Читать книгу Подводная одиссея - Сергей Зверев - Страница 3

Большинство людей знакомо только с поверхностью моря. Даже профессионалы-аквалангисты редко когда опускаются на глубины свыше сорока метров. А между тем, по сравнению с этими сорока метрами, океан кажется бездонным. Самая глубокая впадина уходит вглубь более чем на девять километров. У специалистов в ходу даже особый термин – гидрокосмос. И этот термин справедлив. Океанические глубины так же мало освоены, как и межпланетное пространство. Для проникновения в него нужны аппараты, сравнимые по сложности с космическими кораблями, а кое-где и превосходящие их. Погружения на огромные глубины так же опасны, как и космические полеты. А число глубоководников сравнимо с числом космонавтов…

Дневной свет остался далеко позади, за иллюминатором царила кромешная подводная ночь. Тускло мерцали мониторы, обливая сосредоточенные лица глубоководников призрачно-мертвенным светом. Еле различимо гудели мощные электродвигатели, удерживающие аппарат на заданной глубине. Вести такое чудо техники – настоящее искусство. Такому быстро не научишься. Инженер КБ Марат Петрович Плахин двумя пальцами сжимал рукоятку джойстика и еле заметными движениями корректировал передвижение глубоководного аппарата. Коля Зиганиди и Катя Сабурова пока оставались без дела, всецело доверившись профессионализму инженера. Они прошли специальные тренировки, многое знали о возможностях аппарата, могли управлять им в испытательном бассейне, но управлять первым реальным погружением все же было предоставлено Плахину.

Мощный прожектор, установленный на верху «Русского витязя», вспарывал темноту. Изредка в поле его действия вспыхивала всеми цветами радуги стайка глубоководных рачков, проплывали необычного вида рыбы. Все трое акванавтов следили за показаниями приборов. Аппарат достойно выдерживал колоссальные нагрузки.

– Есть две тысячи метров, – спокойно доложил Марат Петрович на борт «717». – Продолжаем погружение.

– Вас понял, – прозвучал из динамика голос генерального конструктора.

Плахин замедлил погружение, по показаниям эхолота до дна оставалось несколько десятков метров. Понятие дна в океане временами очень относительно. Не всегда это скальные породы или песок. Иногда им оказывается многометровый слой донной взвеси, в котором можно увязнуть, словно в болоте. И не дай бог войти в него при скоростном погружении: чем глубже уйдешь, тем меньше останется шансов выбраться из него.

Теперь уже луч прожектора бил вниз. О близости дна говорило то, что за толстым выпуклым стеклом иллюминатора словно мела метель. Освещенные ярким светом частички казались густым снегом. Наконец аппарат завис в нескольких метрах от дна.

Первое, что увидели акванавты на дне океана, – это стеклянную бутылку. Покрытая белесым налетом, она нагло торчала горлышком из мягкого песка.

– Вот она, сегодняшняя экология. Нога человека тут еще не ступала, а мусор уже наблюдается, – нахмурился Плахин. – Эх, люди, люди…

– Однако, – с усмешкой проговорил Зиганиди. – И кто это додумался бухать на двухкилометровой глубине? Что-то граненого стакана рядом не видно.

– Похоже, это давно было, еще в советские времена, – оживилась Катя. – Бутылка, кажется, «ноль семь», из-под портвейна. Непорядок. Придется начинать с уборки. Заодно и манипулятор проверим в действии.

– Почему, если пустая бутылка, то считается, что ее наши соотечественники выбросили? – возмутился Зиганиди. – Непатриотично. Может, японцы виноваты?

Сабурова надела на руку подобие перчатки, от которой к центральному компьютеру тянулся оптоволоконный кабель.

– Дорогое удовольствие – иметь такого «дворника», – улыбнулся в бородку-эспаньолку Плахин. – Вы, Катя, прошли курс управления манипулятором, знаете все его достоинства и недостатки. Начали. – Он медленно двинул аппарат к подводному мусору.

Катя неторопливо сгибала пальцы, приноравливаясь к дистанционному управлению гидроманипулятором. За иллюминатором показалась металлическая «крабовая клешня», повторявшая все движения руки Сабуровой. Вот только радиус действия был немного большим.

Первая попытка оказалась неудачной. Манипулятор прошел в полуметре от бутылки, схватив пустоту и подняв фонтанчик ила.

– Вы, Катя, одним глазом за иллюминатором смотрите, вторым перед собой. Представляйте себе бутылку прямо здесь, в кабине. Только меньших размеров, пропорционально манипулятору. Тогда все получится, – подсказал Марат Петрович.

– На имитационном стенде все было куда проще, – ответила Катя.

Она мысленно представила перед своей рукой, одетой в перчатку с электронной начинкой, маленькую, со спичечный коробок, бутылку, стала приближать к ней пальцы.

– Получается, – комментировал Зиганиди, глядя в иллюминатор. – Неплохое подназвание для статьи в желтой газете получилось бы: «Российские подводные спецназовцы даже на дне морском собирают бутылки».

– Не подкалывай, рука у меня и так подрагивает, – с улыбкой отозвалась Сабурова.

– Нежнее, – подсказывал Плахин. – Не раздавите стекло, оно хрупкое. Манипулятор на концах захвата может развивать давление не меньше тонны.

– Самое интересное, что я чувствую пальцами сопротивление объекта, – могу регулировать давление на него пальцами. А теперь переходим в автоматический режим. – Сабурова, снимая электронную перчатку, вздохнула с облегчением.

Манипулятор действовал уже в автоматическом режиме. Он, бережно удерживая бутылку, поднес ее к контейнеру для сбора образцов и уложил в него.

– Скоро ты так натренируешься, что сможешь с помощью этой клешни спички зажигать, – съязвил Зиганиди.

– И даже гасить, – заявила Катя, помахав в воздухе рукой, словно тушила спичку.

– С огнем на борту не шутят. Если пожар на надводном судне – это кошмар, то на подводном типа нашего – верная смерть. До планового всплытия остается три часа двадцать минут, – напомнил инженер. – Идем по графику.

Плахин щелкал клавишами. Видимость за иллюминатором была не ахти, мешала придонная взвесь, по большей части приходилось полагаться на показания приборов. Все, что возможно, на «Русском витязе» было визуализировано при помощи компьютера. Тут не приходилось вручную высчитывать, сопоставлять. Практически вся информация выводилась на главный экран в виде доходчивой картинки и цифр. При желании простым щелчком клавиши мыши можно было уточнить любое показание, определить расстояние, глубину. Разные оттенки цветов обозначали и температуру воды, и скорость течения. Для лучшего восприятия рельефа все изломы, выпуклости давались в виде объемной белой сетки.

По большому счету, задачей сегодняшнего погружения являлось испытание работы приборов в реальной обстановке. Никаких донных работ не предусматривалось, но… и не запрещалось.

– Марат Петрович, – обратилась Катя к Плахину, указывая на затемнение в глубине экранного изображения. – А что здесь?

– Вот и я думаю. – Инженер «колдовал» с оборудованием, пытаясь вытянуть из него все возможное.

В глубине экрана виднелось что-то вроде скалы, возвышающейся над песком. Изображение, обрабатываемое специальной программой, становилось все более четким.

– По-моему, затонувший корабль, – высказал предположение Зиганиди.

– Перед испытаниями мы собирали материал на этот квадрат. Крупных кораблекрушений тут никогда не фиксировалось, – произнес Плахин.

Отдельного разрешения на подход к «скале» не требовалось. Главное условие, поставленное перед испытателями, – оставаться на заданной глубине. Уже потом по записям в памяти компьютера специалисты в деталях воссоздадут картину погружения и всплытия. Вот Плахин и решил проявить инициативу.

«Русский витязь» неторопливо заскользил над дном. На этот раз вел его автопилот, который просто следил за тем, чтобы повторять рельеф. Песок под аппаратом напоминал стиральную доску – параллельные частые волны. Над ним колыхался тонкий слой органических остатков. Все живое в море неизбежно с течением времени становится мертвым. И то, что не досталось на обед многочисленным жителям подповерхностных вод, опускается на дно, медленно распадается, поглощается глубоководными рачками, червями и рыбами. Тут вполне могут оказаться рядом и туша кита, и выпитая бутылка из-под вина.

– Неприветливый пейзаж, – передернула плечами Катя. – Не хотелось бы здесь проводить отпуск.

– Экстремальный туризм сегодня в моде, – возразил Зиганиди.

– Мне экстрима и на службе хватает. Пусть себе щекочет нервы офисный планктон. По мне, отдых – это когда лежишь на берегу теплого моря и ровным счетом ничего не делаешь. Ну, самое большое… загораешь, – размечталась Сабурова.

– И через три дня ты взвоешь, как волчица в феврале, – подсказал Николай. – Ты же, Катя, не умеешь сидеть без дела, потому как… – Он не успел договорить, осекся, вглядываясь в экран, на котором уже отчетливо проступили контуры приближающегося затонувшего корабля.

Величественное зрелище завораживало. Поэтому тема прежнего разговора сразу же показалась мелкой, незначительной, недостойной продолжения. Уже можно было рассмотреть лежавший на дне корабль. Он, несомненно, являлся военным. Ошибки быть не могло, об этом свидетельствовала орудийная башня с толстым, как бревно, коротким стволом.

– Крейсер, – определил наметанным взглядом Зиганиди. – Времен Второй мировой войны.

– И явно не советский, – уточнил Плахин.

– Японский? – Катя вопросительно глянула на Николая. – Ты же у нас увлекаешься историей.

– Похоже на то.

Между мачт все еще были натянуты тросы. За годы подводной неподвижности корабля они густо обросли, став похожими на разлохмаченные веревки. Глубоководный аппарат скользил над кораблем, заливая укрытую похожими на снег органическими осадками палубу.

– Вот тебе и не было кораблекрушений, – произнес Плахин. – Названия нам не прочитать. Все ржавчиной и органикой покрылось. Скорее всего, корабль японский. И не похоже, что его торпедировали. Пробоин не видно. Кингстоны открыли?

Зиганиди тут же подсказал:

– У них многие экипажи сами затапливали свои боевые корабли, когда узнали о капитуляции. Так и уходили на дно. Никто не покидал борт. Но ты, Катя, не надейся увидеть там скелеты в военно-морской форме. Даже на такой глубине морские черви через пару лет ничего не оставляют от человеческого тела и даже от костей.

– Но привидениям черви не страшны. Так что у нас есть шанс их увидеть в кромешной морской ночи. – Сабурова уже надела перчатку, сжимала и разжимала пальцы. – Неправильно, если никто так и не узнает, что за корабль здесь затонул. Конечно, уже нет жен этих моряков, но остались дети, внуки, правнуки. И будет справедливо, если им спустя более чем полвека сообщат о судьбе их предков. Вот тогда призраки и успокоятся, души погибших уйдут в иной мир.

– Я, конечно, не знаю японских верований насчет загробного мира. Но, похоже, ты говоришь правильные вещи, – согласился Зиганиди.

– Хорошие слова, – произнес Плахин. – Но как это сделать? Крейсер, похоже, типовой. По видеосъемкам его название не восстановишь. В лучшем случае будет понятно, что он один из десятка затонувших, для родственников это ничего не меняет.

– На любом корабле много вещей, на которых написано его название, – наморщила лоб Катя.

– Спасательные круги, например, – проговорил Марат Петрович. – Но они-то остались на поверхности, когда корабль ушел на дно. До других предметов нам не добраться.

– Ошибаетесь. Это на нашем «Русском витязе» рынды нет, а на всех надводных кораблях она имеется, – улыбнулась Катя. – И на любом корабельном колоколе выбивают, отливают, гравируют название. К тому же их изготавливают из латуни, и она очень мало подвержена коррозии, даже в морской воде.

Плахин оценил предложение Кати Сабуровой. Глубоководный аппарат возобновил движение. Заодно предстояло оттестировать работу автопилота в реальном режиме с многочисленными препятствиями. Марат Петрович выбрал на мониторе конечную точку – рынду, висевшую на кронштейне, и предоставил электронике действовать автономно. При этом он, конечно же, не снимал руки с джойстика, готовый в любой момент взять управление на себя. Под «Русским витязем» проплывала палуба затопленного крейсера, он аккуратно разминулся с поднятым стволом корабельного орудия. Над глубоководным аппаратом чуть заметно покачивались провисшие тросы, растянутые между мачтами.

– Прошли капитанский мостик, ходовую рубку, – прокомментировал происходящее Зиганиди.

– Приближаемся, – предупредил Плахин. – И зависаем.

«Русский витязь» завис в водном пространстве. Электромоторы продолжали работать, удерживая аппарат на месте. Даже течение со скоростью полутора метров в секунду не стало бы для его устойчивого положения помехой. Катя повела рукой в перчатке. Манипулятор в точности повторил движение.

– Осторожнее, – сказал Марат Петрович. – В трюмах наверняка сохранились боеприпасы. И, если туда что-нибудь тяжелое упадет… – Его взгляд скользнул к черному провалу в палубе.

– Не упадет, – пообещала Катя.

Она действовала с максимальной осторожностью. Сперва убедилась, что рында надежно захвачена клешней, затем защелкала свободной рукой по панели управления. Из гидроманипулятора, словно лезвие из складного ножика, отщелкнулась секция с небольшим алмазным диском. Пользуясь джойстиком, Сабурова подвела диск к цепи, на которой висел корабельный колокол.

– Натягиваем цепь и пилим, – сказала Катя.

Через минуту рында отделилась от затопленного корабля. Гидроманипулятор поднес ее к иллюминатору.

– К сожалению, пока прочитать ничего невозможно, заросла донными отложениями. Но, если бы мы и увидели иероглифы, то тоже не сумели бы их прочитать. Пусть уж специалисты разбираются, – заметил Коля Зиганиди.

«Русский витязь» неторопливо оплывал корабль, проводя видеосъемку. Компьютер тут же делал расчеты и создавал на экране объемное изображение. Теперь при надобности его можно было вращать в виртуале, разглядывая со всех сторон.

– Жаль, что нам здесь не попалась затонувшая Атлантида, – засмеялся Николай. – Состоялось бы сенсационное открытие.

– Ничего страшного, – ответила Катя. – Со временем будет и Атлантида. Главное, успешно провести испытания. Довести глубоководный аппарат до ума. Вот тогда его и запустят в серию. Атлантидой на подобных аппаратах займутся подводные археологи. А мы займемся спасательными операциями на больших глубинах… Ну вот, теперь уже и рында в нашем контейнере…

Еще около двух часов «Русский витязь» провел вблизи океанического дна, собирая пробы грунта. Наконец Плахин получил команду на всплытие.

– Приготовились, – сказал он и поднял прозрачный колпачок над кнопкой, вдавивл ее пальцем.

Электромагниты, удерживающие контейнеры с дробью под брюхом глубоководного аппарата, отключились. Балласт отсоединился от них. Контейнеры упали в ил, подняв облачка органических отложений. Прожектор погас. Все, находившиеся на борту, почувствовали, как аппарат с небольшим ускорением пошел к поверхности. Теперь его всплытие уже ничто не могло остановить. По закону Архимеда на него действовала подъемная сила, равная весу вытесненной им морской воды. Максимум, можно было маневрировать двигателями, осуществляя горизонтальные передвижения.

– Теперь можете и поспать, – усмехнулся инженер. – От нас уже ничего не зависит. Вообразите себе, что оказались в лифте, возносящем вас на двухкилометровую высоту.

Плахин выставил тусклое дежурное освещение. На главном мониторе в углу сменялись цифры. Глубиномер вел обратный отсчет.

– Словно таймер бомбы перед взрывом, – тихо произнес Зиганиди.

– Сам ты дурак, Николай, и шутки у тебя дурацкие, – отозвалась Сабурова. – Лучше воспользуйся советом мудрого человека, – кивнула она на Плахина. – И вздремни. Нам еще отчет сегодня писать.

Аппарат слегка подрагивал, покачивался, продолжая свое вознесение. От этого и впрямь клонило ко сну. Катя сквозь полуприкрытые веки смотрела на начинавший светлеть иллюминатор.

«Словно рассвет наступает», – успела подумать она. И тут «Русский витязь» вздрогнул, будто натолкнулся на невидимое препятствие, его потянуло сперва вниз, затем в сторону, аппарат стал заваливаться на бок.

– Что происходит?! – выкрикнула Сабурова.

На столкновение с другим подводным объектом не походило – иначе бы почувствовали удар.

– Зацепились? Но за что? Не могу понять, – торопливо говорил Марат Петрович, выводя на монитор изображения внешних камер. – Неужели рыбацкая сеть?

И тут на стекло иллюминатора и впрямь легла сеть, ее ячейки стали отчетливо видны. Затем что-то снаружи зашипело. Аппарат дернуло вверх, всплытие ускорилось. Дергая джойстиком, Плахин пытался выровнять «Русский витязь». Но двигатели не могли справиться с силой, толкавшей глубоководный аппарат к поверхности. Всплытие стало неуправляемым.

– Это не рыбацкая сеть. Она металлическая, – Зиганиди припал лицом к иллюминатору.

– Смотрите, к ней прикреплены надувные понтоны. Они и тащат нас вверх! – рассмотрел изображение на мониторе Плахин. – Что за ерунда?!

Катя уже надела перчатку. Гидроманипулятор ожил. Сабурова тянула руку к потолку:

– Не достает до понтонов. Черт! Нам на винты сеть не намотается?

– Они в защитных кожухах.

Аппарат раскачивало, неуправляемо несло к поверхности. Сабурова уже выщелкнула из клешни алмазный резак. Металлическая сеть поддавалась плохо. Но все же ей удавалось перерезать тросики ячеек.

– Надо освободиться! – кричала она. – Иначе есть вероятность удариться о днище «717»-го.

– Быстрей, – торопил Плахин, поглядывая на стремительно сменяющиеся цифры на мониторе. – Если не ударимся о транспортник, все равно вылетим, как пробка, из воды. А затем последует удар о волны. Всем пристегнуться!

«Русский витязь» тащило с неудержимой силой к поверхности, а люди, находившиеся в нем, не могли ничего с этим поделать. Вся надежда оставалась на Сабурову. Только бы ей удалось перерезать сеть. Тогда бы аппарат вывернулся из нее и перешел в штатный режим всплытия…

– Глубина шестьдесят метров! – выкрикнул Марат Петрович.

– Не успеваем, – беззвучно выдохнула Катя.

И тут случилась еще одна странная вещь. Стремительный подъем застопорился так, словно кто-то резко дернул глубоководный аппарат вниз. На экране глубиномер показал погружение на десяток метров. После чего «Русский витязь» завис в пространстве с продольным креном в девяносто градусов. Электродвигатели продолжали жужжать, но не могли сдвинуть аппарат с места, вернуть его в вертикальное положение. Он словно увяз в густой жидкости, похожей на желе, и лишь подрагивал.

– Что за черт? – Катя с надеждой глядела на Плахина.

– Связь с «717»-м отсутствует, – развел руками Марат Петрович. – Сам не знаю, что и думать…