Читать книгу Логово проклятых - Сергей Зверев - Страница 3

16 марта 1939 года в старом чешском банке, расположенном в городке Хуст, было шумно. По всему зданию бегали люди в форме. Одни тащили ящики с патронами, другие набивали документами брезентовые мешки и выбрасывали их в окно. Штаб «Карпатской сечи» эвакуировался в авральном режиме.

Роман Шухевич заперся в своем кабинете. Он делал вид, что жжет штабные секретные документы, но по большей части выбирал то, что намеревался сохранить и увезти с собой. Это были бумаги, подтверждавшие связь многих лидеров Карпатской Украины и старших командиров сечи с разведками и политическими кругами Германии, Венгрии, Польши. В случае необходимости Шухевич мог обнародовать эти документы, дискредитировать многих важных персон и даже более того – спасти свою жизнь, выкупить ее, получить покровительство.

После раздела Чехословакии в результате так называемого Мюнхенского сговора в 1938 году объявило о своей независимости маленькое самопровозглашенное государство – Карпатская Украина. Это произошло сутки назад, 15 марта 1939 года. На ее территории действовала так называемая Организация народной обороны «Карпатская сечь». Кроме местных жителей, во вновь создаваемую армию пришло много выходцев из Галиции: Зенон Коссак, Евгений Врецьона. Да и он сам, Роман Шухевич, занявший пост начальника штаба «Карпатской сечи».

Но это государство и его, извините, армия просуществовали недолго, всего-навсего один день.

Одним из первых политических шагов лидера Карпатской Украины Августина Волошина стала телеграмма Адольфу Гитлеру:

«От имени правительства Карпатской Украины прошу Вас принять к сведению провозглашение нашей самостоятельности под охраной Немецкого Рейха.

Премьер-министр доктор Волошин. Хуст».

Ситуация в Европе была сложной. Шел беспардонный передел границ. Германия, Англия и Франция играли в свои взрослые игры. Они покупали и продавали союзников, скрывали или, наоборот, демонстрировали свой интерес в тех или иных сферах влияния, пытались наложить руку на стратегические ресурсы или хотя бы заручиться обещаниями по их использованию.

Разумеется, ответа на эту телеграмму не последовало, потому что никто из европейских политиков всерьез Карпатскую Украину и ее лидеров не воспринимал. Эти персонажи со своими мелкими амбициями и смешной независимостью просто никому не были нужны. Игра шла по-крупному. В разряд разменной монеты попали куда более серьезные и крупные страны.

После повторного обращения Волошина к немцам реакция все же последовала. Но была она удивительной и неожиданной для руководства Карпатской Украины. Германский консул в Хусте, изображая голосом чуть ли не отеческую заботу, посоветовал правителям этого недогосударства быть реалистами и не оказывать сопротивления возможному венгерскому вторжению. Он намекнул, что немецкое правительство в данной ситуации, к сожалению, не может взять Карпатскую Украину под свой протекторат.

Буквально на следующий день последовало предложение Будапешта руководству Карпатской Украины разоружить свои вооруженные формирования и мирно войти в состав Венгрии. В ответ Волошин, пытаясь не терять самообладания, заявил, что Карпатская Украина хочет жить в мире с соседями, но в случае необходимости даст достойный отпор любому агрессору.

На момент вторжения венгерской армии силы «Карпатской сечи» насчитывали уже почти около двух тысяч бойцов, рассредоточенных в пяти гарнизонах. Но оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления эти наскоро собранные и плохо обученные герои «Карпатской сечи» были не в состоянии. Бои немедленно показали, что шансов у них не было и быть не могло. Противник, как стало понятно Шухевичу, располагал всеми необходимыми сведениями о дислокации и вооружении частей, состоянии дорог, средствах связи. В первые же часы «Карпатская сечь» понесла тяжелые потери.

Роман Шухевич быстро сделал для себя вывод. Он решил, что это вовсе не тот алтарь, на который стоит класть свой живот. Следует поискать куда более серьезного покупателя и покровителя, вместе с которым можно реализовать свои амбиции и занять в этом мире достойное положение.

«Немцам не нужна Карпатская Украина? Ничего, зато им скоро пригожусь я, сам Роман Шухевич. Да и Украина им понадобится, – полагал он. – Только другая».

Кто-то с силой ударил в дверь начальника штаба и крикнул:

– Щука, уходят последние машины!

– Идите, я догоню, – ответил Шухевич.

Щука – таков был его псевдоним. Так сложилось. В их движении было принято иметь таковые.

Он рассовал пакеты по карманам и за пазуху, подошел к двери, прислушался и провернул ключ в замке. Шухевич приоткрыл дверь так, чтобы из коридора был виден распотрошенный сейф, и прошел во вторую комнату, окно которой выходило во внутренний двор. Через пару минут он был уже на земле и в щель глухого ограждения стал смотреть, как за ворота выезжала последняя машина с сотрудниками штаба.

Все, в гарнизоне больше никого не было. Это чувствовалось даже на эмоциональном уровне. Пустые кабинеты, запах горелой бумаги. Ветром несло пепел и почерневшие обрывки.

Шухевич прошел в угол двора и откинул брезент с легкового автомобиля. Небольшой резвый «Опель Олимпия» стоял тут уже второй день, заправленный под завязку и готовый к дальней дороге.

Роман завел машину, потом отправился открывать ворота, которые захлопнул ветер. Тяжелые створки медленно распахнулись.

Шухевич повернулся к машине и увидел молодую женщину, стоявшую рядом с ней.

– Роман Иосифович, то есть Щука… простите. – Женщина смутилась.

Лицо ее показалось Шухевичу знакомым. Но он первым делом задумался не о том, откуда мог знать эту особу. Одна ли она здесь? Этот вопрос был сейчас жизненно важным. Рука его невольно сама собой дернулась к ремню, на котором висела кобура с пистолетом.

Женщина как будто поняла сомнения начальника штаба и заговорила, понизив голос, быстро и горячо:

– Я Стелла Кренцбах, машинистка из штаба второго батальона. Вы должны меня помнить, Роман Иосифович. Вы когда к нам приехали, я сидела у окна и печатала ваши показания. Вас же тогда допрашивали… простите, расспрашивали о том, откуда вы, с какой целью прибыли, кто может поручиться за вас.

– Да, – сказал Шухевич, отводя руку от кобуры. – Я помню вас. Вы тогда были в сером в елочку костюме и блузе с таким высоким воротником под самый подбородок.

– Нет, – сказала Стелла, робко улыбнулась и поправила что-то под жакетом на животе. – Вы меня с кем-то путаете. Я тогда была в синем платье и блузе с отложным воротником.

Только теперь Шухевич понял, что женщина не беременна и не страдает каким-то видом ожирения. Она просто что-то прячет у себя на животе под юбкой и придерживает руками.

Он еще раз осмотрел эту даму, обратил внимание на ее высокую, немного растрепанную прическу. Непослушные локоны темных волос очень живописно спадали на ее лицо. Женщина щурила карие выразительные глаза.

Быструю проверку она выдержала. Он прекрасно помнил, в каком она была тогда платье.

«Сбить Стеллу с толку мне не удалось. Но вот только зачем она мне здесь нужна? Ясно, что она хочет удрать из Хуста вместе со мной. Ну и что прикажете с ней делать? Пристрелить или просто прогнать, угрожая пистолетом?»

– Видите ли, Роман Иосифович, все в панике кинулись удирать и бросили документы. А я ведь машинистка, у меня был допуск соответствующий, я знаю, что это такое. – С этими словами женщина вывалила из-под юбки прямо на землю, себе под ноги, толстую картонную папку.

Она была плотно обмотана платком и добавляла округлости животу Стеллы, когда та прятала ее под юбкой. Женщина присела и стала лихорадочно разматывать платок, но Шухевич ее остановил.

– Вы с ума сошли! – заявил он. – На все это у нас совершенно нет времени. Что у вас там? Какие бумаги? – Шухевич начал откровенно нервничать.

Он прислушивался к звукам перестрелки, которые становились все ближе. Это отступали разрозненные отряды «Карпатской сечи», до которых не дошел приказ не ввязываться в бой с венгерскими частями и отходить южнее Хуста на соединение с первым батальоном. Сейчас уже не было смысла оказывать сопротивление. Пришло время уносить ноги.

– Понимаете, я посчитала, что это важно. – сказала женщина, стиснула в руках папку, облизала губы, пересохшие от волнения. – Тут бумаги, которые бросили или забыли сотрудники штаба. Секретные приказы они сожгли, часть увезли с собой, а сопроводительные документы к приказам, поступавшим отсюда, из вашего штаба, почему-то оставили. А в них упомянута переписка с Германией и с какими-то разведками. Даже с венгерской. Именно венгерские войска как раз и атакуют нас.

– Быстро в машину, Стелла! – рявкнул Шухевич, когда две шальные пули на излете ударились в кирпичную стену.

Улицы городка были пусты. Многие окна закрыты и завешены плотной материей.

Машина выскочила на окраину и понеслась по шоссе между двумя рядами деревьев, высаженных по обочинам. Стелла устроилась на заднем сиденье, съежилась и нахохлилась, как воробей. Шухевич поглядывал в зеркало на женщину, а заодно и на дорогу позади. Шоссе было пустынным, но все равно долго по нему ехать было нельзя. Надо сворачивать и пробираться дальше на юго-восток сельскими грунтовыми дорогами.

За поворотом показались две легковые машины, стоявшие поперек дороги. Шухевич машинально нажал на тормоз и стал всматриваться вперед. Передние колеса у машин были вывернуты так, будто водители пытались в последний момент свернуть, уйти от столкновения или от пуль. Стекла разбиты выстрелами. Мертвые тела лежали вокруг машин и на обочине. Ровная местность хорошо просматривалась на сотни метров, поэтому предполагать засаду было глупо. Да и сработала она уже, если и была.

– Это наши, – тихо произнесла женщина за спиной Шухевича. – Вон та, задняя машина – из штаба второго батальона. Что там случилось? Венгры?

– Ладно. – Шухевич снова надавил на педаль акселератора. – Теперь уже опасаться нечего. Поехали. Нам надо как можно скорее подальше убраться от города. А то и нас постигнет такая же участь.

Шухевич объезжал трупы, потеки бензина и масла, струящиеся из пробитого мотора машины. Он и его спутница смотрели на результаты недавнего боя. Точнее – бойни. Какие-то люди тут всех просто перебили. Они даже не стали собирать оружие и документацию не забрали, хотя видно, что просмотрели ее, выпотрошили все коробки и папки.

«Это была не просто засада, – догадался Шухевич. – Люди, напавшие на машины, искали в них что-то важное. Не меня ли они тут ждали? Да и что это за персонажи? Кого мне опасаться теперь?»

– Смотрите! – Женщина схватила Шухевича за плечо и показала на человека, лежавшего возле передней машины и слабо шевелившего рукой. – Он ведь живой!

– Мы уже ничем не можем помочь ему, – угрюмо поговорил Шухевич, надавил на педаль газа, и машина начала набирать скорость. – У нас свой важный груз. Нам некогда заниматься ранеными. Этот человек обречен. Мы не сможем довезти его до больницы!

– Откуда вы знаете? – неприязненно спросила Стелла. – А вдруг он легко ранен?

Шухевич не ответил. Он считал, что споры в такой вот критической обстановке просто неуместны. Сейчас его больше волновало то, что недавно произошло здесь, на дороге. А еще светло-бежевый кабриолет, мелькнувший сзади, за деревьями. Такую же машину он мельком видел еще в городе. Она ехала по параллельной улице, когда они выезжали к окраине Хуста. Совпадение? Машина редкая в этих местах, потому что дорогая.

Шухевичу не нравилось сейчас все! Прежде всего это вот нападение, жертвой которого он не стал чудом, только потому, что ненадолго задержался в штабе. Его беспокоили Стелла Кренцбах, сидевшая за его спиной, и неизвестная машина. Она держалась на расстоянии, но за последний час Шухевич видел ее уже второй раз. Все это вместе наводило его на мысль о еще одной засаде, вполне реальной, в которую он запросто мог угодить.

«А вдруг эти убийцы ждали на дороге именно меня? Они специально подсунули мне Стеллу, чтобы следить за моими передвижениями? Нет, я совсем с ума сошел, – подумал Шухевич и попытался взять себя в руки. – Никакой паники, только собранность! Женщина самая обыкновенная. Я ее помню. Ну а машина – случайность. В ней сидит такой же беглец, как и я. Он наверняка украл ее».

Он стиснул зубы и погнал машину вперед, вскоре свернул с шоссе на запад и поехал по грунтовой дороге вдоль берега Тисы. Здесь стали встречаться крестьянские повозки. Местное население спешно перегоняло скот и вывозило ценный домашний скарб на дальние хутора, где их не смогли бы реквизировать ни свои, ни венгерские солдаты.

В небольшой городок Тячев Шухевич въехал уже ближе к вечеру. Стелла дремала на заднем сиденье, свернувшись калачиком и подложив под щеку кулак. Все документы, вывезенные из штаба, лежали вместе на переднем сиденье. В голову Романа снова закралась мысль о том, что надо бы избавиться от этой женщины. Одному проще скрыться, перейти границу с Румынией.

«Нет, все! – остановил себя Шухевич, прислушавшись к доводам разума. – Мне придется ей верить, потому что одному сложно будет выбраться из такой переделки. Женщина – это хорошее прикрытие, вторая пара ушей и глаз. Нам даже ночью будет нельзя спать одновременно. Кто-то должен бодрствовать и не прозевать опасность. А эта машинистка, судя по всему, особа довольно боевая».

– Остановимся в этом отеле, – сказал Шухевич, поворачивая к двухэтажному зданию, построенному из красного кирпича.

– Что? Где мы? – Стелла подняла голову. – Черт побери, я, кажется, уснула.

– Это ничего, – буркнул Шухевич. – Теперь нам так и придется спать – по очереди.

Пожилой портье увидел немецкие марки, а не чешские кроны, и его физиономия сразу расплылась в самой любезной улыбке. Провожая дорогих гостей в номер, портье успел поведать им о том, что в отеле в настоящий момент проживают всего пять постояльцев. Один из них художник, другой – коммерсант, ожидающий прибытия деловых партнеров, третий – промышленник, у которого похитили документы. Он сидел в отеле, ожидал своего юриста с деньгами и временным удостоверением личности. Только непонятно, кто в сложившейся ситуации должен выдавать ему этот документ. Есть еще пара молодоженов, но им, кажется, вообще нисколько не интересно все то, что творится в этом бренном мире.

Номер был маленьким, но чистым и уютным. Дубовые панели, которыми были отделаны стены, потемнели от времени, зато создавали романтический дух старины.

Шухевич запер дверь, прошелся по номеру, потом отодвинул тяжелую портьеру, встал у окна и проговорил:

– Стелла, я не сплю уже две ночи. Еще немного, и я свалюсь. Вы сможете подежурить у окна? Я прошу вас внимательно прислушиваться ко всему, что происходит за стенами номера. Опасность может подкрасться откуда угодно, в любом виде.

– Да-да! Конечно, Роман Иосифович. – Госпожа Кренцбах кивнула в знак согласия. – Я буду настороже, а вы поспите. Я прекрасно понимаю всю опасность нашего положения.

Шухевич посмотрел женщине в глаза, потом шагнул к большой кровати посреди номера и рухнул на нее, не раздеваясь. Судя по его дыханию, он уснул мгновенно.

Стелла постояла у окна, потом подтащила к нему кресло, извлекла из-под жакета маленький дамский браунинг и уселась.

Солнце постепенно клонилось к горизонту и уходило вправо, за здание гостиницы. Женщина по-прежнему сидела в кресле в напряженной позе и смотрела в одну точку за окном.

Где-то далеко грохотала канонада. Она иногда стихала, но через несколько минут снова слышалась артиллерийская стрельба. Потом за рекой, отчаянно гудя, прошел паровоз. Видимо, без состава.

Это не были звуки войны. Женщина знала, что это такое. Здесь все было гораздо проще. Венгерская армия почти беспрепятственно входила на территорию Чехословакии, которая исчезла с политической карты мира. А мелкие бои, стычки отдельных подразделений – не более чем случайность и наивность их командиров. Так ей казалось на основе всего того, что она увидела и услышала за последние два дня.

Миновало около двух часов, когда где-то неподалеку раздался шум автомобильного мотора. Он тут же исчез, и кругом снова воцарилась тишина.

Стелла чувствовала, что ее стало клонить в сон. Она положила пистолет на колени и решительно потерла лицо руками. Потом женщина поднялась на ноги, решила размяться, немного походить по номеру.

Но стоило ей только встать с кресла, как она сразу же увидела в окне лицо человека. Испуг ее был настолько силен, что женщина вскрикнула и сразу же выстрелила в окно из пистолета. Мужчина, висевший на альпинистской веревке, оттолкнулся ногами от стены, но Стелла все же умудрилась в него попасть, ранить в плечо.

Шухевич вскочил с кровати, когда следом за выстрелом раздался звон оконного стекла. Снаружи кто-то ударил по нему лопатой, и посыпались острые осколки. Роман схватил Стеллу поперек туловища, вместе с ней упал на пол, за кровать и, почти не целясь, трижды выстрелил в окно, по тем людям, которые пытались ворваться через него в гостиничный номер.

– К двери, быстро! – прохрипел он, понимая, что это, скорее всего, уже безнадежно.

Если эти субъекты лезут в окна, то уж двери они наверняка блокировали. Это Шухевич понимал. Просто окно – самый неожиданный и короткий путь в помещение. Не придется попадаться на глаза другим жильцам и персоналу отеля.

«Но кто за мной охотится? Неужели эта самая Стелла Кренцбах все же подставлена мне? Нет, она стреляла в них!»

Эти мысли вихрем пронеслись в его голове, когда он выпустил в окно еще несколько пуль и буквально выпихнул в коридор Стеллу, едва успевшую отпереть дверь. Шухевича охватила паника. Она заставила его напрочь забыть и о документах, и о том, что он сам не раз подумывал, как бы избавиться от своей спутницы. Сейчас Романа охватила жажда жить, спастись любой ценой. Эта женщина была для него щитом. Он все еще не был уверен в том, что она не подослана к нему. Если Стелла работала вместе с этими людьми, то они не станут стрелять в нее.

В коридоре Шухевич выстрелил в первого же человека, которого увидел. Тот метнулся в сторону и упал. Но повернуться назад, на шум за спиной, Шухевич не успел. Сначала коротко вскрикнула Стелла, потом его самого обхватили сильные руки. Крепкий удар по голове заставил сознание Романа помутиться.

Напоследок он увидел нечто весьма странное. Мужчина, в которого Шухевич только что выстрелил, вдруг вскочил с пола. Лицо этого типа показалось Роману знакомым. Он поднял пистолет и навел его на Шухевича. Выстрел вроде бы ударил прямо ему в лицо, но никакой боли от попадания пули, Шухевич не почувствовал.

Он только подумал, что вот и все, конец. Все его потуги занять в этом мире серьезное положение, получить власть над людьми закончились пустым пшиком. Жизнь была прожита слишком быстро и совершенно бездарно.

Он пришел в себя от боли в голове и всем теле. Его сильно трясло, но Шухевич не понимал, что стало причиной такой беды – то ли неровная дорога, то ли страшный озноб. Он опять провалился в тошнотворное бессознательное состояние, а потом почувствовал холод.

Это было приятно. Тело, сведенное судорогой, и онемевшая голова теперь болели меньше. Сквозь темноту пробивались голоса. Мужской Шухевичу был неизвестен, а вот женский явно принадлежал Стелле Кренцбах. Глаза Романа никак не желали открываться, но сознание медленно возвращалось к нему. Все трагические события промелькнули в его памяти.

«Нет, Стеллу называть предательницей, пожалуй, нельзя. Во-первых, она подняла тревогу и точно ранила одного человека, когда выстрелила в него прямо через окно. Ей ведь никто не мешал совершенно спокойно открыть то самое окно или дверь, как угодно, и впустить этих людей. Они без всяких проблем забрали бы документы, а я мог бы и не проснуться. Лежал бы сейчас в пустом номере отеля с головой, простреленной через подушку, или с перерезанным горлом».

– Смотрите, Стелла, он приходит в себя, – сказал мужчина. – Поменяйте ему компресс на голове, а я сейчас сделаю кипяток. Роман Иосифович, как вы себя чувствуете?

Шухевич со стоном поднял веки. Перед ним на корточках сидел тот самый мужчина, в которого он стрелял в коридоре отеля и не попал. Этот же человек вроде бы пальнул потом в самого Шухевича.

«Неужели он тоже промахнулся? Выстрел был направлен точно мне в лицо. Или нет? Непонятно. Одежда на мне мокрая, поверх нее наброшено какое-то одеяло. Лежать неудобно. Что-то впилось в бок. В ноздри лезет запах прелой травы. Вокруг кустарник, низкорослые деревья. Где это мы?»

– Нам удалось уйти и оторваться от преследования, – заявил мужчина, угадав мысли Шухевича. – Мы переправились через Тису, и теперь вокруг нас уже Румыния. Сейчас мы находимся в тихом месте, в лесочке возле дороги. Вот отдохнете, и двинемся на юго-восток. Отсюда совсем недалеко до Кишинева.

– Кишинев? – сказал Шухевич, поморщился от боли в голове и попытался сесть.

Стелла и незнакомец бросились помогать ему, подхватили, подняли и прислонили спиной к стволу дерева.

– Да, лучше будет, если мы отсюда доберемся до Кишинева или до Черновцов. У меня там есть связи. Осмотримся, решим, что делать дальше, передохнем в безопасных условиях, – проговорил мужчина.

– Слушайте, а кто вы такой? – спросил Шухевич, прищурился и пристально глянул на этого человека.

Тот ему нравился. Невысокий, но статный, широкоплечий, с открытым лицом. В мужчине чувствовались сила, незаурядная боевая подготовка, хитрость и быстрота кошки. Как он тогда от пули увернулся! А ведь Шухевич стрелял в него с расстояния нескольких метров.

Было в этом человеке что-то надежное. Перетащить через границу женщину и раненого мужчину – это не так-то просто. Значит, у него есть опыт и в таких делах. Да и умен, это видно по глазам.

Был только один момент, который настораживал и раздражал Шухевича в этом незнакомце. Порода!.. Она чувствовалась в нем сразу. Дворянин, наверняка из офицеров. Такие господа воевать умеют, да вот только беда, они делают это, красиво говоря, в белых перчатках. Уж больно правильные, порядочные.

А на войне, да и в политической борьбе нужно совсем не это. Там кто кому первый глотку перегрызет, тот и наверху окажется, выживет.

– Я Ворон, – просто ответил мужчина. – Называйте меня так. Не будем головы забивать излишними биографическими подробностями. Сейчас у нас другие задачи. Нам надо бы выжить.

– Ворон? – переспросил Шухевич. – Вы были в составе «Карпатской сечи»?

– Вы должны помнить, Роман Иосифович, – проговорила Стелла. – Вы подписывали документы на создание группы Ворона. Туда передавались самые подготовленные бойцы из первого и второго батальонов.

– Так вы и есть тот самый Ворон, который собирался создать подразделение для ведения разведки, диверсионной деятельности и боевых действий в тылу противника?

– Все так, – сказал Ворон без улыбки, кивнул и опустил голову. – Только мы опоздали с реализацией этой идеи. Надо было начинать немного раньше. Тогда мы не позволили бы венгерским войскам так легко пройти по стране. Но, как я теперь понимаю, это было бы только отсрочкой конца. Одним подразделением многого не добьешься. Нужна система, концепция развития вооруженных сил, государственная военная доктрина. А мы успели собрать и вооружить несколько частей.

– Странно, – разглядывая Ворона, проговорил Шухевич. – Почему я вас лично не знаю? Вы должны были обязательно прибыть в штаб для назначения, принять командование.

– Видимо, вы просто не успели меня вызвать для представления и назначения, – сказал Ворон и улыбнулся одними губами. – Венгерские войска так неожиданно перешли границу, что нам сразу пришлось вступить в бой. А вообще-то мою кандидатуру предложил сам Волошин. Он намеревался лично курировать создание этой группы, потому что его политические надежды на поддержку Германии не оправдались. Кстати, вы знаете, кто напал на вас в отеле? Это были офицеры абвера. Документы, которые вы с таким трудом вывезли из штаба, теперь попали в руки немецкой военной разведки.

– Нам пришлось слишком быстро уносить ноги из отеля, – проворчал Шухевич, поглаживая свою больную голову. – Кстати, откуда вам известно, что это был абвер?

Ворон мягко улыбнулся, как будто разговор шел о выборе блюд на вечернем приеме, и проговорил:

– Я узнал одного из нападавших. Это обер-лейтенант Ганс Клее. Я был знаком с ним одно время. Он даже пытался меня вербовать, но потом потерял мой след.

– Теперь, стало быть, он снова напал на него, а заодно и на наш след?

– Отнюдь, Роман Иосифович. Я застрелил Клее там, в отеле. Вам еще показалось, что я пальнул в вас. Да и госпожа Кренцбах проявила себя выше всяких похвал, зацепила двоих. Вообще-то этот самый Клее был пренеприятнейшей личностью, скажу я вам. Мир праху его.

– Слушайте, Ворон, или как вас там еще. Скажите, а почему я вам должен верить?

– Это совершенно необязательно, – заявил тот и пожал плечами. – Если вы мне не верите и считаете, что я должен уйти, то так тому и быть. Только это, извините, паранойя. Документацию вы потеряли, сведениями, полезными немецкой или иной разведке, не располагаете. За вами сейчас не стоит никакой политической или военной силы. К вам незачем подсылать агента. Извините за откровенность, Роман Иосифович. Это я о том, что касается интереса к вам других личностей и структур. А лично я вижу за вами определенное политическое будущее, верю в ваши связи. Я знаю, что если буду держаться за вас, то смогу занять определенное положение в обществе. Мы с вами не совсем земляки. Вы из Галиции, я из Чернигова. Но мы оба хотим создать свое собственное государство от Сана до Дона, без польских панов, австро-венгерских баронов. И уж конечно, без большевиков.

– Вы монархист? – сухо спросил Шухевич.

– Нет. Я был офицером царской армии, дослужился до поручика, но являюсь сторонником самоопределения наций и лишен имперских амбиций.

– Вы хорошо говорите. – Голос Шухевича немного смягчился. – Просто, но убедительно. Чувствуется, что эти мысли обдуманы вами давно и прочно улеглись в вашей голове. Никакой путаницы. Хорошо. Вы пойдете за мной?

– Пойду, – ответил Ворон, посмотрел в сторону реки и улыбнулся. – Собственно, я уже давно с вами.

Они проехали Тимишоару. Ворон не спал, прислушивался к разговорам попутчиков. Ночной вагон поезда – это особая среда, может быть, даже отдельный мир, замкнутый в себе самом. Тем более что это обычный плацкарт. Здесь едут простые люди. Среди их поклажи вряд ли найдется кожаный чемодан. Узлы, сумки, корзины, а то и просто мешки.

Слова такие же простые, не касающиеся высших философских сфер. Люди говорили о войне, которая уже вот-вот коснется и здешних мест, о погибшем урожае, ценах на окрестных рынках и о том, как и чем лучше кормить детей.

Ворон не знал румынского языка, но здесь, на северо-западе страны, проживало очень много немцев, венгров, поляков и словенцев. Он часто слышал знакомые слова и выражения, постепенно понимая, что обсуждают усталые люди.

Ворон сидел у окна, положив голову на руки. Шухевич спал над ним. Стелла прилегла за его спиной, поджав ноги.

За окном глухая ночь, нигде ни огонька. Только мерный перестук колес. Паровозный дымок, влетавший в окно, щекотал ноздри, навевал воспоминания о былых временах. Ох уж эти поезда, сколько их было в его жизни с самого детства.

В вагоне что-то неуловимо изменилось, и Ворон мгновенно вынырнул из дремотного состояния. Пассажиры шушукались вполголоса, шелестели бумагой. То и дело слышалось слово «документы», в переводе совсем не нуждавшееся.

Ворон осторожно положил ладонь на голову Стеллы. Она открыла глаза, испуганно вздрогнула и попыталась встать. Он прижал палец к своим губам и незаметно покачал головой. Женщина кивнула и стала разглядывать пассажиров.

Ворон поднялся, повернулся лицом к Шухевичу, лежавшему на верхней полке, и убедился в том, что тот уже не спал.

– Что?.. – встревоженно спросил бывший начальник штаба «Карпатской сечи».

– Скоро югославская граница. Пассажиры суетятся. Видимо, контроль там весьма серьезный.

– Черт побери! Что же делать? – пробормотал Шухевич. – Рискнуть? Нас румыны не выпустят. Или югославы ссадят с поезда и передадут в контрразведку. Раньше здесь никогда не было досмотров.

– Раньше все было иначе, – философски заметил Ворон. – Но с тех пор как Лига наций фактически развязала англичанам руки и те запустили их в экономику страны, в Румынии многое поменялось. Война никогда не проходит даром для тех стран, на территории которых она проходит. А насчет югославов я с вами совершенно согласен. Они теперь с настороженностью принимают тех людей, которые едут с этой стороны. Нам придется прыгать.

– Может быть, будут еще остановки, – предположил Шухевич. – Надо справиться у проводника.

– Нет, до самой границы поезд больше не остановится. У нас примерно два часа на принятие решения. Но, извините, оно все равно может быть только одно. Нам надо срочно покинуть поезд. Сделать это лучше, когда мы будем проезжать Забудовский лесной массив. Там железнодорожные пути круто поворачивают, и поезд сбавляет скорость.

– А Стелла?

– Стелла у нас испытанный боец, – с улыбкой проговорил Ворон. – Она справится, я уверен.

Через пятнадцать минут они собрались в тамбуре. Ворон заставил всех проверить карманы, застегнуть их, если есть такая возможность.

Потом он озвучил свой порядок покидания вагона:

– Сначала вы, Роман Иосифович, потом Стелла. Я прыгаю последним.

– Почему так? – сразу же подозрительно спросил Шухевич. – Объясните, почему вам угодно прыгать последним?

– А вы давно в последний раз с поезда на ходу соскакивали? – вопросом на вопрос ответил Ворон и мило улыбнулся. – Я вот часто прыгал, признаюсь. Поэтому уверен, что смогу покинуть вагон сразу после Стеллы. Если с ней что-то случится во время падения, я довольно быстро приду ей на помощь, потому что буду всего в десятке метров от нее. Вы можете замешкаться. Мы окажемся на большом расстоянии друг от друга. А нам нужно как можно быстрее снова собраться и уйти подальше от железной дороги. Не исключено, что здесь, в вагоне, есть агенты румынской службы безопасности. Кто-то из них может заподозрить, что мы не просто вышли в тамбур покурить, а именно спрыгнули с поезда. Это понятно, я надеюсь?

Шухевич спорить не стал, только поиграл желваками и принялся застегивать пиджак на все пуговицы. Стелла буквально смотрела Ворону в рот и кивала при каждом его слове. Женщина была чуть бледна, но держалась хорошо.

Они убедились в том, что по вагону никто не идет в сторону тамбура, все пассажиры спокойно дремлют на своих местах, и открыли дверь. В тамбур ворвался сырой ночной воздух. Мимо подножки проносился кустарник, едва озаренный светом, падающим из окон вагона.

Шухевич спустился на нижнюю ступеньку подножки, придерживая рукой шляпу, нахлобученную по самые уши. Ворон поморщился. Он предупреждал этого господина о том, что ее стоит снять и держать в руке, а еще лучше – сунуть за пазуху. Но спорить с подозрительным и сварливым попутчиком он не хотел.

Шухевич выбрал подходящий момент и прыгнул. Скорость поезда была невелика. Он пробежал несколько шагов вдоль полотна, прежде чем споткнулся и упал в жиденький кустарник, торчавший возле откоса.

Ворон взял Стеллу за плечо и посмотрел ей в глаза, стараясь передать свою уверенность в благополучном исходе их опасного дела. Женщина благодарно улыбнулась и стиснула поручень.

Через миг она с отчаянием в глазах прыгнула с подножки в ночь. Ворон увидел мелькнувшее платье и блузку под распахнувшимся жакетом. Стелла упала сразу, как только ее ноги коснулись земли.

Больше не раздумывая, не медля ни секунды, Ворон прыгнул следом. Наверное, поезд уже начал набирать скорость, или же он немного поторопился, но земля встретила Ворона сильным ударом в ноги и бросила ему под ступни остатки истлевшей шпалы, которую рабочие почему-то не убрали от путей. Падать ему пришлось в темноту и совершенно наугад. Ворон весь сжался в один большой комок упругой плоти, закрыл голову руками, перелетел через кустарник, повалился на бок и прокатился еще несколько метров по склону.

Первая же мысль, которая мелькнула в голове, была такой: «Все цело, ничего не сломал. Хорошо!»

Стеллу он нашел буквально через минуту по тихим стонам в темноте. Поезд унесся вдаль, в сторону границы. Теперь местность освещала только россыпь звезд на небе.

Ворон пригляделся, осторожно подошел к женщине и присел на корточки рядом с ней. Стелла постанывала и держалась за правую ногу то ли в районе колена, то ли выше. Это было плохо.

Ноги при таких падениях обычно ломаются в области щиколотки, иногда не выдерживает берцовая кость, но чтобы выше колена!.. Не дай бог, перелом шейки бедра или сильный вывих тазобедренного сустава. В таких условиях, да еще и ночью! Пока они доберутся до врача или просто жилья, нога распухнет, и нужна будет экстренная хирургическая помощь.

– Что с вами, Стелла? Как вы себя чувствуете? – спросил Ворон. – Сильно болит?

– Да, – прошептала женщина сквозь слезы. – Страшно больно.

– Позвольте мне, – уверенно заявил Ворон, убирая руки Стеллы от ее ноги, за которую она держалась. – Поверьте, я умею.

Ворон задрал подол платья и принялся пальпировать ногу. Он осторожно ощупал женское колено, бедро с внешней стороны, потом перешел на внутреннюю.

Стелла странно притихла, потом он услышал ее страшно напряженный, угрожающий голос:

– Если вы хоть на миг заставите меня усомниться в крайней необходимости того, что сейчас делаете, я ударю вас по голове камнем!

Ворон с удовлетворением убрал руки и постарался не улыбаться, хотя ему сделалось весело от слов Стеллы. Во-первых, она вполне владела собой. Будь у нее по-настоящему серьезные повреждения, ей не было бы никакого дела до его вольностей. Во-вторых, он убедился в том, что боль у нее была только от ушибов и растяжения связок на стопе.

Тут из темноты, как привидение, прихрамывая и шепча ругательства, вынырнул Шухевич и остановился возле своих спутников.

– Ну и что у вас тут? – спросил он неприязненно.

– Стелла ушибла ногу, – после небольшой паузы ответил Ворон. – Пожалуй, она не сможет сама идти. По крайней мере быстро.

Шухевич еле слышно выругался, потом потянул Ворона за рукав в сторону.

Отойдя на несколько шагов от женщины, сидевшей на земле, он заговорил очень тихо, но горячо и энергично:

– Слушай, Ворон, с этим надо кончать. Ты что, не понимаешь, что она нам обуза? Какая от нее польза, зачем она нам? Ты – ладно, опытный боец, офицер с фронтовым опытом, можешь пригодиться. И вообще я тебе обязан тем, что ты мне жизнь спас. А она? Нас с ней ведь быстро возьмут пограничники. Не дури, Ворон, или как там тебя! – В руке Шухевича тускло блеснуло лезвие ножа. – Не можешь сам? Офицерская честь не позволяет так беспардонно обойтись с дамой? Ну и ладно. Я сам все сделаю.

Ворон перехватил руку Шухевича и стиснул запястье с такой силой, что нож мигом вывалился из пальцев и упал к ногам. Мужчины стояли друг против друга и шумно дышали. Шухевич был заметно слабее и быстро сдался.

– Я не «как тебя там», – зло прошипел Ворон в лицо своему противнику. – Михаил Арсеньевич Борович, поручик русской армии, к вашим услугам! Вы совершенно правы. Я действительно знаю, что такое офицерская честь. Если вы считаете, что ваша миссия важнее жизни вот этой женщины, которая готова служить вашим идеалам верой и правдой, то не можете претендовать на роль лидера и вождя. Именно вот такие рядовые идейные исполнители и несут на своих плечах всю тяжесть политической борьбы. Во всех ее проявлениях! – Ворон наконец-то отпустил руку Шухевича, но продолжал стоять прямо перед ним и говорить: – Я не люблю, когда отцы-командиры разбрасываются жизнями своих людей. Я слишком много убивал на войне и каждый день терял там своих товарищей. Собственную армию надо собирать по крохам, начиная вот с таких рядовых бойцов, как Стелла Кренцбах. Вы должны беречь каждого из таких преданных и способных людей. В противном случае вы со временем останетесь один и погибнете. Хотите вы этого или нет, но я буду тащить женщину на себе столько, сколько надо. Я знаю, куда мы пойдем.

– Ладно, – буркнул Шухевич. – Черт с вами. Вы правы. Но теперь вы мне расскажете, откуда взялись в «Карпатской сечи»!

– Я четыре года сидел в окопах. В четырнадцатом году ушел на фронт вольноопределяющимся. Воевал в Восточной Пруссии, а после ранения – здесь, в Галиции. Последнее звание я получил из рук генерала Брусилова. Потом все рухнуло, не стало армии. Дальнейшая моя судьба как две капли воды похожа на участь тех сотен тысяч офицеров, которые не приняли советскую власть. Если вас интересует моя протекция, то скажу, что я был представлен премьер-министру Волошину Николаем Михайловичем Алексеевым. Это сын генерала Михаила Васильевича Алексеева, основателя Белого движения. Николай Михайлович был участником знаменитого Ледяного похода, прошел всю гражданскую. Идея создания группы Ворона тоже принадлежит ему. Еще какие-то вопросы у вас есть? Может быть, мы оставим их на потом, когда наша спутница, которая нуждается в помощи, будет доставлена к лекарю или просто в человеческие условия?

– Я все еще не доверяю вам, Борович, – заявил Шухевич, покачал головой и с прищуром глянул на Ворона. – Но мне нравится, что у вас есть принципы и вы готовы отстаивать их в любой обстановке. Это может мне пригодиться. Хорошее качество. Ну и что мы делаем дальше?

– Дальше нам надо пересечь железную дорогу и пройти несколько километров на северо-восток. Там есть словенские поселения. Думаю, что нам удастся найти кров и договориться о том, как перебраться через границу. Словенцы ходят туда как к себе домой, навещают родственников. Пограничники смотрят на это сквозь пальцы, да и сами словенцы знают тут все тропки.

Когда Борович вернулся к Стелле, женщина уже стояла на ногах, опираясь спиной на деревянный верстовой столбик.

– Ну, – раздался в темноте ее напряженный голос. – Вы что-то решили?

– Мы… – Борович тихо засмеялся. – Да мы особенно ничего и не решали.

– Вы решили оставить мне жизнь или избавиться от меня?

– Стелла, какие глупости лезут вам в голову! Разве так можно? Я понимаю, что это результат травмы. Ну да ничего, я понесу вас, а вы дайте мне слово, что не будете капризничать. Вы ведь такой же солдат, как и мы с Романом Иосифовичем. Вам тоже не положено стонать и жаловаться.

– Подождите!.. – Женщина потерла лоб рукой. – Нести меня? Куда? Мы ведь сейчас находимся черт знает где.

– Отнюдь, – подходя к ней, с теплом в голосе произнес Борович. – Мы находимся в трех с половиной верстах от деревни Смислович. Там есть доктор, замечательный седоусый старик-словенец по имени Марко. А у него есть внучка, смышленая девчушка по имени Дарина. Когда-то она была в меня влюблена. Но я тогда был молод и красив. Совсем не то, что сейчас. Устраивайтесь поудобнее! – С этими словами Борович повернулся к женщине спиной и чуть присел, предлагая ей взобраться ему на спину и обхватить его поясницу коленями.

Поразмыслив немного, Стелла так и сделала. Когда она обхватила его за шею руками, он подхватил ее под колени и пошел вниз по насыпи. Шухевич шагал следом.

– Он предлагал убить меня? – спустя некоторое время тихо спросила Стелла в ухо Боровичу.

– Глупости, – лаконично ответил Ворон. – Вы с друзьями, и вам ничего не угрожает.

– Понятно, – заявила женщина. – Умеете вы ответить. Шухевич – личность жесткая, поэтому он и лидер, который всегда добьется своего. А скажите мне, что за роман у вас с Дариной?

– Обычное дело, – ответил Борович. – Красавец офицер, пусть и бывший, которому нет еще и сорока, и девица-фантазерка четырнадцати лет от роду, начитавшаяся романов о красивой любви. Эта особа взяла с меня обещание приехать за ней, когда она повзрослеет.

– И вот вы явитесь к ней с женщиной на закорках?

– В полном соответствии с образом благородного рыцаря, – заявил Борович, встряхивая Стеллу и пытаясь поудобнее посадить ее на своей спине. – Не переживайте так за девчушку. Она в прошлом году вышла замуж.

– А вы очень хорошо знаете эти места. Вы отсюда родом?

– Родом я из Чернигова. Здесь просто воевал, потом заглядывал иногда в эти места просто так, чисто из пустого любопытства.