Читать книгу Русские распутья или Что быть могло, но стать не возмогло - Сергей Кремлев, Сергей Кремлев - Страница 6

Не один век до наступления новой (нашей) эры, пра-русская история шла по вполне, казалось бы, однозначному пути, не имея не то что чётко обозначенных точек «бифуркации», но и вообще развилок и распутий. Поколение за поколением рождались, жили, восприняв опыт старших, накапливая и развивая собственный опыт, передавая его молодым… Затем одни старились и умирали, а жизнь племени, а с какого-то момента – объединения племён, а ещё с какого-то момента – уже и народа, продолжалась. Но перед чётко обозначенным историческим выбором восточные славяне не стояли – казалось бы…

Так ли это?

Вдумчивый анализ начальных веков прарусской истории, о которых мы знаем лишь по данным археологических раскопок, по искажённым сведениям восточных и византийских авторов, да ещё – из этнографических исследований народной культуры и преданий, позволяет взглянуть и на эти века под углом русских альтернатив, первая из которых возникла задолго до «рюриковых» времён.

У племенных общностей народов в те очень давние времена имелось две возможности – или жить там, где жили прошлые поколения, или искать лучшей доли за тридевять земель. Кто-то снимался с места, но кто-то так и оставался жить на земле пращуров. Об этом уже говорилось, но к этому аспекту истории народов имеет смысл вернуться…

К IV–VII нашей эры относят так называемое Великое переселение народов – этнические перемещения в пределы Римской империи. В конце IV века из Приуралья на запад двинулись гунны, переправившись через Волгу. Вместе с покорёнными ими аланами они прошли по землям готов в Северном Причерноморье, а потом эта волна покатилась – не в один, конечно, год и не в одно десятилетие, ещё западнее…

В VII веке на Балканы пришли южные славяне, но – не русские славяне…

Русские, восточные славяне, так и остались на землях, обжитых ими за тысячелетия. И это ведь тоже был выбор – первый, не определённый сжатыми временными рамками, но реальный исторический выбор на цивилизационном распутье.

Если уж гунны и готы двинулись на Рим с Урала и Дона, то с Днепра до Рима было ещё ближе. Тем не менее прарусские племена не изменили родным могилам, проявили истинный патриотизм в точном смысле этого слова, означающего «любовь к Родине».

Не лишне повторить: той силой любви к Родине, тем чувством рода, которые выказывали век за веком восточно-славянские народные массы – именно массы, не может похвалиться ни один другой народ мира… Националистические чувства – это совсем другое, они отгораживают один народ от другого. А патриотизм – из высшей сферы человеческих чувств, он рождает великую формулу любви к своей Родине при уважении к чужому патриотизму: «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим»!

Этот первый, растянувшийся на века, не зафиксированный ни в каких летописях, а отмеченный только в живых преданиях, исторический выбор русского народа – выбор неизменности любви к родной земле, и стал определяющим во всей последующей русской истории, развивающейся уже как история Русского государства.

А самым первым письменно зафиксированным русским распутьем (зафиксированным, так сказать, официально и документально – в летописной «Повести временных лет») стал выбор Русью той или иной верховной власти. И хотя на поверку этот «выбор» оказывается в системном смысле не существовавшим, а распутье – кажущимся, рассмотреть сложившуюся тогда ситуацию не только не помешает, а попросту необходимо…

Как известно, писанную историю Руси начинают с призвания на княжение в Новгород пресловутых варягов Рюрика, Синеуса и Трувора… Причём создатели так называемой «норманской теории» придавали акту призвания Рюрика гипертрофированное значение как началу российской государственности.

Первая (точнее – первая сохранившаяся) русская летопись Нестора – «Повесть временных лет», повествовала, «откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве начал первым княжить, и откуда Русская земля стала есть». Вот как раз с призвания Рюрика всё – по Нестору – якобы и началось…

За сложный в восприятии оригинальный древний текст, приводимый ниже, прощения у читателя не прошу – так писали наши пращуры. Однако напоминаю, что старорусская буква «ѣ» («ять») читается как «е», а твёрдые знаки ставились в конце слов, оканчивающихся на согласную, в русском правописании до 1918 года, когда это правило, вместе с буквами «ѣ» и «i» было отменено по решению Советского правительства.

Что же до «Повести временных лет», то там сказано так (счёт вёлся от «сотворения мира», и для перевода на новое летоисчисление следует из летописной даты вычесть 5508, что даёт для 6370 года летописи 862 год по новому летоисчислению):

«В лѣто 6367. Имаху дань варязи изъ заморья на чюди и на словѣнехъ, на мери, …и на кривичах…

В лѣто 6370. Изъгнаша Варяги за море, и не даша имъ дани, и почаша сами в собѣ володѣти, и не бѣ (не было, – С.К.) в нихъ правды, и въста[л] род на род, и быша в нихъ усобицѣ, и воевати почаша сами на ся (друг с другом, – С.К.). И рѣша сами в себѣ: “поищем собѣ князя, иже бы володѣлъ нами и судил по праву”. И идоша за море къ Варягом, к Русi; … Рѣша (сказали, – С.К.) Руси чюдь, и Словѣни, и Кривичи и вси (весь, – племя, – С.К.): “земля наша велика и обилна, а наряда (порядка, – С.К.) в ней нѣтъ: да поидите княжить и володѣти нами”. И избрашася 3 братья с роды своими, и пояща по собе (взяли с собой, – С.К.) всю Русь и приидоша: старѣйший, Рюрик, сѣде Новѣгородъ, а другий, Синеусъ, на Бѣлѣ-озерѣ, а третий [в] Изборстѣ, Труворъ. И от тѣхъ варягъ прозвалася Руская земля, новугородьци, от рода въряжьска, прежде бо бѣша словѣни…».

Дмитрий Иванович Иловайский, приведя эти слова в 1890 году, далее горько и саркастически замечал: «В целой исторической литературе, наверно, ни одной легенде не посчастливилось, как той, которую мы сейчас выписали. В течение нескольких столетий ей верили и повторяли на тысячу ладов. Целый ряд почтенных тружеников науки потратил много учёности и таланту на то, чтоб объяснить, обставить эту легенду и утвердить её на исторических основаниях; напомним уважаемые имена Байера, Струбе, Миллера, Тунмана, Стриттера, Шлецера, Лерберга, Круга, Френа, Буткова, Погодина и Куника. Тщетно являлись им некоторые противники и с большим или меньшим остроумием возражали на их положения; каковы: Ломоносов, Татищев, Эверс, Нейман, Венелин, Каченовский. Морошкин, Савельев, Надеждин, Максимович и др.».

Среди этих «др.» надо указать прежде всего самого Иловайского, которого считали «корифеем» анти-норманистской теории.

Причём Иловайский перечислил ещё и не всех своих оппонентов – по состоянию на конец XIX века.

Далее он продолжал:

«В области русской историографии поле оставалось доселе за системой скандинавоманов; назовём труды Карамзина, Полевого, Устрялова, Германа, Соловьёва. Не говорим о трудах более дробных, трактующих о норманском периоде и о скандинавском влиянии на русскую жизнь. Что касается западной литературы, там скандинавская система царит без всякой оппозиции; так что если речь заходит о Русском государстве, о начале русской национальности, то они неизбежно связываются с призванием Варягов…».

Когда Иловайский писал это, историкам было известно очень немногое из того, что знаем мы о праславянских археологических культурах сегодня. Тем более не знал о них Нестор, описывавший по прошлым летописям момент призвания Рюрика…

Знания же о праславянских культурах позволяют – при привлечении логики и здравого смысла – от «норманнской», «варяжской» теории русской государственности не оставить камня на камне.

Те защитные сооружения, которые прарусский народ строил век за веком, не построишь без прямой, распространяющейся на немалые территории, верховной власти! Здесь нужна и организация, и авторитет, а при необходимости – и аппарат принуждения.

Собственно, за века до призвания Рюрика земли восточных славян от Полоцка до Киева и дальше к Новгороду были буквально усеяны множеством селений и городов… Могли ли они обходиться как без местной компетентной власти, так без верховного координирующего и управляющего центра, каким был, например, Полоцк для Полоцкой земли?

При этом находившийся за сотни километров от Новгорода Полоцк по мнению ряда исследователей был древней колонией Новгорода. И нельзя ведь исключать, что, наоборот, полочане пришли на озеро Ильмень и реку Волхов, где поставили Новгород! Относительно достоверна лишь сама «до-рюрикова» связь Полоцка и Новгорода, а это доказывает, что «порядок» на русских землях русские были вполне в состоянии устанавливать и поддерживать сами.

Нестор, передавая не раз до него переписанное предание, не мог, конечно, и представить себе, какую историческую мину он закладывал, приводя легенду о призвании варягов – даже через тысячу лет эта легенда используется враждебными России силами. Так, в 2001 году профессор Лондонского университета Джеффри Хоскинг, которого представляют как специалиста по истории России, издал книгу «Россия и русские», где цитируется «Повесть временных лет», а затем делается вполне провокационный вывод, смысл которого заключается в том, что «относительно неразвитые»-де народы «для искоренения распрей» приглашали иноземного правителя – «носителя более высокой культуры», чтобы «положить конец междоусобным распрям, наладить торговлю и обеспечить защиту от внешних врагов».

И это после того, как тот же Иловайский целые книги написал, доказывая очевидную истину: не мог русский народ просто так – за здорово живёшь, отдаться под владение чужого рода и чужого народа – варягов.

И Иловайский был, конечно же, прав. К тому же говорить о варягах как о носителях более высокой культуры просто не приходится.

А вот Николая Михайловича Карамзина, автора знаменитой «Истории государства Российского», в истории Рюрика привлекло то, что она хорошо укладывалась в карамзинскую концепцию благодетельности русского самодержавия для русского народа. Сильная самодержавная власть действительно оказалась для России жизненно необходимой – как мы позднее увидим – на протяжении ряда эпох. Однако к царствованию Александра I, которому Карамзин посвятил свой труд, самодержавный режим стал устаревшим и избыточным.

Карамзин, повествуя о призвании Рюрика, писал: «Начало российской истории представляет нам удивительный и едва ли не беспримерный в летописях случай. Славяне добровольно уничтожают своё древнее народное правление (как видим, древнее народное правление, то есть, с использованием вече, признаётся, – С.К.) и требуют себе государей от варягов…». Свой рассказ Карамзин заключал заявлением: «Память Рюрика, как первого самодержца российского, осталась бессмертною в нашей истории…».

Эти и другие верноподданные пассажи дали Пушкину основания для следующей едкой, но точной эпиграммы на Карамзина:

Исторический Рюрик самодержцем, конечно же, не был – к русскому самодержавию Россия пришла через почти семьсот лет после появления Рюрика в Новгороде. Но есть ли вообще правда в сообщении летописца Нестора в «Повести временных лет» о варягах Рюрике, Синéусе и Трувóре как о первых русских верховных вождях?

Судя по всему, исторически реален лишь первый персонаж, скорее всего – мелкий датский конунг, враждовавший со шведами, с которыми враждовали и северные славянские племена. Как личность Рюрик не мог не быть незаурядным человеком, умевшим сделать верный выбор. Он явно обладал решительностью и дипломатическими способностями, что и определило его как личную, так и историческую судьбу.

Система власти у восточных славян сложилась иначе, чем у других народов. В Новгороде, как и в других русских землях, власть принадлежала князьям, однако традиционно существовали и народные собрания – вече (от «вещать» – говорить)… К слову, если принимать теорию об этрусках, как о мигрировавших к Средиземному морю пра-славянах, то логично будет предположить, что древнегреческая агорá – собрание полноправных граждан, на котором решались все важнейшие дела общественной жизни, это перенесённая в Средиземноморье традиция праславянского социума.