заходить Карл. Он не знал, дошли ли деньги до адресата. Его собственная судьба висела на волоске. В случае, если бы доллары пропали, подполковник Крапивин сгноил бы его со всеми потрохами, но перед этим вытянул бы из него все деньги. Страданий и трудностей Мальтинский боялся, знал, что не вынесет, если ему придется пройти все круги зоновского ада. Ночами, когда он спал на продавленном диванчике в своей шушарке, ему снилось, что его превратили для начала в зоновского придурка-пидора.

Мальтинский мог бы дать задание мужикам, и его диванчик превратили бы в настоящее чудо. На зоне мужики рукастые, и времени навалом, работу делают основательно, не спеша. Но зачем выделяться? Не надо, чтобы начальство видело, как ты обустраиваешь свой быт. Хватало уже того, что хозяин подписал ему разрешение на трехсменное пребывание в промке. Такая лафа мало кому обламывалась. По зоновским меркам Мальтинский высоко взлетел, и не стоило ему плодить завистников. Вот и оставался диванчик скрипучим и неказистым, с порванной обивкой. Главное для зэка – стать неприметным, превратиться в человека-невидимку.

Шмон случился, как и обещал хозяин, основательный. Перетрясали все, до чего только у дубаков дошли руки. Мальтинский подбросил в известные ментам тайники пару фотографий полуобнаженных красавиц, вырезанных из журнала. Найдут и успокоятся. До его тайника под самым потолком они не добрались. А если и добрались бы, тот все равно уже был пуст.

Ровно через неделю в шушарку к Мальтинскому заглянул Карл, принес журнал «Иностранная литература», от предшественника Семену Борисовичу досталась подшивка за три года. Как не терпелось Мальтинскому спросить о судьбе денег! Но сдержал себя. Как ни в чем не бывало нарядчик закипятил электрический чайник, достал из тайника белый хлеб в пластиковом пакете и стеклянную банку с красной икрой.

– Вот масла только нет, – вздохнул шерстяной и, подыгрывая смотрящему, спросил: – Понравилось чтение?

Он от волнения даже не помнил, что посоветовал прочитать Карлу.

– Ничего себе, но за колючкой серьезную литературу читать не получается. Чувствую, что классная вещь, а раздражает.

– Я могу и детективов подыскать, тоже неплохие попадаются.

– Детектив? Не стоит, – улыбнулся Карл. – Мне что про наших ментов читать, что про американских копов – все едино. Не бывает хороших ментов.

Смотрящий ел немного. Больше налегал на чай, заправленный сладкой сгущенкой.

– Из дому тебе пишут? – спросил он.

– Кто мне писать станет? С женой мы еще два года назад развелись. Родителей нет.

– Компаньон твой не писал?

Мальтинский напрягся.

– Чего ему писать?

– Иногда люди глупости делают. Ты чего не спрашиваешь, дошли деньги или нет?

– А дошли? – вырвалось у Семена Борисовича.

– Ты как думаешь?

– Не томи, Карл, – сдался Мальтинский, – я ни есть, ни спать не могу. Каждую секунду об этом думаю.

– Дошли до него деньги.

– Не удивился он моей просьбе?

– Откуда я знаю? Не я же сам ему их в руки передал. Теперь жди, что из этого выйдет.

Миновали два месяца, в течение которых Мальтинский запретил себе вспоминать о хозяине и его деньгах. Тот сам о себе напомнил. Пригласил в кабинет. Взгляд подполковника Крапивина всегда оставался строгим, понять по его глазам, доволен он или раздражен, было невозможно.

– Ну что, осужденный Мальтинский? – спросил Крапивин после доклада, сделанного по всей форме.

– Все хорошо, гражданин начальник, – пожал плечами Мальтинский. Он помнил о дистанции, отделяющей его от начальника зоны, но уже не заискивал.

– Твой приятель привет тебе передавал. Был я у него в Москве. Теперь он сам приезжать сюда станет. Тебе свиданка еще не скоро положена, но можно устроить.

– Спасибо, – вяло отреагировал Мальтинский, – у меня родственников нет.

– А друг твой сказал, что сестра к тебе на свиданку просится, – взгляд Крапивина оставался холодным, лишь голос выдавал насмешливые нотки, – родная сестра, – уточнил он.

Только сейчас Мальтинский окончательно поверил в свое спасение, поверил в то, что будущее у него есть. Если сам Крапивин готов под видом родной сестры запустить к нему на зону бабу для развлечения, то, значит, все сложилось наилучшим образом.

– Мы с ней сводные брат и сестра, – соврал Мальтинский, – от разных отцов, не думал, что она обо мне вспомнит.

– Не хочешь с ней встретиться?

– Хочу.

– Пиши заявление.

Не прошло недели, как Мальтинский получил долговременную свиданку с бабенкой-полупроституткой, которую ему подогнал московский дружок. Привезла она и харчей, и выпить. Семен Борисович особо не расслаблялся, выпил в меру, насытился женской плотью. Телка попалась умелая, она и мертвого могла бы соблазнить. Никогда раньше за собой Мальтинский не замечал особых сексуальных талантов. Теперь же, прокувыркавшись ночь напролет, кое-что оставил на утро. К тому же она была не дурой, у компаньона работала секретаршей на все случаи жизни. В перерывах между трахами отчиталась перед Мальтинским, как идут дела с бизнесом. Не бог весть какие прибыли, но дело его находилось на плаву.

Так и пошло. Хозяин оставался доволен Мальтинским, благодаря Семену Борисовичу его деньги крутились, приносили неплохой доход. Крапивин рвачом не был, для начальника зоны жил скромно, готовил пути к отступлению после выхода на пенсию. Что у него было на государевой службе? Служебная трехкомнатная квартира за колючей проволокой да служебный же «уазик» с водителем-срочником? А соблазнов много, но зоне деньги не берет только дурак или ленивый. Много брать опасно: переберешь лишку, останешься должен блатным – и круто тебя возьмут они в оборот.

Карл, хоть и захаживал к Мальтинскому, говорил с ним за жизнь и искусство, но никогда больше не возвращался к разговору о пачке долларов, словно и не было их. Крапивин же, однажды испытав Мальтинского, больше не рисковал, деньги в Москву возил сам, сам же и забирал, даже умудрялся через его фирму сбывать зоновскую продукцию.

Крапивин, когда уверился, что встрял в бизнес крепко, заговорил с Мальтинским о выходе на поселок. Мол, не стремись ты туда попасть, тебе и на зоне неплохо. Еще полгодика перекантуешься и уйдешь на досрочно-условное. И Мальтинский согласился.

Свиданки Семену Борисовичу перепадали регулярно – и краткосрочные, и длительные. Ни одной не упустил. Секретарша приезжала под видом сестры, страстная баба, чувствовалось, что она не только за деньги старалась, но и для собственного удовольствия.

Карл, хоть и понимал, в чем дело, однако в душу Семену не лез. В конце концов, Мальтинский не стучал, а то, что менту помогал, так это ж в бизнесе. Да и не стремился Семен блатным стать, а шерстяному такое занятие в самый раз, каждый выживает, как может.

Однажды так случилось, что выпало Карлу и Мальтинскому в одном заходе на свиданку идти. Никто специально этого не устраивал. К смотрящему отец приехал. А на свиданку обязательно подарок родственникам сделать надо. Кто сам что мастерил, кто покупал у других. Шкатулки резные, подсвечники, кольца, все, на что зона способна. Но не станешь же известному виолончелисту, интеллектуалу зэковские побрякушки дарить. Карл рассудил правильно, пусть сам отец решит, что ему нужно. Лучше всего деньги дать, что захочет, то и купит. Деньги на зоне ходят, и немалые, хоть это и строжайше запрещено. Но сами же менты смотрят на это сквозь пальцы. Чем иначе им платить зэки станут? Ножичками да шкатулками самодельными? А на одну зарплату никто из дубаков уже давно не жил, отвыкли. Карл деньги особо и не прятал, свернул их, резинкой перетянул и в карман положил. Если шмонать серьезно станут, куда ни прячь, найдут.

Возле КДС – корпуса долговременных свиданий – уже стояли зэки, те, кому выпало счастье не только увидеть родных, но и на пару дней вырваться из лагерного быта. Карл сидел на корточках, курил и ждал, когда наконец сможет очутиться с отцом наедине. И тут он взглядом встретился с ментом, который на КПП дежурил. Тот только что по телефону с кем-то говорил. Судя по тому, что рожу серьезную при этом строил, скорее всего, ему сам хозяин звонил. От таких звонков добра не жди. Карл всего одну секунду прапору в глаза смотрел, но уже понял, о чем речь по телефону шла. То ли стукнул кто-то, что он деньги с собой несет, то ли сам хозяин дотумкал. Догадаться несложно. Если бабло найдут при шмоне, мало того что свиданка накроется, так еще и в ШИЗО упечь могут. Зол был последнее время на Карла хозяин.

Мальтинский терпеливо ждал, спрятавшись от солнца в тень, отбрасываемую домом, тень с каждой минутой становилась короче, и скоро уже не было где спрятаться от палящего солнца. Прапор глаз с Карла не сводил.

– Эй, – крикнул смотрящий, – долго еще нам ждать?

– Подождешь, срок так или иначе идет, спешить тебе некуда, – ответствовал прапор, и в его голосе ничего хорошего для Карла не прозвучало.

«Точно, шмонать станут».

Карл чуть заметно поманил пальцем Мальтинского, тот сразу понял, присел рядом с ним на корточки. Для отвода глаз Карл вытащил пачку сигарет, предложил закурить. Себе он вставил простую без фильтра сигарету в витой деревянный мундштук, изготовленный умелым самоучкой – резчиком по дереву, недавно откинувшимся на волю, – прощальный подарок смотрящему. Мальтинский взял сигарету без должного благоговения, буднично. Другой бы зэк зашелся от счастья – сам Карл предложил. Прапор пока еще смотрел в оба глаза, но уже подустал. Табачный дым поплыл над площадкой и беспрепятственно перетекал сквозь частые ячейки сетки ограждения.

– Дело такое, – прошептал Карл, – я отцу своему подарок на свиданку несу, но чувствую, шмонать станут. Не хотелось бы его ментам оставлять.

Мальтинский моргнул, потер нос, раньше к нему Карл с просьбами не обращался. Вот и теперь он не мог понять, куда клонит смотрящий. То ли просто рассказывает, то ли оказать услугу просит.

– Что за подарок? – спросил Семен Борисович.

– Деньги. Пусть старик сам решит, что ему нужно. Я от вольной жизни отвык. Могу и ошибиться. Тебя шмонать не станут.

– Давай, – не шевеля губами, проговорил Мальтинский и заложил руку за спину.

Карл, сжав в пальцах тугой денежный сверток, сунул его в ладонь шерстяному. Тут же купюры, перетянутые аптечной резинкой, куда-то исчезли, Мальтинский уже держал пустые ладони перед собой и рассматривал холеные пальцы с коротко подрезанными ногтями.