Читать книгу Собрание сочинений. Том восьмой - Сергий Чернец - Страница 10

Собрание сочинений
Н. В. Гоголь
Идейный кризис.

Оглавление

В народе, о котором и писал, Гоголь видел определяющую силу исторического развития. И об этом у Гоголя написано очень созвучно сегодняшней обстановке в «новой России» (по общественному строю). Это видно в описании кипящей «меркантильности», полном тонких наблюдений:

«В движении торговли, (в движении) ума (хитрости), везде, во всем он (герой повести) видел только напряженное усилие новости. Один силился перед другим, во что бы то ни стало, взять верх, хотя бы на одну минуту…. Книжная литература прибегала к картинкам и типографской роскоши, чтобы привлечь к себе внимание. (сегодня этим занимается телевидение, реклама СМИ, интернет). Странностью неслыханных страстей, уродливостью исключений из человеческой природы» – пишет Гоголь – «силились и повесть, и роман овладеть читателем. Все, казалось, нагло навязывалось и напрашивалось само – без зазыва, как непотребная женщина, ловящая человека ночью на улице; все, одно перед другим, вытягивало повыше свою руку, как обступившая (человека) толпа надоедливых нищих».

(Так бизнесмены обступают сегодня человека – сотни фирм тянут руки, окружив человека со всех сторон: страховщики, ЖКХ, Газпром, Горсвет и т. д.)

«В самой науке – далее пишет Гоголь, – в ее одушевленных лекциях, которых достоинство не мог он не признать (как и сегодня инновации, нанотехнологии), теперь ему (герою) стало заметно – везде (только) блестящие эпизоды, – и нет торжественного, величавого течения всего целого (нет взаимосвязывающей идеи общества)».

Это написал Гоголь в повести «Рим», напечатанной почти одновременно с публикованием первого тома «Мертвых душ».

Опираясь на зарисовки отдельных сторон жизни, писатель (Гоголь) пытается охарактеризовать особенности нации (народа):

«И увидел он (герой), наконец, что при всех своих блестящих чертах, при благородных порывах, при рыцарских вспышках, вся нация (народ) – была что-то бледное, несовершенное, легкий водевиль, ею порожденный. Не почила в ней величественно-степенная идея. Везде (только) намеки на мысли, и нет самих мыслей, везде полустрасти и нет страстей. Все неокончено, все (только) намётано, набросано с быстрой руки, вся нация (народ) – (как) блестящая виньетка, а не картина великого мастера».

Страшная картина. В Российском народе мы можем видеть сегодня явное совпадение того, что писал еще в 1840-вых годах Н.В.Гоголь.


Если отдельные картины жизни в произведении Гоголя были правдивы, то общие выводы оказывались немного сложными. Монархия не могла решить вопросы, стоящие перед «нацией». Но Гоголь не превращался в художника, творящего бессознательно, вопреки своему мировоззрению.

Н. Г. Чернышевский, еще в 50-х годах прошлого 19 века, замечательно ответил всем тем, кто пытался отгородить стеной (отделить) творчество писателя от его мировоззрения:


«Мы не вздумаем оправдывать его избитою фразою, что он, дескать, был художник, а не мыслитель: недалеко уйдет тот художник, который не получил от природы ума, достаточного для того, чтобы сделаться и мыслителем. На одном таланте – недалеко уедешь; а деятельность Гоголя была, кажется, довольно блистательная, и, вероятно, было у него хотя бы столько ума, сколько найдется у каждого из нас, так прекрасно рассуждающих о вещах, на которых запнулся Гоголь».

А в конце статьи – «Сочинения и письма Н. Г. Гоголя», откуда взято приведенное высказывание, Чернышевский заявлял:

«Да как бы то ни было, – великого ума и высокой натуры человек – был тот, кто первый представил нас (самих) – нам (же самим) в настоящем нашем виде, кто первый научил нас – знать наши недостатки и гнушаться ими». Это и был Гоголь, можем мы добавить.

Он видел нарастание социальных противоречий в обществе. Следил за социальной жизнью со всем вниманием и показывал эти противоречия.

«Вопросы на вопросы, возражения на возражения – казалось, всякий из всех сил топорщился: тот грозил близкой переменой вещей и предвещал разрушение государству, всякое, чуть заметное, движение камер (контор) и министерства разрасталось в движение огромного размаха между упорными партиями и почти отчаянным криком слышалось в журналах. (Тогда не было еще телевидения, которое сегодня у нас „криком кричит“ обо всяких бесчинствах министерств и контор власти). Даже страх чувствовал итальянец (простой) читая их, думая, что завтра же вспыхнет революция, как будто в чаду – выходил из литературного кабинета».

Это писал Гоголь в повести «Рим» об Италии. Но у нас, что мы видим сегодня – повторение, точь-в-точь, той же самой обстановки.


Подчеркивая глубину социальных конфликтов, характеризующих буржуазное общество того времени, Гоголь отмечал, в качестве важнейшей его особенности – тот упадок духовной культуры, который порождается господством принципов расчета и прибыли.

«Как низки казались ему (герою повести) … нынешние мелочные убранства, ломаемые и выбрасываемые ежегодно беспокойною модою, – этим странным, непостижимым порождением 19 века, перед которым безмолвно преклонились мудрецы, губительницей и разрушительницей всего, что колоссально величественно и свято. При таких рассуждениях невольно приходило ему на мысль: не оттого ли сей равнодушный хлад (холод), обнимающий нынешний век, и торговый, низкий расчет, ранняя притупленность еще не успевших развиться и возникнуть чувств?!».

И потом, через несколько лет после опубликования повести «Рим», Гоголь отмечал, что в жизни европейских стран обнаруживаются – «такие разрушающие, такие уничтожающие начала, что уже – даже трепещет в Европе всякая мыслящая голова и спрашивает невольно: где наша цивилизация? И стала европейская цивилизация – призрак!».


Гоголь будто предвидел сегодняшнее время, о котором, если в красках описать, надо будет сказать еще более жестко:

«Культуры нет вообще. Ибо всякое развращение чувств: насилие, убийство – принято за культуру. Умирающий человек – упади он без чувств на улице – будет лежать незамеченный проходящими сотнями людей (никто не удосужится помочь). Целомудрие любви почитают за атавизм. Раздевание же прилюдно – приравнено к искусству, передача есть такая – „голые и смешные“. А до брака женщине необходимо перебрать до нескольких мужчин: проверить совместимость в сексе! Ужас. Секс стал „индустрией культуры“ – нонсенс!»

А Гоголь еще верил в Россию, верил и обращался к дворянству.

«Дворяне, – заявлял Гоголь, – могут и должны сделать великое дело,… Воспитавши вверенных им крестьян таким образом, чтобы они стали образцом этого сословия для всей (развращенной) Европы, потому что теперь не на шутку задумались многие в Европе над древним патриархальным бытом, которого стихии исчезли повсюду, кроме России, и начинают гласно говорить о преимуществах нашего крестьянского быта, испытавши бессилие всех установлений и учреждений нынешних, для их улучшения».

В последнем своем произведении «Выбранные места из переписки…» Гоголь рассматривал общественные проблемы с другой точки зрения. Тут в перелом, в кризис идей своих, – он ставит во главу угла религиозно-нравственное освещение социальных явлений. Православная Церковь для Гоголя – тут, – носитель единства, стройности и социального мира. Подлинные результаты, с точки зрения Гоголя, должно дать очищение души от греховных побуждений и соблазнов, проповедь всеобщего примирения. Отсюда возникает и новый взгляд на сатиру, противоречащий тем воззрениям писателя, которые раньше он утверждал в своей критике общества – в «Ревизоре», в «Мертвых душах»:

«Сатирой ничего не возьмешь, – говорит Гоголь, – простой картиной действительности, оглянутой глазом современного светского человека, никого не разбудишь: богатырски задремал нынешний век».

Но даже и в «Выбранных местах» отчетливо проявилось восприятие Гоголем того внутреннего разложения, которое переживал старый порядок. В статье «Занимающему важное место» – Гоголь заявлял о том, что – «завелись такие лихоимства, которых истребить нет никаких средств человеческих. Знаю и то, что образовался другой незаконный ход действий мимо законов государства и уже обратился почти в законный (взяточничество), так что законы остаются только для вида».

Так пророчески к нашему времени говорил Гоголь о России 19 века. Мы же – возвращаемся к тому забытому во времени устройству общества в еще более изощренном виде.

«Россия, точно (как будто) несчастна… несчастна от грабительств и неправды, которые до такой наглости не возносили свой рог…».

Гоголь говорит о вихре – «возникнувших запутанностей, которые застенили (заслонили) всех (людей) друг от друга и отняли почти у каждого простор делать добро и пользу истинную своей земле. При виде повсеместного помрачения и уклонения от духа земли своей, при виде, наконец, этих бесчестных плутов, продавцов правосудия и грабителей, которые, как вороны, налетели со всех сторон клевать еще живое наше тело и в мутной воде ловить свою презренную выгоду».

Какого еще лучшего пророчества желать и ждать!

Н. В. Гоголь, освещая свой творческий путь, заключал утверждение неразрывной связи художественного творчества с действительностью:

«Предмет у меня был всегда один и тот же: предмет у меня был – жизнь, а не что другое. Сама жизнь подсказывала новые художественные образы, их нельзя создать умозрительно, их нельзя выдумать».

И в это же время Белинский писал о литературе, что ей присуща громадная роль:

«Только в одной литературе, несмотря на татарскую цензуру, есть еще жизнь и движение вперед. Вот почему звание писателя у нас так почетно…»

В этом смысле важное значение имеют суждения Гоголя относительно «нынешнего состояния общества»:

«Все более или менее согласились – писал он в своей „Авторской исповеди“, – называть нынешнее время переходным. Все, более чем когда-либо прежде, ныне чувствуют, что мир в дороге, а не у пристани, не на ночлеге, не на временной станции или отдыхе».

Вот и сегодня эти слова Гоголя очень актуальны. Современный мир нисколько не продвинулся с того времени, когда о нем говорил Гоголь. Ничего не изменилось. Мы куда-то шли-шли – и пришли в тупик. А потом опять возвращаемся назад быстро, как с горки скатываемся опять в 19 век. Это точно, ведь стоит только почитать «Ревизора» – и мы увидим, что и сегодня все чиновники подобны тем, как их изобразил Гоголь, – и взяточники есть, недотепы, лизоблюды и прочь. А почитать «Мертвые души» – так весь срез нашего общества сегодняшнего – там, и мы увидим, что у нас и Плюшкиных хватает, и Маниловых, и Коробочек, и прочих.


К тому же о творческом методе Н. В. Гоголя. В подтверждение того, что он писал «правду и только правду», как клятва перед судом истории.

В письме к Жуковскому он писал:

«Искусство должно выставить нам на вид все доблестные народные наши качества и свойства, не выключая даже и тех, которые, не имея простора свободно развиваться, не всеми замечены и оценены так верно, чтобы каждый почувствовал их и в себе самом и загорелся бы желанием развить и возлелеять в себе самом то, что им заброшено и позабыто».


В постоянном и пристальном изучении действительности писатель видел истинный источник творчества, основу для создания реалистических художественных образов.


«Это полное воплощение в плоть, это полное округление характера совершалось у меня только тогда, когда я заберу в уме своем весь этот прозаический существенный дрязг жизни, когда, содержа в голове все крупные черты характера, соберу в то же время вокруг него все тряпье до малейшей булавки, которое кружится ежедневно вокруг человека, – словом, когда соображу всё от мала до велика, ничего не пропустивши».


Характеризуя новые требования, предъявляемые временем и жизнью к драматургии, писатель указывал в «Театральном разъезде»:


«Вообще, ищут частной завязки и не хотят видеть общей. Люди простодушно привыкли уже к этим беспрестанным любовникам, без женитьбы которых никак не может окончиться пьеса. Конечно, это завязка, но какая завязка? – точечный узелок на уголочке платка. Нет, комедия должна вязаться сама собою, всей своей массою в один большой, общий узел. Завязка должна обнимать все лица, а не одно или два, – коснуться того, что волнует, более или менее, всех действующих лиц».


Художественный тип в понимании писателя заключает в себе широкое содержание, отражая особенности жизни, психологии различных слоев и групп общества.

Отвергая обращение к идеальным, немощным героям, так же как и ко всякого рода стереотипам, Гоголь заявлял:


«Право, пора знать уже, что одно только верное изображение характеров не в общих вытверженных чертах (заключается), но и в их национально вылившейся форме, поражающей нас живостью – так, что мы говорим: „Да это, кажется, знакомый человек“ – только такое изображение приносит существенную пользу».

Например, рисуя Ноздрева, Гоголь отмечал:

«Он везде между нами и, может быть, только ходит в другом кафтане, но легкомысленно-непроницательны люди – и человек в другом кафтане уже кажется им другим человеком»

А в главе о Коробочке Гоголь пишет:

«Иной и почтенный, и государственный даже человек, а на деле выходит совершенная Коробочка».


Признавая неоправданной, вредной идеализацию действительности писатель направляет свое внимание на освещение того, что «нас окружает», он раскрывает повседневные, нередко малоприметные явления жизни.

Важную роль играет сюжет.

Сюжет в произведениях Гоголя всегда выполняет органичную роль. Сюжет вполне закономерен и органичен, если он способствует выявлению существенных, характерных черт жизненных явлений.

Сюжеты «Тараса Бульбы» и «Ревизора» отличаются один от другого по внутренней структуре, но они органично отражают жизненные пороки.

Стремясь полнее воплотить типические черты характеров, Гоголь прибегает нередко к «чрезвычайному» событию, как движущему началу сюжетного развития. В основе сюжета «Ревизора» лежит «чрезвычайное» событие. И эта «чрезвычайность» как раз и помогает глубже выявить социально-психологический облик комедии. А «совершенно невероятное» событие в «Женитьбе» ярко освещает характеры героев и через это событие «необычайное» – острее вскрывается пошлое и косное в этом классе общества.

По твердому убеждению писателя – чем глубже характер, тем ощутительней, тем «осязательней нужно выставлять его перед читателем, а для этого: «нужны все те бесчисленные мелочи и подробности, которые говорят, что взятое лицо действительно жило на свете».

Эти подробности Гоголь отбирал с поразительным мастерством. Каждая деталь, которую использует писатель, всегда необычайно «весома», колоритна, приближает нас к пониманию героя, его поведения и психологии. Обладая большой выразительностью, она врезается в сознание читателя. Потому все произведения Гоголя популярны до сих пор среди нашего российского народа.

Конец.

Собрание сочинений. Том восьмой

Подняться наверх