Читать книгу Мы родились в тельняшках - Сергей Зверев - Страница 3

Следователь Милош Ристич с черными кругами под глазами после сотрясения мозга, полученного в процессе кувырканий на трассе, пытался собраться и не пропускать ни единого слога и жеста, исходившего от руководителя внешней разведки Неманьи Вуйковича.

Шеф сидел в светлом, недавно отремонтированном офисе, где не осталось приевшихся наследий прошлого: массивного стола с ящиком коричневого цвета, эпического графина с водой из стекла толщиной в палец, которым можно было при случае и прибить собеседника; не было тяжеленных отрезов тканей на окнах из серии «если завтра война». С пола собрали некогда ценный, успевший исшаркаться паркет, поменяли проводку; на стол, сделанный из черного стеклянного монолита, поставили огромный монитор. Создали светлое приятное для общения пространство. Едва уловимое, если сидеть в полной тишине, шипение кондиционера, холодильничек с минералкой… Работай, не хочу.

К сожалению, фотографии, которые разглядывал полковник Вуйкович, не поднимали ему настроения. За окном шумел летний Белград, люди думали, где и как укрыться от жары, какое мороженое слопать, – а он думал о том, как ему не вылететь с работы. Президент уже звонил. Немного поругался, подавил на психику и отключился. Не умеет он, не военный. Но уволить-то уволит. А зарплата хорошая. А семья большая. А чувство долга… А жажда мести – никакого пособия от государства не надо…

Покопавшись в простенькой тумбочке из такого же стекла, как и стол, шеф передал Ристичу другие снимки.

– Вы этого видеть не могли. Мы завалили всех, но группа была оснащена точно так же. О потерях с нашей стороны я умолчу.

Глядя на снимки убитых боевиков, чье снаряжение и оружие, казалось, взяли со стендов последней выставки, Ристич начал понимать ту жестокость, с которой погранец, капитан Власьевич, потерявший в засаде трех человек, допрашивал уцелевшего после взрыва боевика. Рыхлого водителя – с тем быстрее дело бы пошло – спасти не удалось. Сдох.

Ристич сам, охая от ушибов и ссадин, дошел до места подрыва микроавтобуса. Лоренка уже успели вынуть из панциря и начали избивать рядом с горящей машиной. Полицейский не видел всего, но мог догадаться, что лупили его уже пару минут. Били, но не убивали.

Выхватив нож, капитан подсел к хватающему ртом воздух, раскрывшемуся и завалившемуся на спину террористу и с размаху проткнул ему ладонь, пришпилив ее к земле. Пленный дернулся и застонал.

– Не вставай, – с мрачной улыбкой посоветовал капитан. – Сколько вас, тварь?!

Лоренк, несмотря на боль, молчал. Выстрел в коленную чашечку заставил его дернуться и зайтись от боли, многократно прокусывая собственные губы.

– Не отключайся, ты нам нужен, – продолжал капитан. – Я жду. Сколько вас?

Ни одного членораздельного слова. Дело стопорилось. Скомандовав бойцам, чтобы подняли, он лично взял голову убийцы и прислонил ее щекой к продолжавшему гореть кузову микроавтобуса.

Душераздирающий вопль не затихал, потому как пленного держали и не давали ему убрать голову от раскалившегося железа.

Знаете, почему яйца отвратительно воняют, когда горят на сковородке? Это разрушаются белки. Вот примерно так же, только туже, насыщеннее, стал пахнуть воздух.

Несмотря на свой опыт – по молодости пришлось побегать по лесам и повоевать, – Ристич не смог смотреть. «Колись, дурак. Надо, надо. Чего молчишь? Поймали – рассказывай. Игра такая».

– Красавец. – Разгоряченный офицер смотрел на обуглившуюся и дымящуюся сторону диверсанта. – Я, конечно, не французский повар, но… с корочкой хочешь? – Он взял голову Лоренка, посмотрел в ее еще здоровый и незапекшийся глаз, собираясь приложить кочан к горящему кузову другой, пока еще не обожженной стороной, но услышал долгожданное покорное мычание.

Пленный выложил все. Но самое главное, он рассказал про Влера – албанский порт, из которого к месту сбора группы приезжал грузовик с оружием и снаряжением в сопровождении тучного и мордатого Фатоса…

Ристич отдал фотографии обратно полковнику.

– Раз уж вы влезли в это дело, вам и продолжать. Ваш опыт сыскаря нам пригодится там, у моря. С русским как у вас?

– Да не особо. Но языки похожи.

– Точно, – согласился Вуйкович. – Мы должны прекратить эти диверсии. Иначе начнется новая война. А у страны нет на это ресурсов! – повысил голос полковник. – Уже сформировано ополчение в вашем родном Кралево, премьер поехал лично уговаривать людей. Пятьдесят четыре человека убито, еще восемь отравлено газом, остальных вытащили. Эти суки применили дымовые шашки и одновременно подорвали баллоны с хлорпикрином. Людей на улице спас сильный ветер. А в здании… Всех… – Начальник тряхнул кулаком. – Отправляйтесь на границу с Косово. Документы вам сделаем. С вами свяжется наш человек. Инструкции возьмете у моего зама. Найдите канал поставки оружия. Это приказ.

…тринадцать, четырнадцать.

Довольный Голицын спрыгнул с турника на землю. Наступила очередь Маркони. Они – победители недавних спаррингов – подтягивались, с каждым разом прибавляя к количеству повторений единицу, и менялись друг с другом.

Чем больше времени ваш соперник проводит на турнике, тем больше времени у вас на восстановление. Вот такая русская народная забава, в некоторых областях известная как «игра в «армяна», тот, кто не смог подтянуться необходимое количество раз, тот «армян». В атлетике такой способ выполнения упражнения называется «твоя очередь – моя очередь», но играть в «армяна» почему-то азартнее.

Они поднялись до четырнадцати, а потом их ждал путь вниз – надо было выполнить упражнение еще тринадцать, двенадцать и так далее раз до одного. Руки уже затвердели, мышцы на ощупь напоминали палку финского сервелата, но пока Поручик держался. Более жилистый Марконя ждал с подхода на подход, что старлей «сдохнет». Турник – это его стихия, и никому с ним не совладать. Он король всего побережья, и честь оказывается тому, кто вступает с ним в заведомо проигранную схватку.

Ветер с залива сам забрасывал в легкие необходимый кислород, только рот открой.

Показалась голова над турником, поставленным на горушке ради развлечения, – посмотри на окрестности с высоты. На кораблики в бухте, кажущиеся крохотными с высокой сопки, на уходящий в рейд танкер, на бесконечный горизонт, на бликующую ткань воды, на повисших чаек, высматривающих под водою добычу.

Посмотрел? Пора руки разгибать, бицепсы затекли.

Задержавшись над перекладиной, Голицын понимал, что выдохся. Если уходишь, уйди красиво. Спрыгнув, он мгновенно отошел от напряжения, но понимал, что дошел до предела, а довольный Марконя комментировал:

– Слабак.

– Может, в зал, пожмем родимую? – поддел Поручик, но вовремя умолк, потому как подзабыл об ушибленной в спарринге руке.

И иметь бы Денису сегодня снова бледный вид, если бы не сотовый телефон. Группу срочно собирали в штабе.

– …Едем купаться, загорать, – начал инструктаж Татаринов, рассматривая шестерых подчиненных, рассевшихся за партами учебного класса.

– Опя-ать, – промычал Малыш, но тут же поспешил извиниться.

– Ничего страшного, – любезно принял ошибку подчиненного командир. – После как-нибудь пробежите пять километров по стадиончику, и инцидент исчерпан. Можно в кроссовках.

– Так точно, – согласился погрустневший мичман.

На огромном мониторе появилась карта Европы.

– Два дня назад в сербском городе Кралево… – Мышка ткнула в точку, и после двойного щелчка карта выросла вдвое. Щелкать пришлось не раз, пока бойцы не увидели небольшой городок, расположившийся сразу на трех речках. – Произошло следующее… – На экране начали сменять друг друга фотографии зверств боевиков. – Диверсионная группа из четырех человек, состоящая из албанцев, вооруженная современным оружием и спецсредствами, вошла на территорию Сербии со стороны Косово. Расстреляв администрацию города, они заманили местное спецподразделение в ловушку. Применив дымовые шашки и хлорпикрин, уничтожили отряд. Одновременно с началом боестолкновения пустили дымы и яд на улице, благодаря чему сумели вырваться из города. Перехвачены пограничниками на границе с Косово. Командир группы смог уйти. Один взят живым, остальные уничтожены.

Голицын спокойно смотрел до того момента, пока килобайты снимка не сложились в картину бойни в зале заседаний. Увиденное проняло.

– Это вторая группа за неделю. Первую смогли блокировать и не дали ей развернуться. Сербы не говорили о потерях в первом случае, но по тому, что мне передали, можно судить об ожесточенном бое. Сколько таких отрядов еще будет – неизвестно. Если не прекратить диверсии, конфликт на Балканах вспыхнет с новой силой. Цели тех, кто стоит за боевиками, пока не ясны.

От политики к практике. Фотки исчезли, и появились образцы снаряжения боевиков.

– Это не голодранцы. – На экране возник американский усиленный бронежилет OTV с характеристиками. – Останавливает пулю калибра 7,62. Используется в Афганистане и Ираке, защищает пах и плечи, в усиленном варианте просто бетон.

Дальше пошли SIG и пистолеты с глушителями. Потом оптика, ножи, ботинки, оболочки дымовых шашек, ручные гранаты, гранаты к подствольникам, обгоревшие противогазы.

– Шестьдесят два трупа, плюс трое пограничников – шестьдесят пять. Сербия воет от ярости. Основная задача: прервать поставки оружия. Отслеживание, сканирование, возможно, обыск прибывающих в порт Влера, это в Албании, судов. Выдвигаемся через два часа. Через четыре должны быть в воздухе. Садимся в Цетине, Босния и Герцеговина. Едем на побережье, перебираемся на яхту и выдвигаемся к албанскому порту. Мичман, раздайте документы. – Малыш взял со стола новенькие российские загранпаспорта. – Учите, кого и как зовут. Для местной полиции вы богатые русские на отдыхе. С чем вас и поздравляю. Там курорт у них, иху ж мать. Поддержка: «Ил-76», на котором и прибываем. А также в акватории Ионического моря… – командир вернулся к карте и показал, где названное море находится: «вот Греция, вот Италия, вот море», – торчит фрегат «Смотрящий», который гоняет по региону, по словам небезызвестного вам вице-адмирала Старостина, французскую подлодку. Свидание у них в строго назначенное время. Недавно получили новую вертушку «Ка-40», чем очень гордятся. Нам как раз подойдет.

Появилась картинка палубного вертолета. Красив, зараза. И не топорщится из него ничего, все спрятано и обтекаемо. И два винта, как у «Черной акулы». Прынц, ни больше ни меньше.

– Старшим группы назначаю, согласно званию, капитан-лейтенанта Марконю. Сам отправляюсь в Сербию. Встретиться с вами должен в албанском порту. Командировка продлится или до выполнения задачи, или до смены, которая будет через два месяца. Времени у нас достаточно. За работу.

«Если хочешь что-то сделать, сделай это сам», – повторял раз за разом про себя Резар, пристроившись сзади к травленой блондинке с большими сиськами. Напряжение накопилось. Снять его не удавалось ни выпивкой, ни наркотиками, ни шлюхами. Он три дня как вернулся с операции, два дня как выполз из госпиталя, день как кутил.

Первую тройку обнаружили и раздолбали еще до того, как они успели хоть что-то сделать. Потом он стоял в кабинете перед руководителем организации НОФА и заместителем премьера Албании в одном лице, а тот истерил и мочился на него кипятком в течение часа, забрызгав при этом слюной дорогущий иранский ковер.

«Иди тогда сам! Иди сам, если не можешь подобрать людей!»

Фатоса в первый рейд Резар не послал. Не желая участвовать, толстяк откупился от него последними деньгами. Для второго раза средств у него уже не было. Пошел, пополз, побежал.

«Он чуть не завалил все дело», – вспоминал Резар, продолжая протыкать девку.

– Отвали, – вдруг пнув ее коленом от раздражения, пересел на небольшой диванчик.

Кончить он не мог минут десять, а может, и больше. Делано рассмеявшись, девица изогнулась и, повернув шею, стрельнула на него карими глазками, а потом встала с мягких подушек, разбросанных на малиновой скатерти, и стала трясти загорелой задницей без единого намека на полоски от стрингов прямо перед носом развалившегося мужика.

– Сядь! Пей! – скомандовал он, хлопая ее одной ладонью по ягодице, а другой рукой разливая в стопки вискарь.

Приложиться к пойлу так и не удалось. Дверь комнаты борделя неслышно открылась, и в гости к парочке вошел Джезим с неизменной сигаретой во рту.

– Выйди, – хрипло приказал он девке.

Та дернула прочь так, будто разжались скобы невидимого капкана, будто до сего момента она была вынуждена скулить от боли.

– Вы чего там устроили, недоумки? – хрипло поинтересовался дед, брезгуя присаживаться, прислоняться, дотрагиваться до чего-либо в провонявшей спиртом, блевотиной и испражнениями комнате заезженного притона.

Резар пялился на местного мафиози, пытаясь сообразить, как он тут появился, и главное – зачем.

– Я вам, уроды, для чего дал оружие? Для того чтобы вы мочили мирное население, чтобы вы женщин убивали?! Детей?!

– Мы не стреляли в детей, – оправдывался Резар, пытаясь выгнать из глаз пьяных назойливых мушек.

– Двое умерло в больнице. Вы траванули их газом, бараны.

– Мужик, – набрался смелости Резар, вспомнив, как прочна его «крыша», – не вмешивайся, этим занимается наша разведка.

– Не буду, – легко согласился Джезим, вытащил пистолет и выстрелил в голову тому, чьи руки были по локоть в крови, охота за кем могла привести к выходу на его организацию. – Пусть разведка занимается и дальше.

Труп стек по спинке дивана и завалился на бок.

Вложив в кобуру миниатюрный «Глок-26», старик вышел, опустив голову и ковыряясь в сигаретной пачке. По сторонам можно не смотреть и не бояться – две ручные обезьяны прикрывают у дверей. Мафия как-никак, не детский сад.

Кортеж из трех микроавтобусов, преодолев символический шлагбаум с будкой охранника, не спеша въехал на территорию стоянок частных яхт в городке Будва и, легонько поддав, понесся по асфальтовой неширокой дорожке к месту, известному только «капитану Сереге».

Приехавший в аэропорт встречать «Кракен» человек представился именно так. Он был не стар и не молод, вышагивал в шортах и майке, демонстрируя окружающим волосатые ноги и руки, улыбался полными губами и даже, казалось, носом, выставляя напоказ белые зубы.

Спецназовцев сразу предупредили, чтобы они не задавали лишних вопросов капитану яхты, а они и не задавали. «Дети, что ли? На задание прибыли».

Приземлились в военном аэропорту: полоса, будка диспетчера, ангар. Когда начали вываливаться, сохранять кирпичное выражение на лицах стало невозможно. Солнышко светит, воздух – не надышишься. Персонал приветливый, с любопытством таращащийся. Еще бы, с корабля на бал приехали новые русские на военном самолете. «Россия богатая страна, нефти у нее много. Богачи дружат с военными, а военные с богачами – еще сильнее» – так думали служащие аэропорта, глядя на то, как «Ил» открывает грузовой люк. «Поскорее туда, там самое интересное, привезли-то чего?»

К самолету подъехали три микроавтобуса разных мастей и пород, с тонированными стеклами. Тут же из-за плотного черного полога появились люди в шортах и гавайских рубашках и попросили зевак отойти в сторонку и не подсматривать, чего там у них за занавесочкой находится.

Голицын, топая по рампе кроссовками на босу ногу, невольно выставив напоказ двум боснийским техникам крепкие икры, попросил отвалить. Могли бы подогнать машины и поближе, но за рулем местные, пусть и проверенные товарищи, секретность соблюдать необходимо. Оружие, снаряжение и акваланги с костюмами пришлось оттаскивать от самолета метров на тридцать и разбрасывать по вместительным салонам коробчонок на колесиках, из которых специально была вынута большая часть сидений.

Голицыну и Малышу достался кремовый «Фиат», пусть и новый, а всем остальным – «Мерседесы», отчего самая могучая часть отряда как-то скисла и почувствовала кидок.

У боснийского причала утомленных долгим перелетом морпехов ожидала сказка длиной сорок метров, шириной восемь и высотой с трехэтажный дом. Пришвартовавшись левым бортом, белоснежная моторная яхта, принявшая албанское подданство, о чем свидетельствовал темно-красный флаг с колышущимся на ветру черным двуглавым орлом, вызывала восторг и эйфорию своими плавными обводами и ультрасовременным дизайном. Денис не поверил, что ЭТО достанется им в пользование.

Простая и красивая «девушка» с именем «Мария» распахнула мягкие объятия для приема суровых гостей.

Денис вылез из машины и с интересом, как и остальные «туристы», воззрился на современный идеал скорости и форм.

– Не стоять, – обозначил власть Марконя, – начать разгрузку.

«Нам, простым служивым, не принято расспрашивать у всезнающего начальства, откуда такие роскошества на нашу голову свалились. Я уже готов находиться в этой командировке вечно», – такого рода мыслишки искрили в голове старлея, пока он затаскивал по колебавшемуся под ногами трапу, соединившему корму яхты и берег, две сшитые из брезента огромные зеленые сумки.

Ступив на палубу, Поручик сделал окончательный и абсолютно верный вывод – «новье».

Расположив тяжеленный багаж и оборудование аккуратно, даже с некоторым трепетом, бойцы расселись на второй палубе в кают-компании. Кругом светло-коричневое дерево. Солнечные зайчики бегают по надраенным стеклам. Мягкая мебель обтянута молочной кожей. Барная стойка без крепких напитков, одни «колы» и «воды». Высокие стульчики, низенькие пуфики… Тявкающей лохматой болонки не хватает для придания живости, что ли?

Марконя, видимо, успев переговорить со шкипером Сергеем по дороге, «вышел на сцену».

– Первое. Обстановку видите. Как зашли сюда, так и выйдем отсюда. Нас здесь никогда не было. Второе. Через пятнадцать минут отчаливаем и выходим к порту Влера. Торчим в акватории. Приближаемся, удаляемся, наблюдаем. Ждем поддержки с суши. Третье. Задержать дыхание. На яхте у капитана два помощника… – Командир группы жестом передал слово волосатому капитанчику:

– У вас будет обслуживающий персонал. Битте.

Из двери, ведущей в камбуз, вышли одна за другой две молодые женщины.

– Гутен таг, – сказала зеленоглазая с крашенными в ярко-красный цвет торчащими из-за нещадной стрижки волосами.

– Здравствуйте, – с невыносимым акцентом произнесла беленькая, преподнося белые и блестящие, как вершины гор, зубы и аккуратную стрижку каре.

Голицын с Дедом тут же оживились, особенно Дед. После того как он не разглядел бутылок в баре, его настроение упало, но теперь все вставало на свои места.

Военные почувствовали прилив сил, даже спать после переброски не хотелось. «Море! Солнце! Немки! Это и есть жизнь!» Два матерых морпеха как-то уж близко к сердцу восприняли появление представительниц противоположного пола. Реакция совершенно нормальная, но не к месту, не к месту.

– Предупреждаю, – Марконя отчего-то сглотнул слюну, разглядывая дам, и, показалось, напрягся, – одно неверное движение, товарищи краснофлотцы, и «ауфвидерзеен» с позором из армии, это минимум.

Голицыну больше понравилась та красная, у которой волос на голове почти не было. Лицо у нее помягче, чем у ее подружки, хотя и не красотка. Волевая бабенка. Плечистая, мускулистая. Даже раздевать ее не надо, и так все видно. Блондиночка была посерьезнее, постарше и как-то холодна. Черты лица резкие, мужские. Карие глаза недоступные. Ну ее…

Одеты дамы были одинаково: белые сорочки, темно-синие бриджи, на ногах полукеды. Красноголовую звали Герда, белую – Грета. Не запутаешься, если они в один прекрасный день не предстанут с одинаковыми прическами.

Малыш поймал себя на том, что чешет темя, и уже довольно долго. Опомнившись, он медленно убрал руку, потом поднял ее в воздух и сказал:

– Хелло.

Почему группе предоставили шикарную яхту, почему в помощниках капитана немки, не знал никто, кроме шкипера Сергея, а он предпочел на данную тему не распространяться. Во всяком случае, пока.

Герда, плохо скрывая свое хорошее настроение, провела Голицына и Диденко в их каюту.

– Ту плейсес? – справился по-английски Поручик.

– Оф коз, – ответила немка и продолжила улыбаться.

«Чего она улыбается?» Это стало ясно, когда они спустились на палубу ниже по винтовой лестнице, прошли по коридорчику в сторону носа и открыли боковую дверь.

Ну что ж. Каюта. Она прекрасна.

Плазменная панель. Для мужчины это важно. Небольшое креслице. Столик для работы с ноутбуком. Сам ноутбук. За дверкой белоснежный унитаз и умывальник с позолоченным краником. Над ним зеркальце в обрамлении из надраенных кленовых листочков, не исключено, тоже драгоценного металла.

«Платина! – дошло до прибалдевшего Голицына. – Или обман?»

Когда Голицын вышел из гальюна, то увидел, как Диденко показывает немке жестом на кровать и галантно спрашивает:

– Йес?

В ответ красноголовая качала головой, при этом улыбка с ее лица куда-то делась.

За роскошью и чистотой прекрасного корабля от Поручика ускользнула одна деталь: кровать была одна. Для молодоженов. Широкая. Упругая, поди. Скакать не перескакать сие поле вдвоем с невестой…

До «невесты» все дошло намного раньше. Неспроста все эти «йесы».

– Ту мэн, йес? – подхватил Голицын, совершенно забыв про предупреждения Маркони о возможной ответственности.

Ее загорелая кожа стала белой, а потом красной.

Увидев реакцию самочки на поступающие к ней предложения, «поручик Ржевский» нахмурился и ткнул в ноутбук:

– Интернет?

Хозяйка бесшумно и плавно двинулась к компьютеру и включила его. Загрузка операционной системы прошла секунд за десять. Эк, шустра. Голицыну не терпелось оседлать арендованную Министерством обороны четырехъядерную лошадку самому.

«Игрушки есть там, или так, чванливо-офисный набор?»

Появился «рабочий стол». Картинка заставила сморщиться и отпрянуть.

«Ненавижу дельфинов».

Пара умнейших млекопитающих на фоне серебристо-желтой паутинки бликов водной глади синхронно высунула из воды узкие морды.

«Брр. Какая гадость».

Показав, куда тыкать, чтобы увидеть «Гугл», стюардесса вышла, бросив по пути правильную фразу на плохом русском: «Ужин через час».

Реально хотелось жрать и спать.

Меж тем яхта пришла в движение и начала набирать ход.

Всякий раз, попадая на границу с краем Косово, Ристич начинал дергаться. Такой ненависти, какая кипела в нем раньше, уже не было. Десять лет назад он, услышав слово «албанец», где-то в уголке подсознания вскидывал автомат и начинал выискивать цель. Война разрушает психику, война – это кордон, граница между «нормальным» и «ненормальным». Нет никакой музыки, это не кино, нет никаких пафосно-постановочных трюков и попаданий в глаз лютого врага с первой попытки. Нет рева вертолетов поддержки и гектаров врагов, размолотых на куски за пять секунд.

Там холодно, голодно и больно. А еще серо. Сознание, стремясь убежать от наваливающегося психического напряжения, показывает тебе все происходящее как бы со стороны, так легче, так проще. И никогда снов о войне на самой войне – только дом, только родные, только тепло. Мозг пытается зацепиться, пытается найти безопасный тихий уголочек и затаиться, и хорошо, если это получается, хотя бы в забытьи. А еще тайно надеешься быть раненым, а не убитым. Все надеются, все, кто попал на фронт. Трусить плохо, нельзя показывать, что у тебя трясется печенка и подташнивает всякий раз, когда слышишь звуки автоматных очередей и редкие выстрелы из орудий. Говорят, что люди привыкают… Какое там! Называется сие по-другому: на себя начхать, на других начхать. К нагрузкам привыкаешь, а дальше, как овощ или робот, с редкими всплытиями к поверхности во время посиделок с кружкой водки, и тогда мысли: «Когда же это кончится?»

Приграничная деревенька, вдоль домов которой ехали Человек и Ристич, кишела курами, наглыми лающими и бросающимися под колеса шавками и недоверчиво поглядывающими исподлобья подростками. Успевшая повидать всякого за свой механический век «Шкода» приближала их к неофициальной границе с политическим анклавом.

Человек проехал через всю деревню и привез следователя на блокпост.

Сербам катастрофически не хватало квалифицированных агентов. Служба внешней разведки уже отправила в тыл к албанцам троих сыскарей, но они проваливались на ровном месте один за другим – ни следа, ни звонка. Их вычисляли настолько быстро, что шеф Вуйкович начал подозревать, что к ним пробрался «крот», а ситуация требовала, чтобы дело продвигалось как можно быстрее; и то, что задействовали полицейского, случайно втянутого в историю, давало надежду. Человек он обычный, пусть и служивый. Даже если вся их картотека попала каким-то образом в руки противника, Ристича в ней никогда не было. Гипотетический стукач не сможет ничего передать на другую сторону. У албанцев не будет его фотографии.

Блокпост – конструктор из бетонных блоков. Стеночка собрана слева от дороги, справа от дороги. Щели-бойницы, мешки с песком по бокам. На асфальте лежат толстенные бетонные сваи, заставляя любой проезжающий транспорт сбросить скорость, дабы объехать, а не вписаться в умышленно наставленные препятствия. Всего в ста пятидесяти метрах «миротворческие» войска НАТО.

Затормозив у свежевыкрашенного в зеленый КУНГа[1], Человек сообщил подошедшему солдату с серьезным лицом и не менее серьезным автоматом, что они к командиру, и назвал лишь фамилию своего пассажира.

Снятая с какого-нибудь «ГАЗ-66» и поставленная на две ржавые трубы автомобильная будка служила теперь погранцам домом. За маленьким столиком сидел раскисший от духоты командир блокпоста – очень для такого небольшого звания, как лейтенант, возрастной и пышноусый. Рядом с ним расположился в оливковой рубашке с коротким рукавом славянин. Судя по ситуации на столе, они на спор ловили и давили мух, укладывая трупики в рядок на изрезанный и потемневший от времени желтый пластик.

Сообразив, что останки насекомых, пусть и надоедливых, – даже не домино, усач смел их со стола и поприветствовал гостей.

Когда Ристич жал руку человеку в рубашке, он не поверил своим глазам. Воспоминания всколыхнулись в нем и требовали имя. Как зовут его? Ну же…

– Э-э… лейтенант.

– Нет, уже капитан второго ранга, – на русском отозвался мускулистый офицер спецназа.

Убедившись, что Ристич узнал Татаринова, Человек попрощался со всеми, сел в «Шкоду» и был таков.

Роту морской пехоты в не таком далеком прошлом перебросили в Сербию для помощи в разминировании домов и дорог. Вот там у лейтенанта Татаринова и началась настоящая служба. Если жители покидали свои дома, спасаясь от войны, то возвращаться в них обратно до того, как дом осмотрят саперы, было равносильно самоубийству.

Постановка минных ловушек – это целая наука. Если ее освоить, то при наличии мин, детонаторов и, главное, времени можно создавать своего рода произведения искусства.

В помощь к отделению Кэпа, занимающемуся разминированием, приписали нескольких сербов, в том числе и Ристича. Принеси, подай – ну, и учись, смотри, что как делать надо.

В тот день в роте случились первые потери. Подорвался однокурсник, а вместе с ним и сержант-контрактник. Им бы разобраться, выяснить, что да как… Но приказа остановить зачистку не последовало.

Дом, который предстояло обезопасить, расстался с частью угла, но сильным разрушениям не подвергся. Вот придут хозяева и обрадуются. У их соседей дела куда горше: не то что крыши, стен нет.

Обследовав периметр, нашли миноискателем пару противопехоток нажимного действия, расставленных в огороде. Поняв, что прикопанную дрянь придется подрывать на месте, воткнули флажки, покрутились и решили двигать в дом. Если бы тогда кто-нибудь, в первую очередь сам Татаринов, задался вопросом, почему их так поставили, эту пару «безделиц»… Воткнули на виду, можно сказать. Маскировка дилетантская – тыр-пыр, и готово. Это ж философия ловушки: ослабь внимание, дай почувствовать противнику себя молодцом, а потом наноси удар.

Первым в дом вошел сослуживец тогдашнего лейтенанта, а за ним Ристич. День был. Ясно, светло, как сегодня, лето жарит по полной… Лучики по дому гуляют.

«Хрусть». Половая доска под идущими впереди подломилась. На фоне треска дерева резанул ухо неприятный щелчок.

– Назад! – заорал Татаринов, дернул Ристича за шиворот и вывалился с ним на улицу… Офицер, шедший первым, не успел.

Взрыв отбросил их к заборчику, как котят, не причинив большого вреда. Прибежали, подняли, в тенечек посадили, водички глотнуть дали. Работы остановили на целый день.

Колупались в деревне еще долго. Специалистами из России обросли, как грибами, зато без потерь. Найти бы того засранца-искусника и подорвать на его же произведениях…

Ристич хорошо знал албанский, Татаринов экстренно вспоминал сербский. Времени у них мало. Дело к вечеру. Успеть перекусить, переодеться, собраться да подпоясаться.

Войска НАТО защищают искусственную границу, отрезав часть Сербии и передав ненасытным и кровожадным албанцам огромный кусок земли, на который и прав-то у них нет. А потому, товарищ военный, используй лохматый костюм типа «леший» для незаметного блуждания в густом лесу, не гнушайся ока ночного BIM25 почти нейтральной страны, да покрепче сожми в руке бесшумный пистолет ПСС, а на пояс повесь стреляющий нож НРС-2. Посмотри в кошель – как там с деньгами, в другую страну отправляешься. Вставь заряженные аккумуляторы в спутниковый телефон, проверь работу коротковолновой связи с товарищем.

Татаринов собирал Ристича в дорогу, как ребенка. Показывал ему, как оживить рацию, как произвести выстрел из ножа. Говорил о том, что видно в прибор ночного видения, что не видно. Что такое «тепловизор» и, главное, почему очень нехорошо получится, если названная штука окажется у албанских пограничников с английским говорком, засевших в каком-нибудь секрете.

Ландшафт на Балканах всегда за диверсанта. Чистым полем тут и не пахнет – холмы и горы, поросшие лесом. Лучше места для «зарницы» не сыскать.

Военные говорят «складки местности», а гражданские: овраги и ложбины. И те и другие правы, когда представляют, как порою непросто ориентироваться в бесконечных лабиринтах леса, по ходу поднимаясь вверх и спускаясь вниз. Даже кратковременный переход – запутывающее мозги приключение в 3D.

Вечером попрощались с усачом-командиром, сели в старенькую «Ауди», через двести метров от поста свернули в разреженный лес и, доверившись армейскому водителю, плавно покачиваясь, поползли по канавкам и рытвинкам без всякой дороги.

Предвкушая, как работа снова подергает его за нервишки, Татаринов даже как-то стал юнее и красивее в свете садящегося за горушкой солнца.

– Кури, пока можно, – предложил спецназовец, удостоверившись, что на Ристиче все сидит, как надо, и не брякает.

Через границу решили идти налегке, не набирая лишнего. Пройти полосу километра два, а дальше можно снимать с себя все военное и пешком топать по проложенному маршруту. Под утро должны сесть в припрятанную для них машину и двинуть в Албанию, в порт Влера, искать канал получения террористами современного оружия. Шансов мало, но «фонтан» необходимо заткнуть.