Читать книгу Правнук брандмейстера Серафима - Сергей Страхов - Страница 9

Танюшкин проснулся от того, что поезд заметно прибавил ход, грохоча сталью о сталь и подпрыгивая на стыках рельсов. К колесному стуку примешивался еще какой-то странный звук, который он сначала принял за дребезжание разболтавшихся креплений полок. Но секунду спустя Танюшкин ясно расслышал тревожный перезвон колокольчиков.

Обеспокоенный, он выглянул в окно и онемел: вдоль железнодорожных путей по заснеженной дороге неслась рысью четверка исполинских вороных першеронов, запряженных в длинную пустую повозку, в которой он узнал прадедовскую пожарную линейку с фотографии из бабушкиного альбома.

Пристяжные нервно трясли гривами, тревожно звенели колокольчики, бешено крутились спицы колес, и комья снега летели из-под огромных копыт, заволакивая ночное небо белой пылью. А сразу за обочиной зимней дороги, как будто так и должно быть, безмятежно темнели до горизонта лоскутные рисовые поля и сочно блестели в свете луны кожистые листья пальмовых метелок.

Линейка нагнала вагон, и Слава увидел, что ею правит краснолицый усатый человек в блестящей пожарной каске. Высокий медный гребень делал его похожим на возничего римской боевой колесницы. Прадед собственной персоной. Брандмейстер Серафим Иваныч Танюшкин.

Старший родственник увидел Славу и привстал на козлах, слегка натягивая поводья. Кони всхрапнули, и их тревожный храп вместе с морозным воздухом ворвался в сонную духоту спящего вагона. Повозка чуть замедлила ход и теперь неслась вровень с окном в нескольких метрах от Танюшкина.

Прадед что-то крикнул, но Слава его не услышал, только заметил, как зашевелились густые усы и блеснули крупные зубы. Танюшкин виновато пожал плечами. Тогда человек в каске рассердился на его непонятливость и взмахнул большой жесткой ладонью, будто желая перерубить поезд напополам.

«Бере… гись!» – Танюшкину показалось, что он с трудом, но сумел разобрать движения прадедовских губ.

Четверка вороных рванула вперед и, забирая правее, пошла наперерез составу. Слава зажмурился от ужаса, а когда открыл глаза, линейка исчезла, и только из окон с противоположной стороны поезда, откуда-то издалека доносилось удаляющееся ржание исполинских першеронов. Ледяной порыв ветра пронесся по вагону, забираясь под рубашку. Танюшкин заворочался от холода и проснулся.

Вспомнив, что у него есть свитер, он сонно пошарил рукой в поисках сумки. К его удивлению пальцы ухватили воздух. Еще не веря в случившееся, он разлепил глаза и заглянул под полку. Пусто! С него разом слетели остатки сна, и он мгновенно забыл обо всех предостережениях.

Украли!

Cумка с надписью «Спорт» и два тяжеленных рюкзака девчонок исчезли, словно сквозь землю провалились. Танюшкин взвыл.

Да когда же это кончится!

Его приглушенная ругань, размахивание руками и топтание на месте привлекли внимание других пассажиров, и с соседних полок свесились черноволосые головы.

Очень скоро к любопытным присоединились разбуженные Марианна с Дашей. Некоторое время они с удивлением наблюдали за беснующимся Танюшкиным. Зато потом, когда девушки поняли, что случилось, их вопли перекрыли все остальные звуки в вагоне.

Через минуту вокруг потерпевших иностранцев собралась толпа сочувствующих. Худой как щепка Раджив, которого они вчера угощали печеньем, похлопал Танюшкина по плечу маленькой ладошкой и, смущенно улыбаясь, пробормотал что-то утешительное.

При совместном подведении итогов печального происшествия выяснилось, что путешественники лишились багажа, билетов и всех денег Марианны и Даши, которые девушки по совету Танюшкина спрятали на дне «неподъемных» рюкзаков. Уцелели только паспорта, телефон Марианны и тонкая пачка рупий, которую Танюшкин сунул в задний карман джинсов.

Не приходилось сомневаться, что куча вещей, добросовестно собранных путешественницами по найденному в интернете списку, привела их новых владельцев в настоящий восторг.

Дальше все хуже и хуже. Воров и след простыл, но, как водится, виновный нашелся. Минут через десять Марианна перестала выражать возмущение вслух и снизошла до личного общения с Танюшкиным. Надо сказать, особой радости это ему не принесло.

– Знаете, Вячеслав, – со дня вчерашнего знакомства она продолжала называть его Вячеславом и как-то все не выходило ее поправить, – благодаря вашей дурацкой идее засунуть деньги и билеты в рюкзак у нас нет ни денег, ни билетов! И телефона тоже нет. А мне нужно постоянно быть на связи с офисом!

– Ну телефон-то ваш остался… – растерялся от ее напора Танюшкин.

– А что толку от телефона, если он разряжен! – проигнорировала она его жалкую попытку. – Вот скажите, зачем нужно было убирать все наши деньги в рюкзак?

– Так я думал подальше спрятать, а то у вас карманы маленькие, положить некуда… – смущенно бубнил красный Танюшкин.

– Знаете, Вячеслав, – дался ей этот Вячеслав! – вы только и делаете, что оправдываетесь! – припечатала она. – Извините, конечно, но, попади вы ко мне в управление, я бы вас немедленно уволила!

– Ну видите, как хорошо, что я не в вашем управлении, – вымученно улыбаясь, попытался отшутиться Танюшкин.

Уж что правда, то правда! В ее банке ему делать нечего. Неизвестно почему, но он сильно робел в присутствии этой строгой женщины. Как будто перед бывшим начкаром. Вот и сейчас не знал, куда деть руки, под ее негодующим взглядом.

– Первый раз за месяц спала как убитая – и нá тебе! – раздосадованно сказала она и ткнула в Танюшкина пальцем. – Лучше бы эти воры вас с собой утащили, а зарядку для телефона оставили!

Марианна еще что-то выговаривала ему, упрекала, но Слава внезапно завис, выпал из реальности.

Словно выключили звук, и он потрясенно наблюдал, как шевелятся красиво очерченные губы, хмурится высокий чистый лоб, темные брови грозно изгибаются, из-под длинных пушистых ресниц летят в него жгучие сверкающие искры… Такая красивая и такая… Слово вертелось на языке, но он не решился его произнести даже про себя.

«А все-таки здорово ехать вместе с ней рядом – и неважно куда!» – мелькнула совсем уж неожиданная мысль. – Да ладно, Мариан!

Спасибо Даше, что вступилась за него. Хорошая девчонка.

– Если бы не Слава, мы бы вообще не сели в этот дурацкий поезд!

Умела бы молчать, цены бы ей не было.